В колонках играет - Lisa Gerrard & Pieter Bourke - The Circulation of Shadows

    Я ничтожен, и хвастаться тут, кажется, нечем. Множество людей столь же ничтожны. Главное, чтобы не быть ничтожеством с претензиями. Потому что ничтожество с претензиями - тип совершенно невыносимый. Его и на попойку не позовёшь, потому что оно, ничтожество-то, скажет тебе, такому же ничтожеству, что, мол, фи, мы этого вашего не пьём и не курим, и как же это возможно такие грязные кунштюки-то проделывать на дому. И что оно, другое-то ничтожество, хоть и ничтожество, а вот уж до такого не опускается, потому что у него свои онёры имеются и чувства высокие в груди трепещут. То есть, выходит, что оно хоть и ничтожество, а ты с ним рядом вовсе невесть кем получаешься. Грустно это. Ну да я не о том.

    Вот нынче папенька мой отогнал меня от компьютера. Да, весь-то день я просидел за этим электрическим идолищем поганым, не предаваясь ни сочиненью стихов, ни прозы, ни даже размышлениям о сущности бытия. Потому что все эти занятия некоторое время назад в моих глазах бодро промаршировали в задницу и оттудова до сей поры не высовывались. А так как человек не может совсем уж ничего не делать, то, изгнанный, я включил телевизор. По вредной привычке, на канале культура. Надо сказать, для меня есть на телевидении только два канала: Культура и Муз-ТВ. И признаюсь в этом безо всякого уязвления своей совести.

    Хороше же. И вот, шла передача про Максимилиана Волошина. Несколько раз показали его большую косматую голову, а потом пошли какие-то скалы, цветочки, ручейки и прочая эта дрянь, какую принято относить к области поэзии, а в это время диктор читал волошинские стихи: "Так будь же сам вселенной и творцом, Сознай себя божественным и вечным И плавь миры по льялам душ и вер..." Вообразите! Сижу я эдак перед телевизором, ем персик. На мне спортивные папенькины старые штаны с дыркою в энном месте, под ногтями кое-где траурные ободочки, вид не только не свежий, а даже вовсе стухший. По ладоням течёт из персика сок, и я их, руки эти, которые, может, не мыл с самого утра, облизываю. И что же, думаю, представлял ли Максимилиан, когда писал это горячее воззвание, меня? Вот в этих штанишках - представлял, я спрашиваю? Вряд ли, вряд ли... Я перевернулся на другой бок, почесал брюхо и, зевнув, услыхал: "Будь дерзким зодчим вавилонских башен, Ты - заклинатель сфинксов и химер".

    Я разглядывал рисунок ковра у своих ног и сосал палец. А потом переключил на Муз-ТВ. А потом папенька пошёл спать, и я пришёл сюда и написал всю эту чепуху. Божественный, блин, и вечный...