"публика — дура, в стихах все равно ничего не понимает!"
и правда =))

Звонит весенняя капель. Потеплел ветер, на тротуарах обледеница. У входа в «Центропечать» звучно гудит водосточная труба, из нее бежит на тротуар веселая весенняя струя. Мы идем «послужить». Есенин молчалив, он о чем-то сосредоточенно думает.
— О чем это ты?
— Да вот, понимаешь ли, консонанс! Никак не могу подобрать. Мне нужен консонанс к слову «лопайте».
Мы подходим к «Центропечати». И как раз на той ледяной луже, которая образовалась от центропечатской водосточной трубы, Есенин поскользнулся и сел в лужу.
— Нашел! — кричит он, сидя в ледяной мокроте и хохоча на всю Тверскую. — Нашел!
И когда мы поднимались по лестнице в «Центропечать», он мне продекламировал:
— Слушай, вот он — консонанс.

Нате, возьмите, лопайте
Души моей чернозем.
Бог придавил нас жопой,
А мы ее солнцем зовем...

Г.Ф. Устинов, Мои воспоминания о Есенине,
Сергей Есенин в стихах и жизни. Воспоминания современников.
Сост. Н.И. Шубниковой-Гусевой

Таких, как он, немного, и появляются такие люди редко. Пускай убогие талантом — как нищая старуха на чужой могиле наживает копеечку, так они — пишут стихи на смерть Есенина, в которых марают его имя или наспех стряпают жалкие пьесы, всё потому, что имя его стало известно, а их имена равны ценой лохмотьям нищей.
...
Вышел Сергей Александрович и зычным голосом начал. Стихи его были хаотичны, но в них был талант, чувствовался поэт и были красочные пятна. За ним вышел Мариенгоф. Этот, умышленно или нет, декламировал такое, что ни в какой мере к стихам не относилось. Помню одну его строчку:

Я пришел к тебе, милая, в новых подштанниках!

Оба они, Сергей Александрович и Мариенгоф, были одеты очень прилично, а потому контраст костюма и слов был большой. На сцену полезли люди в галифе и френчах, начали кричать:
— Где председатель литкома, чего он смотрит?! Это безобразие!
...
Сергей Александрович Есенин был самобытный талант и ум. Не желая дольше истекать кровью в Вомитории жизни, он гордо плюнул в лицо ей и ушел.

А.П. Чапыгин, О Сергее Есенине,
Сергей Есенин в стихах и жизни. Воспоминания современников.
Сост. Н.И. Шубниковой-Гусевой

— А что такое имажинисты?
— Школа такая… нынче школ этих много! Все больше насчет техники: Имажинисты желают писать исключительно одними образами!..
Помешаны еще на саморекламе в подражание Маяковскому: дескать, надо устраивать скандалы, тогда только и обратят внимание, а иначе, мол, не прославимся, публика — дура, в стихах все равно ничего не понимает!
...
В двадцать первом году я встретился с ним на заседании «пролетарских писателей» в «Лито» (литературный отдел).
Он по обыкновению был одет франтом, но выглядел мрачно. Долго молча слушал «пролетарские» речи и, наконец, попросил слова. Все насторожились: к этому времени за Есениным уже упрочилась слава профессионального скандалиста.
— Здесь говорили о литературе с марксистским подходом! — начал он своим звенящим голосом. — Никакой другой литературы не допускается!.. Это уже три года! Три года вы пишите вашу марксистскую ерунду! Три года мы молчали! Сколько же еще лет вы будете затыкать нам глотку? И на кой черт и кому нужен марксистский подход? Может быть, завтра же ваш Маркс сдохнет!..

С.Г. Скиталец, Есенин

Уже на первом вечере его памяти в Камерном театре, куда сошлись все так хорошо знавшие и так любившие его как человека, какой-то разбитной юноша читал о нем безграмотное стихотворение, в котором так больно резало — «Сережка… Гармошка…». Каким бы матом огрел Сергей этого юношу! Откуда-то из всех нор повылезла прятавшаяся там пошлость — и ну делить посмертную славу покойного… Кто только о нем не писал, что только о нем не писали…

Н.Н. Захаров-Мэнский, Только несколько слов...
Русское зарубежье о Сергее Есенине. Антология.

В очереди у кассы в толпе были писатели: Пильняк, Герасимов, Кириллов.
— Ну, прощайте! — пошатался Есенин с серьезным и сосредоточенным видом.
Он обнял попеременно Пильняка, Герасимова, меня, расцеловались... Я шутливо толкнул его в спину «для пути ».
— Жди письма, — сказал, уходя, Есенин и, свесив голову на грудь, заковылял к выходу пьяными нетвердыми шагами.
Было грустно, не по себе, на душе было нехорошо. Конечно, никто не предполагал, что уже никогда не услышит этого с хрипотцой голоса, не увидит пошатывающейся дорогой фигуры, носившей в себе редчайший дар и необъяснимое личное очарование.
Лучше бы, лучше бы ходил он среди нас всегда пьяный, крикливый, неприятный, но только ходил бы!

И.В. Евдокимов, С.А. Есенин в воспоминаниях современников,
Вступ. ст., сост. и коммент. А. Козловского