Как известно, пару дней назад был день рождения Владимира Высоцкого. В этом году ему исполнилось бы 75 лет. Целый день по первому каналу крутили всевозможные передачи и документальные фильмы о Высоцком. Не обошлось, конечно, и без художественных фильмов. Гвоздём программы был, разумеется, "Высоцкий. Спасибо, что живой." В общем, отметили юбилей на славу. Одного только я не увидел на экране: поющего Высоцкого. А точнее сказать, поющего целую песню от начала и до конца, а не фрагмент из 10 секунд.

То есть, песни Высоцкого звучали, конечно. Только вот не в его истинном исполнении, под расстроенную гитару и хрипящим голосом. Вместо этого была очередная поп-тусовка, довольная собой, скачущая по сцене, "эксгумируя спьяну великие песни" (с) Шевчук.

Вот что значит неформат. Кому он нужен-то такой, хриплый и полу-рычащий? Пипл такое нынче не хавает.

Я стихотворение "Памятник" в своём дневнике уже один раз постил. Но уж очень оно нравится. Давайте я его ещё раз выложу.

Я при жизни был рослым и стройным,

Не боялся ни слова, ни пули

И в привычные рамки не лез, -

Но с тех пор, как считаюсь покойным,

Охромили меня и согнули,

К пьедесталу прибив "Ахиллес".



Не стряхнуть мне гранитного мяса

И не вытащить из постамента

Ахиллесову эту пяту,

И железные ребра каркаса

Мертво схвачены слоем цемента, -

Только судороги по хребту.



       Я хвалился косою саженью -

               Нате смерьте! -

       Я не знал, что подвергнусь суженью

               После смерти, -

       Но в обычные рамки я всажен -

               На спор вбили,

       А косую неровную сажень -

               Распрямили.



И с меня, когда взял я да умер,

Живо маску посмертную сняли

Расторопные члены семьи, -

И не знаю, кто их надоумил, -

Только с гипса вчистую стесали

Азиатские скулы мои.



Мне такое не мнилось, не снилось,

И считал я, что мне не грозило

Оказаться всех мертвых мертвей, -

Но поверхность на слепке лоснилась,

И могильною скукой сквозило

Из беззубой улыбки моей.



       Я при жизни не клал тем, кто хищный,

               В пасти палец,

       Подходившие с меркой обычной -

               Опасались, -

       Но по снятии маски посмертной -

               Тут же в ванной -

       Гробовщик подошел ко мне с меркой

               Деревянной...



А потом, по прошествии года, -

Как венец моего исправленья -

Крепко сбитый литой монумент

При огромном скопленье народа

Открывали под бодрое пенье, -

Под мое - с намагниченных лент.



Тишина надо мной раскололась -

Из динамиков хлынули звуки,

С крыш ударил направленный свет, -

Мой отчаяньем сорванный голос

Современные средства науки

Превратили в приятный фальцет.



       Я немел, в покрывало упрятан, -

               Все там будем! -

       Я орал в то же время кастратом

               В уши людям.

       Саван сдернули - как я обужен, -

               Нате смерьте! -

       Неужели такой я вам нужен

               После смерти?!



Командора шаги злы и гулки.

Я решил: как во времени оном -

Не пройтись ли, по плитам звеня? -

И шарахнулись толпы в проулки,

Когда вырвал я ногу со стоном

И осыпались камни с меня.



Накренился я - гол, безобразен, -

Но и падая - вылез из кожи,

Дотянулся железной клюкой, -

И, когда уже грохнулся наземь,

Из разодранных рупоров все же

Прохрипел я похоже: "Живой!"



       И паденье меня и согнуло,

               И сломало,

       Но торчат мои острые скулы

               Из металла!

       Не сумел я, как было угодно -

               Шито-крыто.

       Я, напротив, - ушел всенародно

               Из гранита.