Я читаю в FB записи поэта Дмитрия Воденникова. У него был постоянный персонаж - его, теперь уже постаревшая, такса Чуня. Последнее время всё шло к неизбежному и вот сегодня он написал прощальный пост. Написал так, как может любящий хозяин и литератор. В память о Чуне я скопировал текст себе, но убрал под кат.

Ну вот и всё. Чуня умерла.
Это заняло четыре дня. Сперва её стало тошнить с утра вчерашней плохо переваренной едой, потом она перестала есть, потом пить.

Я поил её водой из шприца со снятой иглой; однажды она встала и сама прошла в коридор и выхлебала полную миску воды. Но потом уже не вставала.

Когда у тебя старая собака, ты с определённого момента как бы сторожишь её смерть. (Чуня очень любила уходить в ванную комнату и что-то там изучать под ванной, заглядывая под трубу. Накануне того дня, когда она отказалась от еды, ко мне приезжала моя подруга, был вечер, я вышел из кухни, где мы сидели, открыл дверь в тёмную ванную и сразу споткнулся о стоящую там Чуню. Она просто стояла в темноте. Как будто тоже что-то сторожила.)

Задолго до этого, держа в уме неизбежный ее уход, я придумал финальный абзац для текста про то, что её больше нет: «Чуня была очень любопытной. Мне и кажется, что Чуня умерла из любопытства, из желания узнать, что там, за той чертой, за той щелью; ей просто было интересно заглянуть, а потом и протиснуться в эту щель. Есть у меня такая её фотография: Чуня стоит в снегу, как та лошадь Мюнхгаузена, тоже наполовину, будто бы выходя из щели времени и пространства - брак съёмки при попытке снять панораму. Так что же ты там увидела?»

"Чуня стоит в снегу, как та лошадь Мюнхгаузена, тоже наполовину, будто бы выходя из щели времени и пространства..."

Но ни в какую щель она не уходила.

Всё было попроще, нагляднее: физиологическая проза умирания.

Перетёрлись какие-то важные нитки в её теле, опять отказали задние лапы, перестали открываться глаза. Я подстелил под полёжку пакеты, несколько раз выносил Чуню на руках на улицу, там она уже плохо стояла.
Вчера вечером вынес её, она ничего не сделала, просто упала на газон, я взял её на руки, унёс обратно.

Я всегда знал, что я это должен сделать один. Один я был, когда её привезли пятнадцать лет назад, один теперь должен буду её проводить. Это наше дело. Это наша последняя ночь: мы всё сделаем сами. Поэтому я попросил никого не приезжать, да и вообще почти никому ничего не сказал.

Сегодня всё и произошло. Ночью она уже почти не реагировала на прикосновения, утром только редко поднимала голову; всё хорошо, всё хорошо, любовь моя, говорил я, гладя её по разом прохудившемуся тельцу, хотя мы оба знали, что ничего не будет хорошо; потом началась агония, потом из тела ушла жизнь, потом туда пришла смерть.

В два часа дня Чуни не стало.

Чуня была хорошей собакой.
Ласковой, своенравной, не заискивающей (ну если только не надо было утром уже начинать кормить), смелой, корыстной, умной, глупой, упрямой, странной, смешной. Единственно, кого она побаивалась (демонстративно уважала), это меня. И нашего офтальмолога. Да и то не скажу, чтобы уж очень сильно.

Однажды в череде наших бесконечных ветеринаров она, стоя на металлическом столе, то ли от страха укола, то ли от усталости спрятала мне голову в подмышку. Укол ей все равно сделали, но это её движение я помню. Я всегда старался её уберечь, но против маленькой старухи-смерти с иглой, которая приходит к маленьким собачкам, ничего сделать уже не могу.

Весь мир крутился вокруг тебя, Чуня.

И вот он больше не крутится, остановился.
Эти люди, которые служили тебе (возили к врачам, брали на передержку, выводили тебя на улицу, а потом выносили), могут расходиться. Мы все уволены.

Чуня, прощай.

https://www.facebook.com/DmitryVodennikov/posts/4742558905763913