Старая запись о двух удивительных вещах, которые у меня были.
Первая - футболка. Тëмно-синяя, чертовски удобная, на которой белыми буквами было написано: "КТО СКАЗАЛ МЯУ?"
Ходить в ней оказалось невозможно. Рядом со мной начинали мяукать люди. Мяукал солидный мужчина в лифте, которого я видела впервые в жизни. Застенчиво мяукала молодая продавщица, выдавая мне булочку
с кофе. Когда мяукнул начальник, я забеспокоилась всерьёз. Мяукал он отрывисто, почти не разжимая губ. За те две недели, что я пыталась носить футболку, я услышала столько разнообразного мяуканья, сколько не слышала от всех близживущих котов за всю жизнь. Интересно, что общаться со мной никто из мяукающих не рвался. Мяукнуть и свалить в голубую даль, оставив меня с круглыми глазами - этого им было достаточно.
Я в этой футболке как личность вообще не существовала. Мы с ней составляли единое целое, некий вброс в окружающее пространство, короткий приказ или просто снятие блокировки ("да, детка, наконец-то ты можешь мяукнуть").
Много позже, когда футболка была прочно переведена в разряд домашних, меня осенила хорошая идея. Я попросила приятеля надеть ее и пройти по моему обычному маршруту. Увы, этот план не увенчался успехом, поскольку, едва приятель влез в футболку, она треснула по шву. Я так и не узнала, работала ли она сама по себе или только в паре со мной.
Второй удивительной вещью был зимний шерстяной сарафан-балахон фасона "сиротка Хася". Без всяких надписей. Монашеское одеяние, грубое, длинное, теплое - идеальная одежда-невидимка. Я убирала волосы в учительский пучок стиля "отговорила роща золотая", влезала в сарафан и отправлялась по делам.
Через две недели я повесила его в шкаф и задвинула дубленкой. Этот мешок из-под картошки излучал феромоны. Не знаю, как он это делал, я тут была ни при чём, но со мной заговаривали мужчины на заправке,
в магазине, в отделе кошачьего корма,
в очереди к стоматологу, на остановке и на выходе из туалета в торговом центре.
Я пугалась, я не понимала, что происходит: меня вообще не должны были видеть, я хотела слушать и наблюдать, а не шарахаться от заигрываний.
Апофеозом сарафана стало родительское собрание, после которого за сарафаном (со мной внутри) пошел чужой папа, а за ним погналась жена, которую он забыл возле учительницы. Я поняла, что еще немного -
и "Шура, ваши рыжие кудри примелькаются
и вас начнут бить".
С тех пор он висит в шкафу. Собирает, кстати, чудовищное количество шерсти. К нему даже голубиные перья на улице липнут. Неспроста это всё...
|