В старые времена все было, еще до цифровой экономики, до обнуления, до пиздеца.

 

Бранила Маргарита Ивановна Федора Михайловича. Люто бранила. До слёз. Жили они к тому времени гражданским брачным союзом уже пять лет, пять месяцев, пять  недель и пять дней. А часов неизвестно сколько. Часов никто не считал тогда. Считалось, что мол, счастливые часов не наблюдают. Дикие люди были.

 

И все время, все эти прожитые годы, месяцы, недели, дни и часы не удавалась Федору Михайловичу убедить Маргариту Ивановну в любви своей неземной к ее персоне. А ведь умный был человек, газеты читал, книги сочинял, радио слушал и знал что баба не человек. А всё одно ходил он вокруг неё да около, в лапоть звонил, слова любви придумывал. Бывало сядет, пригорюнится, потом всхлипнет, слезу потерявшуюся в бороде найдет и съест. Соседи сразу понимали - про любовь свою неразделенную думает. И знали - в такие часы лучше к Федору Михайловичу не подходить. Мог смельчака словом обидеть или делом. Кому как.

 

И вот однажды он решился. 

Сунул за пояс расписную кувалду с бубенцами, собрал всё свое мужество в кулаки, упал на колени перед Маргаритой Ивановной и говорит ей, что жизни без нее нет, что любит до усрачки, ночью бредит имя милое шепчет, на рояле не играет, джаз не слушает, Пелевина не читает, но осуждает, мангольд с утра не ест и дневники писателя писать не может. Во как мужчину прижало!

 

 И вообще, - всхлипывал Федор Михайлович, указуя тонким, нервным своим перстом вверх и на северо-запад - скоро придет  Большая Пизда, потому что Кали-юга это центрефуга, а для того штоп с круга не сойти, надо всем держаться друг за друга на отшибе Млечного Пути. Вощем, если на русский с русского перевести, прямо намекал на обнимашки и чтобы весело поебаццо задорно потрахаццо  

 

Но как не старался Федор Михайлович, как не юлил, как итальянскими словами не жонглировал, а только всё слышал в ответ одно и тоже:

- Вот у всех мужики как мужики! По бабам таскаюца, с соседями бухают! А этот чего? Тилихента из себя строит, во дворе сидит, табуреты делает, листы бумажные чернилами марает. Иноагент фуев. Сколько денег на перья извел, не счесть. Все пишет и пишет. Свалился на мою голову. И ведь вижу, вижу по глазам - задумал чего-то! Задумал! Не любит меня и не признается, а только следующей ложью ложь прошлую ложь усугубляет. Вот опять, только вчера приперся - два дня дома не был, инопланетяне его, видите ли, похитили. Опыты над ним, видите ли, ставили. Еще железок полную жопу напихал, содомит проклятый. Остальные мужики как мужики, а ты... а ты...

 

Федор Михайлович в это время не слышал ее. Он сидел в сарае. Отложив  в сторону стопку бумажных листов исписанных мелким не совсем каллиграфическим почерком. На верхнем листе значилось "Братья Карамазовы", Книга седьмая "Алеша" и не обращая внимания на отвлекающий от дел белый шум снаружи, Федор Михайлович сосредоточенно вытаскивал плоскогубцами из задницы нанокибербио антенну. Вытаскивал и думал, как он будет из руки микрочип доставать. Не Дмитрий Медведев чай. Не председатель правительства. Ни докторов кремлевских под боком, ни домика для уточки в саду, ни дворца в Сочи. А ежели самому делать, то секатором больно, а щипцы для бровей Маргарита Ивановна всяко не даст.

 

Миру мур вам, земляне. Обращайтесь, если вдруг что. Мы вам поможем.