Франческо_Медичи все записи автора Автор: Я (Томас)
Фандом: Trinity Blood.
Жанр: Приключения, юмор, ангст, романтика, фантастика.
Рейтинг: PG-15
Примечания: AU (Alternative Universe), местами незначительное ООС, сенен-ай? О_о``
Этой истории предшествует "Колесо Фортуны"
Персонажи: Йон Фортуна, Авель Найтроуд, Каин Найтлорд. Упоминаются Раду, Лилит.
Размер: Макси.
Дисклеймер: От прав отказываюсь.
Саммари: Каин, захвативший тело Авеля отправляется на Арк, чтобы уничтожить Землю с помощью орбитальных пушек, которые находятся на станции.

Сэт нервно кусала собственные пальцы – анализ всех систем корабля не только проводился необычайно медленно, но и выдавал совершенно непредсказуемые результаты. Сэт не знала, до какого состояния был разрушен Арк, но зато была свидетельницей того, как было уничтожено левое крыло второго яруса. Система же говорила, что ничего, кроме неполадок с гравитационным полем там нет. Далее, вместо кают был расположен совершенно непонятный отсек, без какого либо назначения. Просто пустая комната, невозможное для космической станции место, где каждый сантиметр пространства используется рационально. Лететь на заброшенную станцию захотелось еще меньше. От ноль-первого по-прежнему не было никаких вестей, как и не было информации о том, что кто-либо проник на капитанский мостик или в рубку СБ.
Сэт задумчиво взлохматила волосы. Они восстанавливали Ковчег из подручных материалов – колонисты, доведенные до отчаяния, поставили себе цель – вернуться на Землю во что бы то ни стало. Марсиане использовали обломки первого корабля, части собственной базы – для компенсации нехватки материала, часть корпуса пришлось заменить целыми кусками астероида. В расход также пошел инопланетный корабль, на котором впервые были обнаружены наномашины – невероятно сложные, непонятные технологии были также применены в строительстве. За счет этого, корабль обладал слабыми способностями к восстановлению – лампы не перегорали, не отходили контакты, что было весьма удобно в условиях, когда станция собиралась на скорую руку и без особой подготовки, на коленке – своего рода уникальный эксперимент, прорыв в космических технологиях.
Возможно ли, что это действие элементов технологий чужой расы? Возможно ли, что почти за тысячу лет корабль не только не вышел из строя, но я стал самостоятельно восстанавливаться? Арк обладал искусственным интеллектом, это Сэт хорошо помнила. Что могло произойти с мыслящей машиной с элементами неизвестных механизмов, которые стоят на несколько порядков выше человеческих?
***

Он рухнул на койку, решив больше никогда не подниматься с нее. Однако пришлось довольно быстро отказаться от своих намерений: подступала жажда. После приема таблеток Фортуна тут же улегся снова, стараясь заснуть как можно скорее.
Граф вырвался из сладкого забытья от того, что его грубо схватили за шкирки, приподняв на кровати.
– Что?
– Ты спи, спи... – клыки мягко погрузились в шею, вытягивая из метоселанина кровь с бациллусами.
– А-аа! Отвали от меня, монстр!
Каин довольно быстро отстранился, оставив возмущенного Йона на постели.
– Ты спать хотел? Отдыхай, силы тебе понадобятся. А я пойду, прогуляюсь.
Дважды Фортуне повторять не было необходимости – он несколько раз выругался и свернулся клубком на простынях, которые разлазились от одного только прикосновения.
Ему показалось, что прошло всего несколько минут с того момента, как он закрыл глаза.
"Просыпайтесь", – голос в голове прозвучал почти вежливо, но Йон все равно подскочил, как укушенный, очнувшись в тряпичной трухе, больше похожей на пыль.
– Ты проспал более двенадцати часов, я даже, грешным делом, решил, что ты издох, – хихикнул Каин. Он сменил остатки сутаны на странную белую одежду. У нее был высокий жесткий ворот и незнакомые эмблемы.
Вампир не обратил на болтовню ноль-первого внимания – он уже начал замечать, что Каин, как и Авель частенько дурачится, создавая о себе весьма обманчивое впечатление. Вместо этого он прислушался к собственным ощущениям – он не восстановился полностью, но у него, по крайней мере, были силы идти дальше. Все раны почти зажили, и чувствовал он себя, можно сказать, вполне неплохо. Фортуна незамедлительно принял кровяные таблетки – неизвестно, когда в следующий раз представится такая возможность, да и для ускорения выздоровления на пользу пойдет.
Каин указал на аккуратную стопку ткани на краешке койки.
– Переоденься, что-то из этого должно подойти.
– Какой ты заботливый, – в ответ вампир скривился, и принялся перебирать предложенные тряпки.
– Отвернись!
– Еще чего, – хмыкнул крусник.
Фортуна неумело возился с незнакомыми застежками, пытаясь понять, как это должно одеваться. Впрочем, перед глазами у него был образец в виде Каина, поэтому сориентировался он достаточно быстро. Йон заправил штаны в высокие светлые сапоги и подошел к темнеющему провалу иллюминатора. Как он ни старался, он не мог узнать в отражении себя.
***
– Там, – одними губами ответил метоселанин, махнув рукой в направлении площадки, на которой находился вход на третий ярус Ковчега. У дверей жужжал небольшой робот, проводящий непонятные операции с цифровыми замками.
Они замерли. Спустя несколько минут машина, очевидно, закончив работу, укатилась прочь.
– Пора.
Третий ярус выглядел куда более заброшенным. Освещение не работало – центральный холл был почти лишен стен. Создавалось впечатление, что там произошел взрыв. Сомнительно, что здесь могло работать хоть что-то.
– О, я помню это место! – обрадовался крусник, – Мы почти пришли.
Йон неожиданно понял, что все не так гладко – допустим, Каину удастся снять защиту, тогда их передвижение станет относительно безопасным. Но в этом случае больше ничего не будет стоять на пути ноль-первого в разрушении планеты. В этом чужом заброшенном мире, который существует по своим законам, были только они. Как он сможет помешать круснику, которого не смог остановить открытый космос и падение через атмосферу, и к тому же, в состоянии контролировать каждый твой шаг? На эти вопросы граф не мог найти ни единого вразумительного ответа. Сердце метоселанина считало секунды, когда он остановился, глядя в спину Каина, неторопливо пересекающего зал. Щелчок, еще щелчок в темноте. Неисправные ловушки давали осечку за осечкой, где-то заискрила проводка.
Вампиру ничего не оставалось, кроме как следовать за ним, предаваясь тяжелым размышлениям. Сейчас, когда они были в относительной безопасности, а на их головы не собирался рушиться потолок – Йон почувствовал себя особо беспомощным. Все, что он может – напасть на Каина в последний момент, чтобы не видеть самому того, как Земля будет уничтожена. Не будет ли это трусостью с его стороны, ведь такой поступок мало отличается от самоубийства? Но с другой стороны, оставался Авель, в присутствие которого, равно как и на его вмешательство, метоселанин рассчитывал все меньше. Еще на земле, за миг до того, как был разрушен склеп Святой Черной Святой, перехвативший контроль Авель что-то пытался сказать Фортуне.
"Я обязательно..."
Что "обязательно"? Что-нибудь обязательно придумаю, обязательно вернусь? Оставалось надеяться, что ему удастся найти выход. Но стоит ли рассчитывать на поддержку побежденного?
"Слишком медленно. Быстрее" – почти привычно прозвучал в голове холодный голос, обрывая размышления. Что ускорение сработало против его воли, метоселанин осознал только сломя голову пересекая отсек. Он остановился у бронированной двери, в которую погружался Крусник.
– Постой! Ты что, бросаешь меня? – успел только выкрикнуть граф. В ответ Каин лишь лениво обернулся, с улыбкой на лице скрываясь в сером металле целиком.
С досады Йон пнул дверь ногой и сел на пол, обхватив себя руками. Все пошло не так с самого начала. Происходящее напоминало дурной сон – он на заброшенной космической станции, в тысяче километров над землей, а полоумный маньяк, вселившийся в тело его товарища, собирается уничтожить Землю. Как вести себя в таких обстоятельствах не было ни в книгах, ни в законах Империи, которые обычно давали ответы на все вопросы.
Размышления метоселанина прервала рука, ухватившая его за шиворот, протянувшая сквозь стену.
– Эй, что ты... – внезапно его охватило спокойствие, умиротворяющее, блаженное спокойствие, затопившее каждую клеточку тела. Йон не выдержал и улыбнулся Каину, стоявшему перед массивным пультом – центром рубки службы безопасности. Крусник потер переносицу, словно поправлял давно потерянные очки, несмело улыбнулся в ответ, и повернулся к большому экрану, по которому шли помехи. Помехи сложились в изображение – зеленоглазая черноволосая девчонка, грозно глядящая с монитора. Императрица. Мать метоселан.
Граф, продолжая улыбаться, опустился на одно колено – поприветствовать бессменную правительницу Империи Истинного Человечества.
– Сэт, это ты? Изображение почти не передается, сигнал слабый! – крусник бросился к экрану. Он выглядел неуклюжим, потерянным и бесконечно уставшим. Йона, вслед за ним, охватило волнение и тревога, и он встал с пола, чтобы подойти ближе. Так странно он себя не чувствовал никогда – будто спал, и видел себя слегка со стороны.
***
"Авель? Быть такого не может. И Фортуна-младший. Что все это значит?"
Сэт едва сумела скрыть удивление, тысячи догадок крутились в голове, и ни одна из них не могла в полном объеме объяснить происходящее. Она рассчитывала, что ноль-первый мог захватить тело Авеля, но присутствие здесь графа Мемфиса... Живого графа Мемфиса, потрепанного, разумеется – охранные системы сработали на ура, но живого, и совсем не казалось, что он здесь против воли. Императрица прикинула вероятность предательства метоселанина – исключено, по всем пунктам. Не было видно, что он боится предполагаемого Контра Мунди. На контроль над бациллусами это тоже не походило – Фортуна выглядел совершенно расслабленным, не было ни характерного для таких случаев напряжения мышц от сопротивления, ничего, а зная графа, она была уверена, что тот бы сопротивлялся контролю. И все же.
– Думаешь обвести меня вокруг пальца, Контра Мунди? Нет, брат, – она тщательно подбирала каждое слово.
– Сэт, пожалуйста, это я, Авель! Долго объяснять, но я должен уничтожить его, понимаешь? И сделать это могу только здесь, на Арке, – крусник умолял – Прошу тебя, поверь, я не могу рассказать тебе все, но, с тех пор, как... – Сэт видела, как его лицо исказила болезненная гримаса, и он схватился за грудь. Йон был тут как тут – поддержал норовившего упасть Авеля, подставив локоть.
– Ваше Императорское Величество! Прошу Вас, времени почти не осталось. Нам нужно как можно скорее попасть на капитанский мостик. Мы не можем пройти через систему ловушек и выключить ее, помогите нам, на кону стоит существование Империи!
На Августу смотрело уставшее, но очень серьезное личико метоселанина. Он выглядел очень уверенным и полным решимости.
"Дерзит, как настоящий Фортуна. Я ошиблась?".
***
Эмоции и чувства сменяли друг друга как волны. Это совсем не было неприятно, наоборот, ощущения оттеняли спокойствие и теплое равнодушие, которое могло вызвать на губах неуместную улыбку. Можно ни о чем не волноваться, просто плыть по течению. Все хорошо.
Словно лопнула нить, и на Йона обрушились окружающие звуки и запахи. Он чувствовал себя словно после падения с большой высоты, а свет рубки казался невероятно ярким. И ужасный, чудовищный звук, пробирающий до мозга костей.
Каин смеялся.
– Что произошло? – граф схватился за голову, она казалась большой и пустой, как колокол.
– Мы справились, – крусник светился от радости, – путь нам открыт, в чем есть и твоя заслуга, дружочек.
– Моя заслуга? – он с трудом осознавал происходящее. Затем до него стало доходить. Каин обманул Императрицу, и он, Йон, здорово этому поспособствовал. А ведь он даже не понял, когда крусник подчинил себе его волю.
– До центрального пульта мы доберемся в два счета... Эй, Фортуна, ты решил пропустить самое интересное?
Граф стоял, тяжело привалившись к стенке. Все закончилось слишком внезапно. До конца света осталось всего ничего. Невозможно поверить.
***
– Либо я совершила самую страшную ошибку в своей жизни... Либо нет. Тогда это будет вторая страшная ошибка, – Сэт задумчиво переключала режимы, – Перестраховаться не помешает.
***
Йон молчал всю дорогу, какой бы короткой она не была, метоселанину казалось, что прошла вечность. Да и что он мог сказать? "Каин, пожалуйста, не надо разрушать Землю?". Бессмысленно. Так или иначе, свою миссию граф выполнил, хоть она и завершилась провалом.
В его душе было пусто, и пустота улыбалась ему тонкими губами Раду, чей соленый пепел летал над морем в тысяче километров внизу.
"Ты всерьез считал себя героем?" – вопрошала пустота, поигрывая синеватыми огоньками. Он хмыкнул себе под нос.
"Считал, что сможешь спасти планету? Да кто ты в конце такой?"
– Йон Фортуна? – метоселанин не услышал, как обратился к нему крусник.
"Маленькая деталь механизма. Имперский дворянин, один из лучших, и в то же время – точечка на безупречном чертеже своей страны. Элемент, который не должен покидать предписанное ему место. Признайся себе, ты хотел изменить правила?".
– Изменить правила? – прошептал граф. Он хорошо помнил эти слова. Изменить правила, изменить мир. Раду назвал это причиной своего предательства. Сделал ли он, граф Мемфиса, тоже самое, покинув корабль, который направлялся на Альбион?
– Возможно, мы просто ищем ответ на один-единственный вопрос.
– Если ты решил сойти с ума, сейчас не лучшее время. Подожди полчасика, ладно? – ласково обратился к нему Каин.
Капитанский мостик выглядел так, словно и не прошло нескольких сотен лет. Свежий воздух, едва тронутый пылью, переливающиеся лампочки и горящие экраны.
Крусник провел рукой над сенсорной панелью.
– Добро пожаловать, Подполковник Найтлорд! Сегодня пятнадцатое сентября, пять часов утра. Часть систем была повреждена, вывести отчет о повреждениях? – в небольшом круге на полу появилась женская фигура в белом мундире.
– Не стоит, – Каин почти мурлыкал. Йон разглядывал спину крусника с каким-то идиотическим, нездоровым интересом. Он не понимал, что говорила голограмма – древнего английского он не знал, однако почувствовал напряжение, исходившее от ноль-первого, когда изображение произнесло фразу в вопросительной форме. Он перешел на английский, поэтому дальше Йон не мог понять разговор. Голограмма кивнула и исчезла, растаяв в водовороте искр.
– Сэт считала, что сможет перехитрить меня, поставив блок с паролем, который являлся ответом на вопрос, известный только ей и Авелю. Неинтересно даже – на этой стадии слияния колоний я имею доступ почти ко всей его памяти. Слишком просто. Смотри, Фортуна, для Земли настал ее последний час! – торжественно изрек крусник. Арк загудел, и, очевидно, стал разворачиваться, поскольку россыпь звезд в иллюминаторе затопила светящаяся планета.
– А потом я тебя съем, – чистосердечно признался ноль-первый, – так что не волнуйся, ты ненадолго переживешь свой мир.
Каин безумно рассмеялся, поперхнулся собственной слюной, закашлялся, потом ругнулся и вцепился в рычаги управления, словно хотел стать с кораблем одним целым, прочувствовать разрушение каждой клеткой своего обновленного тела.
Йон сидел на полу, любуясь Землей. Она была неописуемо прекрасна, большая, сияющая – переливы облаков, океан и темнеющие материки, пятнышки островов – на нее можно было смотреть вечность, а у него оставались считанные минуты.
«Вот и все».
Метоселанин смотрел и смотрел, пока, наконец, рядом с планетой не показался кусочек звездного неба. Еще и еще. Земля медленно отдалялась от орбитальной станции, словно хотела отодвинуться от нависшей угрозы.
"Что?".
– Сидеть, – тихо произнес крусник, когда Йон уже был готов вскочить с места. И от этого голоса по телу Йона пробежали мурашки. Сердце его бешено стучало. Затем появился звук. Он нарастал, заглушая все на свете, и ему вторил отвратительный скрежет, как от огромной, небесной двери, которую незадачливый Создатель не смазывал миллион лет. Рев двигателей.
Метоселанин хватал ртом воздух, окончательно утратив связь с реальностью.
– Это как же?
– Я сказал, заткнись, и не мешай мне, – крусник обернулся. Взгляд его был злым и безумно уставшим, словно он две вечности провел, толкаясь в общественном транспорте, а теперь имеет возможность выплеснуть раздражение. И все же, глядя на растерянного метоселанина, снизошел до объяснения.
– Нужно рвать когти отсюда, пока этот психопат не очнулся и не устроил всем второе Пришествие. На Господа надейся, а сам не плошай, – Авель сердито посмотрел на Фортуну и отвернулся к рулю.
– Система, завершить подготовку к гиперскачку. Сколько? Тридцать часов?! Старая жестянка. Йон!
– Тут.
– Зря. У меня есть тридцать часов до гиперскачка – мы выйдем на сверхсветовую скорость. Предлагаю в первый и последний раз – бери челнок и вали отсюда на Землю.
Граф очень хотел задуматься, прежде чем дать ответ. Не получилось.
– Я останусь с тобой, Авель.
Крусник зарычал, отчего вампир моментально подобрался.
– Тогда иди в каюту и не попадайся мне пока на глаза!
Йон вылетел из помещения, как укушенный, сверкая пятками. Оставшись в одиночестве, Найтроуд, или все-таки Найтлорд; тяжело рухнул в кресло, сжимая виски пальцами.
– Ничто никогда не дается легко.
Происходящее из бредового кошмара плавно переменилось сказочным абсурдом. И неожиданно, после нескольких часов бесцельного ожидания под дверью каюты, в которой заперся крусник – Йон почувствовал скуку. Ту, особенную, что разъедает изнутри томлением, сводя с ума моряков во время штиля. Это скука бездействия, ожидания событий.
Арк лениво плыл в безвоздушном пространстве, Авель закрылся в каюте, поставив управление Ковчега на автопилот, и больше не отзывался. И графу решил устроить вылазку – почему не исследовать корабль, большая часть которого оставалась заброшенной и почти разрушенной, несмотря на общую функциональность станции. Ловушки были отключены, значит, он был в безопасности. Насколько можно быть в безопасности в компании свихнувшегося крусника, за сотни тысяч километров от родной планеты, на заброшенной космической станции, летящей на Марс.
Мемфис, раскаленный осенним солнцем, тонул в потной жаркой дымке, а его маленький граф бесцельно шлялся по космической станции сопровождаемый одиночеством и однообразными хлопками закрывающихся за ним дверей. До полного разогрева двигателей оставалось еще несколько часов. А может, гораздо больше – время тянулось, и каждая секунда глухо отбивалась от растрескавшихся стен.
В одной из более-менее сохранившихся кают он обнаружил нечто, отдаленно напоминавшее записывающее устройство. Время за попытками отладить электронный органайзер полетело куда быстрее.
Йон в очередной раз поднял голову – странное предчувствие встревожило метоселанина, наступившая тишина вспыхнула, как брошенный в костер хворост. Звездная пропасть за пыльным иллюминатором изменилась, взорвалась, и черноту располосовали сотни тонких полос. Все кончилось так же внезапно, как и случилось, и уже секунду спустя он решил, что все это ему привиделось. Однако, у подошедшего к иллюминатору графа, сорвался с губ удивленный вздох – Земли, прежде занимавшей приличную часть неба, больше не было. Как и дороги обратно.
"Впрочем, у меня ее не было с самого начала", – спокойно решил для себя Йон. И все же, он почувствовал себя одиноким и потерявшимся, как в детстве, когда однажды заблудился в поле. Тогда ему тоже казалось, что во всем мире он остался один-одинешенек, и только колоски пшеницы предательски шуршали сотнями разных звуков. Тогда его нашел Раду. А теперь?
По Ковчегу прокатился угрожающий рокот – чудом включились системы торможения.
Это значило, что у них есть вполне реальные шансы с вхождением на марсианскую орбиту, вместо того, чтобы протаранить мертвую планету. Йон забрал недоломаный диктофон с собой и отправился к каюте, где он оставил крусника.
Йон шел по коридору, звук его шагов гулко отбивался от стен. Идти было совсем близко, но граф спешил – ему вовсе не улыбалось здесь заблудиться. Угнетающая тишина раздражала метоселанина, и со временем ему начало казаться, что к его шагам стал прибавляться еще какой-то звук. Он стал идти быстрее, но его эхо шагов продолжали множиться. Он успокоил себя, объясняя причину такого странного эффекта особенностью коридоров, пока резко не остановился, – приближающийся Марс отвлек его внимание. И в наступившей тишине он услышал шаг. Чужой, тяжелый. Йон, почему то сразу понял, что обладателем этих ног не является крусник. И ему стало страшно. Его, метоселанина, самого сильного существа на Земле, которому нет равных, охватил ужас.
– Авель? – сдавленно прошептал он.
Молчание стало ему ответом. Фортуна сделал шаг. Существо за поворотом коридора сзади тоже. Он вздрогнул, поборов в себе желание бежать, и сделал еще шаг. Снова. Метоселанин вспомнил лицо своего двойника в иллюминаторе замкнутого коридора. По позвоночнику струился холод, продирая до кишок. Еще шаг. И еще.
Граф занес ногу, и тут же ее убрал. Неведомая тварь поверила, и теперь Йон четко услышал шаг. На его лбу выступил холодный пот. Что могло выжить на этом проклятом корабле? А самое главное, он, несмотря на прекрасный слух и чутье, ничего не замечал. Он и шаги услышал чудом. Обычный человек бы ничего не заметил. До последнего момента. Прижав руку к сердцу, он медленно повернул голову, оборачиваясь. Из-за поворота, в электрическом свете на полу вытянулась длинная тень. На Земле Йон считался храбрецом, но здесь все было по-другому. Ему совершенно не хотелось знакомиться с жителем Ковчега, кем или чем оно бы ни являлось. Он ринулся по коридору, сверкая пятками. Вслед ему прозвучал тихий вздох сквозняка.
– Авель? Авель, ну чего ты там заперся? Никто не будет тебя наказывать.
Он никогда не выйдет отсюда. Не слышать и не видеть мира, который он так сильно ненавидит. Ненавидит мир, ненавидит людей, которые создали его для своих дурацких целей. Лучше бы он никогда не появлялся на свет. Так всем было бы проще, и в первую очередь ей. Действительно, от него нет ничего, кроме неприятностей, а так он избавит Ее от проблем. Не нужно непонятно зачем выгораживать от наказаний – это правильно, наказания зачастую справедливы, да и почему бы не позволить людишкам относится к нему так, как им хочется на самом деле? Как к лабораторной крысе, а позднее – инструменту для своих целей.
Решено. Он не выйдет отсюда, и точка. Только почему руки сами по себе отодвигают тяжелый засов, пока из-за двери не прекратил звучать звон десятков маленьких колокольчиков? И почему за дверью так темно, а вместо аромата благовоний в камеру заползает удушающий запах крови и разложения?
– Можешь радоваться, Авель, я устранил...
Это был единственный случай, когда желание разрушать победило здравый рассудок. Он был тяжело ранен – поединок с Лилит забрал все силы, а поглощение ноль-четвертой колонии доставляло мучения поврежденному телу. Сейчас он даже не мог вспомнить – действительно ли он считал в тот момент, что брат обрадуется смерти предательницы? Ну, Авель всегда был неблагодарной свиньей. Десятилетия войны это только усугубили.
Каин не видел снов – точнее, во сне он видел только океан. Он был океаном, растворившись в его бесконечном теле, он был в каждой волне, в каждой капле, постепенно собираясь воедино. Теперь было по-другому – тоскливые воспоминания, перекрученные до неузнаваемости события. И много знакомых лиц. Каину это скорее нравилось, чем нет.
Йон начинал сердиться, что вполне естественно для темпераментного метоселанина, который уже более чем дюжину минут молотил ногой дверь. Он почти искренне желал круснику зла – Марс приближался, и остаться с ним и непонятным существом, брошенным на произвол судьбы в коридоре, Фортуне не хотелось.
– Просыпайся, болван!
"Здесь чужой. Нужно устранить".
Крусник вяло ворочался в сознании – две колонии плохо сочетались между собой. Слишком разные – разные "условия содержания", существования и использования – из-за этого возникал своеобразный конфликт версий, который и использовал Авель на орбите Земли, чтобы получить преимущество.
"Не чужой. Это наше".
Метоселанин будет полезен в любом случае.
– Сколько можно спать?!
У Авеля было несколько сотен лет, чтобы научится контролировать крусника... которые он благополучно проспал. Пошло ли это ему на пользу, или нет – но факт, что он не позволял колонии руководить своим разумом, отрицая само наличие у крусника интеллекта и самосознания. Отрицая его, несмотря на то, что он являлся частью его самого.
Крусник проснулся голодным – но такое состояние для него было привычным, а значит, все было нормально. Йон бесился за дверью, периодически ругаясь, явно не рассчитывая, что его услышат.
– ... я тебя предупредил! – металлическая пластина бесшумно отъехала в сторону. Авель сделал крошечный шажок в сторону, но его хватило, чтобы рассерженный метоселанин врезался в противоположную дверь каюты.
Йон взвыл от боли и обиды, но священнику было все равно – он хотел разобраться в себе – кем он стал и является сейчас, какие изменения вызвала в его сознании дополнительная колония наномашин. Осталось ли что-то от него прежнего? Это его пугало больше всего – колония Каина была активирована на сто процентов, и Авель боялся, что с ним произошло тоже, что с братом – крусник поглотил его личность. То, что само наличие такого страха опровергало эту версию, его не смущало.
Он страстно желал остаться один, но теперь это было невозможно.
– Может, перестанешь меня игнорировать? Что у тебя на уме, Авель? И что делать дальше нам? Ты слышал, что я говорил? На корабле что-то есть!
"Если бы я сам знал ответ на этот вопрос".
– Авель!
Наверное, именно сейчас, впервые за месяцы, проведенные вместе, начиная с первого дня, который взял начало у древних развалин, до последнего, доживающего последние часы в неестественном свете ламп, Йон понял, насколько его достал Найтроуд. Все его хорошие качества перекрывала эта отвратительная апатия и постоянная вина, смешанная с жалостью к самому себе. И сейчас этот невыносимый человек смотрел на него, Фортуну, с собачьей тоской в глазах. Метоселанина тошнило от всего этого. На втором оскорблении граф сложился пополам – его вырвало на сапоги крусника, что на самом деле немного разрядило обстановку.
– Ваша Светлость, вы только не волнуйтесь, это перегрузки, стресс...
Крусник ухватил метоселанина, у которого подкосились ноги за шиворот, не позволив упасть.
Йон попытался лягнуть священника, но вместо этого ему в спешной порядке пришлось заткнуть рот ладонью – дурнота вернулось, а перед глазами плясали мушки.
Авель с тревогой смотрел на вампира.
– Возможно, бациллусы адаптируются к новой обстановке...
– Пусти!
– Или вас просто укачало?
Крусник отпустил воротник только тогда, когда убедился, что мальчишка в состоянии устоять на своих двоих. Чувствовал он себя странно – колония видела в маленьком метоселанине врага, и требовала устранить раздражающий фактор.
«Рядом чужой. Враг. Убить, уничтожить». Авель мысленно препирался с наномашинами, доказывая необходимость присутствия носителя бацилл, но это не особо помогало.
– Что-то не так, Йон?
– Все не так, и я пытаюсь тебе это втолковать, – с горечью, переполнявшей рот, ответил граф, и не нужно так вздыхать!
– Но я молчу!
Йон оторопел и обернулся. Дверь, ведущая в коридор, оставалась открытой. И он явственно ощутил, что там что-то есть. Волосы у него на голове зашевелились.
– Там, – он ткнул большим пальцем позади себя, – оно там.
Словно в подтверждение его словам, из-за стены послышалось тихое шуршание и поскрипывание, словно там возились мыши, подтачивающие проводку. Шорох стал громче, он рассредоточился вдоль всей стены. В эту же секунду случилось одновременно несколько событий. Йон бросился вперед, к Авелю, волосы которого взмыли вверх, точно их поднял невидимый ветер. Сорвавшаяся с его руки молния срезала с головы метоселанина прядь волос, и, извиваясь, точно живая, устремилась в коридор. Воцарилась тишина, а из-за двери потянуло холодком и запахом озона.
– Что это было?! – взвыл Йон.
– Потом разберемся, но лучше бы его не было, – крусник грубо схватил графа под локоть и поволок к выходу.
– Что ты делаешь? Я не хочу туда!
– Сейчас он ушел. А нам нужно вернулся к центральному пульту.
– А как ты…
– Не спрашивай, – больше наличия непонятного существа на корабле Авеля волновало то, что крусник активировался без его участия. Авель только подумал о том, чтобы применить способности, как все произошло – не потребовалось даже приказа. И сейчас активация не торопилась убираться. Ладно, пока пригодится. Он выволок слабо сопротивляющегося Фортуну в коридор. Он был совершенно пуст, не считая нескольких ярко-бирюзовых капель непонятной жидкости на полу. Йон, недолго думая, плюнул на одну из них, за что получил от священника самую настоящую затрещину – он был сильно не в духе, экспериментов ему хватило с головой. Плевок смешался с бирюзовой гадостью на полу и зашипел.
– Хе, – сделал интеллектуальный вывод вампир.
– Ты точно его не прикончил?
– Нет, – Авель в кои-то веки прислушался к круснику.
– Тогда нужно спешить!
***
– Что это было, Авель? – маршрут до центральной рубки управления стал неприлично привычен.
– Не знаю. И не уверен, что хочу знать.
– Здесь не ступала нога живого существа почти тысячу лет. Искусственный интеллект, заимствованные технологии пришельцев, – Авель равнодушно рассматривал поверхность приближающегося Марса, медленно заполнявшего черное небо иллюминатора.
– До Армагеддона, когда технологии человечества, казалось, не знали пределов, а невозможное было возможным… – священник спохватился, прервав речь, чтобы заняться настройками автопилота – он слабо представлял, как посадить Ковчег на планетарную орбиту и действовал отчасти наобум. Корабль жалобно заскрипел.
– И что, что?! – не утерпел Йон.
– А? Я к тому, что даже несмотря на самые мощные телескопы и приборы, невозможно было ни доказать, ни опровергнуть наличие иных разумных форм жизни во Вселенной, – он невесело усмехнулся, – до того самого момента, как мы не обнаружили тот проклятый корабль.
– Ну?
– Иногда мы не видим дальше своего носа. Корабль пришельцев мы обнаружили чудом. Честно говоря, нам просто откровенно повезло. Если можно так сказать, – он мрачно рассмеялся, – Нас окружают тысячи вещей, большую часть которой мы никогда не увидим.
– Ты не мог бы прекратить говорить намеками? – метоселанин был обеспокоен. Поведения Авеля было непривычным уже давно, но графа нервировали рассказы о Марсе, прошлое и «происхождение видов» от Найтроуда. Слишком сильно это искажало привычную для него картину мира. Но то, что следовало из слов Авеля, казалось еще более нездоровым.
– Я сказал, что не знаю. Скорее всего, это просто сломанный робот для протирки оптических осей! Оставь меня в покое!
Йон не знал, что такое «оптические оси», и это совершенно его не успокоило. Ему вообще не хотелось верить священнику. Доверять – однозначно, но верить – нет. На него никогда нельзя рассчитывать, но можно положиться в самом важном, когда обыкновенные условности утратят значение.
– Басни о летающих тарелках, контакты пятой степени. Что еще нужно для счастья, – тихо, чтобы не расслышал метоселанин, пробурчал под нос крусник, в последний раз сверяя рассчитанную траекторию. Его никогда не обучали на пилота, но общая программа подготовки к проекту, и активное участие в самом создании корабля позволяло немного разобраться с управлением.
Фортуна, наслушавшись вдоволь ворчания ноль-второго, отошел подальше и принялся есть, хотя совершенно не чувствовал голода – легкое головокружение напомнило ему, что он понятия не имеет, когда ел в последний раз.
Двигатели давно стихли и корабль неподвижно завис на орбите. Поверхность Марса казалась подернутой мутной пленкой из облаков – сформировавшейся атмосферы. Жирным пятном упала тень Ковчега, в иллюминаторах маячили спутники планеты – Фобос и Деймос, серые и унылые, как черствые коржики.
– Теперь нам пора?
Авель не ответил, прислушиваясь. Около дверей раздался нарастающий тревожный гул, снова, как до этого в каюте.
– Он возвращается.
Запах разложения, тонкий и едва уловимый, запах старой болезни и чего-то незнакомого, горелого, заставил метоселанина вздрогнуть.
Нажатием кнопки крусник закрыл центральный вход в рубку, но все же Йону показалось, что в какой то момент он увидел что-то, одновременно крошечное, неописуемо гадкое, и в то же время большое, с трудом расположившееся в просторном коридоре. За дверями послышались выстрелы, которые заглушил рев пламени. Повеяло жаром.
– Ты включил ловушки? Как?
Авель неопределенно кивнул, призывая графа к молчанию. Он прислушался – ничего не происходило. Йон и не заметил сразу, как неуловимо изменился крусник – активация наномашин сошла на нет: глаза вернулись к исходному цвету – замерзшего озера, волосы опустились, рассыпавшись по плечам.
– Нам пора. Йон.
Когда они вышли в коридор, метоселанин не увидел ничего необычного – потемневшие от копоти стены и оплавившиеся металлические лужицы – все, что осталось от многочисленных пуль.
И только покидая помещение, метоселанин осознал, что не отбрасывает тени. Ни он, ни Авель. Собственно, теней не было совсем, а в коридоре, несмотря на свет уцелевших лампочек, лежала одна единственная, огромная тень, тянущаяся по стенам, неподвижная и мертвая. Просто тень, как след на снегу, отпечаток чего-то давно прошедшего.
Мы не одни во Вселенной – это Йон знал точно. По отрывочным, смутным рассказал Авеля, собственным домыслам – он делал выводы, порой, весьма неутешительные – они заставляли устоявшуюся для него картину мира пошатнуться, а ценности и понятия – меняться, подменяя друг друга.
– Что ты думаешь об этом, Авель? – вслух рассуждал Йон, и продолжил сам, не рассчитывая на ответ, – Когда начинает казаться, что знаешь так много, за следующим поворотом тебя, вместо очередной ступени, ждет бездна. Мы думаем, что знаем об окружающем нас мире все, ну или почти все, хотя в действительности не можем найти на самые простые и важные для нас вопросы. А сейчас, – он вздохнул – Будто я шел по бесконечному лабиринту, считая, что исходил его вдоль и поперек, а потом запрыгнул на стену, и увидел, насколько далеко он простирается, а границы скрыты туманом, а стены тоже разной высоты, и двигаться можно не только вперед, а в бесконечное множество направлений. Только назад вернуться нельзя. Все непостоянно, и мы не можем вернуться – обязательно вместо нас будет кто-то чуточку другой.
Они спускались все ниже, ярус за ярусом, этаж за этажом.
– Йон…
– Да? – удивленно откликнулся граф.
– Ты поэтому остался со мной? Потому что веришь в то, что нет дороги назад?
– Нет, потому что я… Ничего себе!
Это помещение отличалось от других. Здесь было ощутимо прохладнее, а в центре находился большой круглый пьедестал. Собственно, больше в этой комнате не было ничего, только ржавая пыль и обломки чего-то невнятного намекали, что раньше здесь было оборудование.
Авель знал, что ему придется пройти через это, но он не был готов. Первая колония наномашин неуверенно оживилась, но в ее активности была тревога, и Найтроуд ощутил в себе что-то еще – третью колонию, давным-давно поглощенную первой. Неприятное чувство быстро ушло, но чужие ощущения захлестнули его так неожиданно, что он едва устоял на ногах. Йон смотрел на изменившегося в лице крусника с волнением, в котором читался немой вопрос.
– Все произошло здесь, – коротко ответил он, надеясь, что этого будет достаточно. Фортуна не отличался сообразительностью, но вполне мог догадаться.
Это место было не таким, каким его рисовал в своем воображении метоселанин, но зависший на сотни лет в воздухе привкус разочарования давил, заставляя сердце пропускать удары.
Авель не отрываясь смотрел в одну точку – молчаливый призрак в белом платье стоял возле иллюминатора. Йон прошел сквозь него, не замечая, и наваждение рассыпалось ворохом красноватых искр, чтобы собраться вновь в противоположной стороне комнаты.
Не стоит цепляться за призраки прошлого. Он займется этим, достигнув конечного пункта назначения, а сначала – нужно дойти до конца, завершить круг.
«Музыка?» – подумал Йон, приложив руку к панели, чтобы открыть дверь. Звук бубенцов раздался, когда женщина в белом платье, по которому водопадом спадали огненные пряди, протянула руку. Авель отвернулся, хотя запах пряностей и благовоний разъедал горло крусника. Уже совсем скоро. Она подождет.
Ярусом ниже Йон не позволил Авелю ввести код разрушения Ковчега – в этом не было необходимости, а может, Фортуна не хотел разрывать последнюю ниточку, которая позволяла связаться с прошлым. И все же, несмотря на это, он почти умолял крусника скорее проверить топливо в челноке, который они выбрали для того, чтобы опуститься на Марс.
– Мы все-таки справились.
И все-таки его улыбка была грустной, а в горле стоял комок, когда шлюз распахнулся.
Шаттл едва не падал на планету, почти раскалившись, пролетая сквозь облака. Туман рассеялся, и Йон увидел Марс. Это не была безжизненная пустыня, покрытая ржавчиной и мертвым песком, над которым проносился удушливый ветер. Но все же он был рыжий. Рыжий и мягкий. Планета была покрыта растительностью – толща мха и лишайников, красные полосы лесов из водорослей пересекали ее точно разрезы. Дальше метоселанин увидел остатки колонии – уцелевшие купола и грубые очертания строений, практически утонувшие в растительности остовы летательных аппаратов и поля, бесконечные поля оранжевого мха.
Посадка не была мягкой – свалившийся с неба челнок пропахал многометровую борозду, зарывшись носом в растения. Они выждали несколько минут, прежде чем осела пыль, покрывшая иллюминаторы шаттла.
В рации, вмонтированной в защитный костюм, шли помехи, но она работала. Йон не стал дожидаться, пока трап опустится до конца, и мягко спрыгнул, по колено утонув в мягком рыжеватом мхе, покрывавший поверхность планеты сплошным ковром. В воздух взметнулось облачко поблескивающих спор. Первые шаги в новом мире.
Авель стоял, запрокинув голову. Старые привычки никогда не умирают до конца, и он сразу же отыскал в небе пронзительно-яркую голубую звездочку.
– Добро пожаловать домой.