1
Она сама виновата. Виновата сама. Первая заговорила, первая подошла. Она сама отдала себя мне. А я ведь только ответил. Ответил и все. Она сама постучала в дверь, сама зашла, сама разделась. А мне в это время было глубоко и на все наплевать. Я даже и её то не воспринимал тогда. Что ей от меня надо, думал я тогда, смотря на её какое-то еще угловатое тело, и с глазами, которые чего-то от меня хотели.
Все люди такие. Они только и могут оправдываться, вот как я сейчас, пустые мысли свои выдавать за высшие математические подсчеты, будто они гении. Вечно мы видим в фальши искренность, во тьме свет, в пустышке шедевр. И также просто мы зарываем действительно стоящие вещи, как свет и искренность, и еще может понимание, которые так быстро вымирают в нашем гнилом мире.
Я познакомился с ней в баре. Что она там делала, я не понял до сих пор. Ей ведь и восемнадцати нет. Но что-то ведь делала, если там была. Я же зашел выпить, как всегда. Заглушить очередные приступы мыслительных процессов, парочкой бокалов коньяка, ну или виски. Водку почему-то не люблю. Правда, не знаю почему.
А она сидела рядом, сидела и что-то пила. Что – не важно. Не в этом суть. Просто сидела одна и пила.
Как-то по свински получилось. Пусть и так. Мне все равно.
Она повернула голову и посмотрела на меня. Во взгляде её было что-то печальное и вместе с тем привлекательное. От этого у меня даже сердце сжалось. Чем-то взгляд её походил на взгляд замученного котенка: вроде и печально, и вместе с тем, красиво. А смотреть больше не хочется. Вот и у меня так. А она сидела и смотрела, от этого становилось как-то не по себе. Я даже отвернулся. Она заговорила.
Я если честно, плохо помню, о чем она говорила. О жизни, о любви, о доме,…но и значение это не имеет никакого. Для меня. Ведь согласитесь, вы ведь не будете прислушиваться к жалобным стонам человека сидящего напротив вас, жалующегося на жизнь. Я не люблю это, не воспринимаю. А она продолжала.
Не знаю, сколько прошло – десять минут, час, но отчего-то я сидел уже с ней за отдельным столиком и смотрел на неё. Она тогда странно, как мне казалось, выглядела: лицо совсем молодое, длинные темные волосы, небрежно собранные в пучок, кисти рук небольшие, спортивная кофта застегнута на молнию. И все такие же глаза. Она с этими глазами может свернуть мир. Ведь даже самый скупой олигарх даст ей что-то. Но ведь жалость это плохое чувство. И когда не отвечаешь вот на такие жалостливые взгляды, появляется чувство вины. Ну а после этого сам начинаешь переворачивать все в себе вверх дном.
Она сидела и смотрела на меня. И улыбалась. А улыбка её, оказывается, красила. Хоть это хорошо.
Она сама виновата. Она первая сказала, только потом я ответил…
Она шла со мной по темной улице. Шла рядом, прижимаясь ко мне всем телом. Толи она боялась, то ли, как я понял, она была хорошей актрисой, но она все же взяла меня за руку и шла ко мне. Я почти инстинктивно ощущал её тепло, и, отчего-то, её страх. Она еле доставала мне до плеча, а я все-таки не так уж и высок – метр восемьдесят – судите сами.
Мне тогда был все равно, куда идти, как, с кем. Но почему-то она не вызывала во мне какого-то отвращения. И влечения тоже. Я к ней был абсолютно спокоен и равнодушен. А к её взгляду…
Она остановилась и подняла на меня глаза. Да, вот именно к этим глазам. К голубым, с синим отливом, глазам. Было в них что-то такое, что заставляло меня смотреть на неё. Но что оставляло меня равнодушным к самой хозяйке. А она смотрела и смотрела на меня. Смотрела, и, кажется, что-то говорила. Что, я не запомнил опять. Если я еще когда-нибудь её увижу, нужно обязательно спросить, что же она тогда мне, этой майской ночью говорила.
Я мог уйти, мог скинуть её, оставить здесь на темной улице одну. Но чего я не мог, так это отвернуться от её глаз. Они были не красивы и не уродливы, они были не лживы и не правдивы. Я даже не уверен, что они были искренними. Они были ни какими. Они были полны чувств, и в то же время, пусты. Но они меня вели.
Я открывал дверь своей глухой и почти пустой квартиры. Квартиры, где царит одиночество. И она зашла. Шла так, будто была здесь уже сотню раз. Или все квартиры похожи друг на друга? Я захлопнул дверь. У меня не было никакой тумбочки или стола, куда я мог бы положить плащ, ключи. Может поэтому мой “дом” выглядел таким пустым. Я кинул ключи на пол. Пусть так. Кошек и собак у меня нет, не съедят их. Но вот что у меня было “от души”, так это огромные на всю стену окна. Это было, несомненно, украшение моего жилища.
Зажег свет. Да, от света моя квартира выглядела еще холоднее и пустыннее. А она в это время стояла у окна и расстегивала свою кофту. Как я понял позже, это была её излюбленная привычка – раздеваться, смотря в окно. А может, так она вела себя только со мной. Этого я не знал.
Я помню, что пошел тогда на кухню и налили себе бокал коньяка. И залпом выпил.
Сел на стол и пялился на часы отсчитывая минуты. Пять минут первого. Еще пять прошло. Я выпил еще бокал. Выпил и понял, что уже не в состоянии думать.
И именно тогда я вернулся в комнату. Она сидела нагишом на диване, все так же, не отводила взгляда от окна, за которым отражалась просторная гостиная.
Я медленно, слегка качаясь, подошел к ней и сел рядом. Да, то, что она смотрит не на меня, а совсем в другую сторону, гораздо упрощает ситуацию. Я хотя бы могу делать это, ничего не испытывая к ней. Ни малейшего чувства теплоты и доброты. Абсолютно ничего. Я обвил её талию руками и прижался лицом к груди, вдыхая пряный запах, словно ваниль, её тела.
Она все смотрит, я только не понимаю, за окно, или может на него?
“Девочка, которая смотрит на окна”. Звучит странно. Но женщиной назвать её, язык не поворачивается. Да и при чем здесь окна? Я пьян и моя фантазия не может придумать более логичного и правильного вывода. Хотя и нужен ли он?
Да, так гораздо лучше, гораздо лучше, что она не смотрит на меня, ибо если бы смотрела, то я бы смотрел только на её глаза. На глаза, которые проникают в душу, медленно, почти что издевательски, переворачивали твое “Alter Ago”. Я повалил её на диван, гладя спину и все так же держа взгляд на уровне шеи. Меня слегка качнуло. Сказывалась изрядная доза алкоголя “принятая” мной. Она не издала ни звука, смотря на потолок моей гостиной, прикрыв глаза и закинув руки мне на спину. А меня уже вырубало. Но для этого времени много и не надо…
Главное не видеть её глаз. Не хочется видеть их выражение, их цвет. Просто не хочется и все.
Точно. Была б моя воля я бы надел на неё черную маску. Из бархата. И чтобы глаз не было видно. Может быть, и спасло. Хотя…
Почему-то я начал сомневаться в том, что это бы спасло. Ведь даже когда ты и не смотришь на неё, но она видит тебя, кажется, будто ты уже и не ты. Глупость, конечно. Мистика, но, правда.
Но это уже не имеет никакого значения…