Опасаясь, что собака залает или убежит, он взялся за дверь и
потянул ее к себе, чтобы собака как-нибудь не вздумала опять
увильнуть. Дрожащая тварь заскулила и попятилась от Барбосова,
жалобно повизгивая.
Видя же, что она испугалась, он пошел прямо на нее. Та отскочила
в сторону, хотела было укусить, но как будто не смогла и смотрела
на него во все глаза.
Он расстегнул плащ и достал из внутреннего кармана молоток, руки
его дрожали и все более немели и деревенели. Он боялся, что уронит
молоток... вдруг голова его как бы закружилась. "Проклятая жалкая
скотина, ворюга!"- настраивал себя Барбосов, стараясь вытеснить
из сознания видения ласковой и игривой собаки.
Ни одного мига нельзя было терять более. Он взмахнул молотком,
едва себя чувствуя, и почти без усилия, почти машинально, опустил
его на голову собаки.
И сразу же почувствовал свою власть и силу. Вот оно как - убить!
Ф.Достоевский
Здоровенный беспородный кобель апельсино-керосиновой масти с
проплешинами цвета грязного снега, что жил в подворотне 2-го дома
Старсобеса был застенчивый ворюга. Все существо его протестовало
против краж, но не красть он не мог. Он крал, и ему было стыдно.
Крал он постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его маленькие
слезящиеся глазки всегда горели неукротимым огнём алчности и
смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза. Звали его во
дворе Аспидом за то, что ничего и никого не боялся, а беспризорники,
часто наведывающиеся на чёрный ход столовой, Кабыздохом и не раз
дразнили, привязывая к хвосту жестяную банку. Так было и этим
солнечным майским утром, когда трудолюбивые дворники усердно
махали мётлами, а заботливые домохозяйки спешили на рынок, неся
в руках хозяйственные кошёлки и пустые бидоны для молока.
"Ату его, атууу!" - кричали весёлые мальчишки и со свистом и
улюлюканьем гнались за убегающим не от страха, а во исполнение
привычного уже ему ритуала Аспидом. Дворники, на мгновение отставив
свои мётлы в сторону, осуждающе глядели вслед мальчишкам.
Сердобольные бабки вздрагивали и крестились. Пробил колокол.
В Старгород пришёл новый день.
Ильф и Петров
Любимая моя Франсуаза Саган...
Милорда, как видно, тоже сморило от запаха разогретой травы. Он закрыл
глаза, светлые пряди длинной шерсти едва различались на усталом,
беззащитном, ранимом и напряжённом теле. Тело Милорда... Ему она
сегодня была обязана всем, включая и эту траву и усеянное звёздами небо,
и неожиданную возможность расслабиться, всем, даже и тем безотчётным
и сомнительным удовольствием, той безотчётной тоской, какую внушало ей
сугубо собачье обаяние друга детства Милорда.
Она заморгала и тряхнула головой, чтобы привлечь внимание Милорда, и
не сразу осознала, что он тоже давно смотрит на неё широко открытыми
преданными глазами. По отношению к нему Алисе случалось впадать в
эдакую близорукость, что представлялось ей проявлением не то её
собственного эгоцентризма, не то его, Милорда, лёгкого и вороватого
нрава.
За спиной у них как-то по-чудному запела птица, и Милорд залаял.
