Цитата сообщения Владолия ДОМОВОЙ - как много в этом слове...



Домовой — в восточнославянской мифологии демонологический персонаж, дух дома. Представлялся в виде человека, часто на одно лицо с хозяином дома, или как небольшой старик с лицом, заросшим белыми волосами, и тому подобное. Тесно связан с представлениями о благодетельных предках, благополучием в доме.

От его отношения, доброжелательного или враждебного, зависело здоровье скота. Некоторые обряды, относящиеся к ДОМОВОМУ, ранее могли быть связаны со “скотьим богом” Велесом, а с исчезновением его культа были перенесены на ДОМОВОГО. Косвенным доводом в пользу этого допущения служит поверье, по которому замужняя женщина, “засветившая волосом” (показавшая свои волосы чужому), вызывала гнев ДОМОВОГО — ср. Данные о связи Велеса (Волоса) с поверьями о волосах.

При переезде в новый дом надлежало совершить особый ритуал, чтобы уговорить ДОМОВОГО переехать вместе с хозяевами, которым в противном случае грозили беды. Различались два вида ДОМОВЫХ — доможил (ср. упоминание беса-хороможителя в средневековом “Слове св. Василия”), живший в доме, обычно в углу за печью, куда надо было бросать мусор, чтобы “ДОМОВОЙ не перевелся” (назывался также доброжилом, доброхотом, кормильцем, соседушкой, хозяином, дедушкой), и дворовой, часто мучивший животных (ДОМОВОЙ вообще нередко сближался с нечистой силой). По поверьям, Домовой мог превращаться в кошку, собаку, корову, иногда в змею, крысу или лягушку. По белорус. поверьям, ДОМОВОЙ появляется из яйца, снесенного петухом, которое необходимо шесть месяцев носить под мышкой с левой стороны: тогда вылупляется змееныш - ДОМОВОЙ (ср. Огненного Змея, Василиск). ДОМОВЫМИ могли стать люди, умершие без причастия. Жертвы ДОМОВОМУ (немного еды и т. п.) приносили в хлев, где он мог жить.

Иногда считалось, что ДОМОВОЙ имеет семью — жену (домаха, домовичиха, большуха) и детей. По аналогии с именами женского духа дома (маруха, кикимора) предполагается, что древнейшим названием ДОМОВОГО могло быть Мара. Сходные поверья о духах дома бытовали у западных славян и многих других народов.

СЛОВАРЬ ЯЗЫЧЕСКОЙ МИФОЛОГИИ СЛАВЯН.

Демонология, низшая мифология — комплекс мифологических представлений и веровании о нечистой силе (злых духах, чертях и т.п.), принадлежащей к “отрицательному”, “нездешнему”, потустороннему миру и взаимодействующей с человеком. Источниками для изучения ДЕМОНОЛОГИИ служат былички, некоторые сказки и легенды, песни (“купальские”, русальные др.), фольклор малых форм (приговоры, заговоры, проклятия, пословицы и др.), обряды (проводов, изгнания, уничтожения русалки, ведьмы, Смерти, Масленицы и т. п.), бытовое поведение (обереги, магические способы лечения и порчи и др.).
Духи (духи дома, природы; духи предков, умерших; духи — покровители, помощники и т. п.) наполняют весь мир, влияя на его бытие. Дохристианскую веру народа в «мироправление духов» церковь постаралась заменить верой в «ангельское мироправление»: «...церковные учители внушили народу, на основании греко-восточного христианского мировоззрения, что над каждой стихией, каждым явлением природы Бог поставил особых духов, ангелов. Так в церквах русских с XI в. читалось народу толкование Епифания Кипрского на книгу Бытия, где подробно раскрывается мысль, что ангелы поставлены управлять стихиями и явлениями природы» (это толкование перешло в сборники для народного чтения). < Щапов, 1906>.

В широком смысле духи — не только ангелы, но и лешие, водяные, домовые, ставшие после принятия христианства «нечистыми», но продолжающие занимать учительное место в крестьянских поверьях. Они именуются и нечистыми духами, и просто нечистыми. Односложно — духами — разных представителей нечистой силы называют редко.

Духи постоянно и ежечасно взаимодействуют с человеком и в основном женственны в своих проявлениях — «добры или злы по обстоятельствам».

Исключение составляют духи, представления о которых подверглись наибольшему влиянию христианства, — упомянутые выше «духи природы» ставшие тождественными ангелам, а также духи-спутники человека, превратившиеся в противопоставляемые воплощения добрых и злых начал (ангел-хранитель, добрый дух и черт, бес-искуситель, злой дух).

В Смоленской губернии (и некоторых других) духами именовали ветры: ветры, по мнению юхновских и гжатских раскольников, «суть духи грешных людей. <...> Духи эти, или ветры, находятся во власти четырех ангелов. Один из этих ангелов находится на восточной стороне, другой на закате, третий на полдне, четвертый на полночи; поэтому и ветры дуют не с одной стороны, а с четырех».


Старик — одна из наиболее значимых фигур в традиционной культуре славян. Старики в народных представлениях приобретают амбивалентный статус: их в высшей степени почитают, но одновременно и боятся, т.к. верят, что они обладают магическим знанием и находятся в контакте с «иным миром».
Старик как глава семейства, рода выполняет самые важные сакральные действия: окуривает праздничную трапезу, читает молитвы и благопожелания, преломляет караваи; отгоняет градовую тучу; разжигает огонь в новом доме; совершает жертвоприношения и др. Старик — один из главных персонажей свадьбы, южнославянской «славы». Старикам посвящены отдельные дни календаря: в Болгарии 7.I/20.I в день Иоанна Крестителя совершают ритуальное купание стариков в реке.
Особое место отводится Старику в обычаях, связанных с культом предков: в погребальной и поминальной обрядности (см. «Деды»), в рождественско-новогоднем цикле, где некоторые реалии и действия именуются «стариками», «дедами»: укр. дiдyxa палити — жечь новогодние костры («чтобы грелись предки»); болг., макед. дедник — бадняк; дедове — остатки обрядовой пищи, которые предназначаются Богородице или умершим; укр. dido, болг. дедо — солома, которой устилают пол в Сочельник, и мн. др.
Старик — обязательный (часто главный) персонаж святочных и масленичных ряженых процессий, именуемых у южных славян старци. Часто Старик выступает в паре со старухой и разыгрывает шутливые (порой с эротическими элементами) сценки. В Белоруссии Старик на Рождество водит козу; в Словакии в обряде, идентичном выносу Марены, парни ходят с соломенным чучелом, изображающим Старика. В полесской свадьбе ряженый стариком выкупает место для жениха.
Двойственность статуса пожилых людей особенно проявляется в народной демонологии . Нечистая сила (домовой, леший, водяной, полевик, вампир, хранитель кладов, духи болезней) по своему внешнему виду уподобляется Старику. Полагают, что Старик, переживший свой «век», превращается в вампира. С этими поверьями связаны превентивные действия при погребении очень старых людей (им отрезают пятки, раны на теле прижигают раскаленным железом и пр.). Мифологическим «стариком с бородой» пугают детей, чтобы они не шалили и не подходили к колодцу или к реке.
Старикам также приписывается способность колдовать, лечить, ворожить, заговаривать, насылать порчу (например, на молодоженов), отбирать урожай с чужих полей при помощи заломов (см. Колдун).
Стариками рисуются многие сказочные персонажи, соотносящиеся с календарем, астрономией и метеорологией (месяцы, праздники, солнце, ветры и др.).
Распространены легенды, повествующие о том, что в древности стариков убивали. Своей смертью им разрешили умирать лишь после того, как один Старик при помощи мудрого совета спас народ от голода.
Старик — частый образ в славянских загадках: «Стоит старик над водою, сам трясет бородою» [Тростник], «Сидит старик кусковьем набит» [Овин] и др.

И.А. Седакова


Предки — умершие родственники, определяемые в народной культуре как «праведные душечки», «благословенные родители», «святые деды», «отцы-матери», «свои предки»; воспринимаются как духи-опекуны дома и хозяйства и как высший авторитет для всей семьи и рода.

К категории Предков причислялись те из родственников, которые умерли «своей» смертью (т.е. естественной, ненасильственной) и, как считалось, благополучно перешли на «тот свет». По некоторым поверьям, различались так называемые старые Предки (давно умершие) и новые (два-три последних поколения умерших родственников), которых родня еще помнила поименно. Безымянные «старые» Предки соотносились с мифическими родоначальниками, первопредками, участвовавшими в изначальном освоении мира и жившими в идеальном «золотом» веке; ср. рус. поговорку: «Предки на дереве едали, да золотом платили, а потомки на золоте едят, да ветром платят» .

Праведные Предки противопоставлены в народных верованиях душам «нечистых» покойников, т.е. умершим «не своей» смертью, которые стали вредоносными и опасными для людей духами (см. Покойник ).

Особую группу составляли умершие в течение последнего года: до тех пор, пока по ним не справили все индивидуальные поминки годового цикла (в третий, девятый, сороковой день, полугодовые и годовые), они еще не воспринимались как Предки, а после этого срока их уже можно было поминать наряду со всеми «родителями» в определенные дни (см. «Деды», Задушки, Задушницы).

В верованиях и обрядности славян почитание Предков занимает одно из центральных мест. Считалось, что от их расположения и помощи зависят все сферы жизни человека: здоровье, счастье, удача, хозяйственное благополучие, погодное равновесие и т.п. По народным представлениям, Предки являются своим сородичам во сне, предсказывают будущее и предостерегают о грозящей беде; участвуют в жизни семьи (охраняют дом, скот и посевы, помогают собирать урожай, заботятся о новорожденном); обнаруживают свое незримое присутствие в доме ночными звуками, ищут оставленную для них поминальную пищу и т.п.

Практически все персонажи, причисляемые в народной демонологии к домашний духам-опекунам, по своему происхождению связаны с родовыми Предками (см. Домовой ). В свою очередь, первейшей обязанностью живых родственников было заботиться о своих Предках: в поминальные дни люди соблюдали особые правила поведения и строгие запреты, чтобы не навредить «душечкам»; приносили на могилы родственников ритуальную пищу или приглашали их в дом на общесемейную трапезу (см. Кормление, Приглашение); для Предков топили баню и оставляли на ночь теплую воду и чистое полотенце; перед началом важных хозяйственных и семейных предприятий устраивались жертвоприношения в честь Предков (см. Жертва).

Мотивы «прихода» Предков на землю и возвращения на «тот свет» характерны не только для обычаев поминальных дней, но и в целом для мифологии календарного времени (см. Календарь народный). По широко распространенным воззрениям, в один из предпасхальных дней или на Пасху «раскрываются небеса» и все души Предков на короткое время выпускаются на волю, чтобы погулять в земном мире и навестить своих родных. Затем они вновь вынуждены вернуться «на свои места», а люди устраивают им символические «проводы». Весенний цикл народных праздников весь пронизан ритуалами поминовения предков (см. Весна, Благовещение, Пасха, Троица). Другим таким временем, когда душам Предков позволено появиться среди живых, считался святочный период (см. Рождество, Святки).

В древнеславянских источниках сохранились многочисленные упоминания о языческих обычаях поклоняться умершим и приносить им жертвенные дары. По-видимому, именно обожествляемые Предки подразумевались под персонажами, именуемыми в исторических книжных памятниках как Род и рожаницы, которым язычники «кладут требы», оставляя для них хлеб, сыр и мед.

Л. Н. Виноградова.



Свой-чужой — одна из основных семантических оппозиций в народной культуре; соотносится с такими признаками, как «хороший — плохой», «праведный — греховный», «чистый — нечистый», «живой — мертвый», «человеческий — нечеловеческий (звериный, демонический)», «внутренний — внешний» .

С последним признаком связаны представления о «своем» и «чужом» пространстве, которое мыслится как совокупность концентрических кругов, при этом в самом центре находится человек и его ближайшее родственное окружение (например: человек—дом—двор—село— поле—лес). Степень «чужести» возрастает по мере удаления от центра, «свое» (культурное) пространство через ряд границ (околица, река, гора и т.п.) переходит в «чужое» (природное), которое в свою очередь граничит или отождествляется с потусторонним миром. В фольклорной картине мира «свое» (освоенное, достигаемое) и «чужое» (другие страны, «тот свет») могут соотноситься по вертикали: ср. представления о пути в «иной» мир через восхождение на высокую гору или дерево или через нисхождение под землю (ср. Ирий).

Оппозиция «свой - чужой» в приложении к социуму осмысляется через разноуровневые связи человека: кровно-родственные и семейные (свой/чужой род, семья), этнические (свой/чужой народ, нация), языковые (родной/чужой язык, диалект), конфессиональные (своя/чужая вера), социальные (свое/чужое сообщество, сословие).

Оценка «чужих» как враждебных и опасных существ восходит к архаическим верованиям о том, что все пришедшие извне и не принадлежащие ближайшему сообществу люди являются представителями «иного» мира и обладают сверхъестественными свойствами (ср. наделение инородцев (иноверцев) зооморфными чертами и устойчивое соотнесение их с областью магии и ведовства).

К «чужим» заведомо относятся нелюди (демонические существа, предки, животные), люди «извне» (инородцы, люди иного социального происхождения и положения, странники) . Отличительными признаками «чужого» являются его внешность, одежда, запах, бытовое, обрядовое и речевое поведение.

Признаки «чужести» могли приобретать и члены «своего» коллектива (семьи, общины). «Чужими среди своих» становились люди, обладающие эзотерическими знаниями или умениями (знахарь, мельник, кузнец и др.), меняющие социовозрастное (молодожены) или социальное (рекруты) положение или исполняющие определенные ритуальные роли (ряженые). Причислению человека к категории «чужих» могли способствовать физические недостатки (слепота, немота, глухота) или окказиональные факторы (период после родов или месячные у женщин). Для людей, временно пребывающих в статусе «чужих», предусматриваются особые способы возвращения их в область «своего»: очистительные ритуалы для ряженых, молодоженов, роженицы.

Как проявление «чужести» воспринимается отклонение от общепринятых норм поведения, которое угрожает благополучию социума в целом и требует немедленного исправления (ср. формы символического наказания «нечестной» невесты или людей, нарушивших запрет копать землю и городить заборы до праздника Благовещенья).

Появление «чужих» этносов и профессиональных сословий связывается с нарушением этических норм в далеком прошлом (согласно болгарским легендам, турки произошли в результате инцеста матери и сына или от связи человека и животного — женщины и собаки, овчара и змеи; влахи — это потомки изгнанных из человеческого общества разбойников) или с контактами людей и нечистой силы (по легенде из Галиции, цыгане — потомки женщины и черта, по гуцульским поверьям от женщины и черта произошли «волохи»-пастухи). С позиции этноцентризма положительно оценивается только свой этнос: именно он обладает «правильным» укладом жизни, «человеческим» языком и праведной верой. Характерной особенностью восприятия «чужих» конфессий является отношение к ним как к безверию («чужой» Бог не может быть истинным Богом) или как к поклонению дьявольским силам.

Принадлежностью к сфере «чужого» определяется в народной традиции статус гостя, нищего (странника), священника, колдуна, что проявляется в особом «ритуализованном» отношении к ним.

«Чужим» принадлежит особая роль в календарных обрядах, связанных с символикой «первого дня» (например, у всех славян счастливой приметой считался приход полазника - инородца на Рождество, Новый год) или призванных обеспечить богатство и благополучие на целый год (ср. святочные и масленичные маски ряженых «цыган», «евреев», «турок» и др.). В магических обрядах вызывания дождя использовались предметы, украденные у «чужих» (похищали горшок у гончара, соседа, иноверца); одним из распространенных приемов «магии против смерти» было приглашение в семью, где часто умирали дети, инородца или иноверца в качестве кума для ребенка. В кризисных ситуациях (тяжелая болезнь, отсутствие молока у кормящей женщины) обращались за помощью к «чужим» священникам: раввину (укр., пол.), православному попу (словен.). В то же время предметы, принадлежащие «чужим», их культовые места и даты «чужих» праздников считались опасными. Белорусы говорили, что нельзя дотрагиваться до еврейских богослужебных книг — кожа на руках потрескается. Не рекомендовалось также заквашивать капусту в еврейский праздник Кущей — сгниет.

Лит.:

Лотман Ю.М., Успенский Б.А. «Изгой» и «изгойничество» как социально-политическая позиция в русской культуре преимущественно допетровского периода // Труды по знаковым системам. Тарту, 1982. Вып. 15. С. 110-12 1;

Виноградова Л.Н. Как распознать чужого среди своих?//Исследования по славянскому фольклору и народной культуре. Oakland , 1997. Вып. 1. С. 53-62.


Печь — наиболее мифологизированный и символически значимый предмет обихода. Наряду с красным углом и столом ПЕЧЬ является одним из сакральных центров дома.

Характер символического осмысления ПЕЧИ во многом предопределен тем, что поддержание домашнего огня и приготовление пищи были специфически женскими занятиями. Незаметная, подчас даже намеренно скрытая от мужчин повседневная деятельность женщины протекает как бы в присутствии предков и под их покровительством. Внутреннее полое пространство ПЕЧИ, «яма» может символизировать собой отверстия женского тела (лоно, рот).

В противовес красному углу, в котором хранятся иконы и человек как бы предстоит перед лицом Бога, ПЕЧЬ воплощает сакральность иного типа. В ней готовят пищу, на ней спят. а в некоторых регионах используют также и в качестве бани. С ней, по преимуществу, связана народная медицина. В связи с этим и символика ПЕЧИ отнесена главным образом не к сфере ритуального или этикетного поведения человека, а к его интимной, «утробной» жизни в таких ее проявлениях, как соитие, дефлорация, развитие плода, рождение и, с другой стороны, агония, смерть и посмертное существование.

ПЕЧЬ играет особую символическую роль во внутреннем пространстве дома, совмещая в себе черты центра и границы. Как вместилище пищи или домашнего огня она воплощает собой идею дома в аспекте его полноты и благополучия и в этом отношении соотнесена со столом. Поскольку же через печную трубу осуществляется связь с внешним миром, в том числе с «тем светом», ПЕЧЬ сопоставима и с дверью и окнами. Печная труба — это специфический выход из дома, предназначенный в основном для сверхъестественных существ и для контактов с ними: через нее в дом проникают огненный змей и черт, а из него вылетают наружу ведьма, душа умершего, болезнь, доля, призыв, обращенный к нечистой силе, и т.п.

Символическую функцию ПЕЧЬ выполняет и в том отношении, что в ней готовится пища, т.е. природный продукт превращается в культурный объект, сырое — в вареное, печеное или жареное, а дрова, в свою очередь, обращаются в пепел и дым, восходящий к небесам.

Разные символические значения ПЕЧИ актуализировались в зависимости от обрядового контекста. Если в свадебном и родинном обрядах она символизировала рождающее женское лоно, то в похоронном — дорогу в загробный мир или даже само царство смерти, подчас дифференцированное на ад и рай. Если в обрядах, призванных приобщить новорожденного ребенка или купленное домашнее животное к дому, она обозначала его средоточие, то в быличках о проникающих в дом огненном змее или черте с ней связывалась смертельная опасность для его обитателей.

В обряде перепекания ребенка ПЕЧЬ символизирует одновременно и могилу, смерть, и рождающее женское лоно, причем засовывание ребенка в ПЕЧЬ призвано убить болезнь и самого больного ребенка, чтобы возродить уже ребенка здорового. Соответственно разные значения получали одни и те же действия, совершаемые в ходе разных обрядов: когда заглядывали в ПЕЧЬ, вернувшись с похорон, то таким образом хотели избавиться от страха перед покойником и тоски по нему; когда то же совершала невеста, входя в новый дом, то этим она выражала пожелание, чтобы умерли родители ее жениха.

На Украине, в Белоруссии и в Польше было принято, вынув хлеб или другую пищу из ПЕЧИ, положить туда одно, два или три полена. Делали это в основном для того, чтобы по ним на «том свете» перейти через пекло, через огненную реку или канаву с кипящей смолой. Известны, однако, и другие мотивировки: вынув хлеб из ПЕЧИ, нужно бросить туда полено, чтобы хлеб не выводился, «чтобы не зевала ПЕЧЬ», т.е. не было голода в хате. На ночь в ПЕЧЬ клали полено и ставили горшок с водой, чтобы у ПЕЧИ или у огня было что есть и пить.

Огонь в ПЕЧИ осмыслялся как живое существо. Известен бродячий сюжет о разговоре двух огней. Один из них жалуется другому, что его хозяйка плохо за ним следит, и сообщает, что собирается в виде наказания устроить пожар и сжечь ее дом. Несмотря на то что домашний огонь выполняет культурные функции, он сохраняет свою связь со стихией небесного огня и при необходимости может противостоять ей. Например, в Вологодской губернии затапливали ПЕЧЬ, чтобы утишить грозу. Как средство против грозы и других стихийных бедствий у славянских народов использовалась и печная утварь. При приближении градовой тучи выбрасывали на двор хлебную лопату или кочергу либо складывали их крест-накрест, чтобы защитить посевы от града.

Домашний огонь непрерывно поддерживали в ПЕЧИ и сохраняли ночью в виде горячих углей. Их старались не давать в другой дом — вместе с домашним огнем семью могли покинуть достаток и благополучие. При переходе на новое местожительство переносили с собой угли из старого жилища и вместе с тем переманивали домового. Вытирая «живой огонь» во время эпидемий или эпизоотии, тушили все огни в селении и зажигали новые от живого огня.

С другой стороны, горение огня в ПЕЧИ может символизировать протекание жизненных процессов в человеческом теле. В любовной магии и магических действиях, направленных против воров, поддерживаемое в ПЕЧИ пламя призвано зажечь внутренний огонь, пожирающий человека. Процесс поддержания огня и приготовления хлеба, и, в частности, действия с кочергой и хлебной лопатой, в загадках и свадебных обрядах осмысляются как супружеские отношения. Формирование плода в материнской утробе также может уподобляться выпеканию хлеба, ср. украинское «у печурце родився» — о счастливом человеке, белорусское «и в старой печи огонь хорошо гориць» — о стариках, у которых родятся дети.

Когда кто-нибудь уходил из дома, ПЕЧЬ закрывали заслонкой, чтобы ему повезло в пути и его не поминали лихом оставшиеся дома. В Новгородской губернии закрывали ПЕЧЬ, садясь ткать, чтобы хорошо удалась работа. В Полесье хозяйка, вынув из ПЕЧИ хлеб, закрывала ее заслонкой, иначе, по поверью, когда она умрет, у нее будет рот «раззявлен». При приближении грозы заслоняли трубу, чтобы черт или другая нечистая сила не могли туда спрятаться и гром не ударил в хату.

Через трубу зовут пропавший в лесу скот в надежде, что он вернется обратно. В Страстной четверг хозяйка окликала скотину по именам через печную трубу, а хозяин, стоя на улице, отвечал за животных, чтобы летом они не заблудились в лесу. В Новгородской губернии в Страстной четверг хозяйка открывала печную трубу и кричала в нее: «Коровушки, не спите в лесу, ходите домой». В Ровенской области шепчут заговор от укуса змеи в ПЕЧЬ, «штоб у печ пошло». В Житомирском районе рассказывают о случае, когда мать позвала через трубу сына, служившего в армии, после чего на того напала смертельная тоска. На Ровенщине полагали, что, когда человек умирает, нужно закрыть трубу и отворить двери, иначе душа вылетит через трубу и достанется черту. И, наоборот, в Брестской области при тяжелой смерти колдуна обязательно держали открытой печную трубу, а то и разбирали потолок и крышу. Отворяли трубу и во время календарных поминок, чтобы через нее могли проникнуть души умерших.

Лит.:

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1868. Т. 2;

Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983.

А.Л. Топорков





Мусор — в верованиях и магии славян атрибут дома, вместилище душ предков. Считалось, что МУСОР способствует плодородию и плодовитости. МУСОР использовался также в магии.

При похоронах, как только вынесут из дома гроб, одна из женщин сразу подметает пол в комнате, где лежал покойник, а мусор бросает в огонь (Моравия). В Словакии подметали все углы, “чтобы дух умершего не остался в доме”. У сербов запрещено было подметать дом, когда в нем находился покойник, чтобы не вымести домашнее счастье. У русских, пока тело умершего находилось в доме, пол не мели, “чтобы не вымести заодно и живых”, а после выноса гроба подметали во дворе, по направлению к дому, чтобы все его обитатели остались в нем.

Так же — из углов к столу, под покуть, к печи, от двери к середине — мели МУСОР девушки в Сочельник и на посиделках, чтобы затем, собрав его и вынеся на перекресток или к мусорной куче (места наиболее частого появлений нечистой силы), гадать с его помощью о суженом. В Чехии и в Моравии при этом говорили: “Сметаем мусор, молодцев, вдовцов, пусть придет, кто хочет; с востока, с запада, спереди, сзади, через сад — в амбар”. В Сибири перед Рождеством специально заметали МУСОР в углы, чтобы он там “переночевал”, а наутро выносили сор на перекресток и, стоя на МУСОРЕ, спрашивали имя у первого встречного (т.е. имя суженого). МУСОР собирали в течение нескольких дней до Рождества или с Сочельника до Нового года.

Запрет подметать и, особенно, выносить мусор на святках, Ивана Купалу и в некоторые другие дни объясняется, очевидно, присутствием в это время в доме душ предков. Это делали и для того, чтобы не вымести богатство, ради защиты от волков и др. После окончания праздников, наоборот, необходимо было подмести в доме, а мусор сжечь, бросить в реку, вынести в поле, за село, рассыпать по саду, тем самым “выпроводив” души из дома. У белорусов после Дедов (поминок) в канун Троицы хозяин обмахивал комнату метелкой, говоря:

“А киш, киш, душечки! Котора старша и больша, та дверьми, а котора меньша, окнами!” Мораване считали, что если кто-нибудь подметает мусор вокруг другого человека, то он отметает от него счастье (также не подметали вслед за отъезжающим).

“Святочный” мусор вместе с соломой сжигали на дворе, в воротах, в саду, на огороде; это называлось “греть покойников”, “дидуха палити”. После святок М. выносили также за огород, на болота, рассыпали под деревьями, бросали в реку — “чтобы сорняков не было на поле”, “чтоб волк в хлев не пришел”, чтобы “вымести коляды” (т.е. праздники) и т. п.

Вынесение мусора из дома для избавления от домашних насекомых совершалось обычно на Страстной неделе (см. Страстной четверг). Так, в Чехии и Моравии, например, хозяйка подметала в доме и выносила МУСОР на перекресток, в недоступное место, на другую сторону улицы, выбрасывала вместе с метлой в реку. Ср. Веник.

Такое двойственное отношение к мусору — как к чему-то нечистому и одновременно способствующему благополучию — сродни отношению к душам умерших (с одной стороны, их почитают, задабривают, приглашают в гости в определенные дни, с другой — боятся, выпроваживают в неурочное время, защищаются от них). Так, широко распространено поверье, что нельзя бросать мусор в огонь (например, карпатские овцеводы говорили, что иначе у овец появятся струпья, бельмо на глазу и т. п.), болгары запрещали детям даже ходить к мусорной куче, хозяйки не выбрасывали мусор, стоя лицом на восток и навстречу солнцу, иначе, считалось, что скотина станет яловой. С другой стороны, МУСОР переносили из старого дома при переселении в новый. МУСОР использовали также для лечения. От сглаза белорусы тайком собирали МУСОР из трех соседских домов, поджигали и окуривали им больного. Словаки от сглаза ребенка окуривали его дымом от горящего МУСОРА, взятого бабкой из-под порога костела.

М. М. Валенцова




Деды, - в белорусской (отчасти и украинской) традиции обозначение умерших предков; Так же называли посвященные им календарные праздники. Под "дедами" в народе понимаются души всех умерших родственников, независимо от их возраста. Об умершем в Полесье говорили, что он "пошел до дедов" или "гуляет с дедами".

По широко известным славянским поверьям, души предков в определенные дни года приходят с того света в свои дома, чтобы навестить живых сородичей, которые обязаны должным образом встретить и угостить загробных гостей. Несоблюдение обычая поминать и оставлять пищу для Дедов, считавшихся опекунами рода, могло вызвать недовольство и всяческие беды. “Нельзя не отмечать дедов,— говорили белорусы,— один раз не отметишь — и уже у тебя скотина издохла”.

В отличие от других календарных поминок (например, Радуницы — см. Фомина неделя), когда поминать ходили на кладбище, Деды праздновались в доме в ожидании прихода душ умерших к себе в гости. В разных регионах Деды отмечались несколько (от трех до шести) раз в году. Чаще всего это происходило в субботу масленой недели (“Зимние” или “Масленые деды”); после Пасхи перед Радуницей (“Радоничные деды”); в Духовскую субботу перед Троицей (“Троецкие деды”); в один из осенних праздников: в субботу перед Дмитриевым днем (26/10), или перед днем Кузьмы и Демьяна (01/11), или в субботу перед Михайловым днем (08/11). Наиболее известными и обязательными считались осенние, Масленые и Троицкие деды.

Хотя в большинстве случаев Деды посвящались всем умершим предкам, в некоторых районах Белоруссии различались поминальные дни, посвященные мужчинам (“деды”) и женщинам (“бабы”). В этом случае дедовские поминки праздновались два дня: в пятницу, когда готовили постную пищу и ожидали души умерших женщин, и субботу, когда можно было подавать и скоромное в ожидании прихода душ Дедов. Обычно готовили строго определенное количество блюд: нечетное (5, 7, 9) или точно 12. В качестве обязательных поминальных блюд подавали кутью, “канун”, “сыту”, иногда блины. На празднование Дедов собиралась вся семья; даже те, что были вдали от дома, старались в этот день присоединиться к родственникам. Начинался обряд поминовения тогда, когда наступали сумерки и приходилось зажигать огонь. Празднично одетые домочадцы собирались возле накрытого стола, глава дома зажигал свечу и читал молитву, а затем торжественно приглашал умерших к ужину: “Святыя дзеды, завем вас: хадзице да нас! Есць тут все, што Бог дау, чым тольки хата багата. Просим вас: ляцице да нас!” Иногда называли по именам всех умерших в этом доме: “Алена, Ира, Марьяна, Янка, Пятрок, Ганна .. прыходьте усе да гэтага стала!” В селах Пинского Полесья после такого приглашения Дедов семья не сразу садилась к столу, а в полном молчании продолжала стоять в стороне, ожидая, когда “поедят душечки” и лишь затем по знаку хозяйки приступала к ужину.

Обряд “кормления душек” в процессе празднования Дедов мог принимать разные формы: участники застолья отливали понемногу напитки и жидкие кушанья на стол (или под стол, на пол, на окно); для Дедов ставили специальную миску, в которую клали часть пищи от каждого блюда и втыкали ложки; ложки, которыми ели сами, опускали в миску и на некоторое время клали на стол, ожидая, чтобы и души поели; не убирали и не мыли после ужина посуду, оставляя ее “ночевать” на столе; крошки от ужина бросали в печь, в колодец, под фруктовые деревья и т. п.

Во время ужина запрещалось шуметь, веселиться, часто вставать и садиться, пользоваться ножом (и вообще острыми и колющими предметами); хлеб не отрезали, а ломали руками; случайно упавшую ложку с пола не поднимали; на время ужина держали открытыми печную заслонку и дверь (иногда оставляли открытыми и ворота сельского кладбища). После ужина хозяин “провожал дедов” за пределы дома: он кропил водой вокруг стола или даже поливал водой весь пол до самых дверей, приговаривая: “Святыя дзяды! Ели и пили, идзице да сябе!” или “Идите з Богом до наступных дзядов!”

Весь поминальный день (или два дня, если отмечались Деды и “бабы”) запрещалось выполнять любые виды хозяйственных работ, кроме приготовления пищи. Особенно строго соблюдали запрет прясть, сновать, ткать, шить и т. п. Следовало избегать супружеской близости, иначе ребенок родится немым или калекой.

В северо-восточной Белоруссии на Дедов, кроме всего прочего, непременно топили баню, мылись сами хозяева и оставляли теплую воду и чистое полотенце для Дедов.

Повсеместно было распространено поверье, что покойники мстили своим родным, наказывая их болезнями и другими несчастьями, если те не справляли должным образом Дедов и не оставляли для душ поминального ужина.

Считалось, что существуют особые способы, с помощью которых можно на Дедов увидеть своих умерших родственников. Для этого следовало в полночь сесть на печь и смотреть на дверь через хомут; или надеть на себя спряденный из мха пояс: или смотреть в дом с улицы сквозь замочную скважину или окно. Иногда говорили, что увидеть души умерших могли только праведные люди или те, кому суждено было умереть в этом году.

Лит.:

Толстая С.М. Полесский народный календарь: Материалы к этнодиалектному словарю (Деды) // Славянское и балканское языкознание: Проблемы диалектологии. М., 1986;

Седакова О.А. Поминальные дни и статья Д.К. Зеленина “Древнерусский языческий культ заложных покойников” // Проблемы славянской этнографии. Л.. 1979;

Пахаваннi. Памiнкi. Галашэннi. Miнск,1986.


Л. Н. Виноградова. С. М. Толстая



Дворовой, дворовик — у русских домашний демон, живущий во дворе и близкий домовому. Дворовой на Смоленщине днем представлялся как змея с петушиной головой и с гребнем, а ночью приобретал цвет волос и облик, приближенный к хозяевам дома. В основном домовой одновременно является и духом дома и духом двора, дворовых построек. На Владимирщине местопребыванием дедушки - домового во дворе является подвешенная сосновая или еловая ветка с густо разросшейся хвоей, именуемая “матка, матошник, матерник, шапка, куриная лапа”, в избе же домовой живет в подвале, клети или подклети.

Лит.:

Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. Т. I.


Н. И. Толстой


Животные. У ЮЖНЫХ славян существует поверие: давным-давно все животные были людьми, но впоследствии те из них, кто приносил ложные клятвы, оскорблял мать и отца, злодействовал, насильничал, были обращены в животных, рыб и птиц.

Любое животное видит все, слышит все и даже все предвидит; более того, оно знает и то, что чувствует человек. Этот божественный дар получен взамен дара речи. Впрочем, будучи лишены человечьей речи, животные разговаривают между собой. Рыбы, растения, даже камни когда-то были наделены речью, свободно общались друг с другом. Недаром же существуют пословицы: "И у горы есть глаза", "И стены имеют уши", "И камни говорят".



Кошка - ЗВЕРЬ, очень любимый народом. С нею связано множество примет и пословиц: "Кто кошек любит — будет жену любить!", "Без кошки не изба", "На мышку и кошка зверь!", "Кошки дерутся — мышкам приволье!" Кошка свертывается клубком к морозу, крепко спит брюхом кверху — к теплу, скребет лапами стену — к ветру непогожему, умывается — к ведру (и к приходу гостей), лижет хвост — к дождю, на человека тянется — обновку (корысть) сулит.

Существует старинное поверье, что кошка так живуча, что только девятая смерть и может ее уморить до смерти. Загадки загадывает посельщина - деревенщина про этого живучего зверя такие, например: "Две ковырки, две подковырки, один вертун, два войка, третья маковка!"

Заводит русский мужик кошек для борьбы со страшным для него зверем, маленьким, но свирепым, когда об иную пору мышиный народ у него чуть не весь хлеб на гумнах да по амбарам поедает! И даже особыми заговорами, из уст ведунов-знахарей, заговаривает свои скудные запасы — "от мышеяди".

Кошка у всех народов была спутницею колдунов. Народное суеверие приписывает ее видящим в темноте глазам необычайную силу, почерпнутую из мира таинственного. Трехшерстная кошка, по мнению наших пахарей, приносит счастье тому дому, где живет; семишерстный кот является еще более верным залогом семейного благополучия. По словам русских сказок, кошка — чуть ли не самое смышленое животное. Она сама сказывает сказки и не хуже дотошного знахаря умеет отводить глаза. Кот - баюн был наделен голосом, слышным за семь верст, и видел за семь верст; как замурлыкает, бывало, так напустит, на кого захочет, заколдованный сон, которого и не отличишь, не знаючи, от смерти.

Черная кошка является, по народному слову, олицетворением нежданного раздора: "Им черная кошка дорогу перебежала!" — говорят о врагах, недавно еще бывших чуть не закадычными друзьями. В стародавние годы знающие всю подноготную люди говаривали, что на черную кошку можно выменять у нечистой силы шапку-невидимку и неразменный червонец. Нужна-де ей, окаянной, черная кошка, чтобы прятаться в нее на свят - Ильин день, когда грозный для всякой нежити-нечисти пророк сыплет с небес своими огромными стрелами.

Еще и в наши дни говорят на Руси, что кто убьет чьего-нибудь любимого кота, тому семь лет ни в чем удачи не будет. Кто любит-бережет кошек, того этот хитрый зверь охраняет от всякой "напрасной беды". Много и других поверий связано с ним в богатом суеверной памятью русском народе.


Собака.

Собака одной породы с волком, но с давних времен стала его лютым врагом, защищая-оберегая хозяйское добро. Недаром сложилась неизменно оправдывающаяся в жизни поговорка: "Собака - человеку верный друг!" Заслышит волк собачий лай - сторонкой норовит обойти: знает серый, что зубы-то у этих сторожей острые, а чутье - на диво. О своем верном друге-стороже насказал краснослов - пахарь немало всяких крылатых словец, и все они в один голос говорят о собачьей привязанности, о собачьем нюхе, о собачьей неприхотливости. По собачьему лаю узнает сбившийся с дороги путник, где поблизости жилье человеческое. По нему же загадывают на святки и красные девушки: "Гавкни, гавкни, собаченька, где мой суженый!"

Многое множество примет связано с хорошо знакомым деревенскому человеку собачьим нравом. Если собака качается из стороны в сторону - к дороге хозяину; воет пес, опустив морду вниз, или копает под окном ямку - быть в доме покойнику; воет, подняв голову, - ждут пожара; траву ест собака - к дождю; жмется к хозяину, заглядывая ему в глаза, - к близящемуся несчастью; мало ест, много спит - к ненастной погоде; не ест ничего после больного - дни того сочтены на небесах.



Корова — наиболее почитаемое из домашних животных, требующее особой защиты от нечистой силы, способной отобрать молоко.

В древности славяне, по-видимому, не забивали коров на мясо. КОРОВ не режут, а продают даже в случае болезни или старости. И фактическая, и условная продажа заболевшей КОРОВЫ воспринимается как магическое средство, способствующее ее выздоровлению. У западных и южных славян в случае срочного (из-за болезни) забоя КОРОВЫ ее мясо не потребляли хозяева, а продавали его соседям или всем жителям села. Забивать КОРОВ — нетелей, яловок — разрешалось на свадьбу, поминки и в редких случаях на общественные праздники.

КОРОВА играет важную роль в погребальном обряде у восточных и западных славян. У восточных славян существовал обычай дарить КОРОВУ священнику или бедняку сразу после похорон. На Украине и у западных славян верят, что крупный рогатый скот оплакивает смерть хозяина. В некоторых местах домашние животные сопровождают гроб с телом хозяина до церкви. По поведению КОРОВЫ можно предсказать смерть в доме. Красная или черная КОРОВА снятся к смерти. КОРОВЫ и телята, которых дарят беднякам, попадают на “тот свет”, где имеются специальные загоны для них.

В свадебном обрядовом комплексе и сопутствующем фольклоре КОРОВА ассоциируется с женщиной, невестой. КОРОВА — обязательная часть приданого невесты у восточных и западных славян. У южных славян парни, приходящие колядовать на Рождество в дома любимых девушек, шли чистить хлев. У казаков на Тереке в святочные ночи парни срывали калитки с домов девушек легкого поведения, делали на площади из них “загородку”, куда загоняли коров этих девушек.

На Русском Севере и у южных славян известны легенды о мифических КОРОВАХ, обитающих в озерах. Иногда они выходят на прибрежные луга, и тогда человек может отбить одну КОРОВУ от стада, обежав вокруг нее. Такая КОРОВА дает очень много молока и всегда крепка и здорова.

КОРОВА и бык связаны в народной культуре также с небесной водой, облаками, осадками. По их поведению (когда они поднимают головы к небу, бьются рогами, подпрыгивают) можно было предугадать дождливую погоду. Черные и темного окраса КОРОВЫ, возглавляющие стадо при возвращении с пастбища, также предвещали дождь. В Сербии верили, что внутри дождевого облака находится бык или КОРОВА и можно услышать доносящееся оттуда мычание. Такие же представления выражены в белорусской загадке: “Белая КОРОВА тростник поломала” (снег). Поэтому во время засухи вызывают дождь сжиганием коровьего навоза.

Более четко выражена в славянской народной культуре связь облачности, атмосферных осадков, воды с молоком. Русские считали, что если молоко при доении сильно пенится, то это к ненастной погоде, а “темные святки”, облачность в ночь под Рождество Христово сулят большие удои молока в наступающем году. У южных славян утром в Юрьев день хозяйка взбивала масло из молока, а дочь залезала на крышу дома. “Какая погода?” — спрашивала мать. “По всей земле — солнце, над нашим домом — облако”,— отвечала девочка. Этот обряд должен был способствовать увеличению молока у КОРОВЫ. С той же целью КОРОВА выгоняли пастись в Юрьев день, а также на Троицу, в день Ивана Купалы и др. очень рано, “на росу”. Украинцы о молоке говорят “божа роса”. Ведьмы, собирая росу с лугов в эти дни, таким образом отбирают у КОРОВ молоко.

Славянская метеорологическая терминология, обозначающая пасмурную, дождливую погоду, облака, соприкасается со сферой понятий, связанных с молоком и продуктами из него: рус. “моложная погода” (пасмурная погода), польск “кващне млеко” (облака) и др. На Украине и в Болгарии распространено верование в то, что ведьмы могут снять месяц с неба и выдоить из него молоко. Когда месяц “изцеден” (выдоен), дождя не будет.

Вода — основное магическое средство, применявшееся для повышения молочности КОРОВ. При первом выгоне КОРОВЫ в стадо на Юрьев день, на Рождество и в другие праздники ее обливали водой, окропляли святой водой, прогоняли между полными ведрами. С этой же целью обливали и пастухов. Украинская хозяйка всякий раз, беря воду из колодца, обращалась к воде с заговором, в котором просила прибавить молока КОРОВЕ. На Русском Севере пастух должен был на все время летнего выпаса закопать “отпуск” (письменный текст заговора) в сырое место у воды, иначе у КОРОВЫ будет мало молока. В Карпатах существовал обычай первое молоко, выдоенное после отели, выливать в быструю речку. У всех славян молозиво варили для детей. После того как они съедят ею, хозяйка обливала их водой или умывала. В некоторых местах тому, кто первый раз пьет молоко от КОРОВЫ, льют воду за ворот. Вода широко использовалась в магии для возврата отобранного ведьмой молока.

Молоко КОРОВЫ противопоставлено небесному oгню, стихии огня. У всех славян считается, что пожар, зажженный молнией, можно погасить только молоком черной КОРОВЫ, в крайнем случае -- просто пресным молоком. Если первый весенний гром загремит, когда КОРОВА еще не в хлеву, то они не будут давать много молока. В некоторых местах Болгарии верят, что молния и гром выпивают у КОРОВ молоко. В животноводческой практике всех славян существует запрет подходить к огню, очагу сразу после дойки КОРОВЫ, прежде нужно вымыть руки. Во время кипячения молока строго следят, чтобы молоко не бежало, так как у КОРОВЫ в этом случае опухнет вымя.

У всех славян известен обычай лечить молоком змеиный укус.

КОРОВА — объект постоянной заботы или, наоборот, преследований домовика (или других опекунов хозяйства — ласки, ужа, петуха). Ласку и ужа нельзя убивать, так как вместе с ними сразу же падет КОРОВА. Следует держать КОРОВУ той масти, которая совпадает с окрасом домашней ласки. Существуют верования, что уж сосет молоко у КОРОВЫ. Убивать такого ужа нельзя: КОРОВА будет тосковать по нему и погибнет. Нельзя бить КОРОВУ палкой, которой убили ужа, КОРОВА будет «сохнуть».

КОРОВА может быть демоническим существом. Украинцы и белорусы представляли себе холеру в образах женщины с коровьими ногами, черной КОРОВЫ, женщины, сидящей на черной КОРОВЕ. В КОРОВУ может оборачиваться ведьма, в виде КОРОВЫ может являться клад. Гуцулы верят, что в хозяйствеможет быть демоническая КОРОВА - “полубэрок” с коротким ребром. Если она сдохнет, то в этом хозяйстве сдохнут подряд еще девять КОРОВ.

С. П. Бушкевич.