Вера и Жизнь 3, 1981 г.

 

* * *

 

Однажды под утро я отчего-то проснулся и тихо лежал, глядя широко раскрытыми глазами в посеревшее от медленно поднимавшегося тяжелого стылого рассвета окно. За ним время от времени раздавались непонятные для меня и пугающие звуки. Казалось, у дома крадучись ходит какой-то зверь, поскрипывает снегом и щелкает зубами. В душу заползал страх и… нестерпимое любопытство.

 

Мы жили на краю села. За нашей избой через десяток метров уже начинался лес. И все-таки я потихоньку, чтобы не разбудить родителей, встал, сунул ноги в валенки, накинул пальто и с сильно бьющимся сердцем выскользнул из дома.

 

Я обогнул дом, вышел за околицу и в изумлении остановился. Во всю ширь от деревни сбегал по пологому склону холма заснеженный белый лес, а утреннее небо, подернутое морозной дымкой, продолжало его до бесконечности. Завороженный увиденным, я медленно шел к лесу. В безветрии морозного утра деревья звонко потрескивали и покряхтывали. До меня вдруг дошло, что, проснувшись, я слышал под окном их морозные жалобы.

 

— Карр, карр! — услышал я вдруг и, вздрогнув, оглянулся. В нескольких шагах от меня с тонкой молодой сосны посыпался снег. Она стояла у края леса, как сирота, съежившаяся, опустив ветви. На ветке сидел большой черный ворон, державший в клюве кусок хлеба, ворочая головой и косясь на меня.

 

Видя, что я вообще не собираюсь трогаться с места, ворон положил горбушку на ветку и, придерживая ее лапой, стал долбить клювом. Горбушка была мерзлой, и ему, видно, с большим трудом удавалось отщипывать от нее кусочки. Ворон спокойно завтракал, не обращая на меня внимания.

 

Откуда ни возьмись, появился взъерошенный воробей, опустился на ветку рядом с вороном и нахально ткнул клювом в горбушку. Но маленький клювик был слишком слаб.

 

— Карр, карр, карр! — сердито закаркал ворон. — Отойди, попрошайка. Попробуй-ка найти себе такой кусок!

 

Воробей прыгал на хрупких тонких лапках по ветке рядом с горбушкой и не улетал. Он тоже был голодный и к тому же замерз. И так жалобно чирикал, что мне его стало жалко. Я уже хотел было согнать с дерева жадного ворона, чтобы хлеб достался и воробью, — подкрепился сам и хватит, дай другому. Но ворон будто догадался о моем намерении.

 

— Kapp! — с досадой прокричал он. — Я буду бросать тебе крошки, а ты со снега подбирай.

 

Весело вспорхнув, воробей опустился на снег и поднял в ожидании раскрытый клювик вверх. Ворон посмотрел на меня и самодовольно тряхнул головой: «Ну, что, жадный я?». С горбушки под ударами его клюва посыпались хлебные крошки. То и дело раздавалось воробьиное:

 

«Чирик, чирик! Спасибо, спасибо!».

 

Когда от хлеба ничего не осталось, ворон начал чистить клюв о ствол дерева, помогая себе лапой. Воробей подлетел к нему и, благодарно кивая, зачастил клювом о ветку. Закончив свое дело, ворон тяжело взмахнул крыльями и скрылся за деревьями. Воробью завтрак пришелся по душе и, рассчитывая выпросить еще что-нибудь, серый комочек помчался вслед…

 

Прочитав этот маленький рассказик, не кажется ли вам, что человеку кое в чем следует поучиться у птиц, даже у ворона.

«Живи и дай жить другим» — этого мало для христианина. «Живи и не обижай других» — тоже мало. «Живи и делись с другими своими благословениями» — вот правило жизни христианина.