2002 год. Лето. Ввиду определенных обстоятельств далеко за полночь, я подъезжаю к офису одной из своих работ, на улице Новокузнецкая. В непосредственной близости от Павелецкого вокзала, прямо перед входом в здание работы, замечаю лежащее на тротуаре тело и склонившегося возле мужичка. Притормаживаю, внимательно вглядываюсь в происходящее. Улица пуста и безлюдна. Мужичок, завидев притормаживающую возле машину, буквально бросается ко мне, активно жестикулирует, я
вно показывает, что требуется помощь. Останавливаюсь. Двери блокированы. Помня об известных и старых как мир разводках, не глушу мотор, оглядываюсь по сторонам, приспускаю пассажирское переднее стекло. Мужичок подскакивает к окну.
— Брат, тут такое дело!
— Что случилось?
— Тут человеку плохо, — показывает на лежащее на тротуаре тело.
Мужичок – парень, лет 35, мальца датый, но похоже, что озабочен случившемся вполне искренне. Глушу мотор, извлекаю ключи из замка зажигания и пихаю в карман. Выхожу из машины и еще раз всматриваюсь в темные переулки и ближайшие кусты. Вроде бы все спокойно.
— Брат, — явно нервничая продолжает мужичок, — Я ее из метро вывел, ей вроде еще там плохо стало, а вот на улицу вышли, и она…, — он вместе со мной склоняется над телом.
На спине лежит женщина, крупная, толстая, растрепанная, явно в бессознанке, с закатившимися глазами и струйкой подсохшей, белесой пены из уголка рта.
— Мы на улицу вышли, а ее чего–то затрясло…. Может.., — в этот момент, тетка сделала резкий звучный и долгий вздох, выгибая спину и выпятив грудь, на мгновение зависла, удерживая тело в приподнятом состоянии и снова рухнула на асфальт. Я еле успел подставить руку под ее затылок. Вот уж действительно – промедление смерти подобно, подумал я, понимая что дамочке действительно хреново.
— Давай–ка быстренько погрузим ее в машину, похоже ей нужна срочная помощь.
Женщина была гораздо тяжелее, чем это казалась. К тому же абсолютное отсутствие мышечного тонуса никак не давало возможности подхватить ее более менее эстетично. Несколько секунд мы пытались ухватить ее соблюдая рамки приличия, все же дама, но только подтянули ее к машине в еще более обескураживающей позе. Наконец отбросив бесполезные этические заморочки, мы буквально впихнули ее на заднее сидение моей 7–ки Жигулей. Тетенька, тем временем, подозрительно не подавала никаких признаков жизни.
— Я с тобой поеду!
— Давай, — по видимому, мужичок не случайный для нее человек, но времени выяснять это обстоятельство совершенно не было, — я знаю больницу тут недалеко, на Дубиниской улице.
Через минуту мы летели по Дубиниской, вглядываясь в темные подворотни, поскольку точного расположения больницы я не знал. Наконец заметили характерное очертания больничного здания, за оградой. Рядом ворота, которые, впрочем, оказались закрыты. Летим дальше, ища заезд. Вздохи мадам на заднем сидении становятся все реже. Я жму на газ, выжимая на разгоне из своей старушки все, что только возможно. Ловлю себя на мысли, что все происходит как в каком–то кино, и что я это не я, а некий киногерой, за действиями которого, я затаив дыхание, наблюдаю со стороны. Еще ворота – опять закрыты.
— Я перелезу, — буквально выпрыгивая из машины, кричит мужичок, — Попрошу, что бы ворота открыли, — торможу.
Он проворно перемахивает через решетчатую ограду. Тетенька уже довольно давно не делала вздоха, уже несколько минут, или мне казалось, что прошло уже несколько минут, но это все равно было очень долго. Я начинаю волноваться – вдруг она коня двинет прямо тут, у меня в машине. Я смотрю на ее белое как лист ватмана лицо, пытаясь вспомнить все, что я знаю о том, как правильно делать искусственное дыхание. Понимаю, что кроме того, что оно делается изо рта в рот больше ничего не помню.
— Давай, милая! Делай вздох! – в голос я уговариваю ее. Перспектива необходимости искусственного дыхания меня совсем не радует, и мне становится стыдно, за свое малодушное чувство брезгливости. – Ну же!, — я касаюсь обратной стороной ладони ее лица. Оно холодное как оконное стекло. Уж не знаю, можно ли доверять чувствам в такие минуты, но тогда оно действительно показалась мне очень холодным. Стало по настоящему страшно.
— Пожалуйста! – опять в голос прошу я непонятно кого.
В этот момент она шевельнулась, ее огромная грудь снова подалась вперед, она уперлась локтем в спинку сиденья. ВЗДОХ! Такой же резкий и глубокий с жутковатым звучным придыхом. На мгновение мне показалось, что ее взгляд стал осмысленным, и я подумал, что она приходит в себя. Надо ей что–то сказать! Я открыл рот, пытаясь выдавить из себя какие–то слова, глядя на нее в упор. Но ничего кроме невнятного звука и шевеления губами не произвел. Ее глаза снова закатились, голова запрокинулась, тело обмякло и она безвольно обрушилась на сиденье.
— Черт! Ну где же этот умник?, — я нажал на сигналку. Внезапно мужичок вынырнул из темноты и впрыгнул в машину.
— Здесь нет заезда! Эти уроды, говорят что здесь нельзя заехать! Здесь служебный въезд! У них типа даже ключей от ворот нет! Уроды! Нельзя заехать….
— А где можно, они сказали где можно?, — резко прервал его я.
— Уроды! Типа дальше будет заезд для скорой помощи…. Он дальше! Не знаю… они так сказали…. Скорая там…
Не дожидаясь конца его мысли я сорвался с буксами, сильно вильнув задом автомобиля в заносе. Мужичок на ходу захлопнул дверь.
— Эти уроды меня послали! Прикинь! Нет заезда!, — было видно, что дядька тоже не на шутку обеспокоен.
Мы пролетели еще несколько домов, огибая больницу по Дубининской улице.
— Вон он! – заорал мужичок, выбрасывая вперед руку с торчащим пальцем, — Вон заезд, для скорой — бетонные эстакады! Да! Похоже это точно они! Ща…, — и он опять выскочил из машины, не дожидаясь остановки и недолго думая сиганул через забор.
Минута томительного ожидания превратилась в вечность. Я прочувствовал это выражение как никогда. Девчонка лежала без движения. На щеке застывшие струйки белесой пены…..
— Блять!, — спохватился я, поражаясь своей тупости, и попытался развернуть ее голову так, что бы слюна и пена стекали вниз. Из ее рта растянулась длинная струйка слизи. Я пытался придерживать ее голову.
У ворот заезда на терминал для скорой появился сонный охранник. Он не торопясь распахнул ворота.
— На терминал заезжать нельзя, паркуйся тут, — ткнул он пальцем на закуток сразу за воротами, — И вези ее в приемную.
— Как же ее везти, если подъехать нельзя?
— На тележке, они в корпусе. В регистратуре спроси.
Пристроив кое–как машину, я поспешил в регистратуру. Вялая тетка в окошке с надписью «Регистратура» встретила меня недобрым взглядом. Возле окна переминался с ноги на ногу тот мужичок.
— Где она?, — спросил он.
— Так подъехать не дали, нужна тележка, — сказал я сразу для обоих.
— Заняты тележки, — совершенно формально бросила Регистратура, — Так ведите.
Я не поверил своим ушам.
— Вы не поняли, — искренне полагая, что Регистратура просто не в курсе обстоятельств, — Она без сознания! Женщина…. крупная!
Регистратура скривилась.
— Я вам сказала, тележек нет!
Точно кино, – подумал я, снова ощущая все словно со стороны, — дурацкое, пошлое кино.
— Женщина, в ней килограмм 100 не меньше, нам ее волоком тащить что ли?
— Вы в своем уме?! – резко включился в дискуссию мужичок.
— Вот и тащите! – все также формально и холодно ответила Регистратура, — А будите ОРАТЬ, — и она сделала акцентную паузу после этого слова, — Я вызову охрану.
Я понял, что скандал сейчас делу не поможет, и что надо менять тактику.
— Женщина, миленькая, пожалуйста, от ворот до вас минимум 150 метров, да еще вверх по эстакаде, мы ее в машину то еле погрузили! Ну не тащить же ее, в самом деле?!
— Прямо по коридору и направо, у лестницы. Там посмотри. Должна быть тележка, для неходячих.
Я метнулся к лестнице и к своему счастью обнаружил там тележку с какой–то горой белья. Я разом смахнул шмотье прямо на пол. Громыхая тележкой по коридору, я подумал: «Довольно странно, что нас никто не встречает, не выбегают врачи, с приборами для реанимации и капельницами на изготовке. А ведь я все именно так себе и представлял».
— Да не греми ты так, больных разбудишь, — буркнула нам в след Регистратура.
Выскочив с тележкой на улицу мы уперлись в охранника, того что открыл ворота.
— Машину переставь, ты въезд загородил.
— Послушайте, сейчас мы с человеком разберемся, и переставлю.
— Сейчас переставь, скорая не пройдет.
— Какая скорая? Нет же никого!
— Ты не понял? Машину убери! – с нотками бескомпромиссного раздражения заявил охранник.
Поскольку, повышение голоса и попытки взывать к совести тут не прокатывают, я решил подчиниться. Сел в машину и продвинул ее на метр вперед, обратив внимание на то, что скорая конечно же проходила, может только не с таким комфортом как обычно.
Пока мы грузили тетеньку на тележку, охранник деловито прилаживал амбарный замок на ворота, не обращая на нас внимания.
Подгоняя тележку к Регистратуре, я рассчитывал, что нас там будет ждать врач. Увы. Все тоже окно с одинокой вялой физиономией.
— А где врач?
— Сейчас подойдет, – в совершенном спокойствие заметила Регистратура
— В смысле подойдет? У нас же человек умирает!
— Обход. Он один. Закончит и подойдет.
Таким ответом я был поставлен в тупик. Соображая как соотнести реально умирающую тетку у меня на тележке, которую 10 минут назад я подобрал на улице и невозможность прервать обход дежурного врача – я впал в ступор.
— Она умирает!, — выходя из себя гаркнул мужичок.
— Не орите, мужчина! Тут каждый день кто–то умирает. Обкололась небось, наркоманы чертовы, — и она скосила взгляд сквозь окно на стоящую рядом тележку.
— Да что же это такое?!, — терял терпение мужичок, — Немедленно позовите врача!
— Я сейчас позову охрану, — глядя в бумаги на столе, в совершеннейшем спокойствии ответила Регистратура.
Тетка на тележке лежала бездыханным телом и у меня появилось подозрение, что в любой момент все наши старания могут стать тщетными. Я невольно коснулся ее плеча, не удачно пристроенная рука соскользнула с тележки и плетью повисла над полом. Осознавая собственное бессилие, я аккуратно вернул руку обратно, словно это единственное, что я мог для нее сейчас сделать.
— Она дышала, но сейчас, кажется, она перестала дышать. А мы привезли ее сюда живую, — осторожно нащупывая подход к Регистратуре, а вместе с тем, и ключ к разрешению ситуации, начал я.
Регистратура подняла глаза, посмотрела на меня, потом на мужичка, который нервничал больше нас всех, затем сквозь стекло на женщину на тележке.
— Мы ее на улице подобрали, живую! Он подтвердит, — и я кивнул в сторону мужика, — а умрет она у вас, тут, прямо возле вашего окна.
— Да! — сориентировался тот.
Регистратура, хмыкнула и подняла трубку телефона.
— Дежурного врача… уже идет? Понятно. Уже идет, — кладя трубку резюмировала она.
Я позволил себе вздохнуть с некоторым облегчением. Оглянулся по сторонам. Моему взору предстала типичная совдеповская больничка, с выкрашенными в зеленый цвет стенами, дерматиновыми банкетками вдоль этих стен и белыми дверями в кабинеты и палаты. Длинная вереница плафонов тянулась по коридорному потолку, напоминая футуристический поезд, один из вагонов которого, то вспыхивал, то гас, издавая звук, похожий на стук крыльев ночного мотылька о светильник. Поезд упирался в дверь с жутковатой надписью «Процедурная». Больничный воздух был наполнен запахом варенной манки вперемешку с запахом хлорки. Одна из дверей приоткрылась и оттуда выглянула физиономия старухи. Старуха уставилась на меня пустыми, ничего не выражающими глазами. «Тут каждый день кто–то умирает» — почему то, вспомнил я фразу Регистратуры, глядя на старуху. В конце коридора появились две фигуры в белых халатах.
— Наконец–то!, — выдохнули мы с мужиком одновременно.
Белые халаты неспешно приближались к нам. Один из них, походя, прикрыл дверь с физиономией старухи.
— Ну, что тут случилось?, — с видом самодовольного мастера без которого все встало, сказал один из халатов, склоняясь над теткой на тележке, — Вы ей кто?
— Э...., — начал было я…
— Это моя подруга, — быстро вставил мужичок.
Доктор перевел взгляд на меня, располагая меня к продолжению моего ответа.
— Я случайно… нашел… в смысле, подобрал… она… на улице…
— Вы тоже друг? – лениво попытался догадаться доктор.
— Нет же! Я просто… помогал…. помог... ей…. в смысле, ему, — кивая в сторону мужика, — другу ее, довезти сюда!
— Саша, кати ее в процедурку, — обратился доктор ко второму халату и Саша послушно покатил телегу по коридору.
— Вас надо зарегистрировать, у вас паспорта с собой?
— Да ради бога. А с ней то что?, — как–то не веря, что все уже под контролем, спросил я.
— А то вы не знаете! Ага..., — доктор делано скосил глаза на меня, — Пойдемте, «друзья», Саша вас запишет.
И мы все подались вдоль по коридору вслед за Сашей. Тележка мерно выстукивала колесами о неаккуратные швы между кафельными плитками на полу. Никто никуда не торопился.
В процедурном кабинете Саша выкатил тележку на середину помещения. Доктор оглядел тело, достал из кармана халата маленький фонарик, раздвинул тетке веки и словно зная заранее, что его там ожидает, нехотя посвятил ей в зрачки. Затем взял ее за запястье. Насторожился.
— Мы пока ее везли она еще дышала. Такие глубокие вздохи, знаете ли. Вздохнет, а потом не дышит долго, — попытался быть полезным я.
— Вы что, не москвич? – Саша параллельно допрашивал мужика, переписывая его паспортные данные в тетрадь.
–.... и с каждым разом дышала все реже и реже, — продолжил я, — Вот теперь уже давно не дышала…
— Как? – явно меняя тон, оборвал меня доктор, спешно накидывая на уши стетоскоп и прикладывая другой конец к груди в разрез блузки бездыханной тетки.
— Что как? – переспросил я
— Как долго не дышала?! – снова оборвал меня доктор, явно повышая голос.
— А где ваша регистрация, — словно не улавливая перемены настроения доктора, продолжал допрос Саша.
— Ну… не знаю, минут 5 уж, может больше….
— Саша звони в реанимацию!
— Ща, Сергей Петр….
— Сейчас звони!, — грозно рявкнул доктор.
Саша метнулся к телефону в углу процедурной.
— Помогите мне положить ее на бок, — призвал нас доктор, — Чего ты там копаешься, практикант!?
Спустя минуту в коридоре послышалась какая–то возня и в процедурную ворвалась целая бригада людей в белых халатах. Впереди была женщина с чемоданчиком в руках.
— Посторонние вон из кабинета!, — скомандовала женщина с чемоданчиком, раскрывая его буквально на ходу, — Сергей Петрович, прикройте за ними дверь.
Мы поспешили очистить помещение. Практикант Саша, тоже был изгнан. Он пристроился к ближайшему подоконнику и снова раскрыл тетрадь.
— Так у вас нет регистрации? – абсолютно с такой же интонацией повторил он ранее заданный вопрос.
Как только за нами закрыли дверь, неожиданно для себя я успокоился. Образ женщины с чемоданчиком вселил в меня надежду на лучшее и ощущение того, что все было не зря. Стены больницы уже не казались такими мрачными. Пол с грязно–рыжим кафелем, с неровными швами, ляпами цемента и зияющим бетоном в местах где кафель давно отвалился, ржавые банкетки, окна с краской на стеклах, вереница плафонов и Регистратура в конце коридора со склонившимся над столом желтоватым лицом, в электрическом свете настольной лампы — все это, вдруг, перестало быть таким тоскливым. Наоборот, оно теперь казалось очень надежным и правильным. Академически правильным. "Тут каждый день кто–то умирает" — снова подумалось мне..
http://the-cheerful-robot.diary.ru/p199326539.htm
Это вот кстати у меня так приятель со своей будущей женой познакомился. Он на работе сидел, ему соседи позвонили - у тебя кот по карнизу разгуливает. Он руки в ноги, и бежать. Бежит, а в это время как раз две девушки купили огромный арбуз. Купили, и несут его вдвоём в пакете. Еле прут, очень тяжелый арбуз. А меж тем приятель, с котом на карнизе, мчится мимо, задрав голову, пытаясь на бегу рассмотреть на табло, с какой платформы уходит его ближайшая электричка. И он между этими девушками решил прошмыгнуть. Он интуитивно просчитал, что зазора ему хватает. Он даже "извините" на бегу сказал, на тот случай если кого-то заденет нечаянно. А арбуза он просто не заметил.
