Главный научный сотрудник отде­ла теоретической физики ГНЦ РФ «Институт физики высоких энер­гий».

Выдающийся физик, трижды Герой Соцтруда (такие почести выпадали разве что генсекам), изобретатель водородной бомбы - он превыше всего в своей жизни ценил правду. А когда он осознал сам и рассказал другим всю правду об опасности гонки ядерных вооружений и потребовал у руководства страны прекращения ядерных испытаний, то узнал на себе всю тяжесть карательной машины. Лишённый всех наград и льгот (лишь Академия наук не поддалась нажиму и оставила его в своих рядах), Андрей Дмитриевич остался верен себе и стал защитником мира и прав человека, подняв это негласное звание на недосягаемую высоту. Вот как вспоминал (в газете «Ускоритель» в 1991 г.) об этой его ипостаси человек, много лет его знавший - физик ИФВЭ Семён Соломонович Герштейн:

   В отмеченный выше день 1989-го на 68-м году жизни сердце Сахарова остановилось.

21 мая - день рождения Сахарова

    Своими воспоминаниями о встречах с этим удивительным человеком   поделился   в  нашей беседе известный физик-теоретик, член-   корреспондент РАН, главный     научный сотрудник Государственного   научного центра "Институт физики   высоких  энергий" (г. Протвино   Московской области), профессор Семен Соломонович   Герштейн (см.) :

   С Андреем Дмитриевичем Сахаровым мне довелось познакомиться в 1963 году, когда я  готовил к защите свою докторскую диссертацию. Дело в том, что в это время мои работы в  какой-то степени продолжали то, что делал он в области физики элементарных частиц. Наверное, именно поэтому мой учитель, Яков Борисович Зельдович, предложил, чтобы Андрей Дмитриевич стал моим оппонентом на защите докторской диссертации. Разумеется, я не возражал, хотя и сомневался, что столь  занятый человек может найти время для своего участия в этом деле. Тем не менее текст диссертации через Якова Борисовича "ушёл" к Сахарову. А дальше последовала и личная встреча, причем не могу не заметить, что некоторые обстоятельства этой встречи меня просто поразили. Я ведь раньше никогда не встречался с Андреем Дмитриевичем и даже никогда не видел. И вот во время очередного собрания в Академии наук ко мне подошел товарищ по курсу, затем ставший академиком, Борис Борисович Кадомцев, и сказал: "Слушай, тебя разыскивает Сахаров, пойдем, я тебя познакомлю".

Познакомились просто, обменявшись рукопожатиями. Я думал, что Андрей Дмитриевич захочет, чтобы я начал ему рассказывать о диссертации, поскольку полагал, что у него могло не хватить времени для того, чтобы прочитать текст. К моему удивлению, Андрей Дмитриевич сразу же вытащил из портфеля готовый отзыв на диссертацию, уже отпечатанный на машинке в трех экземплярах. Оказалось, что Андрей Дмитриевич самым замечательным образом все прочел, сделал замечания, в том числе критические, и все прочее... Он приехал затем и на защиту. Вот эта его серьезность, я бы сказал, глубокая порядочность, проявлялись в отношении к любому делу, которым он занимался.

В дальнейшем я имел с Андреем Дмитриевичем различные контакты. Когда оказалось, что некоторые теоретические работы по мюонному катализу могут действительно иметь практическое значение, он очень радовался. Нам с коллегами в свое время удалось вставить в публикацию ссылки на его неопубликованный отчет, и поэтому он стал известен. А потом, уже после кончины Андрея Дмитриевича, мы нашли этот отчет и напечатали полностью. После его возвращения из горьковской ссылки мы не раз встречались, обменивались и научной, и личной информацией.

В частности, где-то в мае 1988 года Андрей Дмитриевич заинтересовался, какая ожидается физика на УНК (ускорительно - накопительном комплексе в Протвино, сооружение которого в конце 80-х годов являлось крупнейшей научной стройкой страны - Г.Д.). Он вообще намеревался сосредоточить свои научные интересы в тематике, близкой нашему институту - в физике высоких энергий и ранней космологии. Я ему сказал:" Вот приезжайте и посмотрите своими глазами, что мы затеваем". Ответом было: "Хорошо". Но сразу же организовать визит не удалось из-за начавшихся событий в Карабахе, к которым Андрей Дмитриевич не мог отнестись как-то иначе, чем так, как ему было свойственно...

   Но тем не менее он успел побывать у нас. В августе 88-го, когда  повсеместно начались отпуска, Андрей Дмитриевич вместе с Еленой  Георгиевной приехал отдыхать в Протвино на своем видавшем виды  "жигуленке" - кстати, ему что-то там ремонтировали у нас, вот такая  неожиданная память осталась... Сразу же по приезду - на следующий  день, - Андрей Дмитриевич сказал, что обязательно хочет тут же  заплатить за проживание в гостиничном коттедже. Хотя я и говорил,  что они - гости Института, которые обычно не платят, он настоял на  своём. По нашим обычным представлениям, гостям предоставляется  также возможность получать готовые обеды или продукты для  приготовления еды, но Андрей Дмитриевич категорически отказался  от "спецобслуживания", и они вместе с Еленой Георгиевной обедали  в нашей городской столовой "Здоровье". Многие горожане даже не  замечали, кто вместе с ними "столуется" в нашем общепите... Как-то  один из знакомых, работавших ранее в Арзамасе, спросил у меня :  "Неужели здесь Сахаров? Я видел в столовке человека, чрезвычайно  похожего на Андрея Дмитриевича". Впрочем, такие наблюдения  можно было сделать и на городской улице, и в поле, и возле речки, но     подавляющую часть времени Андрей Дмитриевич провел в  институте.   Он работал.

    Буквально на равных с работниками ИФВЭ Андрей Дмитриевич   ходил в Институт на целые рабочие дни. Он "облазил" все лаборатории   и подразделения, и не только физические. Он осматривал экспериментальные установки и выспрашивал все о программе исследований, в том числе на будущем ускорителе. И не только "чистая наука" занимала его - он живо заинтересовался разработками наших специалистов в области сверхпроводящих магнитов, в электронике, обратил внимание на компьютерную связь, которая только-только у нас появилась. Я помню - спустя некоторое время, когда в отделении ядерной физики РАН зашла речь о том, что нужна современная компьютерная связь, что мы катастрофически здесь отстаем, Андрей Дмитриевич неожиданно сказал: "А в ИФВЭ я уже видел работающую компьютерную связь, надо не ждать, а делать."

    В своих воспоминаниях Андрей Дмитриевич оставил некоторые  заметки о пребывании в Протвино. В частности, он заметил, что  строящийся здесь ускоритель может иметь  большое будущее, конкретно -  в изучении неразгаданных пока особенностей кваркового строения  элементарных частиц, для чего нужны сверхвысокие энергии.

   К  сожалению, ход дальнейших событий в стране оказался  неблагоприятным для эффективного развития фундаментальных  исследований, и сегодня мы все еще не имеем машины для самых  современных физических исследований... Говоря о человеческих  качествах Сахарова, хотел бы добавить следующее.

 В Андрее Дмитриевиче меня всегда поражала готовность  выслушать чужое мнение, даже если оно и противоречило его  собственной позиции. Он всегда старался найти в возражениях  оппонента какое-то рациональное зерно, а если приводимые  аргументы были достаточно убедительны - он соглашался в споре,  не "давил авторитетом". К сожалению, особенно когда дело касалось  политических проблем, другая сторона в споре поступала иначе,  часто даже не пытаясь вникнуть в суть сахаровских предложений.  Если вспомнить известное "письмо Сахарова" от 1968 года, после  которого Андрея Дмитриевича и начали, мягко говоря, "ругать" - на  мой взгляд, на самом деле оно было лучшей защитой социализма, провозглашаемого тогда в нашей стране, да и самой страны. Андрей Дмитриевич видел на много шагов вперед, чувствовал тенденции, и если бы тогда к изложенному в письме отнеслись серьезно, мы не имели бы тех бед, которые мы имеем сейчас. Его мысли о сокращении военных расходов, о мирном сосуществовании, о конвергенции, об интеллектуальной свободе, о правах человека многим казались какой-то "маниловщиной", фантазиями, а на самом деле он видел и предлагал то, что затем стало очевидным для всех.

Почему его иногда было трудно понимать? В дискуссиях, в научных диспутах он был чрезвычайно быстр в своих рассуждениях, мог сразу несколько логических звеньев как бы "перескакивать", а собеседнику уже потом приходилось всю цепочку достраивать, чтобы прийти к тому же результату. Вот так же и в политике его мысль была опережающей время - в письме он не только предсказал грядущую перестройку, но и опасности, ей сопутствующие. В частности, Андрей Дмитриевич указал на необходимость сохранять управление процессами, идти достаточно медленно, как говорят физики, "адиабатически". Тогда, в шестидесятых, Андрей Дмитриевич полагал, что таким управляющим механизмом может остаться КПСС, если будет действовать сознательно и по научным рецептам, без монополизма на истину.

Кстати, можно заметить, что физики понимают общественную политику несколько иначе, чем "не физики". Так, в физике больших систем, состоящих из множества составляющих, действует принцип Ле-Шателье, заключающийся в том, что при внешнем воздействии в большой системе возникают процессы, препятствующие этому воздействию. Так что всякое реформирование надо вести с учетом неизбежного "торможения". И второе - если система находится в неравновесном состоянии, как перегретая жидкость, и если переход в устойчивое состояние совершается адиабатически, то производимая работа максимальна. А если переход совершается хаотически - все уходит в нагревание среды. Именно с этой точки зрения, как мне кажется, Андрей Дмитриевич настаивал на достаточно медленных изменениях. Но в то же время он подчеркивал - изменения должны быть кардинальными, они просто должны быть. Чрезмерно осторожный подход к реформам Горбачева Андрея Дмитриевича явно не устраивал, и своими заявлениями, своим проектом Конституции он явно хотел добиться продвижения вперед, как бы прокладывал маршруты.

И что особенно важно отметить, твердость и непреклонность в отстаивании своей линии по вопросам, которые представлялись Андрею Дмитриевичу важными, удивительным образом сочетались с уважением к оппонентам, даже если они были просто враждебны по отношению к нему. Вот один такой публичный пример. Выступая на одном из предвыборных митингов в Москве, он начал фразу: "Каждый честный человек сознает...", но тут же поправил себя: "...простите, надо сказать - каждый прогрессивный человек, ведь я не имею оснований для обвинений в нечестности тех, кто мыслит иначе...".

Вот таким был этот Человек, свой последний в жизни отпуск проведший в тихом подмосковном городке у речки Протва.

Результаты, во-первых, вызвали большой интерес и сейчас активно обсуждаются специалистами, а во-вторых, получены они были с активным участием российских физиков - как из ИФВЭ, так и из некоторых   других научных центров нашей страны. Но об этом втором моменте на   семинаре в Батавии не говорили, поскольку в этой нынешней   "физической Мекке" считается само собой разумеющимся, что в   крупных экспериментах задействованы многие сотни ученых из   десятков стран, так что выделять чей-то отдельный вклад не принято -   все делают одно общее дело. Но для наших физиков с учетом   периферического (в смысле финансирования) положения, которое занимает   сейчас отечественная наука, этот момент весьма чувствителен. Так что   рассказ не только о сути дела, но и о вкладе российских ученых будет,   видимо, вполне уместным. 

   Современная физическая картина мира с наибольшей глубиной и достоверностью описывается сейчас так называемой "Стандартной Моделью" - СМ. Согласно ей, всё многообразие природы построено из фиксированного набора фундаментальных частиц: 6 лептонов и их античастиц (6 антилептонов), 6 кварков и соответствующих антикварков, глюонов, фотонов, заряженных W-бозонов, нейтральных Z-бозонов и частиц Хиггса. Окружающее нас вещество состоит из электронов, относящихся к лептонам, и двух видов кварков (обозначаемых индексами "u" и "d" - "верхний" и "нижний"). Из этих кварков составлены протоны и нейтроны, а из них - ядра всех элементов хорошо известной всем Периодической системы Менделеева. Весьма многочисленен класс ядерно-активных мезонов - это так называемые "связанные состояния", составленные из кварка и антикварка, но время их жизни ничтожно мало - не более миллиардных долей секунды.

  Хотя все полученные до настоящего времени экспериментальные данные не противоречат предсказаниям СМ, большинство ученых не считает её "истиной в последней инстанции". Она рассматривается в качестве "низкоэнергетического приближения" к более общей теории, которая, возможно, будет иметь меньшее число фундаментальных частиц и объединит все виды взаимодействий, включая стоящее за рамками СМ гравитационное взаимодействие. Поэтому изучение новых явлений, подтверждающих или, напротив, опровергающих СМ, - другая первоочередная задача физики, прежде всего в исследованиях на современных ускорителях. В том числе и на тэватроне , в котором осуществляются столкновения встречных пучков протонов и антипротонов при энергиях порядка триллиона электрон-вольт (или 1 Тэв, откуда и "тэватрон").

   Здесь в одном из экспериментов под названием "DZero" ("Д-ноль", или "Д0" в русской аббревиатуре) физики взялись за изучение так называемых осцилляций нейтральных Вs-мезонов. Это процесс, в ходе которого происходит самопроизвольный переход Вs-мезона, представляющего собой связанное состояние s-кварка и b-антикварка, в анти-Вs-мезон, составленный из s-антикварка и b-кварка, и затем - наоборот. То есть осцилляции представляют собой череду взаимопревращений материи в антиматерию. Согласно представлениям Стандартной модели, такие переходы возможны только за счет слабого взаимодействия между кварками путем обмена W-бозонами.

    Вообще говоря, осцилляции нейтральных мезонов не являются новым,   неизвестным явлением. Впервые они были исследованы для К-мезонов,   около двадцати лет назад - для Вd-мезонов, состоящих из d-кварков и b-   антикварков, а позднее - и для нейтрино. Но все попытки обнаружить   осцилляции для Вs-мезонов оказались безуспешными.  Основная   трудность здесь состояла в том, что частота этих осцилляций,   предсказываемая на основе косвенных данных по Стандартной модели,   должна превышать 15 триллионов переходов в секунду, что в десятки раз   больше, чем для Вd-мезонов. При этом нужно иметь в виду, что время   жизни самих Вs-мезонов - триллионные доли секунды.

  В первую очередь участники беседы отметили огромный объем работы, проделанной физиками для достижения результата. Достаточно сказать, что за время эксперимента в установке произошло около 100 триллионов протон-антипротонных столкновений, из которых было отобрано всего несколько тысяч событий, важных с точки зрения осцилляции B_s-мезонов. Кропотливый анализ с применением оригинальной методики обработки данных позволил установить, что частота осцилляции с большой вероятностью заключена в диапазоне от 17 до 21 триллиона переходов в секунду. Тем самым получено новое важное подтверждение справедливости СМ.

Согласно первым сообщениям, сами участники эксперимента D0 довольно скромно рассматривают свой результат как первую ласточку , надеясь в ближайшее время значительно улучшить точность измерений. Дело в том, что продолжение опыта представляет исключительный интерес не только с точки зрения проверки СМ и уточнения ее параметров, но, возможно, и для разрешения загадки асимметрии (неравного присутствия) вещества и антивещества во Вселенной. Имеются также заметные шансы на открытие "последнего кирпичика СМ" - частицы Хиггса, что явилось бы настоящим триумфом этой теоретической модели. Так что уже в близком будущем можно ожидать новых интересных сообщений из ФНАЛ.

- Надо сказать, что в этом эксперименте работает крупный интернациональный коллектив физиков из 20 стран мира. Самое большое представительство (не считая, естественно, "хозяев поля" из США) у России - несколько десятков человек. Это не только специалисты из ИФВЭ, здесь также представители дубненского ОИЯИ, московских ИТЭФ и НИИЯФ МГУ, ПИЯФ из Гатчины (Санкт-Петербург). Ими внесен значительный вклад в создание детекторов частиц, которые оказались особенно важными для регистрации осцилляции. Надо иметь в виду, что для этих детекторов помимо их изготовления в России и доставки в США необходимо было также разработать соответствующие программные средства, а затем обеспечить их высокоэффективную работу в эксперименте. Кроме того, была предложена и реализована оригинальная схема обработки и анализа данных, основанная на определении так называемой "функции правдоподобия событий", которая и позволила измерить частоту осцилляции. Так что без всякого преувеличения можно сказать, что именно российские физики (в том числе и работающие ныне за рубежом) в значительной степени определили успех эксперимента.

И, конечно же, нельзя не отметить то, что достижение результата было бы невозможным без эффективной работы всего ускорительного комплекса тэватрона, этой уникальной пока машины для исследований физики частиц.                                   

    Вот на этом месте участники беседы не могли не посетовать по поводу того, что здесь у нас, в Протвино, так и остался незавершенным грандиозный физический проект по сооружению УНК - ускорительно-накопительного комплекса протонов. Как известно, проект начал осуществляться в середине 1980-х годов, но результатом вложения около миллиарда полновесных советских рублей стал лишь гигантский подземный кольцевой тоннель длиной 21 км. Нечто подобное близится сейчас к завершению в Женеве, а ведь, согласно планам, наши ученые могли бы приступить к подобным исследованиям еще в конце 1990-х! Но на создание ускорителя у переходящей на рыночные рельсы страны средств не нашлось.

Так что, вложенный буквально в землю миллиард так и останется невостребованным?

Академик С. Герштейн по этому поводу заметил, что протвинский тоннель - уникальное инженерно-техническое сооружение, он даже превосходит женевский, поскольку имеет сечение в полтора раза больше, а значит - и больше возможностей для реализации ускорительных проектов будущего.

Эту же мысль развил профессор А. Лиходед. Он заметил, что коллайдер LHC стоимостью в 7 миллиардов евро через пару лет уже будет работать, а это значит, что мировой центр физики высоких энергий переместится именно туда, в Западную Европу. И вновь российским физикам придется осуществлять свои замыслы на зарубежных установках. А ведь создание своего ускорителя в уже готовом тоннеле (кстати, его сооружение стоило бы сейчас раз в 10 дороже) могло бы стать для нашей страны, по-прежнему претендующей на статус мировой державы, вполне достойным национальным проектом. Вновь активно заработали бы отечественные научные школы и вновь потянулись бы к нам коллеги из зарубежных лабораторий...