На солнечном пляже в июне

В своих голубых пижама

Девчонка — звезда и шалунья —

Она меня сводит с ума.



Под синий berceuse океана

На желто-лимонном песке

Настойчиво, нежно и рьяно

Я ей напеваю в тоске:



«Мадам, уже песни пропеты!

Мне нечего больше сказать!

В такое волшебное лето

Не надо так долго терзать!



Я жду Вас, как сна голубого!

Я гибну в любовном огне!

Когда же Вы скажете слово,

Когда Вы придете ко мне?»



И, взглядом играя лукаво,

Роняет она на ходу:

«Вас слишком испортила слава.

А впрочем... Вы ждите... приду!..»



Потом опустели террасы,

И с пляжа кабинки свезли.

И даже рыбачьи баркасы

В далекое море ушли.



А птицы так грустно и нежно

Прощались со мной на заре.

И вот уж совсем безнадежно

Я ей говорил в октябре:



«Мадам, уже падают листья,

И осень в смертельном бреду!

Уже виноградные кисти

Желтеют в забытом саду!



Я жду Вас, как сна голубого!

Я гибну в осеннем огне!

Когда же Вы скажете слово?

Когда Вы придете ко мне?!»



И, взгляд опуская устало,

Шепнула она, как в бреду:

«Я Вас слишком долго желала.

Я к Вам... никогда не приду».