-Поиск по дневнику

Поиск сообщений в rss_labas

 -Подписка по e-mail

 

 -Постоянные читатели

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 01.09.2005
Записей:
Комментариев:
Написано: 0




Игорь Петров - LiveJournal.com


Добавить любой RSS - источник (включая журнал LiveJournal) в свою ленту друзей вы можете на странице синдикации.

Исходная информация - http://labas.livejournal.com/.
Данный дневник сформирован из открытого RSS-источника по адресу /data/rss??e0436600, и дополняется в соответствии с дополнением данного источника. Он может не соответствовать содержимому оригинальной страницы. Трансляция создана автоматически по запросу читателей этой RSS ленты.
По всем вопросам о работе данного сервиса обращаться со страницы контактной информации.

[Обновить трансляцию]

юберменши об унтерменшах

Воскресенье, 11 Марта 2018 г. 16:28 + в цитатник
"Цель России, наше заблуждение"
(передовица в газете Die Welt, 10.03.2018)
"Унтерменш"
(брошюра главного управления СС, 1942)
Огромная империя на востоке не европейское государство... Одним из главных заблуждений немцев в этом, не так давно начавшемся столетии, является то, что Россию считают европейской страной, которая после распада Советской империи лелеет лишь одно желание: вселиться в общеевропейский дом и жить там по заведенному порядку в прочной дружбе с соседями.Бесконечно тянутся степи русской территории — Восточная Европа. Внезапная и резкая культурная пропасть между Центральной Европой и этим огромным пространством... Бесконечная, плодородная, заброшенная, но одаренная всеми природными богатствами Восточная Европа неотделима от прочего континента, но жестоко отделена от него самодельной пропастью.
Отправной пункт всех недоразумений: мнение, что русское общество в основе своей либерально... На самом деле ровно наоборот. Свободомыслящие в России храбры, но борются в одиночку. И еще досаднее: у них нет никакого влияния. В этом подчеркнуто авторитарном мачистском обществе они не одержат победу в обозримом будущем. А Европа? Как ни заговори с русскими о европейском континенте, с момента прихода к власти Путина слова были многозначительны, но позиция тверда: Россия не любит Европу, она - не часть Европы.По обе стороны границы одна и та же земля — но не один и тот же человек. Ведь только человек способен наложить на ландшафт свой отпечаток... Восточная Европа так и не преодолела известный примитивизм. Она видела лишь хаос, так как ей недоставало человека, который принес бы ей культурные ценности, гения, который системно бы развивал ее, который смог бы разумно использовать ее бесконечные богатства и управлял плодородием почвы. Эта земля знала лишь силы необузданной хищнической эксплуатации и бешеного вооружения.
Итальянцами, как и многими европейцами, владело заблуждение, что демократия даже в Москве является, в принципе, естественной формой правления для человечества, а все прочие формы правления - лишь прискорбные, но временные отклонения. Но в большинстве своем русские предпочитали именно эти отклонения, да еще в наиболее авторитарной форме.Ганзейские, шведские, фламандские, голландские, швабские и нижнесаксонские поселенцы пытались донести свет в эту тьму... Петр Великий, Екатерина ІІ и все, как их там еще звали, призывали немецкого крестьянина, немецкого офицера, европейского ученого, врача и инженера. Но снова и снова побеждали силы тьмы, и пришедший на помощь дух бессмысленно и жестоко уничтожался в вихре дикого скотского неистовства.
Цель России - так действенно опорочить европейскую идею всеми средствами и на всех уровнях, чтобы заставить европейцев самих в это поверить и отказаться от политики европейского объединительного процесса.Снова и снова разгорается пламя на нацеленном на разрушение Востоке, который стремится уничтожить "буржуазный Запад".
Европа, закостенелая и снисходительная в силу возраста, терзаемая демонами прошлого - беззащитна против жестокости и тирании.Орды гуннов мчались на Европу, их раскосые глаза пылали жаждой убийства, позади их оставались лишь пустыня, смерть, огонь и разрушение.

Некоторой насмешкой истории выглядит, однако, тот факт, что автор статьи в "Die Welt" Жак Шустер в молодости возглавлял объединение еврейских студентов в Берлине, а также профессионально занимался историей. Это довольно характерный показатель уровня медийного безумия, который охватил "закостенелую и снисходительную Европу".

via Дмитрий Вачедин

https://labas.livejournal.com/1178642.html


Метки:  

Понравилось: 20 пользователям

возвращая лицо

Понедельник, 05 Марта 2018 г. 18:05 + в цитатник
На прошлой неделе уваж. Шимон Бриман обратил мое внимание на весьма любопытные лоты на аукционе ebay. Фотографии сделаны под Бобруйском весной 1944 г.







Георгиевский крест на флаге, соответствующие повязки и крестики: опознать организацию было несложно. Союз борьбы против большевизма Михаила Октана, организация, созданная в тот момент, когда при отступлении в 1944 г. немцы несколько ослабили вожжи и разрешили марионеточную политическую самодеятельность.
Можно предположить и повод, по которому были сделаны фотографии. Из классической книги уваж. Олега Романько:
Крупной пропагандистской акцией союза в сфере осуществления молодежной политики стало торжественное открытие юношеского поселка СБПБ под Бобруйском. В этом "специализированном" населенном пункте должно было проживать 700 детей – 420 мальчиков и 280 девочек в возрасте от 8 до 15 лет. Поселок был построен силами немецкой армии. На его торжественном открытии присутствовали представители германского командования, М. Октан, бобруйский бургомистр Б. Меньшагин, протоиерей о. Дмитрий Булгаков и другие.



Можно осторожно предположить, что выступающий на фото батюшка и есть протоиерей Дмитрий Булгаков, первоначально служивший при немецкой администрации в Орле, а в августе-сентябре 1943 г. вместе с М. Октаном перебравшийся в Бобруйск.
Соответственно, четвертый справа - начальник штаба 9 армии генерал-майор Гельмут Штедке.
А вот кто такой человек в форме танкиста на заднем плане? И уваж. Шимону Бриману, и мне пришла в голову одна и та же мысль: а не может ли это быть одесский инженер Михаил Илинич, ставший во время известным немецким пропагандистом под псевдонимом Октан?

Уваж. Олег Бэйда, когда я проконсультировался с ним , указал, что человек в форме танкиста известен по другой серии фотографий, запечатлевших русских коллаборационистов, участвовавших в подавлении Варшавского восстания (фото из журнала "Uwazam Rze Historia").



Обратите внимание на крестик СБПБ и нашивку РОА (в скобках заметим, что этот же человек несколько лет назад уже был в центре скандала с ложной идентификацией: искать по ключевым словам "отец Путина", "Комсомольская правда").
На странице Википедии этот человек идентифицируется как майор Б.А. Костенко. Идентификация практически наверняка ложная: начальнику разведотдела РОНА Костенко было совершенно нечего делать на мероприятии СБПБ под Бобруйском.

Еще на одной варшавской фотографии этот же человек что-то записывает в блокнот.



Попробуем сформулировать аргументы "за" и против" идентификации "танкиста" как Октана

+ Октан действительно присутствовал (и наверняка выступал) на митинге по случаю открытия поселка.
+ СБПБ курировался штабом 9 армии
+ По воспоминаниям, Октан носил "черную форму немецкого танкиста", "форму старшего лейтенанта танковой армии" с немецкими медалями.

- На митинге присутствовал и бургомистр Бобруйска Б. Меньшагин, однако, его на фотографиях не видно.
- Нет никаких достоверных сведений о судьбе Октана после лета 1944 г., в т.ч. о его пребывании в Варшаве (хотя один из свидетелей "видел его, когда он отступал в направлении Варшавы").
- Один из свидетелей описывает его как "худого, высокого человека с интеллигентным лицом".

Впрочем, описание из мемуаров Б. Меньшагина кажется более подходящим. Изначально, на основании чтения газеты "Речь", у Меньшагина создалось
...заочное представление о нем как о человеке серьезном, солидном, и вдруг я увидел молодого вертлявого хлыща, всецело занятого собою и всячески старающегося придать себе позу важного лица. Все его ужимки, кривлянье были очень смешны...[...]
Сам Октан в редакции был в форме немецкого обер-лейтенанта пехоты, а к Янушкевичу приехал в форме немецкого танкиста того же чина. На обоих мундирах были прикреплены планки от 9 орденов, полученных им от немцев, по 3 в бронзе, серебре и золоте, все "за храбрость". При мне в Бобруйске он получил еще орден "в серебре" за "заслуги" и орден, дававшийся только немцам, тоже "за заслуги". Мне не приходилось больше видеть никого с таким количеством орденов. В чем заключалась его "храбрость", за которую он получил 9 орденов, я не знаю и в наличии у него храбрости без кавычек очень сомневаюсь.

https://labas.livejournal.com/1178597.html


Метки:  

возвращая лицо

Понедельник, 05 Марта 2018 г. 18:05 + в цитатник
На прошлой неделе уваж. Шимон Бриман обратил мое внимание на весьма любопытные лоты на аукционе ebay. Фотографии сделаны под Бобруйском весной 1944 г.







Георгиевский крест на флаге, соответствующие повязки и крестики: опознать организацию было несложно. Союз борьбы против большевизма Михаила Октана, организация, созданная в тот момент, когда при отступлении в 1944 г. немцы несколько ослабили вожжи и разрешили марионеточную политическую самодеятельность.
Можно предположить и повод, по которому были сделаны фотографии. Из классической книги уваж. Олега Романько:
Крупной пропагандистской акцией союза в сфере осуществления молодежной политики стало торжественное открытие юношеского поселка СБПБ под Бобруйском. В этом "специализированном" населенном пункте должно было проживать 700 детей – 420 мальчиков и 280 девочек в возрасте от 8 до 15 лет. Поселок был построен силами немецкой армии. На его торжественном открытии присутствовали представители германского командования, М. Октан, бобруйский бургомистр Б. Меньшагин, протоиерей о. Дмитрий Булгаков и другие.



Можно осторожно предположить, что выступающий на фото батюшка и есть протоиерей Дмитрий Булгаков, первоначально служивший при немецкой администрации в Орле, а в августе-сентябре 1943 г. вместе с М. Октаном перебравшийся в Бобруйск.
Соответственно, четвертый справа - начальник штаба 9 армии генерал-майор Гельмут Штедке.
А вот кто такой человек в форме танкиста на заднем плане? И уваж. Шимону Бриману, и мне пришла в голову одна и та же мысль: а не может ли это быть одесский инженер Михаил Илинич, ставший во время войны известным немецким пропагандистом под псевдонимом Октан?

Уваж. Олег Бэйда, когда я проконсультировался с ним , указал, что человек в форме танкиста известен по другой серии фотографий, запечатлевших русских коллаборационистов, участвовавших в подавлении Варшавского восстания (фото из журнала "Uwazam Rze Historia").



Обратите внимание на крестик СБПБ и нашивку РОА (в скобках заметим, что этот же фотоснимок несколько лет назад уже был в центре скандала с ложной идентификацией: искать по ключевым словам "отец Путина", "Комсомольская правда").
На странице Википедии этот человек идентифицируется как майор Б.А. Костенко. Идентификация практически наверняка ложная: начальнику разведотдела РОНА Костенко было совершенно нечего делать на мероприятии СБПБ под Бобруйском.

Еще на одной варшавской фотографии этот же человек что-то записывает в блокнот.



Попробуем сформулировать аргументы "за" и "против" идентификации "танкиста" как Октана

+ Октан действительно присутствовал (и наверняка выступал) на митинге по случаю открытия поселка.
+ СБПБ курировался штабом 9 армии
+ По воспоминаниям, Октан носил "черную форму немецкого танкиста", "форму старшего лейтенанта танковой армии" с немецкими медалями.
+ Oдин из свидетелей видел Октана, "когда он отступал в направлении Варшавы", а другой вспоминал, что "осенью 1944 г. в Польше он снова начал выпускать «Речь», снова писал о несуществующем СБПБ, участвовал в подавлении Варшавского восстания" (благодарю за указание уваж. Алексея Макаркина).

- На митинге присутствовал и бургомистр Бобруйска Б. Меньшагин, однако, его на фотографиях не видно.
- Один из свидетелей описывает Октана как "худого, высокого человека с интеллигентным лицом".

Впрочем, описание из мемуаров Б. Меньшагина кажется более подходящим. Изначально, на основании чтения газеты "Речь", у Меньшагина создалось
...заочное представление о нем как о человеке серьезном, солидном, и вдруг я увидел молодого вертлявого хлыща, всецело занятого собою и всячески старающегося придать себе позу важного лица. Все его ужимки, кривлянье были очень смешны. [...]
Сам Октан в редакции был в форме немецкого обер-лейтенанта пехоты, а к Янушкевичу приехал в форме немецкого танкиста того же чина. На обоих мундирах были прикреплены планки от 9 орденов, полученных им от немцев, по 3 в бронзе, серебре и золоте, все "за храбрость". При мне в Бобруйске он получил еще орден "в серебре" за "заслуги" и орден, дававшийся только немцам, тоже "за заслуги". Мне не приходилось больше видеть никого с таким количеством орденов. В чем заключалась его "храбрость", за которую он получил 9 орденов, я не знаю и в наличии у него храбрости без кавычек очень сомневаюсь.

https://labas.livejournal.com/1178597.html


Метки:  

со всей любовью и в полную силу на благо ссср: письмо к.и. альбрехта н.с. хрущеву

Четверг, 15 Февраля 2018 г. 17:12 + в цитатник
В качестве своеобразного эпилога к биографии Карла Ивановича Альбрехта публикую его письмо Н.С. Хрущеву с просьбой о реабилитации (благодарю высокочтимого lucas_v_leyden за возможность ознакомиться с источником).

Карл И. Альбрехт
член Союза по защите
немецких писателей.
Перевод с немецкого
Тюбинген-Букенлоб [Букенло], 11 июля 1957 г.
Никите Хрущеву,
Москва, Кремль

Многоуважаемый Никита Хрущев!
В течение 10 лет – с 1924 по 1934 – я честно служил руководимому Вами движению и Советскому государству. Люди, которых вы теперь разоблачили в Ленинграде перед всей мировой общественностью как врагов человечества и пригвоздили их к позорному столбу, бросили также и меня в подвалы ОГПУ в 1932 году. Только вмешательству Серго Орджоникидзе и моей политической учительницы Клары Цеткин должен я быть обязанным, что я не был тогда расстрелян как якобы шпион, а после 18 месяцев тюремного заключения в ГПУ – Лубянка – помилован. Со своим ребенком я вернулся в Германию и попал здесь в гитлеровские тюрьмы. Затем я в качестве инженера по лесному делу уехал в Турцию и позднее в Швейцарию. Так как сыщики Берия покушались на мою жизнь, я написал в Швейцарии книгу "Преданный социализм", которая за годы 1938-1945 была издана в количестве 2 млн. экземпляров. Я написал эту книгу, потому что я хотел обратить внимание Сталина и тогдашних властителей Кремля на ужасы жизненного существования честных социалистов и людей в СССР и тем самым хотел сделать им предложения об изменении. В войну 1941-45 гг. Я помогал многочисленным русским угнетенным людям – военнопленным, восточным рабочим и людям, находящимся под гнетом оккупации и многим смог спасти жизнь.
Все что я сделал, Вы можете увидеть в моей книге, появившейся в 1954 г. и направленной Вам и Н. Булганину через посольство СССР в Париже и Бонне в 1954 и 1955 гг. Это была только моя любовь к людям Востока, к русским соотечественникам, которые мне никогда не делали ничего злого, а наоборот только хорошее. Берия я никогда не относил к русским людям.
Начиная с 1954 г. я стараюсь получить разрешение еще раз посетить все те места, а также и тюрьмы, в которых я провел 10 лет своей жизни. Лично Вам, Никита Хрущев, адресованном письме я просил о полной реабилитации. Ибо я применил всю свою силу для строительства советского государства как отечества всех трудящихся. Уже в 1938 [1928] г. в Москве появилась моя первая инженерно-техническая книга по моей специальности "Рационализация и механизация лесозаготовок и вывозки леса", в 1930 году появился используемый во всех лесных институтах учебник "Реконструкция и рационализация лесного хозяйства" и вместе с этим большое число научно-технических специальных статей и специальных брошюр, которые касаются рационализации лесного хозяйства и его реорганизации.
Никита Хрущев!
Я знаю вашу большую работу и большие достижения и знаю, что за трудности Вы должны были преодолеть, чтобы добиться своего. Вы остались в живых на счастье русского народа и всего человечества – так как я знаю, Вы хотите мира и благополучия народам СССР, как и всего трудящегося человечества.
Я искал другие пути после того, как невинным образом был раздавлен и почти уничтожен теми же силами, которые Вы сегодня, наконец, искоренили из руководства Советского Союза. Сегодня мне 60 лет – то есть у меня достаточно возраста и зрелости, чтобы суметь сделать выводы из моей жизни. Я как и прежде являюсь социалистическим писателем и непоколебимым борцом за прочную дружбу немецкого народа с советским народом.
Моя просьба к Вам, Никита Хрущев:
В настоящее время я пишу новую книгу: "Война или мир – мир на перепутье". У меня к Вам большая просьба дать мне разрешение вновь посетить все те места, с которыми я познакомился за 10 лет моей совместной борьбы в СССР: там я хочу сделать сравнение и путем фотографирования установить, что сегодня пришло на место старого. Я хотел бы сделать эти съемки на узкой пленке, записать много разговоров на пленку. А потом я хочу все это включить во II том о СССР и вместе с тем сообщить на крупных собраниях в Западной Германии о том, что я видел. Свыше 10 млн. немцев читали мои книги, слушали мои выступления по радио и на собраниях.
Я обязан говорить только правду, отныне опубликовывать факты и нести их в круги немецкого народа, которые сегодня все еще ослеплены и под влиянием лживой пропаганды идут по опасному пути.
Я глубоко убежден, что я обязан выполнить эту публицистическую задачу. Немецкий народ поверит мне больше, чем какому-либо другому корреспонденту, так как я несказанным образом страдал в тюрьмах ГПУ, а также в тюрьмах Гитлера и сегодня никоим образом не являюсь персоной грата у наших властителей, и именно потому, что я сейчас как и прежде борюсь за свободу и справедливость и категорически требую в своих книгах, речах, брошюрах по возможности тесной дружбы моего собственного немецкого народа с советским народом, а также любви ко всем людям земли и свободы и независимости всех народов этого мира.
Моя последняя книга "Но вы разрушите мир" свидетельствует об этом. Я прилагаю Вам 3 журнала "Совесть мира", к которому я принадлежал несколько месяцев как член редакции, чтобы там опубликовать мои цели и нести их в массы. Я прошу обратить внимание только на эти мои собственные статьи, так как я отвечаю только за эти статьи.
Если бы Вы меня смогли реабилитировать, то исчезла бы последняя тень горечи из моего сердца. Только любовью и абсолютной верностью служил я Советскому Союзу. Мое исключение было большой несправедливостью. Прошу Вас помочь мне в полной реабилитации, с тем чтобы я мог свободно глядеть в лицо каждого советского гражданина и чтобы меня принимали как друга. Много лет я был ответственным работником ЦКК РКИ СССР и работал со всей любовью и в полную силу на благо СССР и его будущего.
Прошу Вас выполните мою вновь выраженную просьбу. Это письмо я лично отдаю в посольство СССР в Швейцарии.
С искренним уважением
подпись /Карл Альбрехт/
Перевел: А. Некрасов

ГАРФ Ф.Р-8131 Оп.31 Д.79927.

https://labas.livejournal.com/1178342.html


Метки:  

со всей любовью и в полную силу на благо ссср: письмо к.и. альбрехта н.с хрущеву

Четверг, 15 Февраля 2018 г. 17:12 + в цитатник
В качестве своеобразного эпилога к биографии Карла Ивановича Альбрехта публикую его письмо Н.С. Хрущеву с просьбой о реабилитации (благодарю высокочтимого lucas_v_leyden за возможность ознакомиться с источником).

Карл И. Альбрехт
член Союза по защите
немецких писателей.
Перевод с немецкого
Тюбинген-Букенлоб [Букенло], 11 июля 1957 г.
Никите Хрущеву,
Москва, Кремль

Многоуважаемый Никита Хрущев!
В течение 10 лет – с 1924 по 1934 – я честно служил руководимому Вами движению и Советскому государству. Люди, которых вы теперь разоблачили в Ленинграде перед всей мировой общественностью как врагов человечества и пригвоздили их к позорному столбу, бросили также и меня в подвалы ОГПУ в 1932 году. Только вмешательству Серго Орджоникидзе и моей политической учительницы Клары Цеткин должен я быть обязанным, что я не был тогда расстрелян как якобы шпион, а после 18 месяцев тюремного заключения в ГПУ – Лубянка – помилован. Со своим ребенком я вернулся в Германию и попал здесь в гитлеровские тюрьмы. Затем я в качестве инженера по лесному делу уехал в Турцию и позднее в Швейцарию. Так как сыщики Берия покушались на мою жизнь, я написал в Швейцарии книгу "Преданный социализм", которая за годы 1938-1945 была издана в количестве 2 млн. экземпляров. Я написал эту книгу, потому что я хотел обратить внимание Сталина и тогдашних властителей Кремля на ужасы жизненного существования честных социалистов и людей в СССР и тем самым хотел сделать им предложения об изменении. В войну 1941-45 гг. Я помогал многочисленным русским угнетенным людям – военнопленным, восточным рабочим и людям, находящимся под гнетом оккупации и многим смог спасти жизнь.
Все что я сделал, Вы можете увидеть в моей книге, появившейся в 1954 г. и направленной Вам и Н. Булганину через посольство СССР в Париже и Бонне в 1954 и 1955 гг. Это была только моя любовь к людям Востока, к русским соотечественникам, которые мне никогда не делали ничего злого, а наоборот только хорошее. Берия я никогда не относил к русским людям.
Начиная с1954 г. я стараюсь получить разрешение еще раз посетить все те места, а также и тюрьмы, в которых я провел 10 лет своей жизни. Лично Вам, Никита Хрущев, адресованном письме я просил о полной реабилитации. Ибо я применил всю свою силу для строительства советского государства как отечества всех трудящихся. Уже в 1938 [1928] г. в Москве появилась моя первая инженерно-техническая книга по моей специальности "Рационализация и механизация лесозаготовок и вывозки леса", в 1930 году появился используемый во всех лесных институтах учебник "Реконструкция и рационализация лесного хозяйства" и вместе с этим большое число научно-технических специальных статей и специальных брошюр, которые касаются рационализации лесного хозяйства и его реорганизации.
Никита Хрущев!
Я знаю вашу большую работу и большие достижения и знаю, что за трудности Вы должны были преодолеть, чтобы добиться своего. Вы остались в живых на счастье русского народа и всего человечества – так как я знаю, Вы хотите мира и благополучия народам СССР, как и всего трудящегося человечества.
Я искал другие пути после того, как невинным образом был раздавлен и почти уничтожен теми же силами, которые Вы сегодня, наконец, искоренили из руководства Советского Союза. Сегодня мне 60 лет – то есть у меня достаточно возраста и зрелости, чтобы суметь сделать выводы из моей жизни. Я как и прежде являюсь социалистическим писателем и непоколебимым борцом за прочную дружбу немецкого народа с советским народом.
Моя просьба к Вам, Никита Хрущев:
В настоящее время я пишу новую книгу: "Война или мир – мир на перепутье". У меня к Вам большая просьба дать мне разрешение вновь посетить все те места, с которыми я познакомился за 10 лет моей совместной борьбы в СССР: там я хочу сделать сравнение и путем фотографирования установить, что сегодня пришло на место старого. Я хотел бы сделать эти съемки на узкой пленке, записать много разговоров на пленку. А потом я хочу все это включить во II том о СССР и вместе с тем сообщить на крупных собраниях в Западной Германии о том, что я видел. Свыше 10 млн. немцев читали мои книги, слушали мои выступления по радио и на собраниях.
Я обязан говорить только правду, отныне опубликовывать факты и нести их в круги немецкого народа, которые сегодня все еще ослеплены и под влиянием лживой пропаганды идут по опасному пути.
Я глубоко убежден, что я обязан выполнить эту публицистическую задачу. Немецкий народ поверит мне больше, чем какому-либо другому корреспонденту, так как я несказанным образом страдал в тюрьмах ГПУ, а также в тюрьмах Гитлера и сегодня никоим образом не являюсь персоной грата у наших властителей, и именно потому, что я сейчас как и прежде борюсь за свободу и справедливость и категорически требую в своих книгах, речах, брошюрах по возможности тесной дружбы моего собственного немецкого народа с советским народом, а также любви ко всем людям земли и свободы и независимости всех народов этого мира.
Моя последняя книга "Но вы разрушите мир" свидетельствует об этом. Я прилагаю Вам 3 журнала "Совесть мира", к которому я принадлежал несколько месяцев как член редакции, чтобы там опубликовать мои цели и нести их в массы. Я прошу обратить внимание только на эти мои собственные статьи, так как я отвечаю только за эти статьи.
Если бы Вы меня смогли реабилитировать, то исчезла бы последняя тень горечи из моего сердца. Только любовью и абсолютной верностью служил я Советскому Союзу. Мое исключение было большой несправедливостью. Прошу Вас помочь мне в полной реабилитации, с тем чтобы я мог свободно глядеть в лицо каждого советского гражданина и чтобы меня принимали как друга. Много лет я был ответственным работником ЦКК РКИ СССР и работал со всей любовью и в полную силу на благо СССР и его будущего.
Прошу Вас выполните мою вновь выраженную просьбу. Это письмо я лично отдаю в посольство СССР в Швейцарии.
С искренним уважением
подпись /Карл Альбрехт/
Перевел: А. Некрасов

ГАРФ Ф.Р-8131 Оп.31 Д.79927.

https://labas.livejournal.com/1178342.html


Метки:  

белая церковь. август 1941 г. документы (II)

Воскресенье, 21 Января 2018 г. 14:27 + в цитатник
Документы I-V
VI. Отзыв командующего 6 армией Рейхенау на доклад Гроскурта, 26 августа 1941 г.
Доклад затушевывает тот факт, что дивизия сама дала приказ прервать казнь и затем попросила на это согласия армии. Сразу после телефонного запроса дивизии я после переговоров со штандартенфюрером Блобелем отложил казнь, так как приказ о ее осуществлении был дан нецелесообразно. По моему поручению утром 21.8. штандартенфюрер Блобель и представитель командования армии отправились в Белую Церковь, чтобы проверить обстановку. Принципиально я принял решение, что уже начатая акция должна быть осуществлена целесообразным способом.
В заключительных замечаниях имеется предложение: "Но в данном случае речь идет о мероприятиях против женщин и детей, которые ни в чем не отличаются от зверств противника, а о последних постоянно становятся известно войскам". Я считаю это утверждение неверным и в высшей степени неуместным и нецелесообразным. К тому же оно содержится в открытом письме, которое проходит через многие руки.
Доклад вообще лучше было не представлять.

VII. Показания Эдмунда Пыщука перед земельным судом, Дармштадт, 5 июля 1966 г.
Эдмунд Симон Пыщук, род. 26.4.1904 в Станиславе, проживает в Лихтенштейне под Бамбергом, священник, женат.
Я родился в Станиславе, мои родители умерли рано. Я жил у дяди и вместе с ним переехал в Бельгию, где стал католическим монахом. Потом я вернулся в Станислав, перешел в протестантство и стал там евангелическим пастором. В 1940 г. при переселении я попал в Лицманштадт, получил немецкое гражданство и был призван в 295 пехотную дивизию.
[…] Я был переводчиком в звании зондерфюрер Z.
В Сталинграде я попал в русский плен, из которого был освобожден в 1955 г. С тех пор я живу в Западной Германии, служу пастором.
Вопрос: Господин пастор, опишите, пожалуйста, что Вы знаете о событиях в Белой Церкви.
Ответ: В августе 1941 года штаб 295 пехотной дивизии расположился на отдых в Белой Церкви. Штаб находился в здании, напоминающем виллу и лежавшим чуть в стороне от улицы. На втором этаже здания в сторону улицы была веранда, а под ней двор.
Однажды я шел по городу и увидел толпу людей около деревянного дома. Из любопытства я направился туда и спросил украинцев, что происходит. Я разговаривал с двумя часовыми, это были украинские хиви, которые немедленно впустили меня в дом. Украинцы сказали, что в доме дети, а на мой вопрос, могу ли я на них взглянуть, ответили, что мне можно пройти внутрь.
По лестнице я поднялся на верхний этаж дома. В одной комнате лежали маленькие дети и младенцы. Дети были голыми и все обмазаны мочой и испражнениями. Они плакали. Рядом была пожилая женщина, с которой я попытался поговорить, но она мне не ответила. Несмотря на пережитое в русском плену эта печальная картина никогда не сотрется из моей памяти. Я не пересчитывал детей, поэтому не могу сказать, сколько их было. Гражданские, стоявшие на улице перед домом, рассказали мне, что родители этих детей расстреляны. Я пошел в штаб и доложил об этом начальнику оперативного отдела подполковнику Гроскурту.
Я уже не помню, как поступил Гроскурт после моего сообщения. Но я хорошо помню, что в виллу, в которой располагался штаб, в тот же день или на следующий пришел эсэсовский начальник. Этот эсэсовец был крупным молодым человеком. Внизу под верандой у него завязался возбужденный разговор с подполковником Гроскуртом. Я стоял на лестнице примерно в 20 метрах от офицеров, поэтому мог слышать лишь обрывки фраз. Но я точно знаю, что в ходе разговора эсэсовец сказал Гроскурту: "Это не ваше дело!" Он сказал это очень громко. Подозреваю, что в разговоре обсуждалась судьба этих детей. Позже я еще раз пошел в город, не знаю точно, сразу после этого разговора или на следующий день. Я снова направился к тому дому, чтобы посмотреть, что происходит. Прямо во дворе дома стояла цепь часовых. Двор был оцеплен. Во дворе стоял грузовик с тентом. На этот грузовик грузили детей. Не могу сказать, бросали ли детей в грузовик. Тент по бокам грузовика был поднят, так что я мог видеть детей. Оцепление состояло из хиви. О количестве детей на грузовике я ничего не могу сказать. Я не видел того, как грузовик отъехал. Позже я слышал от украинцев, с которыми беседовал, что детей расстреляли. Но какое подразделение расстреляло детей, не рассказывали.
Вопрос: По документам, которые находятся в нашем распоряжении Вы 20.08.1941 в 16.30 вместе с начальником оперативного отдела, офицером для поручений старшим лейтенантом Шпёрхазе и дивизионным священником д-ром Ройссом осмотрели дом с детьми.
Ответ: Я считаю это возможным, но не помню этого. Может быть, что это за 25 лет забылось.
Вопрос: Помните ли Вы, что в Б[елую] Ц[ерковь] приезжал офицер абвера из 6 армии?
Ответ: Не могу ничего об этом сказать.
Вопрос: Помните ли Вы, что когда Вы находились в доме, полевой жандарм спорил с украинцами?
Ответ: Нет, ничего об этом не знаю.
Вопрос: Помните ли Вы, как при посещении дома женщина, говорящая по-немецки, сказала, что она совершенно невиновна, никогда не интересовалась политикой и не является еврейкой?
Ответ: Нет.
Вопрос: Помните ли Вы, был ли в этом доме унтерфюрер СС?
Ответ: Нет.
Вопрос: Дети лежали на полу или еще где-то в комнате?
Ответ: На полу и на подоконниках. Мебели в доме не было.
Вопрос: Помните ли Вы, что детям потом принесли воду и хлеб.
Ответ: Нет, этого я не видел.
Свидетелю предъявляется доклад о событиях в Б[елой] Ц[еркви] 20.08.1941.
Свидетель заявляет: Я хочу еще раз подчеркнуть, что не помню, был ли я с Гроскуртом, Шпёрхазе и д-ром Ройссом в том доме. Первая картина, которая запечатлена у меня в голове, возникла, когда я был в доме один. Но я считаю возможным, что я там был и с Гроскуртом. Просто первая картина оставляет наибольшее впечатление.
При разговоре между эсэсовским начальником и Гроскуртом я, как уже упоминалось, стоял в отдалении, примерно в 20 метрах, так что мог слышать лишь обрывки слов. При разговоре с фельдкомендантом я не присутствовал, про этому поводу ничего не могу сказать. Там упоминается, что уже во второй половине дня во дворе дома стоял грузовик с детьми, это так. Я видел грузовик.
Настроения среди населения были не в нашу пользу. Сначала нас везде на Украине встречали очень сердечно. Но в Б[елой] Ц[еркви] после этой истории с детьми настроения изменились. Мне это подтверждали в беседах многочисленные украинцы. Можно было слышать русское слово "Sobaki", что означает по-немецки "Hunde". Это выражение относилось к людям, осуществлявшим эти дела.
Вопрос: Слышали ли Вы о том, на каком месте проводились расстрелы?
Ответ: Этого я никогда не узнал.
Вопрос: Говорили о том, что расстрелы проводились недалеко от старого стрельбища.
Ответ: Не могу об этом вспомнить.
Вопрос: Что Вы знаете о расстрелах взрослых?
Ответ: Я никогда ничего не видел, но постоянно слышал об этом.[...]

VIII. Показания Аугуста Хёфнера перед земельным судом, Дармштадт, 31 мая 1965 г.
Я родился 31.1.1912 г. в Меллингене.
[...]
[Ответ:] ... Как бы то ни было, фельдкомендант снова дал мне приказ расстрелять евреев. В ответ на мои возражения он объяснил, что он получил приказ, согласно которому все евреи должны быть расстреляны, причем в приказе прямым текстом сказано: расстреляны именно айнзацкомандами. Ко мне во двор снова привели 500 евреев, но я их снова отпустил. Тогда фельдкомендант обратился по телефону к Б л о б е л ю. На следующий день Б л о б е л ь прибыл в Б[елую] Ц[ерковь]. Он спросил меня насчет этих событий, на что я ответил, что у меня не было никакого повода, да и приказа расстреливать евреев. Я сопротивлялся этому плану, сколько мог, и спорил с Б л о б е л е м, который говорил, что евреи должны быть расстреляны, и я должен это сделать. Я указал ему, что для расстрела вовсе не требуются люди с криминалистическим образованием, чтобы таким образом снять с нас ответственность. Он приказал, что евреев должен расстрелять взвод Ваффен-СС под началом обершарфюрера Е г е р а, что должно произойти по непосредственной договоренности с фельдкомендантом и его людьми. Евреи были расстреляны на линии стрельбы стрельбища, находившегося на территории казарм. Было оно ограждено или нет, я не помню. Я дважды был на стрельбище, но при расстреле не присутствовал. Сначала были расстреляны мужчины. Я не могу точно сказать, сколько их было. В любом случае число превышало 500. После этого меня вызвал фельдкомендант и сказал мне лично, что все мужчины теперь расстреляны несмотря на то, что я так сопротивлялся. Сейчас черед женщин. Я еще сказал ему: "Господин подполковник, позвольте дать Вам хороший совет: руки прочь от этого". Взводу Ваффен-СС пришлось расстрелять и женщин. Так и получилось, что остались дети без родителей.
Вопрос: Кто принял участие в расстреле первой партии детей?
Ответ: Я полагаю, что и этих детей расстрелял взвод Ваффен-СС. Я уже с утра уехал и вернулся только к вечеру. Я не хотел иметь к этому отношения.
Вопрос: Вы разговаривали с фельдкомендантом о расстреле детей?
Ответ: Когда он мне прожужжал все уши, что у него теперь дети, которые хотят молока, а молока у него нет, я сказал ему примерно так: "Он должен принять меры, чтобы детей забрали украинские семьи". На это он ответил, что уже попытался, но украинцы детей не берут. Тогда я сказал ему примерно так: "Господин подполковник, Вы не последовали моему совету, теперь должны сами решить, как обойдетесь с детьми". И больше я этим не занимался, пока меня не вызвали к генералу 295 пехотной дивизии.
Вопрос: Как звали специального уполномоченного Рейхенау, который привез приказ?
Ответ: Это был капитан Л у л e й.
Вопрос: Кому был передан приказ?
Ответ: Было созвано совещание.
Вопрос: Кто принимал участие в совещании?
Ответ: Капитан Л у л e й, как специальный уполномоченный командующего, фельдкомендант, начальник оперативного отдела 295 пехотной дивизии Гроскурт, его заместитель, Блобель и я.
Вопрос: Что обсуждалось на совещании?
Ответ: На совещании сначала я изложил суть дела так же, как сейчас. Мое изложение не встретило возражений. Потом капитан Л у л e й по приказу командующего армией передал начальнику оперативного отдела 295 пехотной дивизии примерно следующее:
Генерал не должен заниматься делами, которые его не касаются. Основополагающие приказы ему так и так известны. Командующему бросилось в глаза, что дивизия обучена дерьмово, так что пусть он лучше заботится об этом. Когда начальник оперативного отдела это проглотил, фельдкомендант спросил, что же должно произойти с детьми. Блобель и я посмотрели друг на друга, офицеры 295 пехотной дивизии тоже посмотрели друг на друга. Слово снова взял Л у л e й и сказал примерно так: господин командующий армией дал указание, что в зоне его ответственности все приказы относительно евреев должны выполняться полностью, без исключений. Вслед за этим Блобель дал мне приказ провести расстрел детей. Я спросил его, кто должен проводить расстрел. Он ответил: "Ваффен-СС". Я возразил и сказал ему: "Они все молодые парни, как мы ответим перед ними за приказ расстрелять маленьких детей". На это он сказал: "Тогда возьмите своих людей". Но я снова возразил: "Как они смогут это сделать, у них же самих маленькие дети". Эта тяжба продолжалась минут десять. Ситуация все больше накалялась, так как все происходило в присутствии эмиссара командующего армией. Блобель вскочил, ударил кулаком по столу и заорал на меня: "Знаете, что за неподчинение приказу полагается расстрел! Вы собираетесь выполнять приказ командующего армией? Да или нет?" Я ответил ему: "Штандартенфюрер, могу я сделать последнее предложение?" Он разрешил. Я предложил, чтобы детей расстреляла украинская милиция фельдкомендатуры. Это предложение не вызвало возражений ни с одной стороны.
Где-то вдалеке вермахту следовало выкопать ямы. Тягачу мостостроительного батальона, который был расквартирован в городе, следовало привезти детей к месту расстрела, так было решено на этом совещании.
Вопрос: Кто дал приказ стрелять на месте расстрела?
Ответ: Этого я не знаю.
Вопрос: Вы бывали на том месте, где были расстреляны дети?
Ответ: Нет. Я только два раза был на стрельбище, где были расстреляны взрослые и первая партия детей. В первый раз я направился туда, так как один из моих людей сказал, что на стрельбище время от времени бьют фонтаны жидкости, состоящей из воды и крови.
Вопрос: Вы сообщили, что детей расстреляли украинцы. Но кто-то ведь должен был дать украинцам приказ?
Ответ: Фельдкомендант.
Вопрос: Сколько детей было расстреляно?
Ответ: Полагаю, на совещании звучало число 26.
Вопрос: [Заместитель Блобеля] Каллсен находился в Б[елой] Ц[еркви]?
Ответ: Я знаю точно, что в то время Каллсен не был в составе [зондер]команды в Б[елой] Ц[еркви]. Это была [зондер]командa, которая впоследствии направилась в Киев. Когда прибыл [служащий зондеркоманды] Янсен, все было уже кончено. Когда меня ставят в известность, что непричастный свидетель на разных фотографиях, сделанных разными людьми, опознал Каллсена на месте расстрела, я должен сказать, что ничего об этом не знаю. Должно быть, Каллсен провел там тот день, что мне тогда осталось неизвестным.
Вопрос: Во время разговора, при котором присутствовал капитан Лулей, шла речь о том, что раз войска тут все вынюхивают, то пусть сами и расстреливают?
Ответ: Не могу вспомнить такую ремарку. Когда меня ставят в известность, что Блобель сказал нечто подобное, отвечу: быть может, точно сказать не могу.
Вопрос: Как стало известно, что и вторая партия детей была расстреляна?
Ответ: Я лично присутствовал при расстреле 26 детей.
Вопрос: Кто давал приказ на месте расстрела?
Ответ: На месте расстрела я и рта не раскрыл. Мне поручили надзор за расстрелом. Поручение дал Блобель, причем тогда, когда приставил мне нож к горлу, когда сказал, что неподчиняющиеся приказу будут сами расстреляны.
Под давлением, которое оказывал на меня Блобель, я сказал ему, что согласен, так как не хочу взваливать это на моих людей: ни из моих людей, ни из Ваффен-СС там никого не будет, и я прошу, чтобы это сделали украинцы. В рощу я отправился в одиночку. Вермахт уже выкопал яму. Детей привезли на тягаче. К этим техническим вопросам я отношения не имел. Украинцы стояли вокруг и дрожали. Детей сняли с тягача. Их ставили над ямой и расстреливали, так что они падали в яму. Куда попадали пули, туда и попадали. Дети падали в яму. Неописуемые стоны. Эту картину я никогда в жизни не забуду. Мне тяжело на сердце. Особенно в памяти запечатлелась маленькая белокурая девочка, взявшая меня за руку. Ее потом тоже расстреляли. Это меня сильнее всего потрясло. После того как детей расстреляли, я уехал. Яма была неподалеку от рощи, а не рядом с тем стрельбищем. Расстрел проводился около четырех часов пополудни или в половине четвертого. Расстрел состоялся через день после совещания у фельдкоменданта. Должно быть в августе. После этого совещания офицеров 295 пехотной дивизии как будто подменили. Старший лейтенант даже пожал мне на прощание руку. Старший лейтенант еще спросил меня постоянно ли нам приходится заниматься такой лабудой. Я еще ответил, что такой лабудой приходится заниматься постоянно и спросил его, не хочет ли он поменяться. Он ответил, что лучше сдохнет на фронте, чем возьмется за это.
Вопрос: Кто командовал украинцами?
Ответ: Этого я не знаю. Этот командир и отдал непосредственный приказ к расстрелу.
Вопрос: В детей производили контрольные выстрелы?
Ответ: Нет. Я никого не добивал. В некоторых детей попадали по четыре или пять раз, пока они не были мертвы. Это было ужасно.
Вопрос: В каком возрасте были самые младшие и самые старшие дети?
Ответ: Все это были дети от двух до шести и восьми лет.
Вопрос: В ордере на арест вам ставится в вину, что перед Киевом Вы приказали расстрелять 12-летнего мальчика со словами [на швабском диалекте] "Ха, ну этого мы кокнем".
Ответ: Об этом я ничего не знаю.
Зачитываются показания Роткламмера.
Обвиняемый отвечает: Не могу припомнить ничего подобного. Я тогда не говорил на швабском диалекте.


Командующий 6 армией генерал-фельдмаршал Вальтер Рейхенау умер 17 января 1942 г. после инсульта.
Командир 295 пехотной дивизии генерал Херберт Гайтнер умер 22 января 1942 г. от последствий полученного на фронте тяжелого ранения.
Начальник оперативного отдела (Ia) 295 пехотной дивизии подполковник Хельмут Гроскурт попал под Сталинградом в плен и умер от тифа 7 апреля 1943 г.
Офицер для поручений (O1) 295 пехотной дивизии старший лейтенант (в конце войны майор) Отто Шпёрхазе умер 4 февраля 2000 г.
Дивизионный священник Йозеф Мария Ройсс в 1954 г. был назначен папой римским викарным епископом в Майнц, принимал участие во Втором Ватиканском Соборе, умер 5 июня 1985 г.
Военный священник Эрнст Тевес в 1968 г. был назначен викарным епископом в Мюнхен, умер 16 января 1998 г.
Начальник зондеркоманды 4а штандартенфюрер СС Пауль Блобель в 1948 г. на Нюрнбергском процессе по делу об айнзацгруппах приговорен к смерти через повешение. Приговор был приведен в исполнение 7 июня 1951 г.
Оберштурмфюрер СС Аугуст Хёфнер был приговорен в 1968 г. к 9 годам заключения (после апелляции к 8). Умер 20 июня 1999 г.
О судьбе офицера абвера 6 армии Фридриха Лулея, фельдкоменданта подполковника Иозефа Ридля, дивизионного священника Вильгельма Корнмана и военного священника Герхарда Вильчека сведений у меня нет.

Источники:
Документ I: Js 4/65 GstA, Frankfurt a. M., Bd. VII S. 1272 ff. Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten". Judenmord aus der Sicht der T"ater und Gaffer. Frankfurt/M.: S. Fischer, 1988.
Документ II: Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten".
Документ III: Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten". Русский перевод опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов об уничтожении нацистами евреев Украины в 1941-1944 годах. Киев: Институт иудаики, 2002.
Документ IV: Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten".
Документ V: IfZ-Archiv, M"unchen, F 45-8/71-75. Оригинал онлайн. Русский перевод опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов...
Документ VI: IfZ-Archiv, F 45-8/81. Оригинал онлайн. Русский перевод опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов...
Документ VII: IfZ-Archiv, Gd 01.54/51. Оригинал онлайн.
Документ VIII: IfZ-Archiv, Gd 01.54/16. Оригинал онлайн. Русский перевод частично опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов...
Перевод документов 3, 5, 6 А. Круглова (с незначительной правкой), перевод документов 1, 2, 4, 7, 8 И. Петрова.

https://labas.livejournal.com/1178021.html


Метки:  

белая церковь. август 1941 г. документы (II)

Воскресенье, 21 Января 2018 г. 14:27 + в цитатник
Документы I-V
VI. Отзыв командующего 6 армией Рейхенау на доклад Гроскурта, 26 августа 1941 г.
Доклад затушевывает тот факт, что дивизия сама дала приказ прервать казнь и затем попросила на это согласия армии. Сразу после телефонного запроса дивизии я после переговоров со штандартенфюрером Блобелем отложил казнь, так как приказ о ее осуществлении был дан нецелесообразно. По моему поручению утром 21.8. штандартенфюрер Блобель и представитель командования армии отправились в Белую Церковь, чтобы проверить обстановку. Принципиально я принял решение, что уже начатая акция должна быть осуществлена целесообразным способом.
В заключительных замечаниях имеется предложение: "Но в данном случае речь идет о мероприятиях против женщин и детей, которые ни в чем не отличаются от зверств противника, а о последних постоянно становятся известно войскам". Я считаю это утверждение неверным и в высшей степени неуместным и нецелесообразным. К тому же оно содержится в открытом письме, которое проходит через многие руки.
Доклад вообще лучше было не представлять.

VII. Показания Эдмунда Пыщука перед земельным судом, Дармштадт, 5 июля 1966 г.
Эдмунд Симон Пыщук, род. 26.4.1904 в Станиславе, проживает в Лихтенштейне под Бамбергом, священник, женат.
Я родился в Станиславе, мои родители умерли рано. Я жил у дяди и вместе с ним переехал в Бельгию, где стал католическим монахом. Потом я вернулся в Станислав, перешел в протестантство и стал там евангелическим пастором. В 1940 г. при переселении я попал в Лицманштадт, получил немецкое гражданство и был призван в 295 пехотную дивизию.
[…] Я был переводчиком в звании зондерфюрер Z.
В Сталинграде я попал в русский плен, из которого был освобожден в 1955 г. С тех пор я живу в Западной Германии, служу пастором.
Вопрос: Господин пастор, опишите, пожалуйста, что Вы знаете о событиях в Белой Церкви.
Ответ: В августе 1941 года штаб 295 пехотной дивизии расположился на отдых в Белой Церкви. Штаб находился в здании, напоминающем виллу и лежавшим чуть в стороне от улицы. На втором этаже здания в сторону улицы была веранда, а под ней двор.
Однажды я шел по городу и увидел толпу людей около деревянного дома. Из любопытства я направился туда и спросил украинцев, что происходит. Я разговаривал с двумя часовыми, это были украинские хиви, которые немедленно впустили меня в дом. Украинцы сказали, что в доме дети, а на мой вопрос, могу ли я на них взглянуть, ответили, что мне можно пройти внутрь.
По лестнице я поднялся на верхний этаж дома. В одной комнате лежали маленькие дети и младенцы. Дети были голыми и все обмазаны мочой и испражнениями. Они плакали. Рядом была пожилая женщина, с которой я попытался поговорить, но она мне не ответила. Несмотря на пережитое в русском плену эта печальная картина никогда не сотрется из моей памяти. Я не пересчитывал детей, поэтому не могу сказать, сколько их было. Гражданские, стоявшие на улице перед домом, рассказали мне, что родители этих детей расстреляны. Я пошел в штаб и доложил об этом начальнику оперативного отдела подполковнику Гроскурту.
Я уже не помню, как поступил Гроскурт после моего сообщения. Но я хорошо помню, что в виллу, в которой располагался штаб, в тот же день или на следующий пришел эсэсовский начальник. Этот эсэсовец был крупным молодым человеком. Внизу под верандой у него завязался возбужденный разговор с подполковником Гроскуртом. Я стоял на лестнице примерно в 20 метрах от офицеров, поэтому мог слышать лишь обрывки фраз. Но я точно знаю, что в ходе разговора эсэсовец сказал Гроскурту: "Это не ваше дело!" Он сказал это очень громко. Подозреваю, что в разговоре обсуждалась судьба этих детей. Позже я еще раз пошел в город, не знаю точно, сразу после этого разговора или на следующий день. Я снова направился к тому дому, чтобы посмотреть, что происходит. Прямо во дворе дома стояла цепь часовых. Двор был оцеплен. Во дворе стоял грузовик с тентом. На этот грузовик грузили детей. Не могу сказать, бросали ли детей в грузовик. Тент по бокам грузовика был поднят, так что я мог видеть детей. Оцепление состояло из хиви. О количестве детей на грузовике я ничего не могу сказать. Я не видел того, как грузовик отъехал. Позже я слышал от украинцев, с которыми беседовал, что детей расстреляли. Но какое подразделение расстреляло детей, не рассказывали.
Вопрос: По документам, которые находятся в нашем распоряжении Вы 20.08.1941 в 16.30 вместе с начальником оперативного отдела, офицером для поручений старшим лейтенантом Шпёрхазе и дивизионным священником д-ром Ройссом осмотрели дом с детьми.
Ответ: Я считаю это возможным, но не помню этого. Может быть, что это за 25 лет забылось.
Вопрос: Помните ли Вы, что в Б[елую] Ц[ерковь] приезжал офицер абвера из 6 армии?
Ответ: Не могу ничего об этом сказать.
Вопрос: Помните ли Вы, что когда Вы находились в доме, полевой жандарм спорил с украинцами?
Ответ: Нет, ничего об этом не знаю.
Вопрос: Помните ли Вы, как при посещении дома женщина, говорящая по-немецки, сказала, что она совершенно невиновна, никогда не интересовалась политикой и не является еврейкой?
Ответ: Нет.
Вопрос: Помните ли Вы, был ли в этом доме унтерфюрер СС?
Ответ: Нет.
Вопрос: Дети лежали на полу или еще где-то в комнате?
Ответ: На полу и на подоконниках. Мебели в доме не было.
Вопрос: Помните ли Вы, что детям потом принесли воду и хлеб.
Ответ: Нет, этого я не видел.
Свидетелю предъявляется доклад о событиях в Б[елой] Ц[еркви] 20.08.1941.
Свидетель заявляет: Я хочу еще раз подчеркнуть, что не помню, был ли я с Гроскуртом, Шпёрхазе и д-ром Ройссом в том доме. Первая картина, которая запечатлена у меня в голове, возникла, когда я был в доме один. Но я считаю возможным, что я там был и с Гроскуртом. Просто первая картина оставляет наибольшее впечатление.
При разговоре между эсэсовским начальником и Гроскуртом я, как уже упоминалось, стоял в отдалении, примерно в 20 метрах, так что мог слышать лишь обрывки слов. При разговоре с фельдкомендантом я не присутствовал, про этому поводу ничего не могу сказать. Там упоминается, что уже во второй половине дня во дворе дома стоял грузовик с детьми, это так. Я видел грузовик.
Настроения среди населения были не в нашу пользу. Сначала нас везде на Украине встречали очень сердечно. Но в Б[елой] Ц[еркви] после этой истории с детьми настроения изменились. Мне это подтверждали в беседах многочисленные украинцы. Можно было слышать русское слово "Sobaki", что означает по-немецки "Hunde". Это выражение относилось к людям, осуществлявшим эти дела.
Вопрос: Слышали ли Вы о том, на каком месте проводились расстрелы?
Ответ: Этого я никогда не узнал.
Вопрос: Говорили о том, что расстрелы проводились недалеко от старого стрельбища.
Ответ: Не могу об этом вспомнить.
Вопрос: Что Вы знаете о расстрелах взрослых?
Ответ: Я никогда ничего не видел, но постоянно слышал об этом.[...]

VIII. Показания Аугуста Хёфнера перед земельным судом, Дармштадт, 31 мая 1965 г.
Я родился 31.1.1912 г. в Меллингене.
[...]
[Ответ:] ... Как бы то ни было, фельдкомендант снова дал мне приказ расстрелять евреев. В ответ на мои возражения он объяснил, что он получил приказ, согласно которому все евреи должны быть расстреляны, причем в приказе прямым текстом сказано: расстреляны именно айнзацкомандами. Ко мне во двор снова привели 500 евреев, но я их снова отпустил. Тогда фельдкомендант обратился по телефону к Б л о б е л ю. На следующий день Б л о б е л ь прибыл в Б[елую] Ц[ерковь]. Он спросил меня насчет этих событий, на что я ответил, что у меня не было никакого повода, да и приказа расстреливать евреев. Я сопротивлялся этому плану, сколько мог, и спорил с Б л о б е л е м, который говорил, что евреи должны быть расстреляны, и я должен это сделать. Я указал ему, что для расстрела вовсе не требуются люди с криминалистическим образованием, чтобы таким образом снять с нас ответственность. Он приказал, что евреев должен расстрелять взвод Ваффен-СС под началом обершарфюрера Е г е р а, что должно произойти по непосредственной договоренности с фельдкомендантом и его людьми. Евреи были расстреляны на линии стрельбы стрельбища, находившегося на территории казарм. Было оно ограждено или нет, я не помню. Я дважды был на стрельбище, но при расстреле не присутствовал. Сначала были расстреляны мужчины. Я не могу точно сказать, сколько их было. В любом случае число превышало 500. После этого меня вызвал фельдкомендант и сказал мне лично, что все мужчины теперь расстреляны несмотря на то, что я так сопротивлялся. Сейчас черед женщин. Я еще сказал ему: "Господин подполковник, позвольте дать Вам хороший совет: руки прочь от этого". Взводу Ваффен-СС пришлось расстрелять и женщин. Так и получилось, что остались дети без родителей.
Вопрос: Кто принял участие в расстреле первой партии детей?
Ответ: Я полагаю, что и этих детей расстрелял взвод Ваффен-СС. Я уже с утра уехал и вернулся только к вечеру. Я не хотел иметь к этому отношения.
Вопрос: Вы разговаривали с фельдкомендантом о расстреле детей?
Ответ: Когда он мне прожужжал все уши, что у него теперь дети, которые хотят молока, а молока у него нет, я сказал ему примерно так: "Он должен принять меры, чтобы детей забрали украинские семьи". На это он ответил, что уже попытался, но украинцы детей не берут. Тогда я сказал ему примерно так: "Господин подполковник, Вы не последовали моему совету, теперь должны сами решить, как обойдетесь с детьми". И больше я этим не занимался, пока меня не вызвали к генералу 295 пехотной дивизии.
Вопрос: Как звали специального уполномоченного Рейхенау, который привез приказ?
Ответ: Это был капитан Л у л e й.
Вопрос: Кому был передан приказ?
Ответ: Было созвано совещание.
Вопрос: Кто принимал участие в совещании?
Ответ: Капитан Л у л e й, как специальный уполномоченный командующего, фельдкомендант, начальник оперативного отдела 295 пехотной дивизии Гроскурт, его заместитель, Блобель и я.
Вопрос: Что обсуждалось на совещании?
Ответ: На совещании сначала я изложил суть дела так же, как сейчас. Мое изложение не встретило возражений. Потом капитан Л у л e й по приказу командующего армией передал начальнику оперативного отдела 295 пехотной дивизии примерно следующее:
Генерал не должен заниматься делами, которые его не касаются. Основополагающие приказы ему так и так известны. Командующему бросилось в глаза, что дивизия обучена дерьмово, так что пусть он лучше заботится об этом. Когда начальник оперативного отдела это проглотил, фельдкомендант спросил, что же должно произойти с детьми. Блобель и я посмотрели друг на друга, офицеры 295 пехотной дивизии тоже посмотрели друг на друга. Слово снова взял Л у л e й и сказал примерно так: господин командующий армией дал указание, что в зоне его ответственности все приказы относительно евреев должны выполняться полностью, без исключений. Вслед за этим Блобель дал мне приказ провести расстрел детей. Я спросил его, кто должен проводить расстрел. Он ответил: "Ваффен-СС". Я возразил и сказал ему: "Они все молодые парни, как мы ответим перед ними за приказ расстрелять маленьких детей". На это он сказал: "Тогда возьмите своих людей". Но я снова возразил: "Как они смогут это сделать, у них же самих маленькие дети". Эта тяжба продолжалась минут десять. Ситуация все больше накалялась, так как все происходило в присутствии эмиссара командующего армией. Блобель вскочил, ударил кулаком по столу и заорал на меня: "Знаете, что за неподчинение приказу полагается расстрел! Вы собираетесь выполнять приказ командующего армией? Да или нет?" Я ответил ему: "Штандартенфюрер, могу я сделать последнее предложение?" Он разрешил. Я предложил, чтобы детей расстреляла украинская милиция фельдкомендатуры. Это предложение не вызвало возражений ни с одной стороны.
Где-то вдалеке вермахту следовало выкопать ямы. Тягачу мостостроительного батальона, который был расквартирован в городе, следовало привезти детей к месту расстрела, так было решено на этом совещании.
Вопрос: Кто дал приказ стрелять на месте расстрела?
Ответ: Этого я не знаю.
Вопрос: Вы бывали на том месте, где были расстреляны дети?
Ответ: Нет. Я только два раза был на стрельбище, где были расстреляны взрослые и первая партия детей. В первый раз я направился туда, так как один из моих людей сказал, что на стрельбище время от времени бьют фонтаны жидкости, состоящей из воды и крови.
Вопрос: Вы сообщили, что детей расстреляли украинцы. Но кто-то ведь должен был дать украинцам приказ?
Ответ: Фельдкомендант.
Вопрос: Сколько детей было расстреляно?
Ответ: Полагаю, на совещании звучало число 26.
Вопрос: [Заместитель Блобеля] Каллсен находился в Б[елой] Ц[еркви]?
Ответ: Я знаю точно, что в то время Каллсен не был в составе [зондер]команды в Б[елой] Ц[еркви]. Это была [зондер]командa, которая впоследствии направилась в Киев. Когда прибыл [служащий зондеркоманды] Янсен, все было уже кончено. Когда меня ставят в известность, что непричастный свидетель на разных фотографиях, сделанных разными людьми, опознал Каллсена на месте расстрела, я должен сказать, что ничего об этом не знаю. Должно быть, Каллсен провел там тот день, что мне тогда осталось неизвестным.
Вопрос: Во время разговора, при котором присутствовал капитан Лулей, шла речь о том, что раз войска тут все вынюхивают, то пусть сами и расстреливают?
Ответ: Не могу вспомнить такую ремарку. Когда меня ставят в известность, что Блобель сказал нечто подобное, отвечу: быть может, точно сказать не могу.
Вопрос: Как стало известно, что и вторая партия детей была расстреляна?
Ответ: Я лично присутствовал при расстреле 26 детей.
Вопрос: Кто давал приказ на месте расстрела?
Ответ: На месте расстрела я и рта не раскрыл. Мне поручили надзор за расстрелом. Поручение дал Блобель, причем тогда, когда приставил мне нож к горлу, когда сказал, что неподчиняющиеся приказу будут сами расстреляны.
Под давлением, которое оказывал на меня Блобель, я сказал ему, что согласен, так как не хочу взваливать это на моих людей: ни из моих людей, ни из Ваффен-СС там никого не будет, и я прошу, чтобы это сделали украинцы. В рощу я отправился в одиночку. Вермахт уже выкопал яму. Детей привезли на тягаче. К этим техническим вопросам я отношения не имел. Украинцы стояли вокруг и дрожали. Детей сняли с тягача. Их ставили над ямой и расстреливали, так что они падали в яму. Куда попадали пули, туда и попадали. Дети падали в яму. Неописуемые стоны. Эту картину я никогда в жизни не забуду. Мне тяжело на сердце. Особенно в памяти запечатлелась маленькая белокурая девочка, взявшая меня за руку. Ее потом тоже расстреляли. Это меня сильнее всего потрясло. После того как детей расстреляли, я уехал. Яма была неподалеку от рощи, а не рядом с тем стрельбищем. Расстрел проводился около четырех часов пополудни или в половине четвертого. Расстрел состоялся через день после совещания у фельдкоменданта. Должно быть в августе. После этого совещания офицеров 295 пехотной дивизии как будто подменили. Старший лейтенант даже пожал мне на прощание руку. Старший лейтенант еще спросил меня постоянно ли нам приходится заниматься такой лабудой. Я еще ответил, что такой лабудой приходится заниматься постоянно и спросил его, не хочет ли он поменяться. Он ответил, что лучше сдохнет на фронте, чем возьмется за это.
Вопрос: Кто командовал украинцами?
Ответ: Этого я не знаю. Этот командир и отдал непосредственный приказ к расстрелу.
Вопрос: В детей производили контрольные выстрелы?
Ответ: Нет. Я никого не добивал. В некоторых детей попадали по четыре или пять раз, пока они не были мертвы. Это было ужасно.
Вопрос: В каком возрасте были самые младшие и самые старшие дети?
Ответ: Все это были дети от двух до шести и восьми лет.
Вопрос: В ордере на арест вам ставится в вину, что перед Киевом Вы приказали расстрелять 12-летнего мальчика со словами [на швабском диалекте] "Ха, ну этого мы кокнем".
Ответ: Об этом я ничего не знаю.
Зачитываются показания Роткламмера.
Обвиняемый отвечает: Не могу припомнить ничего подобного. Я тогда не говорил на швабском диалекте.


Командующий 6 армией генерал-фельдмаршал Вальтер Рейхенау умер 17 января 1942 г. после инсульта.
Командир 295 пехотной дивизии генерал Херберт Гайтнер умер 22 января 1942 г. от последствий полученного на фронте тяжелого ранения.
Начальник оперативного отдела (Ia) 295 пехотной дивизии подполковник Хельмут Гроскурт попал под Сталинградом в плен и умер от тифа 7 апреля 1943 г.
Офицер для поручений (O1) 295 пехотной дивизии старший лейтенант (в конце войны майор) Отто Шпёрхазе умер 4 февраля 2000 г.
Дивизионный священник Йозеф Мария Ройсс в 1954 г. был назначен папой римским викарным епископом в Майнц, принимал участие во Втором Ватиканском Соборе, умер 5 июня 1985 г.
Военный священник Эрнст Тевес в 1968 г. был назначен викарным епископом в Мюнхен, умер 16 января 1998 г.
Начальник зондеркоманды 4а штандартенфюрер СС Пауль Блобель в 1948 г. на Нюрнбергском процессе по делу об айнзацгруппах приговорен к смерти через повешение. Приговор был приведен в исполнение 7 июня 1951 г.
Оберштурмфюрер СС Аугуст Хёфнер был приговорен в 1968 г. к 9 годам заключения (после апелляции к 8). Умер 20 июня 1999 г.
О судьбе офицера абвера 6 армии Фридриха Лулея, фельдкоменданта подполковника Иозефа Ридля, дивизионного священника Вильгельма Корнмана и военного священника Герхарда Вильчека сведений у меня нет.

Источники:
Документ I: Js 4/65 GstA, Frankfurt a. M., Bd. VII S. 1272 ff. Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten". Judenmord aus der Sicht der T"ater und Gaffer. Frankfurt/M.: S. Fischer, 1988.
Документ II: Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten".
Документ III: Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten". Русский перевод опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов об уничтожении нацистами евреев Украины в 1941-1944 годах. Киев: Институт иудаики, 2002.
Документ IV: Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten".
Документ V: IfZ-Archiv, M"unchen, F 45-8/71-75. Оригинал онлайн. Русский перевод опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов...
Документ VI: IfZ-Archiv, F 45-8/81. Оригинал онлайн. Русский перевод опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов...
Документ VII: IfZ-Archiv, Gd 01.54/51. Оригинал онлайн.
Документ VIII: IfZ-Archiv, Gd 01.54/16. Оригинал онлайн. Русский перевод частично опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов...
Перевод документов 3, 5, 6 А. Круглова (с незначительной правкой), перевод документов 1, 2, 4, 7, 8 И. Петрова.

https://labas.livejournal.com/1178021.html


Метки:  

белая церковь. август 1941 г. документы (II)

Воскресенье, 21 Января 2018 г. 14:27 + в цитатник
Документы I-V
VI. Отзыв командующего 6 армией Рейхенау на доклад Гроскурта, 26 августа 1941 г.
Доклад затушевывает тот факт, что дивизия сама дала приказ прервать казнь и затем попросила на это согласия армии. Сразу после телефонного запроса дивизии я после переговоров со штандартенфюрером Блобелем отложил казнь, так как приказ о ее осуществлении был дан нецелесообразно. По моему поручению утром 21.8. штандартенфюрер Блобель и представитель командования армии отправились в Белую Церковь, чтобы проверить обстановку. Принципиально я принял решение, что уже начатая акция должна быть осуществлена целесообразным способом.
В заключительных замечаниях имеется предложение: "Но в данном случае речь идет о мероприятиях против женщин и детей, которые ни в чем не отличаются от зверств противника, а о последних постоянно становятся известно войскам". Я считаю это утверждение неверным и в высшей степени неуместным и нецелесообразным. К тому же оно содержится в открытом письме, которое проходит через многие руки.
Доклад вообще лучше было не представлять.

VII. Показания Эдмунда Пыщука перед земельным судом, Дармштадт, 5 июля 1966 г.
Эдмунд Симон Пыщук, род. 26.4.1904 в Станиславе, проживает в Лихтенштейне под Бамбергом, священник, женат.
Я родился в Станиславе, мои родители умерли рано. Я жил у дяди и вместе с ним переехал в Бельгию, где стал католическим монахом. Потом я вернулся в Станислав, перешел в протестантство и стал там евангелическим пастором. В 1940 г. при переселении я попал в Лицманштадт, получил немецкое гражданство и был призван в 295 пехотную дивизию.
[…] Я был переводчиком в звании зондерфюрер Z.
В Сталинграде я попал в русский плен, из которого был освобожден в 1955 г. С тех пор я живу в Западной Германии, служу пастором.
Вопрос: Господин пастор, опишите, пожалуйста, что Вы знаете о событиях в Белой Церкви.
Ответ: В августе 1941 года штаб 295 пехотной дивизии расположился на отдых в Белой Церкви. Штаб находился в здании, напоминающем виллу и лежавшим чуть в стороне от улицы. На втором этаже здания в сторону улицы была веранда, а под ней двор.
Однажды я шел по городу и увидел толпу людей около деревянного дома. Из любопытства я направился туда и спросил украинцев, что происходит. Я разговаривал с двумя часовыми, это были украинские хиви, которые немедленно впустили меня в дом. Украинцы сказали, что в доме дети, а на мой вопрос, могу ли я на них взглянуть, ответили, что мне можно пройти внутрь.
По лестнице я поднялся на верхний этаж дома. В одной комнате лежали маленькие дети и младенцы. Дети были голыми и все обмазаны мочой и испражнениями. Они плакали. Рядом была пожилая женщина, с которой я попытался поговорить, но она мне не ответила. Несмотря на пережитое в русском плену эта печальная картина никогда не сотрется из моей памяти. Я не пересчитывал детей, поэтому не могу сказать, сколько их было. Гражданские, стоявшие на улице перед домом, рассказали мне, что родители этих детей расстреляны. Я пошел в штаб и доложил об этом начальнику оперативного отдела подполковнику Гроскурту.
Я уже не помню, как поступил Гроскурт после моего сообщения. Но я хорошо помню, что в виллу, в которой располагался штаб, в тот же день или на следующий пришел эсэсовский начальник. Этот эсэсовец был крупным молодым человеком. Внизу под верандой у него завязался возбужденный разговор с подполковником Гроскуртом. Я стоял на лестнице примерно в 20 метрах от офицеров, поэтому мог слышать лишь обрывки фраз. Но я точно знаю, что в ходе разговора эсэсовец сказал Гроскурту: "Это не ваше дело!" Он сказал это очень громко. Подозреваю, что в разговоре обсуждалась судьба этих детей. Позже я еще раз пошел в город, не знаю точно, сразу после этого разговора или на следующий день. Я снова направился к тому дому, чтобы посмотреть, что происходит. Прямо во дворе дома стояла цепь часовых. Двор был оцеплен. Во дворе стоял грузовик с тентом. На этот грузовик грузили детей. Не могу сказать, бросали ли детей в грузовик. Тент по бокам грузовика был поднят, так что я мог видеть детей. Оцепление состояло из хиви. О количестве детей на грузовике я ничего не могу сказать. Я не видел того, как грузовик отъехал. Позже я слышал от украинцев, с которыми беседовал, что детей расстреляли. Но какое подразделение расстреляло детей, не рассказывали.
Вопрос: По документам, которые находятся в нашем распоряжении Вы 20.08.1941 в 16.30 вместе с начальником оперативного отдела, офицером для поручений старшим лейтенантом Шпёрхазе и дивизионным священником д-ром Ройссом осмотрели дом с детьми.
Ответ: Я считаю это возможным, но не помню этого. Может быть, что это за 25 лет забылось.
Вопрос: Помните ли Вы, что в Б[елую] Ц[ерковь] приезжал офицер абвера из 6 армии?
Ответ: Не могу ничего об этом сказать.
Вопрос: Помните ли Вы, что когда Вы находились в доме, полевой жандарм спорил с украинцами?
Ответ: Нет, ничего об этом не знаю.
Вопрос: Помните ли Вы, как при посещении дома женщина, говорящая по-немецки, сказала, что она совершенно невиновна, никогда не интересовалась политикой и не является еврейкой?
Ответ: Нет.
Вопрос: Помните ли Вы, был ли в этом доме унтерфюрер СС?
Ответ: Нет.
Вопрос: Дети лежали на полу или еще где-то в комнате?
Ответ: На полу и на подоконниках. Мебели в доме не было.
Вопрос: Помните ли Вы, что детям потом принесли воду и хлеб.
Ответ: Нет, этого я не видел.
Свидетелю предъявляется доклад о событиях в Б[елой] Ц[еркви] 20.08.1941.
Свидетель заявляет: Я хочу еще раз подчеркнуть, что не помню, был ли я с Гроскуртом, Шпёрхазе и д-ром Ройссом в том доме. Первая картина, которая запечатлена у меня в голове, возникла, когда я был в доме один. Но я считаю возможным, что я там был и с Гроскуртом. Просто первая картина оставляет наибольшее впечатление.
При разговоре между эсэсовским начальником и Гроскуртом я, как уже упоминалось, стоял в отдалении, примерно в 20 метрах, так что мог слышать лишь обрывки слов. При разговоре с фельдкомендантом я не присутствовал, про этому поводу ничего не могу сказать. Там упоминается, что уже во второй половине дня во дворе дома стоял грузовик с детьми, это так. Я видел грузовик.
Настроения среди населения были не в нашу пользу. Сначала нас везде на Украине встречали очень сердечно. Но в Б[елой] Ц[еркви] после этой истории с детьми настроения изменились. Мне это подтверждали в беседах многочисленные украинцы. Можно было слышать русское слово "Sobaki", что означает по-немецки "Hunde". Это выражение относилось к людям, осуществлявшим эти дела.
Вопрос: Слышали ли Вы о том, на каком месте проводились расстрелы?
Ответ: Этого я никогда не узнал.
Вопрос: Говорили о том, что расстрелы проводились недалеко от старого стрельбища.
Ответ: Не могу об этом вспомнить.
Вопрос: Что Вы знаете о расстрелах взрослых?
Ответ: Я никогда ничего не видел, но постоянно слышал об этом.[...]

VIII. Показания Аугуста Хёфнера перед земельным судом, Дармштадт, 31 мая 1965 г.
Я родился 31.1.1912 г. в Меллингене.
[...]
[Ответ:] ... Как бы то ни было, фельдкомендант снова дал мне приказ расстрелять евреев. В ответ на мои возражения он объяснил, что он получил приказ, согласно которому все евреи должны быть расстреляны, причем в приказе прямым текстом сказано: расстреляны именно айнзацкомандами. Ко мне во двор снова привели 500 евреев, но я их снова отпустил. Тогда фельдкомендант обратился по телефону к Б л о б е л ю. На следующий день Б л о б е л ь прибыл в Б[елую] Ц[ерковь]. Он спросил меня насчет этих событий, на что я ответил, что у меня не было никакого повода, да и приказа расстреливать евреев. Я сопротивлялся этому плану, сколько мог, и спорил с Б л о б е л е м, который говорил, что евреи должны быть расстреляны, и я должен это сделать. Я указал ему, что для расстрела вовсе не требуются люди с криминалистическим образованием, чтобы таким образом снять с нас ответственность. Он приказал, что евреев должен расстрелять взвод Ваффен-СС под началом обершарфюрера Е г е р а, что должно произойти по непосредственной договоренности с фельдкомендантом и его людьми. Евреи были расстреляны на линии стрельбы стрельбища, находившегося на территории казарм. Было оно ограждено или нет, я не помню. Я дважды был на стрельбище, но при расстреле не присутствовал. Сначала были расстреляны мужчины. Я не могу точно сказать, сколько их было. В любом случае число превышало 500. После этого меня вызвал фельдкомендант и сказал мне лично, что все мужчины теперь расстреляны несмотря на то, что я так сопротивлялся. Сейчас черед женщин. Я еще сказал ему: "Господин подполковник, позвольте дать Вам хороший совет: руки прочь от этого". Взводу Ваффен-СС пришлось расстрелять и женщин. Так и получилось, что остались дети без родителей.
Вопрос: Кто принял участие в расстреле первой партии детей?
Ответ: Я полагаю, что и этих детей расстрелял взвод Ваффен-СС. Я уже с утра уехал и вернулся только к вечеру. Я не хотел иметь к этому отношения.
Вопрос: Вы разговаривали с фельдкомендантом о расстреле детей?
Ответ: Когда он мне прожужжал все уши, что у него теперь дети, которые хотят молока, а молока у него нет, я сказал ему примерно так: "Он должен принять меры, чтобы детей забрали украинские семьи". На это он ответил, что уже попытался, но украинцы детей не берут. Тогда я сказал ему примерно так: "Господин подполковник, Вы не последовали моему совету, теперь должны сами решить, как обойдетесь с детьми". И больше я этим не занимался, пока меня не вызвали к генералу 295 пехотной дивизии.
Вопрос: Как звали специального уполномоченного Рейхенау, который привез приказ?
Ответ: Это был капитан Л у л e й.
Вопрос: Кому был передан приказ?
Ответ: Было созвано совещание.
Вопрос: Кто принимал участие в совещании?
Ответ: Капитан Л у л e й, как специальный уполномоченный командующего, фельдкомендант, начальник оперативного отдела 295 пехотной дивизии Гроскурт, его заместитель, Блобель и я.
Вопрос: Что обсуждалось на совещании?
Ответ: На совещании сначала я изложил суть дела так же, как сейчас. Мое изложение не встретило возражений. Потом капитан Л у л e й по приказу командующего армией передал начальнику оперативного отдела 295 пехотной дивизии примерно следующее:
Генерал не должен заниматься делами, которые его не касаются. Основополагающие приказы ему так и так известны. Командующему бросилось в глаза, что дивизия обучена дерьмово, так что пусть он лучше заботится об этом. Когда начальник оперативного отдела это проглотил, фельдкомендант спросил, что же должно произойти с детьми. Блобель и я посмотрели друг на друга, офицеры 295 пехотной дивизии тоже посмотрели друг на друга. Слово снова взял Л у л e й и сказал примерно так: господин командующий армией дал указание, что в зоне его ответственности все приказы относительно евреев должны выполняться полностью, без исключений. Вслед за этим Блобель дал мне приказ провести расстрел детей. Я спросил его, кто должен проводить расстрел. Он ответил: "Ваффен-СС". Я возразил и сказал ему: "Они все молодые парни, как мы ответим перед ними за приказ расстрелять маленьких детей". На это он сказал: "Тогда возьмите своих людей". Но я снова возразил: "Как они смогут это сделать, у них же самих маленькие дети". Эта тяжба продолжалась минут десять. Ситуация все больше накалялась, так как все происходило в присутствии эмиссара командующего армией. Блобель вскочил, ударил кулаком по столу и заорал на меня: "Знаете, что за неподчинение приказу полагается расстрел! Вы собираетесь выполнять приказ командующего армией? Да или нет?" Я ответил ему: "Штандартенфюрер, могу я сделать последнее предложение?" Он разрешил. Я предложил, чтобы детей расстреляла украинская милиция фельдкомендатуры. Это предложение не вызвало возражений ни с одной стороны.
Где-то вдалеке вермахту следовало выкопать ямы. Тягачу мостостроительного батальона, который был расквартирован в городе, следовало привезти детей к месту расстрела, так было решено на этом совещании.
Вопрос: Кто дал приказ стрелять на месте расстрела?
Ответ: Этого я не знаю.
Вопрос: Вы бывали на том месте, где были расстреляны дети?
Ответ: Нет. Я только два раза был на стрельбище, где были расстреляны взрослые и первая партия детей. В первый раз я направился туда, так как один из моих людей сказал, что на стрельбище время от времени бьют фонтаны жидкости, состоящей из воды и крови.
Вопрос: Вы сообщили, что детей расстреляли украинцы. Но кто-то ведь должен был дать украинцам приказ?
Ответ: Фельдкомендант.
Вопрос: Сколько детей было расстреляно?
Ответ: Полагаю, на совещании звучало число 26.
Вопрос: [Заместитель Блобеля] Каллсен находился в Б[елой] Ц[еркви]?
Ответ: Я знаю точно, что в то время Каллсен не был в составе [зондер]команды в Б[елой] Ц[еркви]. Это была [зондер]командa, которая впоследствии направилась в Киев. Когда прибыл [служащий зондеркоманды] Янсен, все было уже кончено. Когда меня ставят в известность, что непричастный свидетель на разных фотографиях, сделанных разными людьми, опознал Каллсена на месте расстрела, я должен сказать, что ничего об этом не знаю. Должно быть, Каллсен провел там тот день, что мне тогда осталось неизвестным.
Вопрос: Во время разговора, при котором присутствовал капитан Лулей, шла речь о том, что раз войска тут все вынюхивают, то пусть сами и расстреливают?
Ответ: Не могу вспомнить такую ремарку. Когда меня ставят в известность, что Блобель сказал нечто подобное, отвечу: быть может, точно сказать не могу.
Вопрос: Как стало известно, что и вторая партия детей была расстреляна?
Ответ: Я лично присутствовал при расстреле 26 детей.
Вопрос: Кто давал приказ на месте расстрела?
Ответ: На месте расстрела я и рта не раскрыл. Мне поручили надзор за расстрелом. Поручение дал Блобель, причем тогда, когда приставил мне нож к горлу, когда сказал, что неподчиняющиеся приказу будут сами расстреляны.
Под давлением, которое оказывал на меня Блобель, я сказал ему, что согласен, так как не хочу взваливать это на моих людей: ни из моих людей, ни из Ваффен-СС там никого не будет, и я прошу, чтобы это сделали украинцы. В рощу я отправился в одиночку. Вермахт уже выкопал яму. Детей привезли на тягаче. К этим техническим вопросам я отношения не имел. Украинцы стояли вокруг и дрожали. Детей сняли с тягача. Их ставили над ямой и расстреливали, так что они падали в яму. Куда попадали пули, туда и попадали. Дети падали в яму. Неописуемые стоны. Эту картину я никогда в жизни не забуду. Мне тяжело на сердце. Особенно в памяти запечатлелась маленькая белокурая девочка, взявшая меня за руку. Ее потом тоже расстреляли. Это меня сильнее всего потрясло. После того как детей расстреляли, я уехал. Яма была неподалеку от рощи, а не рядом с тем стрельбищем. Расстрел проводился около четырех часов пополудни или в половине четвертого. Расстрел состоялся через день после совещания у фельдкоменданта. Должно быть в августе. После этого совещания офицеров 295 пехотной дивизии как будто подменили. Старший лейтенант даже пожал мне на прощание руку. Старший лейтенант еще спросил меня постоянно ли нам приходится заниматься такими делишками. Я еще ответил, что такими делишками нам приходится заниматься постоянно и спросил его, не хочет ли он поменяться. Он ответил, что лучше сдохнет на фронте, чем возьмется за это.
Вопрос: Кто командовал украинцами?
Ответ: Этого я не знаю. Этот командир и отдал непосредственный приказ к расстрелу.
Вопрос: В детей производили контрольные выстрелы?
Ответ: Нет. Я никого не добивал. В некоторых детей попадали по четыре или пять раз, пока они не были мертвы. Это было ужасно.
Вопрос: В каком возрасте были самые младшие и самые старшие дети?
Ответ: Все это были дети от двух до шести и восьми лет.
Вопрос: В ордере на арест вам ставится в вину, что перед Киевом Вы приказали расстрелять 12-летнего мальчика со словами [на швабском диалекте] "Ха, ну этого мы уложим".
Ответ: Об этом я ничего не знаю.
Зачитываются показания Роткламмера.
Обвиняемый отвечает: Не могу припомнить ничего подобного. Я тогда не говорил на швабском диалекте.


Командующий 6 армией генерал-фельдмаршал Вальтер Рейхенау умер 17 января 1942 г. после инсульта.
Командир 295 пехотной дивизии генерал Херберт Гайтнер умер 22 января 1942 г. от последствий полученного на фронте тяжелого ранения.
Начальник оперативного отдела (Ia) 295 пехотной дивизии подполковник Хельмут Гроскурт попал под Сталинградом в плен и умер от тифа 7 апреля 1943 г.
Офицер для поручений (O1) 295 пехотной дивизии старший лейтенант (в конце войны майор) Отто Шпёрхазе умер 4 февраля 2000 г.
Дивизионный священник Йозеф Мария Ройсс в 1954 г. был назначен папой римским викарным епископом в Майнц, принимал участие во Втором Ватиканском Соборе, умер 5 июня 1985 г.
Военный священник Эрнст Тевес в 1968 г. был назначен викарным епископом в Мюнхен, умер 16 января 1998 г.
Начальник зондеркоманды 4а штандартенфюрер СС Пауль Блобель в 1948 г. на Нюрнбергском процессе по делу об айнзацгруппах приговорен к смерти через повешение. Приговор был приведен в исполнение 7 июня 1951 г.
Оберштурмфюрер СС Аугуст Хёфнер был приговорен в 1968 г. к 9 годам заключения (после апелляции к 8). Умер 20 июня 1999 г.
О судьбе офицера абвера 6 армии Фридриха Лулея, фельдкоменданта подполковника Иозефа Ридля, дивизионного священника Вильгельма Корнмана и военного священника Герхарда Вильчека сведений у меня нет.

Источники:
Документ I: Js 4/65 GstA, Frankfurt a. M., Bd. VII S. 1272 ff. Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten". Judenmord aus der Sicht der T"ater und Gaffer. Frankfurt/M.: S. Fischer, 1988.
Документ II: Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten".
Документ III: Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten". Русский перевод опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов об уничтожении нацистами евреев Украины в 1941-1944 годах. Киев: Институт иудаики, 2002.
Документ IV: Опубликован в E. Klee u.a. (Hrsg.), "Sch"one Zeiten".
Документ V: IfZ-Archiv, M"unchen, F 45-8/71-75. Оригинал онлайн. Русский перевод опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов...
Документ VI: IfZ-Archiv, F 45-8/81. Оригинал онлайн. Русский перевод опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов...
Документ VII: IfZ-Archiv, Gd 01.54/51. Оригинал онлайн.
Документ VIII: IfZ-Archiv, Gd 01.54/16. Оригинал онлайн. Русский перевод частично опубликован в А. Круглов (сост.) Сборник документов и материалов...
Перевод документов 3, 5, 6 А. Круглова (с незначительной правкой), перевод документов 1, 2, 4, 7, 8 И. Петрова.

https://labas.livejournal.com/1178021.html


Метки:  

белая церковь. август 1941 г. документы (I)

Воскресенье, 21 Января 2018 г. 14:26 + в цитатник
I. Показания Фридриха Либе перед земельным судом, Франкфурт, 14 июня 1965 г.
Меня зовут Фридрих Вильгельм Либе. Я — биолог. Мне известно, что такое показания под присягой и каковы уголовно-правовые последствия дачи ложных показаний. Я служил в авиационной группе связи особого назначения 13 и находился в 1941 году в Белой Церкви. Я был кандидатом в офицеры и кандидатом в чиновники старшего ранга.
С моим подразделением я находился в Белой Церкви с середины июля по середину-конец августа. Я знаю точно, что 15 августа мы еще были в Б[елой] Ц[еркви]. Конкретно я могу вспомнить разговор с товарищами про то, что солнце уже не дает загара, и постепенно приходит осень. Мы были настолько загорелыми, что солнце не могло сделать нашу кожу еще более коричневой. Мы располагались в здании института наследственной биологии. Я еще тогда беседовал с профессором института об изменении наследственных факторов, потому что это меня интересовало. Я как раз вспомнил, что тогдашний военврач был из Бад-Мергентхайма. Я вместе с ним ходил по институту, чтобы найти запчасти для рентгеновского аппарата.
Когда нам нечего было делать, мы по вечерам шатались по окрестностям. Я помню, что как-то вечером шел мимо территории казарм с задней стороны. Я увидел часового, стоящего перед маленьким домиком. Насколько я могу вспомнить, с примкнутым штыком. Это был эсэсовец, совсем не старик, лет 26. Часовой стоял у угла домика. Неподалеку от него сидели три молодые девушки. Одна из них справляла нужду, мне бросилось это в глаза. То, что часовой охранял эту девушку, пока она оправлялась, да еще с примкнутым штыком, было дико смешным. Девушки еще смеялись и хихикали. Часовой обратился ко мне и сказал: "Вам туда нельзя, здесь проводится казнь". В ответ я рассмеялся и сказал, показав на девушек: "Их что ли?" Я думал, он ответит, что девушки не имеют к этому никакого отношения. Но он сказал лишь: "Вам позволено смотреть". Я ответил: "Благодарю покорно" и развернулся.
Но мысли об этой казни меня не отпускали, и я пошел посмотреть, что происходит. Место казни было огорожено стеной, вход к нему преграждали высокие решетчатые ворота, которые были заперты. Поэтому внутрь я уже не смог зайти. Вместе с другими солдатами и гражданскими я остался стоять перед воротами и видел место расстрела через решетку. Оно находилось примерно в 80 метрах. Я видел, что перед глубокой ямой стояли около 9 девушек или женщин. Они стояли на коленях лицом к яме. Следующие 9 девушек ждали перед домиком, перед которым тогда оправлялась та девушка и который охранялся часовым-эсэсовцем. Что мне особенно бросилось в глаза — спокойствие и дисциплина этих людей. За девушками, стоявшими на коленях перед ямой стояли стрелки, по два на девушку. Это были эсэсовцы. По приказу начальника они стреляли из винтовок в головы казнимым, которые, когда в них попадали пули, падали в яму. Порой они сталкивались. Порой можно было видеть, как разлетаются куски черепа. То было ужасная картина. Я могу вспомнить, что эсэсовский начальник подошел к яме и начал стрелять туда из автомата. Он прошел сначала по длинной стороне ямы, а потом по короткой. Сначала он стоял у короткой стороны, справа. Оттуда он давал приказы открывать огонь. В петлицах этого эсэсовца, насколько я помню, было 3 звезды и полоска. Крупный мужчина, думаю, лет 35.
После того как после казни открыли ворота, я подошел к яме. Вокруг могилы в некоторых местах собрались лужи крови. В могилу я не спускался. Она была примерно 7-8 метров длиной, 2 с четвертью метра шириной, и на глазок изначально метра 4 глубиной. В тот день, когда я туда заглянул до края ямы оставалось еще 2 с половиной метра. Трупы в могиле лежали слоями один на другом. Они были присыпаны землей. Когда я стоял у могилы, этот эсэсовец с 3 звездами и полоской, еще ходил вокруг могилы и делал контрольные выстрелы. В тот первый вечер я увидел казнь примерно 162 человек, совершенную описанным мной образом. Всегда расстреливалось по 9 человек, а следующие 9 должны были ждать, когда поведут их. Идущие к могиле расстреливаемые были похожи на процессию. Они шли колонной, при этом каждый должен был положить руки на плечи впереди идущего. На смерть они шли спокойно, сохраняя самообладание. За все время, что я наблюдал за подобными казнями, я видел лишь двух плачущих женщин. Для меня это было непостижимо.
После того первого вечера я часто ходил мимо того места. Казни совершались всегда около 6 часов вечера. Я провел в Б[елой] Ц[еркви] около 6 недель и сам видел примерно 6 казней, о других я слышал, когда товарищи возвращались домой и говорили: "Опять стреляют". В ходе тех 6 казней, за которыми я наблюдал, было расстреляно в сумме где-то 800-900 человек. Взгляду представала все время одна и та же картина. Больше сосредотачиваешься на жертвах, а не на стрелках. По сей день картина стоит у меня перед глазами. То, как жертвы падали в яму, выглядело столь необычно. Они не просто постепенно опрокидывались, а порой раскачивались, порой они падали в яму порознь, кто раньше, кто позже. У меня у самого хранился кусочек кожи головы, на котором были волосы с проседью. Я нашел его недалеко от ямы в тот первый вечер. Расстреливались преимущественно женщины. Насколько я могу вспомнить, я видел двух детей. Это были мальчики. […]
Смотреть на это меня тогда заставляло не любопытство, а неверие в то, что такое вообще может происходить. Мои товарищи тоже были охвачены ужасом, которым веяло от этого дела. Солдаты и так были в курсе расстрелов, и я могу вспомнить, рассказ одного из моих подчиненных, что в Луцке ему и самому разрешили пострелять. Стрелял ли он я не знаю, я запретил своим подчиненным участвовать в расстрелах. Нельзя не упомянуть, что все солдаты в Б[елой] Ц[еркви] знали о происходящем. Каждый вечер, пока я там был, можно было слышать стрельбу, хотя поблизости не было и тени врага.

II. Донесение военных священников Эрнста Тевеса и Герхарда Вльчека, 21 августа 1941 г.
По требованию сообщаем 295 пехотной дивизии следующее:
20 августа 1941 года в 15 часов мы услышали от немецкого солдата, что поблизости от нашего жилища большое количество детей заперто в невыносимых условиях и частично находится уже при смерти, этих детей охраняет украинский часовой. Так как мы заподозрили, что речь идет о самоуправстве украинцев, мы немедленно направились туда.
Мы обнаружили, что в две маленькие комнаты втиснуто примерно 90 детей, невообразимо грязных. Их стоны были слышны даже в окрестностях. Часть детей, прежде всего младенцы, были совершенно измождены и практически не подавали признаков жизни. Немецкие часовые или надзиратели отсутствовали, на посту стоял лишь один украинец с винтовкой. Немецкие солдаты беспрепятственно проходили, чтобы посмотреть на происходящее и выражали возмущение этими кошмарными обстоятельствами.
Так как эти события имели место в зоне ответственности вермахта и тем самым должны были нанести урон авторитету вермахта, мы немедленно направились в ортскомендатуру и доложили о происшествии.

III. Донесение дивизионного священника Иозефа Ройсса, 20 августа 1941 г.
295-й пехотной дивизии сообщаю: Сегодня во второй половине дня, около 14.30, к евангелическому дивизионному священнику и ко мне пришли военные священники Тевес и Вильчек, военный госпиталь 4/607, и сообщили следующее: Немецкие солдаты обратили их внимание на то, что в одном доме в невыносимых условиях заперты еврейские дети в возрасте от нескольких месяцев до 5 или 6 лет, чьи родители будто бы расстреляны; их охраняет украинская самооборона. В окрестностях дома постоянно слышны стоны детей. Тогда они сами отправились туда, нашли подтверждение этому факту, но не увидели военнослужащих ни вермахта, ни других ведомств, которые бы здесь ответственно заботились о порядке или осуществляли охрану. Лишь в качестве зрителей присутствовал ряд немецких солдат, выразивших свое негодование этими обстоятельствами. Они попросили нас сообщить об этом деле по инстанции.
Чтобы можно было составить точное донесение (описанный инцидент порождал подозрение, что речь идет о самоуправстве украинской милиции), я в сопровождении обоих военных священников и евангелического дивизионного священника, старшего священника вермахта Корнмана, пошел в этот дом и обнаружил следующее:
Во дворе перед домом, где были отчетливо слышны плач и стоны детей, находился часовой украинской милиции с винтовкой, ряд немецких солдат и несколько молодых украинских девушек. Мы сразу беспрепятственно прошли в дом и обнаружили в двух комнатах около 90 (я произвел подсчет) детей в возрасте от нескольких месяцев до 5, 6 или 7 лет. Какого-либо немецкого надзора со стороны вермахта или другого немецкого ведомства не было.
Некоторое количество немецких солдат, среди них унтер-офицер санитарной службы, при нашем приходе осматривали условия содержания детей. Кроме того, как раз подошел полевой жандарм из ортскомендатуры или фельдкомендатуры, который сказал, что он пришел лишь чтобы расследовать случай грабежа, будто бы совершенного часовым украинской милиции. Обе комнаты, в которых размещались дети - к ним примыкала пустая третья - были в невообразимо грязном состоянии. Дети лежали или сидели на полу, который был покрыт их нечистотами. Мухи сидели большей частью на ногах и животах частично полуодетых детей. Несколько детей постарше (2,3,4 года) соскребали со стен известку и ели её. Двое мужчин, по внешнему виду евреи, пытались убрать в комнатах. Воздух был ужасно спертым, маленькие дети, особенно те, которым было лишь несколько месяцев, постоянно стонали и плакали. Глядевшие на это солдаты, также как и мы, были потрясены этими невероятными условиями и выражали свое сильное негодование. В другом помещении, попасть в которое можно было через окно одной из детских комнат, находилось некоторое количество женщин и больших детей, кажется, евреи. В это помещение я не входил В еще одной комнате были заперты несколько женщин, среди них женщина с маленьким ребенком на руках; по словам часового - украинского юноши в возрасте 16-17 лет, вооруженного палкой, - относительно них будто бы еще не было установлено, евреи ли они.
Когда мы вернулись во двор, там шел спор между вышеупомянутым полевым жандармом и украинским часовым, который охранял дом; часовой подозревался в грабеже, а также он уничтожил несколько удостоверений, которые немецкие военные ведомства выдали другим украинцам (речь шла о нескольких женщинах). На земле еще валялись обрывки. Полевой жандарм разоружил украинского часового, велел его увести и удалился сам. Присутствовавшие во дворе немецкие солдаты рассказали нам, что они здесь расквартированы (в доме поблизости) и со второй половины вчерашнего дня слышат беспрерывный плач детей. Под вечер вчерашнего дня уже уехали 3 грузовика с детьми. При этом присутствовал чиновник СД. Шофер грузовика им рассказал, что это дети уже расстрелянных евреев и евреек, которых теперь также повезли на расстрел, расстреливает детей украинская милиция. Находящиеся в доме дети также должны быть расстреляны. Солдаты выражали сильнейшее негодование условиями, в которых находились дети; один из них еще упомянул, что у него самого дома дети. Так как не было никакого немецкого надзора, я с целью предотвратить разговоры об условиях содержания детей потребовал от солдат, чтобы больше никто не входил в дом, особенно местное население. Тем временем комнаты с детьми осмотрел неизвестный мне старший врач вермахта и заявил мне, что срочно необходимо доставить туда воду; условия таковы, что следует считаться с опасностью вспышки эпидемии.
Так как дом и дети не имеют немецкой охраны или надзора и тамошние условия в любое время могут осматривать немецкие солдаты - как это уже происходило и вызывало негодование и критику, - я докладываю об этом деле моей вышестоящей инстанции.

IV. Донесение дивизионного священника Вильгельма Корнмана, 21 августа 1941 г.
295-й пехотной дивизии передаю следующее донесение: вчера (20.8.) около 15 часов ко мне и католическому священнику пришли военные священники из местного военного госпиталя и сообщили, что поблизости, примерно в 500 метрах, на верхнем этаже дома находится 80-90 детей, от младенцев до школьного возраста, ор и стоны которых были слышны по всей округе. Так как они находились там уже 24 часа, это сильно мешало солдатам, расквартированных в соседних домах, отдыхать ночью. От этих солдат оба военных священника и узнали о наличии детей. С обоими военными священниками и моим католическим коллегой я направился в соответствующий дом и обнаружил там в двух комнатах детей, частично лежащих и сидящих в собственных нечистотах. Прежде всего там не было ни капли воды, из-за чего дети при жаре очень страдали.
Охранял их внизу украинский милиционер, от него мы узнали, что речь идет о еврейских детях, чьи родители расстреляны.
Около часового стояла группа немецких солдат, у угла дома другая группа, обе не без возбуждения обсуждали то, что они видят и слышат. Так как я считал абсолютно нежелательным то, что такие дела творятся на глазах у всех, я доложил об этом.
Оба военных священника были из военного лазарета 4/607, их звали Вильчек (еванг.) и Тевес (катол.)

V. Доклад начальника оперативного отдела 295 пехотной дивизии Хельмут Гроскурта, 21 августа 1941 г.
Доклад о событиях в Белой Церкви 20 августа 1941 г.
20.8. около 16.00 ко мне явились оба дивизионных священника и рапортовали, что в одном из домов города находится около 90 еврейских детей, которые уже около 24 часов заперты без всякой пищи и воды. Получив сообщение от священников военного госпиталя, они ознакомились с условиями, которые являются невыносимыми. Попытка побудить ортскоменданта вмешаться не имела успеха. Дивизионные священники сообщили, что ситуацию необходимо срочно исправить, ттак как многочисленные солдаты осматривают дом, и антисанитарные условия чреваты опасностями, что подтвердил и старший врач госпиталя.
В связи с этим сообщением я в 16.30 с офицером для поручений старшим лейтенантом Шпёрхазе, дивизионным священником д-ром Ройссом и переводчиком зондерфюрером Тишуком [Пыщуком] отправился в дом, который находится в переулке, примерно в 50 метрах от улицы. Дом был виден с улицы, слышался плач детей. Во дворе находилось около 20 унтер-офицеров и рядовых. Часового перед домом не было. Во дворе без дела стояли несколько вооруженных украинцев. Дети лежали на подоконниках, окна были закрыты. В коридоре на втором этаже стоял украинский часовой, немедленно открывший дверь в комнаты, в которых находились дети. В трех смежных помещениях находился еще один украинский часовой. В комнатах содержалось около 90 детей и несколько женщин. В самой задней комнате, в которой лежали почти исключительно младенцы, женщина производила уборку. В остальных комнатах царила неописуемая грязь. Вокруг лежали тряпки, пеленки, нечистоты. Бесчисленные мухи покрывали частично голых детей. Почти все дети плакали или стонали. Вонь была невыносимой. Одна говорящая по-немецки женщина утверждала, что она совершенно невиновна, никогда не интересовалась политикой и не является еврейкой. Тем временем пришел обершарфюрер СД, которого я спросил, что должно произойти с детьми. Он сказал, что родные детей расстреляны и что дети также должны быть устранены. Не высказывая своего мнения, я отправился в ортскомендатуру и потребовал от коменданта объяснений. Он заявил, что не несет ответственности и не имеет возможности повлиять на мероприятия СД, о которых ему известно. Он предложил обсудить ситуацию с фельдкомендантом, подполковником Ридлем. Я отправился к нему в сопровождении ортскоменданта и офицера для поручений. Фельдкомендант заявил, что начальник зондеркоманды у него побывал, информировал его о своем задании, и оно выполняется с ведома фельдкоменданта. На распоряжения, отдаваемые оберштурмфюрером, он не имеет никакого влияния. Я спросил фельдкоменданта, считает ли он, что оберштурмфюрер имеет приказ высшей инстанции устранять также и детей, - мне об этом ничего не известно. Фельдкомендант возразил, что он убежден в правильности и необходимости этого приказа. Тогда я потребовал оцепить дом так, чтобы войска не имели возможности наблюдать за происходящим, которое уже вызвали сильное недовольство в войсках, так как расквартированные поблизости солдаты всю ночь слушали плач детей. Далее я потребовал, чтобы вывоз на расстрел был произведен незаметно. Я заявил, что готов предоставить в распоряжение солдат дивизии, если караула фельдкомендатуры будет недостаточно. Далее я заявил, что немедленно информирую группу армий для получения решения, следует ли продолжать расстрел детей. (Часть детей по сведениям фельдкоменданта уже была устранена днем ранее украинской милицией по распоряжению СД). Фельдкомендант выразил согласие с этим планом и подчеркнул, что командир дивизии является старшим гарнизонным начальником и может отдавать все необходимые приказы. Пока не поступит решение группы армий он задержит осуществление дальнейших мероприятий, но ему срочно требуется письменный приказ. Я принял решение приостановить мероприятия, так как считал, что вывоз детей состоится лишь в вечерние часы, а к этому времени будет получено решение группы армий. Мне было ясно, что приостановка мероприятий должна привести к осложнениям с политическими ведомствами, чего я хотел всячески избежать. Но фельдкомендант заявил, что вывоз детей состоится очень скоро. Тогда я распорядился, чтобы фельдкомендант сообщил начальнику зондеркоманды, что он должен отложить вывоз до решения группы армий. Сам я не хотел идти к начальнику зондеркоманды, чтобы как можно быстрее связаться с группой армий. Я полагал, что, учитывая принципиальное значение этого вопроса, группа армий должна быть немедленно информирована, а сама дивизия не может принять решение. Начальник оперативного отдела штаба группы армий, с которым я немедленно связался, заявил, что делом должна заниматься 6 армия. С начальником оперативного отдела штаба армии долго не удавалось связаться. Решение командующего армией он смог получить только вечером. Тем временем ко мне явился оберштурмфюрер Хёфнер, начальник зондеркоманды, и потребовал подтверждения переданного ему приказа дивизии. Он попросил дать приказ письменно. Я отказал, заметив, что в ближайшее время поступит окончательный ответ. Он заявил менее воинственным тоном, что об этом распоряжении должен доложить своему начальнику. У него есть четкий приказ осуществить мероприятия. На это я заявил, что настаиваю на своем распоряжении и в случае необходимости силой добьюсь его выполнения. Я еще раз недвусмысленно пояснил, что мне известны указания политических ведомств, но в интересах поддержания воинской дисциплины я должен требовать, чтобы мероприятия проводились надлежащим образом. Следует дождаться решения армии.
В 19.00 я доложил командиру дивизии об инциденте и принятых до сих пор мерах, которые он одобрил.
Около 20.00 поступило решение армии, гласящее, что дальнейшее осуществление мероприятий следует отложить. Тем временем под вечер один грузовик уже был загружен детьми и стоял у дома. Офицер для поручений немедленно информировал фельдкоменданта, а также вызвал оберштурмфюрера в штаб дивизии, где я передал ему указание армии. Офицер штаба дивизии проконтролировал выполнение приказа, а также оцепление, приказ об установке которого уже отдал фельдкомендант. В это оцепление частично были поставлены вооруженные украинцы без документов. Они были заменены немецкими солдатами. Фельдкомендант тем временем позаботился о воде и хлебе для детей.
21.08 около 11.00 для совещания, собрать которое приказала армия, прибыл капитан Лулей (офицер абвера при 6 армии) с штандартенфюрером Блобелем и оберштурмфюрером Хёфнером. Совещание было проведено у фельдкоменданта. Капитан Лулей перед прибытием в дивизию произвел осмотр местности, но в дом и в помещения с детьми не входил.
Я изложил требование дивизии и особо подчеркнул, что вмешательство дивизии было вызвано исключительно способом осуществления. Штандартенфюрер и оберштурмфюрер признали технические недостатки и заявили, что при нынешнем положении дел надо найти способ быстрого решения вопроса. Они собственно теперь не в состоянии осуществить запланированный расстрел. Фельдкомендант отметил, что первыми рапорт подали дивизионные священники. На это капитан Лулей сказал, что хотя он лютеранин, однако считает, что священникам лучше бы заботиться о духовном окормлении солдат. Из формы и содержания высказываний как фельдкоменданта, так и капитана Лулея следовало, что они, во-первых, ставят под сомнение правдивость дивизионных священников, во-вторых, что рассматривают инцидент как "вынюхивание, чтобы что-нибудь найти". Они считают сообщение преувеличением, а вмешательство дивизионных священников объясняют любопытством. Штандартенфюрер на это ничего не сказал. На это возмутительное подозрение я вместе с офицером для поручений возразил, что дивизионные священники прежде всего подумали, что речь идет о самоуправстве украинцев, которые уже однажды в Золочеве заставили дивизию вмешаться. Затем в ходе совещания фельдкомендант попытался перевести обсуждение в мировоззренческое русло и обсудить основополагающие вопросы. Он заявил, что уничтожение еврейских женщин и детей считает крайне необходимым, все равно в какой форме оно проводится. Он многократно подчеркнул, что вмешательство дивизии без нужды задержали устранение детей на 24 часа. К этому мнению присоединился штандартенфюрер и добавил, что будет лучше, если подразделение, которое занималось вынюхиванием, само и произведет расстрелы, а офицеры, которые задержали осуществление мероприятия, сами возьмут на себя командование. Я в спокойной форме отверг эту идею, не давая ей оценку, так как хотел избежать перехода на личности. При обсуждении мер, которые следовало предпринять, штандартенфюрер заявил, что командующий армией признает необходимость устранения детей и хочет его осуществить, так как в данном случае этим мероприятиям уже дан ход. То, что мнение командующего именно таково, мне уже подтвердил начальник разведотдела 6 армии.
Затем обсуждались подробности осуществления расстрелов. Они должны быть произведены до вечера 22.8. Я в обсуждении этих деталей не участвовал. Требуемые мной мероприятия по изоляции войск будут осуществлены.
После совещания капитан Лулей доложил командиру дивизии о его результатах.
Заключительные замечания.
1. Войска воспитаны своими командирами в чисто солдатском духе, согласно которому насилия и жестокости по отношению к безоружному населению следует избегать. Они целиком и полностью разделяют строжайшие меры против подпольщиков. Но в данном случае речь идет о мероприятиях против женщин и детей, которые ни в чем не отличаются от зверств противника, а о последних постоянно становятся известно войскам. Нельзя избежать того, что об этих событиях будет сообщено на родину и что это будет там сравниваться со зверствами во Львове. Войска ожидают вмешательства своих офицеров. Особенно это имеет значение для пожилых женатых солдат. Поэтому офицер, заботящийся о своем подразделении, вынужден вмешиваться, если подобные события разыгрываются на глазах у всех. Для поддержания воинской дисциплины необходимо, чтобы все подобные мероприятия осуществлялись вдали от войск.
2. Осуществление расстрелов не привлекло бы внимание, если бы фельдкомендатура и ортскомендатура приняли необходимые меры по изоляции войск. Инциденты возникли из-за полного самоустранения обоих комендантов. Во время переговоров сложилось впечатление, что все казни производятся по предложению фельдкоменданта. Из расстрела всех евреев города неизбежно вытекала необходимость устранения и еврейских детей, прежде всего младенцев. Это должно было быть сделано вместе с устранением родителей, чтобы предотвратить эти бесчеловечные мучения. Иное обустройство детей было объявлено фельдкомендантом и оберштурмфюрером невозможным, причем фельдкомендант многократно повторил, что это отродье должно быть истреблено.

Документы VI-VIII

https://labas.livejournal.com/1177744.html


Метки:  

белая церковь. август 1941 г. документы (I)

Воскресенье, 21 Января 2018 г. 14:26 + в цитатник
I. Показания Фридриха Либе перед земельным судом, Франкфурт, 14 июня 1965 г.
Меня зовут Фридрих Вильгельм Либе. Я — биолог. Мне известно, что такое показания под присягой и каковы уголовно-правовые последствия дачи ложных показаний. Я служил в авиационной группе связи особого назначения 13 и находился в 1941 году в Белой Церкви. Я был кандидатом в офицеры и кандидатом в чиновники старшего ранга.
С моим подразделением я находился в Белой Церкви с середины июля по середину-конец августа. Я знаю точно, что 15 августа мы еще были в Б[елой] Ц[еркви]. Конкретно я могу вспомнить разговор с товарищами про то, что солнце уже не дает загара, и постепенно приходит осень. Мы были настолько загорелыми, что солнце не могло сделать нашу кожу еще более коричневой. Мы располагались в здании института наследственной биологии. Я еще тогда беседовал с профессором института об изменении наследственных факторов, потому что это меня интересовало. Я как раз вспомнил, что тогдашний военврач был из Бад-Мергентхайма. Я вместе с ним ходил по институту, чтобы найти запчасти для рентгеновского аппарата.
Когда нам нечего было делать, мы по вечерам шатались по окрестностям. Я помню, что как-то вечером шел мимо территории казарм с задней стороны. Я увидел часового, стоящего перед маленьким домиком. Насколько я могу вспомнить, с примкнутым штыком. Это был эсэсовец, совсем не старик, лет 26. Часовой стоял у угла домика. Неподалеку от него сидели три молодые девушки. Одна из них справляла нужду, мне бросилось это в глаза. То, что часовой охранял эту девушку, пока она оправлялась, да еще с примкнутым штыком, было дико смешным. Девушки еще смеялись и хихикали. Часовой обратился ко мне и сказал: "Вам туда нельзя, здесь проводится казнь". В ответ я рассмеялся и сказал, показав на девушек: "Их что ли?" Я думал, он ответит, что девушки не имеют к этому никакого отношения. Но он сказал лишь: "Вам позволено смотреть". Я ответил: "Благодарю покорно" и развернулся.
Но мысли об этой казни меня не отпускали, и я пошел посмотреть, что происходит. Место казни было огорожено стеной, вход к нему преграждали высокие решетчатые ворота, которые были заперты. Поэтому внутрь я уже не смог зайти. Вместе с другими солдатами и гражданскими я остался стоять перед воротами и видел место расстрела через решетку. Оно находилось примерно в 80 метрах. Я видел, что перед глубокой ямой стояли около 9 девушек или женщин. Они стояли на коленях лицом к яме. Следующие 9 девушек ждали перед домиком, перед которым тогда оправлялась та девушка и который охранялся часовым-эсэсовцем. Что мне особенно бросилось в глаза — спокойствие и дисциплина этих людей. За девушками, стоявшими на коленях перед ямой стояли стрелки, по два на девушку. Это были эсэсовцы. По приказу начальника они стреляли из винтовок в головы казнимым, которые, когда в них попадали пули, падали в яму. Порой они сталкивались. Порой можно было видеть, как разлетаются куски черепа. То было ужасная картина. Я могу вспомнить, что эсэсовский начальник подошел к яме и начал стрелять туда из автомата. Он прошел сначала по длинной стороне ямы, а потом по короткой. Сначала он стоял у короткой стороны, справа. Оттуда он давал приказы открывать огонь. В петлицах этого эсэсовца, насколько я помню, было 3 звезды и полоска. Крупный мужчина, думаю, лет 35.
После того как после казни открыли ворота, я подошел к яме. Вокруг могилы в некоторых местах собрались лужи крови. В могилу я не спускался. Она была примерно 7-8 метров длиной, 2 с четвертью метра шириной, и на глазок изначально метра 4 глубиной. В тот день, когда я туда заглянул до края ямы оставалось еще 2 с половиной метра. Трупы в могиле лежали слоями один на другом. Они были присыпаны землей. Когда я стоял у могилы, этот эсэсовец с 3 звездами и полоской, еще ходил вокруг могилы и делал контрольные выстрелы. В тот первый вечер я увидел казнь примерно 162 человек, совершенную описанным мной образом. Всегда расстреливалось по 9 человек, а следующие 9 должны были ждать, когда поведут их. Идущие к могиле расстреливаемые были похожи на процессию. Они шли колонной, при этом каждый должен был положить руки на плечи впереди идущего. На смерть они шли спокойно, сохраняя самообладание. За все время, что я наблюдал за подобными казнями, я видел лишь двух плачущих женщин. Для меня это было непостижимо.
После того первого вечера я часто ходил мимо того места. Казни совершались всегда около 6 часов вечера. Я провел в Б[елой] Ц[еркви] около 6 недель и сам видел примерно 6 казней, о других я слышал, когда товарищи возвращались домой и говорили: "Опять стреляют". В ходе тех 6 казней, за которыми я наблюдал, было расстреляно в сумме где-то 800-900 человек. Взгляду представала все время одна и та же картина. Больше сосредотачиваешься на жертвах, а не на стрелках. По сей день картина стоит у меня перед глазами. То, как жертвы падали в яму, выглядело столь необычно. Они не просто постепенно опрокидывались, а порой раскачивались, порой они падали в яму порознь, кто раньше, кто позже. У меня у самого хранился кусочек кожи головы, на котором были волосы с проседью. Я нашел его недалеко от ямы в тот первый вечер. Расстреливались преимущественно женщины. Насколько я могу вспомнить, я видел двух детей. Это были мальчики. […]
Смотреть на это меня тогда заставляло не любопытство, а неверие в то, что такое вообще может происходить. Мои товарищи тоже были охвачены ужасом, которым веяло от этого дела. Солдаты и так были в курсе расстрелов, и я могу вспомнить, рассказ одного из моих подчиненных, что в Луцке ему и самому разрешили пострелять. Стрелял ли он я не знаю, я запретил своим подчиненным участвовать в расстрелах. Нельзя не упомянуть, что все солдаты в Б[елой] Ц[еркви] знали о происходящем. Каждый вечер, пока я там был, можно было слышать стрельбу, хотя поблизости не было и тени врага.

II. Донесение военных священников Эрнста Тевеса и Герхарда Вльчека, 21 августа 1941 г.
По требованию сообщаем 295 пехотной дивизии следующее:
20 августа 1941 года в 15 часов мы услышали от немецкого солдата, что поблизости от нашего жилища большое количество детей заперто в невыносимых условиях и частично находится уже при смерти, этих детей охраняет украинский часовой. Так как мы заподозрили, что речь идет о самоуправстве украинцев, мы немедленно направились туда.
Мы обнаружили, что в две маленькие комнаты втиснуто примерно 90 детей, невообразимо грязных. Их стоны были слышны даже в окрестностях. Часть детей, прежде всего младенцы, были совершенно измождены и практически не подавали признаков жизни. Немецкие часовые или надзиратели отсутствовали, на посту стоял лишь один украинец с винтовкой. Немецкие солдаты беспрепятственно проходили, чтобы посмотреть на происходящее и выражали возмущение этими кошмарными обстоятельствами.
Так как эти события имели место в зоне ответственности вермахта и тем самым должны были нанести урон авторитету вермахта, мы немедленно направились в ортскомендатуру и доложили о происшествии.

III. Донесение дивизионного священника Иозефа Ройсса, 20 августа 1941 г.
295-й пехотной дивизии сообщаю: Сегодня во второй половине дня, около 14.30, к евангелическому дивизионному священнику и ко мне пришли военные священники Тевес и Вильчек, военный госпиталь 4/607, и сообщили следующее: Немецкие солдаты обратили их внимание на то, что в одном доме в невыносимых условиях заперты еврейские дети в возрасте от нескольких месяцев до 5 или 6 лет, чьи родители будто бы расстреляны; их охраняет украинская самооборона. В окрестностях дома постоянно слышны стоны детей. Тогда они сами отправились туда, нашли подтверждение этому факту, но не увидели военнослужащих ни вермахта, ни других ведомств, которые бы здесь ответственно заботились о порядке или осуществляли охрану. Лишь в качестве зрителей присутствовал ряд немецких солдат, выразивших свое негодование этими обстоятельствами. Они попросили нас сообщить об этом деле по инстанции.
Чтобы можно было составить точное донесение (описанный инцидент порождал подозрение, что речь идет о самоуправстве украинской милиции), я в сопровождении обоих военных священников и евангелического дивизионного священника, старшего священника вермахта Корнмана, пошел в этот дом и обнаружил следующее:
Во дворе перед домом, где были отчетливо слышны плач и стоны детей, находился часовой украинской милиции с винтовкой, ряд немецких солдат и несколько молодых украинских девушек. Мы сразу беспрепятственно прошли в дом и обнаружили в двух комнатах около 90 (я произвел подсчет) детей в возрасте от нескольких месяцев до 5, 6 или 7 лет. Какого-либо немецкого надзора со стороны вермахта или другого немецкого ведомства не было.
Некоторое количество немецких солдат, среди них унтер-офицер санитарной службы, при нашем приходе осматривали условия содержания детей. Кроме того, как раз подошел полевой жандарм из ортскомендатуры или фельдкомендатуры, который сказал, что он пришел лишь чтобы расследовать случай грабежа, будто бы совершенного часовым украинской милиции. Обе комнаты, в которых размещались дети - к ним примыкала пустая третья - были в невообразимо грязном состоянии. Дети лежали или сидели на полу, который был покрыт их нечистотами. Мухи сидели большей частью на ногах и животах частично полуодетых детей. Несколько детей постарше (2,3,4 года) соскребали со стен известку и ели её. Двое мужчин, по внешнему виду евреи, пытались убрать в комнатах. Воздух был ужасно спертым, маленькие дети, особенно те, которым было лишь несколько месяцев, постоянно стонали и плакали. Глядевшие на это солдаты, также как и мы, были потрясены этими невероятными условиями и выражали свое сильное негодование. В другом помещении, попасть в которое можно было через окно одной из детских комнат, находилось некоторое количество женщин и больших детей, кажется, евреи. В это помещение я не входил В еще одной комнате были заперты несколько женщин, среди них женщина с маленьким ребенком на руках; по словам часового - украинского юноши в возрасте 16-17 лет, вооруженного палкой, - относительно них будто бы еще не было установлено, евреи ли они.
Когда мы вернулись во двор, там шел спор между вышеупомянутым полевым жандармом и украинским часовым, который охранял дом; часовой подозревался в грабеже, а также он уничтожил несколько удостоверений, которые немецкие военные ведомства выдали другим украинцам (речь шла о нескольких женщинах). На земле еще валялись обрывки. Полевой жандарм разоружил украинского часового, велел его увести и удалился сам. Присутствовавшие во дворе немецкие солдаты рассказали нам, что они здесь расквартированы (в доме поблизости) и со второй половины вчерашнего дня слышат беспрерывный плач детей. Под вечер вчерашнего дня уже уехали 3 грузовика с детьми. При этом присутствовал чиновник СД. Шофер грузовика им рассказал, что это дети уже расстрелянных евреев и евреек, которых теперь также повезли на расстрел, расстреливает детей украинская милиция. Находящиеся в доме дети также должны быть расстреляны. Солдаты выражали сильнейшее негодование условиями, в которых находились дети; один из них еще упомянул, что у него самого дома дети. Так как не было никакого немецкого надзора, я с целью предотвратить разговоры об условиях содержания детей потребовал от солдат, чтобы больше никто не входил в дом, особенно местное население. Тем временем комнаты с детьми осмотрел неизвестный мне старший врач вермахта и заявил мне, что срочно необходимо доставить туда воду; условия таковы, что следует считаться с опасностью вспышки эпидемии.
Так как дом и дети не имеют немецкой охраны или надзора и тамошние условия в любое время могут осматривать немецкие солдаты - как это уже происходило и вызывало негодование и критику, - я докладываю об этом деле моей вышестоящей инстанции.

IV. Донесение дивизионного священника Вильгельма Корнмана, 21 августа 1941 г.
295-й пехотной дивизии передаю следующее донесение: вчера (20.8.) около 15 часов ко мне и католическому священнику пришли военные священники из местного военного госпиталя и сообщили, что поблизости, примерно в 500 метрах, на верхнем этаже дома находится 80-90 детей, от младенцев до школьного возраста, ор и стоны которых были слышны по всей округе. Так как они находились там уже 24 часа, это сильно мешало солдатам, расквартированных в соседних домах, отдыхать ночью. От этих солдат оба военных священника и узнали о наличии детей. С обоими военными священниками и моим католическим коллегой я направился в соответствующий дом и обнаружил там в двух комнатах детей, частично лежащих и сидящих в собственных нечистотах. Прежде всего там не было ни капли воды, из-за чего дети при жаре очень страдали.
Охранял их внизу украинский милиционер, от него мы узнали, что речь идет о еврейских детях, чьи родители расстреляны.
Около часового стояла группа немецких солдат, у угла дома другая группа, обе не без возбуждения обсуждали то, что они видят и слышат. Так как я считал абсолютно нежелательным то, что такие дела творятся на глазах у всех, я доложил об этом.
Оба военных священника были из военного лазарета 4/607, их звали Вильчек (еванг.) и Тевес (катол.)

V. Доклад начальника оперативного отдела 295 пехотной дивизии Хельмут Гроскурта, 21 августа 1941 г.
Доклад о событиях в Белой Церкви 20 августа 1941 г.
20.8. около 16.00 ко мне явились оба дивизионных священника и рапортовали, что в одном из домов города находится около 90 еврейских детей, которые уже около 24 часов заперты без всякой пищи и воды. Получив сообщение от священников военного госпиталя, они ознакомились с условиями, которые являются невыносимыми. Попытка побудить ортскоменданта вмешаться не имела успеха. Дивизионные священники сообщили, что ситуацию необходимо срочно исправить, ттак как многочисленные солдаты осматривают дом, и антисанитарные условия чреваты опасностями, что подтвердил и старший врач госпиталя.
В связи с этим сообщением я в 16.30 с офицером для поручений старшим лейтенантом Шпёрхазе, дивизионным священником д-ром Ройссом и переводчиком зондерфюрером Тишуком [Пыщуком] отправился в дом, который находится в переулке, примерно в 50 метрах от улицы. Дом был виден с улицы, слышался плач детей. Во дворе находилось около 20 унтер-офицеров и рядовых. Часового перед домом не было. Во дворе без дела стояли несколько вооруженных украинцев. Дети лежали на подоконниках, окна были закрыты. В коридоре на втором этаже стоял украинский часовой, немедленно открывший дверь в комнаты, в которых находились дети. В трех смежных помещениях находился еще один украинский часовой. В комнатах содержалось около 90 детей и несколько женщин. В самой задней комнате, в которой лежали почти исключительно младенцы, женщина производила уборку. В остальных комнатах царила неописуемая грязь. Вокруг лежали тряпки, пеленки, нечистоты. Бесчисленные мухи покрывали частично голых детей. Почти все дети плакали или стонали. Вонь была невыносимой. Одна говорящая по-немецки женщина утверждала, что она совершенно невиновна, никогда не интересовалась политикой и не является еврейкой. Тем временем пришел обершарфюрер СД, которого я спросил, что должно произойти с детьми. Он сказал, что родные детей расстреляны и что дети также должны быть устранены. Не высказывая своего мнения, я отправился в ортскомендатуру и потребовал от коменданта объяснений. Он заявил, что не несет ответственности и не имеет возможности повлиять на мероприятия СД, о которых ему известно. Он предложил обсудить ситуацию с фельдкомендантом, подполковником Ридлем. Я отправился к нему в сопровождении ортскоменданта и офицера для поручений. Фельдкомендант заявил, что начальник зондеркоманды у него побывал, информировал его о своем задании, и оно выполняется с ведома фельдкоменданта. На распоряжения, отдаваемые оберштурмфюрером, он не имеет никакого влияния. Я спросил фельдкоменданта, считает ли он, что оберштурмфюрер имеет приказ высшей инстанции устранять также и детей, - мне об этом ничего не известно. Фельдкомендант возразил, что он убежден в правильности и необходимости этого приказа. Тогда я потребовал оцепить дом так, чтобы войска не имели возможности наблюдать за происходящим, которое уже вызвали сильное недовольство в войсках, так как расквартированные поблизости солдаты всю ночь слушали плач детей. Далее я потребовал, чтобы вывоз на расстрел был произведен незаметно. Я заявил, что готов предоставить в распоряжение солдат дивизии, если караула фельдкомендатуры будет недостаточно. Далее я заявил, что немедленно информирую группу армий для получения решения, следует ли продолжать расстрел детей. (Часть детей по сведениям фельдкоменданта уже была устранена днем ранее украинской милицией по распоряжению СД). Фельдкомендант выразил согласие с этим планом и подчеркнул, что командир дивизии является старшим гарнизонным начальником и может отдавать все необходимые приказы. Пока не поступит решение группы армий он задержит осуществление дальнейших мероприятий, но ему срочно требуется письменный приказ. Я принял решение приостановить мероприятия, так как считал, что вывоз детей состоится лишь в вечерние часы, а к этому времени будет получено решение группы армий. Мне было ясно, что приостановка мероприятий должна привести к осложнениям с политическими ведомствами, чего я хотел всячески избежать. Но фельдкомендант заявил, что вывоз детей состоится очень скоро. Тогда я распорядился, чтобы фельдкомендант сообщил начальнику зондеркоманды, что он должен отложить вывоз до решения группы армий. Сам я не хотел идти к начальнику зондеркоманды, чтобы как можно быстрее связаться с группой армий. Я полагал, что, учитывая принципиальное значение этого вопроса, группа армий должна быть немедленно информирована, а сама дивизия не может принять решение. Начальник оперативного отдела штаба группы армий, с которым я немедленно связался, заявил, что делом должна заниматься 6 армия. С начальником оперативного отдела штаба армии долго не удавалось связаться. Решение командующего армией он смог получить только вечером. Тем временем ко мне явился оберштурмфюрер Хёфнер, начальник зондеркоманды, и потребовал подтверждения переданного ему приказа дивизии. Он попросил дать приказ письменно. Я отказал, заметив, что в ближайшее время поступит окончательный ответ. Он заявил менее воинственным тоном, что об этом распоряжении должен доложить своему начальнику. У него есть четкий приказ осуществить мероприятия. На это я заявил, что настаиваю на своем распоряжении и в случае необходимости силой добьюсь его выполнения. Я еще раз недвусмысленно пояснил, что мне известны указания политических ведомств, но в интересах поддержания воинской дисциплины я должен требовать, чтобы мероприятия проводились надлежащим образом. Следует дождаться решения армии.
В 19.00 я доложил командиру дивизии об инциденте и принятых до сих пор мерах, которые он одобрил.
Около 20.00 поступило решение армии, гласящее, что дальнейшее осуществление мероприятий следует отложить. Тем временем под вечер один грузовик уже был загружен детьми и стоял у дома. Офицер для поручений немедленно информировал фельдкоменданта, а также вызвал оберштурмфюрера в штаб дивизии, где я передал ему указание армии. Офицер штаба дивизии проконтролировал выполнение приказа, а также оцепление, приказ об установке которого уже отдал фельдкомендант. В это оцепление частично были поставлены вооруженные украинцы без документов. Они были заменены немецкими солдатами. Фельдкомендант тем временем позаботился о воде и хлебе для детей.
21.08 около 11.00 для совещания, собрать которое приказала армия, прибыл капитан Лулей (офицер абвера при 6 армии) с штандартенфюрером Блобелем и оберштурмфюрером Хёфнером. Совещание было проведено у фельдкоменданта. Капитан Лулей перед прибытием в дивизию произвел осмотр местности, но в дом и в помещения с детьми не входил.
Я изложил требование дивизии и особо подчеркнул, что вмешательство дивизии было вызвано исключительно способом осуществления. Штандартенфюрер и оберштурмфюрер признали технические недостатки и заявили, что при нынешнем положении дел надо найти способ быстрого решения вопроса. Они собственно теперь не в состоянии осуществить запланированный расстрел. Фельдкомендант отметил, что первыми рапорт подали дивизионные священники. На это капитан Лулей сказал, что хотя он лютеранин, однако считает, что священникам лучше бы заботиться о духовном окормлении солдат. Из формы и содержания высказываний как фельдкоменданта, так и капитана Лулея следовало, что они, во-первых, ставят под сомнение правдивость дивизионных священников, во-вторых, что рассматривают инцидент как "вынюхивание, чтобы что-нибудь найти". Они считают сообщение преувеличением, а вмешательство дивизионных священников объясняют любопытством. Штандартенфюрер на это ничего не сказал. На это возмутительное подозрение я вместе с офицером для поручений возразил, что дивизионные священники прежде всего подумали, что речь идет о самоуправстве украинцев, которые уже однажды в Золочеве заставили дивизию вмешаться. Затем в ходе совещания фельдкомендант попытался перевести обсуждение в мировоззренческое русло и обсудить основополагающие вопросы. Он заявил, что уничтожение еврейских женщин и детей считает крайне необходимым, все равно в какой форме оно проводится. Он многократно подчеркнул, что вмешательство дивизии без нужды задержали устранение детей на 24 часа. К этому мнению присоединился штандартенфюрер и добавил, что будет лучше, если подразделение, которое занималось вынюхиванием, само и произведет расстрелы, а офицеры, которые задержали осуществление мероприятия, сами возьмут на себя командование. Я в спокойной форме отверг эту идею, не давая ей оценку, так как хотел избежать перехода на личности. При обсуждении мер, которые следовало предпринять, штандартенфюрер заявил, что командующий армией признает необходимость устранения детей и хочет его осуществить, так как в данном случае этим мероприятиям уже дан ход. То, что мнение командующего именно таково, мне уже подтвердил начальник разведотдела 6 армии.
Затем обсуждались подробности осуществления расстрелов. Они должны быть произведены до вечера 22.8. Я в обсуждении этих деталей не участвовал. Требуемые мной мероприятия по изоляции войск будут осуществлены.
После совещания капитан Лулей доложил командиру дивизии о его результатах.
Заключительные замечания.
1. Войска воспитаны своими командирами в чисто солдатском духе, согласно которому насилия и жестокости по отношению к безоружному населению следует избегать. Они целиком и полностью разделяют строжайшие меры против подпольщиков. Но в данном случае речь идет о мероприятиях против женщин и детей, которые ни в чем не отличаются от зверств противника, а о последних постоянно становятся известно войскам. Нельзя избежать того, что об этих событиях будет сообщено на родину и что это будет там сравниваться со зверствами во Львове. Войска ожидают вмешательства своих офицеров. Особенно это имеет значение для пожилых женатых солдат. Поэтому офицер, заботящийся о своем подразделении, вынужден вмешиваться, если подобные события разыгрываются на глазах у всех. Для поддержания воинской дисциплины необходимо, чтобы все подобные мероприятия осуществлялись вдали от войск.
2. Осуществление расстрелов не привлекло бы внимание, если бы фельдкомендатура и ортскомендатура приняли необходимые меры по изоляции войск. Инциденты возникли из-за полного самоустранения обоих комендантов. Во время переговоров сложилось впечатление, что все казни производятся по предложению фельдкоменданта. Из расстрела всех евреев города неизбежно вытекала необходимость устранения и еврейских детей, прежде всего младенцев. Это должно было быть сделано вместе с устранением родителей, чтобы предотвратить эти бесчеловечные мучения. Иное обустройство детей было объявлено фельдкомендантом и оберштурмфюрером невозможным, причем фельдкомендант многократно повторил, что это отродье должно быть истреблено.

Документы VI-VIII

https://labas.livejournal.com/1177744.html


Метки:  

белая церковь. август 1941 г. документы (I)

Воскресенье, 21 Января 2018 г. 14:26 + в цитатник
I. Показания Фридриха Либе перед земельным судом, Франкфурт, 14 июня 1965 г.
Меня зовут Фридрих Вильгельм Либе. Я — биолог. Мне известно, что такое показания под присягой и каковы уголовно-правовые последствия дачи ложных показаний. Я служил в авиационной группе связи особого назначения 13 и находился в 1941 году в Белой Церкви. Я был кандидатом в офицеры и кандидатом в чиновники старшего ранга.
С моим подразделением я находился в Белой Церкви с середины июля по середину-конец августа. Я знаю точно, что 15 августа мы еще были в Б[елой] Ц[еркви]. Конкретно я могу вспомнить разговор с товарищами про то, что солнце уже не дает загара, и постепенно приходит осень. Мы были настолько загорелыми, что солнце не могло сделать нашу кожу еще более коричневой. Мы располагались в здании института наследственной биологии. Я еще тогда беседовал с профессором института об изменении наследственных факторов, потому что это меня интересовало. Я как раз вспомнил, что тогдашний военврач был из Бад-Мергентхайма. Я вместе с ним ходил по институту, чтобы найти запчасти для рентгеновского аппарата.
Когда нам нечего было делать, мы по вечерам шатались по окрестностям. Я помню, что как-то вечером шел мимо территории казарм с задней стороны. Я увидел часового, стоящего перед маленьким домиком. Насколько я могу вспомнить, с примкнутым штыком. Это был эсэсовец, совсем не старик, лет 26. Часовой стоял у угла домика. Неподалеку от него сидели три молодые девушки. Одна из них справляла нужду, мне бросилось это в глаза. То, что часовой охранял эту девушку, пока она оправлялась, да еще с примкнутым штыком, было дико смешным. Девушки еще смеялись и хихикали. Часовой обратился ко мне и сказал: "Вам туда нельзя, здесь проводится казнь". В ответ я рассмеялся и сказал, показав на девушек: "Их что ли?" Я думал, он ответит, что девушки не имеют к этому никакого отношения. Но он сказал лишь: "Вам позволено смотреть". Я ответил: "Благодарю покорно" и развернулся.
Но мысли об этой казни меня не отпускали, и я пошел посмотреть, что происходит. Место казни было огорожено стеной, вход к нему преграждали высокие решетчатые ворота, которые были заперты. Поэтому внутрь я уже не смог зайти. Вместе с другими солдатами и гражданскими я остался стоять перед воротами и видел место расстрела через решетку. Оно находилось примерно в 80 метрах. Я видел, что перед глубокой ямой стояли около 9 девушек или женщин. Они стояли на коленях лицом к яме. Следующие 9 девушек ждали перед домиком, перед которым тогда оправлялась та девушка и который охранялся часовым-эсэсовцем. Что мне особенно бросилось в глаза — спокойствие и дисциплина этих людей. За девушками, стоявшими на коленях перед ямой стояли стрелки, по два на девушку. Это были эсэсовцы. По приказу начальника они стреляли из винтовок в головы казнимым, которые, когда в них попадали пули, падали в яму. Порой они сталкивались. Порой можно было видеть, как разлетаются куски черепа. То было ужасная картина. Я могу вспомнить, что эсэсовский начальник подошел к яме и начал стрелять туда из автомата. Он прошел сначала по длинной стороне ямы, а потом по короткой. Сначала он стоял у короткой стороны, справа. Оттуда он давал приказы открывать огонь. В петлицах этого эсэсовца, насколько я помню, было 3 звезды и полоска. Крупный мужчина, думаю, лет 35.
После того как после казни открыли ворота, я подошел к яме. Вокруг могилы в некоторых местах собрались лужи крови. В могилу я не спускался. Она была примерно 7-8 метров длиной, 2 с четвертью метра шириной, и на глазок изначально метра 4 глубиной. В тот день, когда я туда заглянул до края ямы оставалось еще 2 с половиной метра. Трупы в могиле лежали слоями один на другом. Они были присыпаны землей. Когда я стоял у могилы, этот эсэсовец с 3 звездами и полоской, еще ходил вокруг могилы и делал контрольные выстрелы. В тот первый вечер я увидел казнь примерно 162 человек, совершенную описанным мной образом. Всегда расстреливалось по 9 человек, а следующие 9 должны были ждать, когда поведут их. Идущие к могиле расстреливаемые были похожи на процессию. Они шли колонной, при этом каждый должен был положить руки на плечи впереди идущего. На смерть они шли спокойно, сохраняя самообладание. За все время, что я наблюдал за подобными казнями, я видел лишь двух плачущих женщин. Для меня это было непостижимо.
После того первого вечера я часто ходил мимо того места. Казни совершались всегда около 6 часов вечера. Я провел в Б[елой] Ц[еркви] около 6 недель и сам видел примерно 6 казней, о других я слышал, когда товарищи возвращались домой и говорили: "Опять стреляют". В ходе тех 6 казней, за которыми я наблюдал, было расстреляно в сумме где-то 800-900 человек. Взгляду представала все время одна и та же картина. Больше сосредотачиваешься на жертвах, а не на стрелках. По сей день картина стоит у меня перед глазами. То, как жертвы падали в яму, выглядело столь необычно. Они не просто постепенно опрокидывались, а порой раскачивались, порой они падали в яму порознь, кто раньше, кто позже. У меня у самого хранился кусочек кожи головы, на котором были волосы с проседью. Я нашел его недалеко от ямы в тот первый вечер. Расстреливались преимущественно женщины. Насколько я могу вспомнить, я видел двух детей. Это были мальчики. […]
Смотреть на это меня тогда заставляло не любопытство, а неверие в то, что такое вообще может происходить. Мои товарищи тоже были охвачены ужасом, которым веяло от этого дела. Солдаты и так были в курсе расстрелов, и я могу вспомнить, рассказ одного из моих подчиненных, что в Луцке ему и самому разрешили пострелять. Стрелял ли он я не знаю, я запретил своим подчиненным участвовать в расстрелах. Нельзя не упомянуть, что все солдаты в Б[елой] Ц[еркви] знали о происходящем. Каждый вечер, пока я там был, можно было слышать стрельбу, хотя поблизости не было и тени врага.

II. Донесение военных священников Эрнста Тевеса и Герхарда Вльчека, 21 августа 1941 г.
По требованию сообщаем 295 пехотной дивизии следующее:
20 августа 1941 года в 15 часов мы услышали от немецкого солдата, что поблизости от нашего жилища большое количество детей заперто в невыносимых условиях и частично находится уже при смерти, этих детей охраняет украинский часовой. Так как мы заподозрили, что речь идет о самоуправстве украинцев, мы немедленно направились туда.
Мы обнаружили, что в две маленькие комнаты втиснуто примерно 90 детей, невообразимо грязных. Их стоны были слышны даже в окрестностях. Часть детей, прежде всего младенцы, были совершенно измождены и практически не подавали признаков жизни. Немецкие часовые или надзиратели отсутствовали, на посту стоял лишь один украинец с винтовкой. Немецкие солдаты беспрепятственно проходили, чтобы посмотреть на происходящее и выражали возмущение этими кошмарными обстоятельствами.
Так как эти события имели место в зоне ответственности вермахта и тем самым должны были нанести урон авторитету вермахта, мы немедленно направились в ортскомендатуру и доложили о происшествии.

III. Донесение дивизионного священника Иозефа Ройсса, 20 августа 1941 г.
295-й пехотной дивизии сообщаю: Сегодня во второй половине дня, около 14.30, к евангелическому дивизионному священнику и ко мне пришли военные священники Тевес и Вильчек, военный госпиталь 4/607, и сообщили следующее: Немецкие солдаты обратили их внимание на то, что в одном доме в невыносимых условиях заперты еврейские дети в возрасте от нескольких месяцев до 5 или 6 лет, чьи родители будто бы расстреляны; их охраняет украинская самооборона. В окрестностях дома постоянно слышны стоны детей. Тогда они сами отправились туда, нашли подтверждение этому факту, но не увидели военнослужащих ни вермахта, ни других ведомств, которые бы здесь ответственно заботились о порядке или осуществляли охрану. Лишь в качестве зрителей присутствовал ряд немецких солдат, выразивших свое негодование этими обстоятельствами. Они попросили нас сообщить об этом деле по инстанции.
Чтобы можно было составить точное донесение (описанный инцидент порождал подозрение, что речь идет о самоуправстве украинской милиции), я в сопровождении обоих военных священников и евангелического дивизионного священника, старшего священника вермахта Корнмана, пошел в этот дом и обнаружил следующее:
Во дворе перед домом, где были отчетливо слышны плач и стоны детей, находился часовой украинской милиции с винтовкой, ряд немецких солдат и несколько молодых украинских девушек. Мы сразу беспрепятственно прошли в дом и обнаружили в двух комнатах около 90 (я произвел подсчет) детей в возрасте от нескольких месяцев до 5, 6 или 7 лет. Какого-либо немецкого надзора со стороны вермахта или другого немецкого ведомства не было.
Некоторое количество немецких солдат, среди них унтер-офицер санитарной службы, при нашем приходе осматривали условия содержания детей. Кроме того, как раз подошел полевой жандарм из ортскомендатуры или фельдкомендатуры, который сказал, что он пришел лишь чтобы расследовать случай грабежа, будто бы совершенного часовым украинской милиции. Обе комнаты, в которых размещались дети - к ним примыкала пустая третья - были в невообразимо грязном состоянии. Дети лежали или сидели на полу, который был покрыт их нечистотами. Мухи сидели большей частью на ногах и животах частично полуодетых детей. Несколько детей постарше (2,3,4 года) соскребали со стен известку и ели её. Двое мужчин, по внешнему виду евреи, пытались убрать в комнатах. Воздух был ужасно спертым, маленькие дети, особенно те, которым было лишь несколько месяцев, постоянно стонали и плакали. Глядевшие на это солдаты, также как и мы, были потрясены этими невероятными условиями и выражали свое сильное негодование. В другом помещении, попасть в которое можно было через окно одной из детских комнат, находилось некоторое количество женщин и больших детей, кажется, евреи. В это помещение я не входил В еще одной комнате были заперты несколько женщин, среди них женщина с маленьким ребенком на руках; по словам часового - украинского юноши в возрасте 16-17 лет, вооруженного палкой, - относительно них будто бы еще не было установлено, евреи ли они.
Когда мы вернулись во двор, там шел спор между вышеупомянутым полевым жандармом и украинским часовым, который охранял дом; часовой подозревался в грабеже, а также он уничтожил несколько удостоверений, которые немецкие военные ведомства выдали другим украинцам (речь шла о нескольких женщинах). На земле еще валялись обрывки. Полевой жандарм разоружил украинского часового, велел его увести и удалился сам. Присутствовавшие во дворе немецкие солдаты рассказали нам, что они здесь расквартированы (в доме поблизости) и со второй половины вчерашнего дня слышат беспрерывный плач детей. Под вечер вчерашнего дня уже уехали 3 грузовика с детьми. При этом присутствовал чиновник СД. Шофер грузовика им рассказал, что это дети уже расстрелянных евреев и евреек, которых теперь также повезли на расстрел, расстреливает детей украинская милиция. Находящиеся в доме дети также должны быть расстреляны. Солдаты выражали сильнейшее негодование условиями, в которых находились дети; один из них еще упомянул, что у него самого дома дети. Так как не было никакого немецкого надзора, я с целью предотвратить разговоры об условиях содержания детей потребовал от солдат, чтобы больше никто не входил в дом, особенно местное население. Тем временем комнаты с детьми осмотрел неизвестный мне старший врач вермахта и заявил мне, что срочно необходимо доставить туда воду; условия таковы, что следует считаться с опасностью вспышки эпидемии.
Так как дом и дети не имеют немецкой охраны или надзора и тамошние условия в любое время могут осматривать немецкие солдаты - как это уже происходило и вызывало негодование и критику, - я докладываю об этом деле моей вышестоящей инстанции.

IV. Донесение дивизионного священника Вильгельма Корнмана, 21 августа 1941 г.
295-й пехотной дивизии передаю следующее донесение: вчера (20.8.) около 15 часов ко мне и католическому священнику пришли военные священники из местного военного госпиталя и сообщили, что поблизости, примерно в 500 метрах, на верхнем этаже дома находится 80-90 детей, от младенцев до школьного возраста, ор и стоны которых были слышны по всей округе. Так как они находились там уже 24 часа, это сильно мешало солдатам, расквартированных в соседних домах, отдыхать ночью. От этих солдат оба военных священника и узнали о наличии детей. С обоими военными священниками и моим католическим коллегой я направился в соответствующий дом и обнаружил там в двух комнатах детей, частично лежащих и сидящих в собственных нечистотах. Прежде всего там не было ни капли воды, из-за чего дети при жаре очень страдали.
Охранял их внизу украинский милиционер, от него мы узнали, что речь идет о еврейских детях, чьи родители расстреляны.
Около часового стояла группа немецких солдат, у угла дома другая группа, обе не без возбуждения обсуждали то, что они видят и слышат. Так как я считал абсолютно нежелательным то, что такие дела творятся на глазах у всех, я доложил об этом.
Оба военных священника были из военного лазарета 4/607, их звали Вильчек (еванг.) и Тевес (катол.)

V. Доклад начальника оперативного отдела 295 пехотной дивизии Хельмут Гроскурта, 21 августа 1941 г.
Доклад о событиях в Белой Церкви 20 августа 1941 г.
20.8. около 16.00 ко мне явились оба дивизионных священника и рапортовали, что в одном из домов города находится около 90 еврейских детей, которые уже около 24 часов заперты без всякой пищи и воды. Получив сообщение от священников военного госпиталя, они ознакомились с условиями, которые являются невыносимыми. Попытка побудить ортскоменданта вмешаться не имела успеха. Дивизионные священники сообщили, что ситуацию необходимо срочно исправить, ттак как многочисленные солдаты осматривают дом, и антисанитарные условия чреваты опасностями, что подтвердил и старший врач госпиталя.
В связи с этим сообщением я в 16.30 с офицером для поручений старшим лейтенантом Шпёрхазе, дивизионным священником д-ром Ройссом и переводчиком зондерфюрером Тишуком [Пыщуком] отправился в дом, который находится в переулке, примерно в 50 метрах от улицы. Дом был виден с улицы, слышался плач детей. Во дворе находилось около 20 унтер-офицеров и рядовых. Часового перед домом не было. Во дворе без дела стояли несколько вооруженных украинцев. Дети лежали на подоконниках, окна были закрыты. В коридоре на втором этаже стоял украинский часовой, немедленно открывший дверь в комнаты, в которых находились дети. В трех смежных помещениях находился еще один украинский часовой. В комнатах содержалось около 90 детей и несколько женщин. В самой задней комнате, в которой лежали почти исключительно младенцы, женщина производила уборку. В остальных комнатах царила неописуемая грязь. Вокруг лежали тряпки, пеленки, нечистоты. Бесчисленные мухи покрывали частично голых детей. Почти все дети плакали или стонали. Вонь была невыносимой. Одна говорящая по-немецки женщина утверждала, что она совершенно невиновна, никогда не интересовалась политикой и не является еврейкой. Тем временем пришел обершарфюрер СД, которого я спросил, что должно произойти с детьми. Он сказал, что родные детей расстреляны и что дети также должны быть устранены. Не высказывая своего мнения, я отправился в ортскомендатуру и потребовал от коменданта объяснений. Он заявил, что не несет ответственности и не имеет возможности повлиять на мероприятия СД, о которых ему известно. Он предложил обсудить ситуацию с фельдкомендантом, подполковником Ридлем. Я отправился к нему в сопровождении ортскоменданта и офицера для поручений. Фельдкомендант заявил, что начальник зондеркоманды у него побывал, информировал его о своем задании, и оно выполняется с ведома фельдкоменданта. На распоряжения, отдаваемые оберштурмфюрером, он не имеет никакого влияния. Я спросил фельдкоменданта, считает ли он, что оберштурмфюрер имеет приказ высшей инстанции устранять также и детей, - мне об этом ничего не известно. Фельдкомендант возразил, что он убежден в правильности и необходимости этого приказа. Тогда я потребовал оцепить дом так, чтобы войска не имели возможности наблюдать за происходящим, которое уже вызвали сильное недовольство в войсках, так как расквартированные поблизости солдаты всю ночь слушали плач детей. Далее я потребовал, чтобы вывоз на расстрел был произведен незаметно. Я заявил, что готов предоставить в распоряжение солдат дивизии, если караула фельдкомендатуры будет недостаточно. Далее я заявил, что немедленно информирую группу армий для получения решения, следует ли продолжать расстрел детей. (Часть детей по сведениям фельдкоменданта уже была устранена днем ранее украинской милицией по распоряжению СД). Фельдкомендант выразил согласие с этим планом и подчеркнул, что командир дивизии является старшим гарнизонным начальником и может отдавать все необходимые приказы. Пока не поступит решение группы армий он задержит осуществление дальнейших мероприятий, но ему срочно требуется письменный приказ. Я принял решение приостановить мероприятия, так как считал, что вывоз детей состоится лишь в вечерние часы, а к этому времени будет получено решение группы армий. Мне было ясно, что приостановка мероприятий должна привести к осложнениям с политическими ведомствами, чего я хотел всячески избежать. Но фельдкомендант заявил, что вывоз детей состоится очень скоро. Тогда я распорядился, чтобы фельдкомендант сообщил начальнику зондеркоманды, что он должен отложить вывоз до решения группы армий. Сам я не хотел идти к начальнику зондеркоманды, чтобы как можно быстрее связаться с группой армий. Я полагал, что, учитывая принципиальное значение этого вопроса, группа армий должна быть немедленно информирована, а сама дивизия не может принять решение. Начальник оперативного отдела штаба группы армий, с которым я немедленно связался, заявил, что делом должна заниматься 6 армия. С начальником оперативного отдела штаба армии долго не удавалось связаться. Решение командующего армией он смог получить только вечером. Тем временем ко мне явился оберштурмфюрер Хёфнер, начальник зондеркоманды, и потребовал подтверждения переданного ему приказа дивизии. Он попросил дать приказ письменно. Я отказал, заметив, что в ближайшее время поступит окончательный ответ. Он заявил менее воинственным тоном, что об этом распоряжении должен доложить своему начальнику. У него есть четкий приказ осуществить мероприятия. На это я заявил, что настаиваю на своем распоряжении и в случае необходимости силой добьюсь его выполнения. Я еще раз недвусмысленно пояснил, что мне известны указания политических ведомств, но в интересах поддержания воинской дисциплины я должен требовать, чтобы мероприятия проводились надлежащим образом. Следует дождаться решения армии.
В 19.00 я доложил командиру дивизии об инциденте и принятых до сих пор мерах, которые он одобрил.
Около 20.00 поступило решение армии, гласящее, что дальнейшее осуществление мероприятий следует отложить. Тем временем под вечер один грузовик уже был загружен детьми и стоял у дома. Офицер для поручений немедленно информировал фельдкоменданта, а также вызвал оберштурмфюрера в штаб дивизии, где я передал ему указание армии. Офицер штаба дивизии проконтролировал выполнение приказа, а также оцепление, приказ об установке которого уже отдал фельдкомендант. В это оцепление частично были поставлены вооруженные украинцы без документов. Они были заменены немецкими солдатами. Фельдкомендант тем временем позаботился о воде и хлебе для детей.
21.08 около 11.00 для совещания, собрать которое приказала армия, прибыл капитан Лулей (офицер абвера при 6 армии) с штандартенфюрером Блобелем и оберштурмфюрером Хёфнером. Совещание было проведено у фельдкоменданта. Капитан Лулей перед прибытием в дивизию произвел осмотр местности, но в дом и в помещения с детьми не входил.
Я изложил требование дивизии и особо подчеркнул, что вмешательство дивизии было вызвано исключительно способом осуществления. Штандартенфюрер и оберштурмфюрер признали технические недостатки и заявили, что при нынешнем положении дел надо найти способ быстрого решения вопроса. Они собственно теперь не в состоянии осуществить запланированный расстрел. Фельдкомендант отметил, что первыми рапорт подали дивизионные священники. На это капитан Лулей сказал, что хотя он лютеранин, однако считает, что священникам лучше бы заботиться о духовном окормлении солдат. Из формы и содержания высказываний как фельдкоменданта, так и капитана Лулея следовало, что они, во-первых, ставят под сомнение правдивость дивизионных священников, во-вторых, что рассматривают инцидент как "вынюхивание, чтобы что-нибудь найти". Они считают сообщение преувеличением, а вмешательство дивизионных священников объясняют любопытством. Штандартенфюрер на это ничего не сказал. На это возмутительное подозрение я вместе с офицером для поручений возразил, что дивизионные священники прежде всего подумали, что речь идет о самоуправстве украинцев, которые уже однажды в Золочеве заставили дивизию вмешаться. Затем в ходе совещания фельдкомендант попытался перевести обсуждение в мировоззренческое русло и обсудить основополагающие вопросы. Он заявил, что уничтожение еврейских женщин и детей считает крайне необходимым, все равно в какой форме оно проводится. Он многократно подчеркнул, что вмешательство дивизии без нужды задержали устранение детей на 24 часа. К этому мнению присоединился штандартенфюрер и добавил, что будет лучше, если подразделение, которое занималось вынюхиванием, само и произведет расстрелы, а офицеры, которые задержали осуществление мероприятия, сами возьмут на себя командование. Я в спокойной форме отверг эту идею, не давая ей оценку, так как хотел избежать перехода на личности. При обсуждении мер, которые следовало предпринять, штандартенфюрер заявил, что командующий армией признает необходимость устранения детей и хочет его осуществить, так как в данном случае этим мероприятиям уже дан ход. То, что мнение командующего именно таково, мне уже подтвердил начальник разведотдела 6 армии.
Затем обсуждались подробности осуществления расстрелов. Они должны быть произведены до вечера 22.8. Я в обсуждении этих деталей не участвовал. Требуемые мной мероприятия по изоляции войск будут осуществлены.
После совещания капитан Лулей доложил командиру дивизии о его результатах.
Заключительные замечания.
1. Войска воспитаны своими командирами в чисто солдатском духе, согласно которому насилия и жестокости по отношению к безоружному населению следует избегать. Они целиком и полностью разделяют строжайшие меры против подпольщиков. Но в данном случае речь идет о мероприятиях против женщин и детей, которые ни в чем не отличаются от зверств противника, а о последних постоянно становятся известно войскам. Нельзя избежать того, что об этих событиях будет сообщено на родину и что это будет там сравниваться со зверствами во Львове. Войска ожидают вмешательства своих офицеров. Особенно это имеет значение для пожилых женатых солдат. Поэтому офицер, заботящийся о своем подразделении, вынужден вмешиваться, если подобные события разыгрываются на глазах у всех. Для поддержания воинской дисциплины необходимо, чтобы все подобные мероприятия осуществлялись вдали от войск.
2. Осуществление расстрелов не привлекло бы внимание, если бы фельдкомендатура и ортскомендатура приняли необходимые меры по изоляции войск. Инциденты возникли из-за полного самоустранения обоих комендантов. Во время переговоров сложилось впечатление, что все казни производятся по предложению фельдкоменданта. Из расстрела всех евреев города неизбежно вытекала необходимость устранения и еврейских детей, прежде всего младенцев. Это должно было быть сделано вместе с устранением родителей, чтобы предотвратить эти бесчеловечные мучения. Иное обустройство детей было объявлено фельдкомендантом и оберштурмфюрером невозможным, причем фельдкомендант многократно повторил, что это отродье должно быть истреблено.

Документы VI-VIII

https://labas.livejournal.com/1177744.html


Метки:  

в специальном зарешеченном помещении

Среда, 17 Января 2018 г. 14:21 + в цитатник

Метки:  

все, что вы хотели (и не хотели) знать о карле ивановиче

Понедельник, 15 Января 2018 г. 16:19 + в цитатник
Как и было обещано, статья в "Неприкосновенном запасе":

От звезды к свастике: история Карла Лева-Альбрехта.

Благодарю уваж. [info]Az Nevtelen,lucas_v_leyden, Михаила Елисейкина и Олега Бэйду за помощь в подготовке статьи и А.А. Захарова за любезное приглашение опубликовать ее на страницах журнала.

К сожалению, есть небольшие помарки, все по моей вине.
- слова Пьера Вернье — правильно: слова Пьера Верньо
- прим.14 Лазаря Кагановича — правильно: Михаила Кагановича
- прим.36 «H"olz» - древесина — правильно: «Holz» — древесина.
- прим. 110 Франк Бухман — правильно: Фрэнк Бухман.

https://labas.livejournal.com/1177186.html


Метки:  

хайнц паннвиц: дорога в москву (III)

Воскресенье, 14 Января 2018 г. 18:57 + в цитатник
Вторая часть

Прибытие в Лефортовскую, 18 июля 1945 года.
23. В то время, как Лубянка в целом производила впечатление известной цивилизованности, и работа в ней велась в некоторой степени тихо и элегантно, Лефортовская была типичной военной тюрьмой, в которой все было безлично, все было открыто от первого до четвертого этажа без всяких перегородок, все было слышно. Чтобы воспрепятствовать самоубийствам, между этажами были натянуты сетки. Истеричные заключенные мужского и женского полов, впадавшие в неистовство, устраивали ужасные сцены, вопили в совершенном безумии — все это приводило в отчаяние любого. Можно было слышать вопли допрашиваемых и даже звуки того, как их били. Комнаты для допросов располагались вдоль длинного коридора, рядом друг с другом. Когда кого-то били, другие следователи часто приводили своих заключенных в соседние комнаты, чтобы дать им размякнуть. Много раз с часа до пяти утра меня заставляли слушать, как кого-то бьют в соседней комнате, и всегда предупреждали, что подобное может произойти и со мной.

24. 7 октября 1945 года развитие событий дошло до точки, когда было применено насилие. Меня обвиняли в двух вещах, которые я назвал бы Abwehrschwerpunkte (ключевые вопросы контрразведки). Когда заключенный оказывается внутри такого тематического комплекса как я, он может ожидать всего, что угодно. Мне говорили: "Два с половиной года в течение первой фазы войны в Европе и ноги нашей (русских) не было. А вы пытаетесь убедить нас, что вы получали полную картину всего с помощью радиоразведки. Назовите имя предателя в нашем министерстве, который был вашим агентом"; и еще "Вы знаете немецких агентов в Москве. Чтобы внедрить этих агентов к нам для получения необходимых вам разведданных, вы использовали вашу агентскую сеть в Москве. Кто эти люди?" 37 Эти два вопроса означали для меня возможную смертную казнь. Я знал, что, если Советы сами безнадежно запутаются, они не найдут выхода из этого положения. Если бы я хотя бы знал имя генерала, работавшего в СМЕРШе или в МВД во время войны, и я мог бы назвать это имя так, будто бы мне его сообщил в Берлине начальник четвертого управления МЮЛЛЕР – с этим человеком было бы кончено. Несмотря на тот факт, что у меня не было доказательств, для этого человека это бы стало концом карьеры, он бы потерял друзей и получил бы 25 лет заключения.

25. Они прибегли к избиению, так как не смогли ничего из меня вытащить другими методами. Избивал меня лично подполковник СОКОЛОВ. Четверо солдат держали меня в коридоре. Меня били по рукам, ляжкам, бедрам, но не по голове, груди, животу или спине. СОКОЛОВ бил меня чем-то вроде резиновой дубинки и вслух считал удары после того, как их наносил. После восьмидесяти ударов я потерял сознание и снова пришел в себя лишь когда мне на голову опрокинули ведро воды. Рядом стоял врач, он послушал мое сердце, чтобы решить можно ли продолжать процедуру. Когда я потерял сознание второй раз, врач прекратил избиение. Я был весь в синяках и долгое время не мог ни сидеть, ни лежать на спине. Потом за мной ухаживала женщина-врач, татарка. У нее был материнский, заботливый подход к больным. Медицинский уход был хорошим, открытые раны обрабатывались, делалась профилактика образования тромбов и пр. Но так как только следователь мог дать мне разрешение лежать, и он отказывал в этом разрешении, процесс заживления был еще одной ужасной пыткой. Интенсивность допросов и давление на меня усиливались, угрозы применения силы учащались, но они ничего от меня не добились.

26. У меня была возможность проанализировать свое мнение относительно полезности интенсивного ведения допросов (которого я всегда избегал) на основе собственной физической реакции. Факт, что, испытывая подобное, думаешь: я никогда больше не увижу света дня; все кончено. Это лишь увеличивает силу ментального и душевного сопротивления, что усложняет задачу следователя. Теория, что слабого человека можно еще более ослабить таким методом — нонсенс, поскольку слабого человека можно заставить говорить другими методами. Следователю жизненно необходимо владеть мастерством интеллектуальной дуэли и тем самым обеспечивать свое психологическое превосходство — методы с использованием насилия или технических средств не могут заменить работу, выполняемую человеком.

27. Еще на Лубянке, до того как меня перевели в Лефортовскую, делом занялся второй следователь, майор, впоследствии подполковник, ЛЕОНТЬЕВ,38 украинец. Допросы велись днем и ночью безумными темпами. В то время, как СОКОЛОВ был жестоким следователем, ЛЕОНТЬЕВ играл роль любезного, вежливого и дружественного следователя. Он вел себя так, будто бы не знал о моем избиении. Я решил полностью отстранить СОКОЛОВА от ведения моего дела. Моим первым шагом стало депрессивное молчание, когда ЛЕОНТЬЕВ заявил, что меня, вероятно, скоро расстреляют. Конечно, он увидел возможность использовать депрессию заключенного. Он сказал, что и рад бы был мне помочь, но что я должен сообщить ему какие-то любопытные факты, известные мне из прошлой деятельности и представляющие интерес. Я ответил, что у меня не было времени на это, так как они постоянно задают по три вопроса за раз и почти не дают мне возможности говорить. В тот же день меня вызвали на допрос снова в необычное время. ЛЕОНТЬЕВ и его переводчик рассказывали анекдоты, угощали сигаретами и, в целом, пытались создать дружескую атмосферу. В этой обстановке я сказал, что ШЕЛЛЕНБЕРГ, глава шестого управления, говорил, что все немецкие агенты в Румынии, Болгарии, Венгрии и Югославии за несколько недель до конца войны получили сообщение, в котором их благодарили за сотрудничество и предписывали вместе со всем оборудованием, разведдонесениями и сотрудниками сдаться англичанам или американцам, которые находятся поблизости, а также, что англичане и американцы уже осведомлены об их существовании. Это краткое изложение существенно более широкой дезинформации, которую я им сообщил. Она произвела эффект разорвавшейся бомбы. ЛЕОНТЬЕВ в спешке покинул нас, схватив только свои записи, а не протокол. Позднее меня стали расспрашивать о деталях, но первым делом они хотели знать, почему я не рассказал им этого раньше, ведь я нахожусь в заключении уже семь месяцев, в течение которых со мной всегда хорошо обращались. Мой ответ на последний вопрос был посвящен в первую очередь некомпетентности, бестолковости и неприемлемости подполковника СОКОЛОВА — больше я его не видел. После этого началось уточнение деталей имеющихся у меня сведений.

28. На описание всех моих допросов уйдет слишком много места — темп существенно снизился в 1946 году, в котором были длинные периоды без допросов. Весь тематический комплекс был перепахан еще раз. Меня перевели с Лубянки в Лефортовскую, а потом обратно на Лубянку, но большую часть времени я провел в Лефортовской. Основным следователем по моему делу остался подполковник ЛЕОНТЬЕВ. Однако, в рамках специальных допросов, постоянно появлялись и другие офицеры МГБ, это было уже после того как СМЕРШ прекратил свое существование, и осталось лишь МГБ. Упомянутых офицеров интересовала либо конкретная тема общего комплекса, например, подробности об Отто БАХЕ,39 который стал директором берлинского радио по административной части, или отдельные аспекты всего комплекса Красной капеллы. Было невозможно установить преследуют ли все эти допросы какую-то одну определенную цель.

"Operativnik"
29. По роду деятельности меня отнесли к оперативным работникам. На допросах появлялись офицеры, работающие в этом секторе, в звании от майора до генерала, в гражданской одежде. Они задавали специальные вопросы – всегда в присутствии Sledovatel — из содержания этих специальных вопросов было немедленно ясно, что они не имеют ничего общего с темой допроса. В тот период их — предположительно, для расширения собственных знаний — интересовали общие вопросы шпионажа. Некоторый свет на эту серию допросов проливает тот факт, что передо мной ставили сложный вопрос: "Кто, по моему мнению, виновен в том, что Москва не раскрыла двойную игру?"40 Эту тему со мной обсуждали и долгое время после того, как оперативный сектор МГБ тщательно меня по ней допросил. Если я помню правильно, оперативники появились на допросах лишь в середине 1946 года — нет — примерно в этот период проводились полные допросы по оперативным темам, но оперативники присутствовали и на допросах про "Rote Drei",41 которые велись в первые месяцы. Особенно их интересовали РАДО 42 и ЛЮСИ.43 Я вспоминаю, что английский радист "Rote Drei" (комментарий: Александр ФУТ 44) утверждает в своих мемуарах, что был подробно допрошен в Москве. Его пребывание в Москве примерно совпадает с этим периодом (когда источник допрашивали про "Rote Drei"). Об агентах, используя которых, немцы вели двойную игру в Швейцарии, я также был допрошен весьма тщательно. После такого допроса, во время которого каждый офицер делал собственные записи, майор ЛЕОНТЬЕВ с энтузиазмом воскликнул: "А ведь это действительно нечто, у нас были агенты bei HITLER direkt unterm Arsch.45 Они также рассказали мне, что РАДО работал на них 22 года, т. е. с 1923 года как "Aufklaerer" (наблюдатель, рекогносцировщик) и в дополнение к этому был членом Британского королевского географического общества. Можно было многое узнать по тому, как они выражали свою ребяческую, легко подзуживаемую и, по правде говоря, обаятельную гордость. Однажды я видел русский перевод дела "ФЕНИКС" с сопроводительным письмом, в котором говорилось, что оригинал и перевод посланы товарищу МОЛОТОВУ.

30. Заключительная ремарка по вопросу педантической точности допросов. Допросы начинались не с меня, а с моих дедушек. Где жили мои дедушки, где жили мои родители, где жил я — я должен был дать подробное описание. У дедушки было три комнаты — ага, буржуи! то есть дедушка был буржуем! места работы, школы, университет, военная служба, каникулы, членство в профсоюзе, были ли там коммунисты и кто именно? Вы знали ТЕЛЬМАНА, ПИКА или предателя ТОРГЛЕРА?46 Почему вы не стали коммунистом? и так далее и тому подобное. Были исписаны толстенные тома. Если бы всю информацию, которую Советы получили от своих заключенных, упорядочить и обработать, можно было бы написать полную историю почти каждой специальной темы. Если бы они были на это способны, они могли бы выбрать основные факты и личные биографии индивидов и использовать их в своей шпионской деятельности, но я сомневаюсь в том, что они способны корректно упорядочить и обработать их собственные досье.

Соседи по заключению — те, кого могу вспомнить
31. С 18 по 26 июля 1945 года я сидел в шумной, сырой, темной камере, в которую даже летом не проникал свет. Камера вызывала депрессию. Я протестовал, отказываясь давать дальнейшие показания, и в итоге был переведен в другую камеру. В этот короткий период с 18 по 26 июля 1945 года я делил камеру с власовским генералом, командиром артиллерийской школы ВЛАСОВА в Берлине. В начале войны он защищал Брест-Литовск.47 Он рассказал мне, что когда два первых советских генерала были взяты немцами в плен, другие советские генералы на том фронте заключали пари, кого из двух пленных советских генералов, ГИТЛЕР назначит главой Российского временного правительства. Ничего подобного не произошло, что пригасило, если полностью не уничтожило эти потаенные надежды высших советских военных кругов. Вторым в камере был старшина-власовец.

32. 26 июля 1945 года в камере № 45 я встретил двух эмигрантов, которые прежде сражались с красными на стороне белых. Оба они были из Праги. Один был там архитектором и возглавлял пражскую эмигрантскую организацию.48 Я не знаю, что за организацию и, к сожалению, позабыл его имя. Он рассказал мне, что его привезли из Праги в Москву на самолете. В том же самолете летели криминальный комиссар Вилли ЛЯЙМЕР 49 из пражского гестапо, который там специализировался по коммунистам и также руководил несколькими радиоиграми с Москвой; бывший полицайпрезидент Праги ВАЙДЕМАН,50 который сейчас живет где-то на Рейне (я не навещал его, хотя немного знал его по Праге); генерал люфтваффе ВАЙСС из Праги.51 Как это принято в тюрьмах, архитектор рассказал мне свою биографию и попросил меня, если меня отпустят, найти в Праге его пассию и передать сведения о нем. Он уже много лет жил с ней вместе, прежде она была певицей в опере, а ее покойный муж был специалистом по операциям на гортани. Вторым в камере был отпрыск бывшего крупного землевладельца. Он был эмигрантом из Праги, где работал маляром.

33. Примерно в октябре 1945 года в той же тюрьме в камере на четвертом этаже, номер которой я позабыл, находился якобы власовский унтер-офицер, который на самом деле имел чин капитана и был одним из руководителей власовской контрразведки.52 Его почти наверняка ждал смертный приговор. Там же был советский капитан из Москвы, нарушивший "техническую дисциплину".

34. В конце января 1946 года в той же тюрьме в камере на втором этаже, номер которой я позабыл, моими соседями были: шестидесятилетний украинец, попавший в тюрьму за сотрудничество с немцами; сорокапятилетний грузин, эмигрировавший в 1923 году в Париж и во время отступления из Франции находившийся в немецкой Kampfgruppe.53Возможно, впоследствии он был выдан французам.

35. В июне 1946 года в той же тюрьме в камере № 19 моим соседом был Вальтер Макс ШМИДТ, бывший атташе немецкого посольства в Москве.54 Его забрали из лагеря военнопленных и поместили в тюрьму, поскольку он правдиво отвечал на вопросы касательно его прошлого и профессиональной карьеры. Когда меня привели в камеру посреди ночи, он был как раз жестоко избит во время допроса.55 Причиной было то, что его попросили назвать имена немецких агентов в Москве. Они также начали опрашивать меня относительно немецких агентов в Москве и мне пришлось разделить страдания ШМИДТА. Другим соседом был власовский капитан Юрий (фамилия неизвестна).56 Он хорошо говорил по-немецки и был одним из адъютантов Власова. Он очень дружелюбно относился к нам и враждебно к евреям. Очевидно, ему сообщили, кто мы такие. Он был умным, симпатичным молодым человеком и утверждал, что обручен с немецкой девушкой. По его рассказу, отец девушки до конца войны был главой конструкторского бюро Сименса в Берлине и семья жила на Бадштрассе. Если бы Советы смогли бы заставить себя поверить "Юрию", из него мог бы выйти тип настоящего шпиона-энтузиаста.57

36. В конце июля или в начале августа 1946 года меня снова перевели на Лубянку. В этой тюрьме я имел нижеследующих соседей по камере:
а) (имя неизвестно) СЕЯ или ЦЕЯ, министр иностранных дел Латвии примерно в 1924 году, впоследствии посол в Вашингтоне, Лондоне и Каунасе.58 До ареста он был профессором в Риге. У него были родственники, жившие в Людвигсбурге (нынешнее место жительства источника), а его супруга живет в США, в Лос-Анджелесе. Я не знаю, вышел ли он на свободу.
б) (имя неизвестно) БРАНДЕНБУРГСКИЙ, примерно 1905 года рождения, из Советского Союза, еврей, в гражданской жизни был прежде сотрудником Коминтерна в Москве.59 Он утверждал, что лично сопровождал в Советском Союзе Макса ГЕЛЬЦА 60 до самой таинственной смерти последнего в Волге. До войны он был в США в составе советской торговой делегации, где покупал автомобили Форда. Якобы его обвиняли в том, что у него остались в США скрытые активы, а также в сотрудничестве с буржуазией. Ему четырнадцать дней не позволяли спать (как упомянуто выше, в параграфе 22).
в) (имя неизвестно) ЛАПИН, по сведениям русский старшина,61 еврей, в гражданской жизни был учителем на китайской границе и владел китайским.62 Совершенно точно во время войны он был власовцем. Он работал в Париже в русской газете, которая издавалась для русских, служивших в немецкой армии. В конце 1949 или в начале 1950 года в лагере № 1 в Инте ЛАПИН стал агентом-провокатором. Он присоединился к лидерам подпольной группы сопротивления и предал всю группу МГБ. Результатом его предательства стало несколько смертных приговоров и одиночных заключений как для офицеров, так и для солдат (см. параграф 52).

37. В октябре 1946 года меня перевели обратно в Лефортовскую, в камеру № 7, где моими соседями были:
а) (имя неизвестно) ВАСИЛЬЕВ, примерно 1910 года рождения, бывший генерал-майор, во время войны командовал дивизией.63
б) советский майор, русский, (имя и фамилия неизвестны), примерно 1920 года рождения.

38. В декабре 1946 года в той же тюрьме, камера № 36, моим соседями были:
а) ВАСИЛЬЕВ (см. выше)
б) Аркадий ШТЕЙНБЕРГ, советский еврей, майор советской армии.64 Он присоединился ко мне с ВАСИЛЬЕВЫМ 24 декабря 1946 года. Служил во фронтовой разведке. Родился в 1909 году в Москве и жил на улице Карла Маркса, дом 10 или 31, квартира 10 или 31, где до сих пор живут его родители. По профессии он был поэтом и писателем, а по типу личности человеком западным, буржуазным. Прежде, в 1937 году, он был приговорен к десяти годам, и затем после "реабилитации" снова арестован в 1946 году. Его отец был полковником медицинской службы Советской армии, вышедшим в отставку. Мать была немецкой еврейкой, и он свободно говорил по-немецки.65 Он рассказал о своих впечатлениях во время отступления русских с Кубани, когда он находился недалеко от Азовского моря. Русские потеряли свою тяжелую артиллерию, и каждую минуту ожидали последнего немецкого удара, который принес бы немцам весь Кавказ. В этот критический момент на фронт приехал КАГАНОВИЧ и лично выступил с призывом отчаянно сопротивляться на последнем рубеже. В ответ на слова КАГАНОВИЧА офицеры с негодованием воскликнули: "А где же второй фронт?" КАГАНОВИЧ ответил: "Ребятки, вы хотите второй фронт? Мы благодарны уже тому, что они нам в спину не стреляют".

(продолжение следует)

Перевод и публикация Игоря Петрова.
Примечания:
37 По мнению Треппера: "Паннвиц приехал со своей секретаршей, с радиостанцией и пятнадцатью чемоданами! В своем крайнем усердии он привез с собой списки немецких агентов, действующих на советской территории, и даже код расшифровки переписки между Рузвельтом и Черчиллем" Сам Паннвиц рассказывал, что передал советской стороне материалы дела "Красной капеллы" (в том числе допросы Гуревича и Треппера) и материалы по "Операции Феникс". Представляется сомнительным, что занимавший далеко не ключевой пост в иерархии РСХА Паннвиц мог иметь доступ к спискам немецких агентов на территории СССР, если таковые и существовали.
38 По биографической справке из книги С. Полторака "Разведчик Кент":
ЛЕОНТЬЕВ Алексей Николаевич 1915 г. рождения, бывший начальник отделения следственного отдела 3 ГУ КГБ при СМ СССР за серьезные ошибки, допущенные при ведения следствия, объявлено замечание и он был предупрежден, что при повторении подобных фактов будет привлечен к строгой ответственности, в 1956 г. уволен из органов по болезни.
Ср. в мемуарах Гуревича: Вскоре в кабинет вошел довольно молодой, хорошо подтянутый, в форме майора человек...
Назвав фамилию вошедшего в кабинет майора Леонтьева, Кулешов представил ему меня, что в дальнейшем я буду работать с ним...
Уже значительно позже, проводя совместно с майором Леонтьевым работу, абсолютно не затрагивавшую ни мою конкретную деятельность за рубежом, ни мой арест в Москве, ни ведение следствия и принятое решение по созданному против меня обвинению, я убедился, что он, видимо, сохранил порядочность и честность, которыми, в моем понимании, обладали настоящие чекисты.

39 Бах, Отто Фридрих (1899 - 1981) - немецкий социал-демократ, с 1941 по 1944 гг. сотрудничал с нацистами, возглавляя парижское отделение немецкой торговой палаты. С 1946 по 1954 и с 1958 по 1967 гг. входил в палату депутатов Западного Берлина, с 1961 г. являлся ее президентом. Участвовал в гестаповской разработке "Красной капеллы". Ср. в мемуарах Гуревича: Прежде всего, несколько слов об Отто Бахе. Я уже упоминал о том, что он стал чаще бывать в зондеркоманде с приходом Паннвица к её руководству. Видимо, не случайно произошло определенное сближение между ним и мной. Однажды Бах поведал, что был официально членом социал-демократической партии Германии. Официально он покинул ее с приходом к власти. В Париже он находится с тем, чтобы спасти свою жизнь. Поэтому сотрудничает с оккупационными властями в вопросах экономической деятельности. Видимо убедившись в том, что мне может доверять, он однажды спросил, бывал ли я в Москве в Государственной библиотеке им. В.И. Ленина. Услышав мой утвердительный ответ, спросил, приходилось ли мне читать его публикации. Пришлось признаться, что нет. Он порекомендовал мне, чтобы, «вернувшись на Родину, в Москву», я попытался найти их и прочесть. В дальнейшем я представил Баха «Центру» под псевдонимом Карл.
Ср. опубликованную В. Лотой радиограмму Кента в Центр от 8 января 1944 г.: Кличка для переписки с вами — Карл. Имя — Отто. Фамилия — Бах. Возраст — около 40 лет. Немец. Очень умный и ловкий человек, бывший немецкий социал-демократ и чешский профсоюзный руководитель, который при выборах в немецкий рейхстаг еще после 1933 года был кандидатом социал-демократов. До этого он также был представителем в Берлине от бюро «Интер-насиональде травай». Затем он был представителем по международным вопросам при Лиге Наций в Женеве. Теперь он работает в немецкой торговой палате «Хандельс-камер» в Париже. Он считает, что первой необходимостью для социального прогресса в мире необходимы: полное понимание и взаимодействие между Советским Союзом и Германией. Убежденный марксист, однако думает, что Маркс совершенно ложно видел и оценивал значение семьи для еврейского человека. Имеет хорошие связи с немецким посольством и немецкими властями.
Подружился с ним. Встречаю его почти регулярно, так как он, вследствие частых деловых поездок, часто посещает мой город. Для привлечения его к непосредственной работе на нас вопрос стоять не может. Он идеалист и, должно быть, никогда не будет доступен за деньги. Так как он открытый идеалист и нашел во мне единомышленника, он очень часто в беседах со мной стремится обсуждать различные политические и хозяйственные проблемы, которые происходят в Виши и Париже. Много раз я узнавал от него такие сведения, о которых нигде не сообщалось. Первые сообщения о них появлялись не ранее чем через две недели после того, как о них мне сообщал Карл…

40 Не соответствует действительности. Как упоминалось во вступлении, и переданная Треппером записка, и советские документы, опубликованные В. Лотой, доказывают, что советская сторона уже в 1943 году знала о провале своих агентов и ведущейся зондеркомандой радиоигре.
41 "Красной тройкой" гестапо называло три швейцарских передатчика "Красной капеллы".
42 Радо, Шандор (1899 - 1981) - венгерский географ, коммунист, советский разведчик, во время войны возглавлял швейцарскую группу "Красной капеллы". В 1945 г. доставлен в СССР, осужден на 15 лет по обвинению в шпионаже, освобожден в 1954 г. После освобождения проживал в Венгрии.
43 Ресслер, Рудольф (1897 - 1958) - немецкий издатель, во время войны через Радо передавал в СССР важные разведданные, которые получал из Берлина. Считается, что после войны, оставшись в ФРГ, продолжал передавать информацию на восток, был арестован и осужден за шпионаж. Умер вскоре после освобождения.
44 Фут, Александр (1905 - 1957) - радист "Красной капеллы", одновременно агент MI-6. В 1945 г. доставлен в Россию, после допросов оправдан и отправлен в Европу с новым заданием, после чего перебежал в британский сектор Берлина. Вернувшись в Англию, в 1949 г. опубликовал мемуары "Справочник для шпионов" ("A Handbook for Spies").
45 "у Гитлера прямо под жопой" (нем.)
46 Торглер, Эрнст (1893 - 1963) - немецкий коммунист, впоследствии сотрудничавший с нацистами. Работал, в частности, в учреждении "Винета" на "черной" радиостанции "Старая гвардия Ленина" (подробнее о ней см. статью "И дух Ленина исчез с очень странным звуком": учреждение "Винета" и нацистская радиопропаганда против СССР). После войны жил в Западной Германии, был членом СДПГ.
47 Предположительно, Богданов, Михаил Васильевич (1897 - 1950) - комбриг РККА, в начале войны командующий артиллерией 8-го стрелкового корпуса (корпус, однако, располагался не в Брест-Литовске, а в Перемышле). В плену сотрудничал с нацистами, работал в т.н. управлении "Волга" организации Тодт. Находясь в Белоруссии, вступил в контакт с партизанами, получил задание убить генерала Власова. Задание не выполнил. После организации КОНР возглавлял артиллерийский отдел КОНР. Первоначально был внесен в список участников власовского процесса, но затем вычеркнут из него. Любопытно, что в опубликованном в трехтомнике "Власов: история предательства" протоколе допроса Богданова от февраля 1946 г. контакт с партизанами и их задание не тематизируется. Приговорен к высшей мере наказания и казнен в 1950 г.
48 Лада-Якушевич, Леонид Сергеевич (1898 - 1981) - русский архитектор и общественный деятель. В эмиграции в Праге, возглавлял Союз русских инженеров и техников. В 1945 г. арестован, вывезен в СССР, освобожден в 1955 г., в 1957 г. вернулся в Чехословакию.
49 Ляймер, Вильгельм (1912 - 1947?) - хауптштурмфюрер СС, криминальный комиссар 4 отдела пражского гестапо. Относительно его послевоенной судьбы существуют разные версии. Согласно одной, он был казнен в 1947 г. Согласно другой версии, он уже во время войны был советским агентом, продолжал работать на КГБ и после войны, сменив имя. В 1959 г. по запросу штази КГБ предоставил справку о биографии Ляймера и совершенных им преступлениях. Согласно справке, Ляймер находился в заключении в СССР, его местопребывание на момент составления справки неизвестно.
50 Вайдерманн, Вилли (1898 - 1985) - бригадефюрер СС, с июля 1942 г. полицайпрезидент Праги. В 1948 г. выдан Чехословакии, где отбывал многолетнее заключение.
51 Личность не установлена. Возможно, генерал-майор Вильгельм Вайс (1885 - 1966), в 1944 году комендант Брно.
52 Личность не установлена. Возможно, начальник контрразведки 1 дивизии КОНР Павел Ольховик.
53 Личность не установлена. Вероятно, речь идет о боевых группах легионерских формирований.
54 Правильно: Шмид, Вальтер (1912 - 2002) немецкий дипломат, в 1939-41 гг. сотрудник немецкого посольства в Москве. В 1947 г. приговорен к 15 годам заключения. Освобожден в 1955 г., вернулся на дипломатическую службу. В 1968-71 гг. сотрудник немецкого посольства в Москве. Автор мемуаров, в которых достаточно подробно описывает пребывание в камере с Паннвицем.
55 Ср. в мемуарах Шмида:
П. рассказал мне, что он служил в гестапо и ему было поручено в Праге расследование убийства Гейдриха. Хотя это было тяжкое обвинение, в тюрьме он имел известные льготы, к примеру, получал дополнительный паек. Кстати, он настаивал, чтобы и я подал заявку на дополнительный паек. Но я этого хотел, да и не знал, как следует это обосновать. Внезапно, хотя я не предпринимал никаких шагов, я стал получать паек больше и качественнее, но вскоре это опять прекратилось. Очевидно, следователь заметил, что эта мера не заставила меня стать более разговорчивым, на что он надеялся и чего желал. Мне ведь не в чем было признаваться, поэтому даже "усиленные" допросы не дали никакого результата, да и не могли дать. Возможно, от меня хотели получить показания на других бывших сотрудников московского посольства, чтобы использовать эти показания против них...
Возвращаясь к моему соседу по камере П. Примечательно и необычно было то, что его многократно переводили вместе со мной из одной камеры в другую к другим заключенным.

56 Хмыров, Юрий Леонидович (1918 - после 1975) - лейтенант ВМФ, в плену с конца 1941 г. С мая 1942 по октябрь 1944 гг. сотрудник абвера. Затем офицер личной охраны Власова, впоследствии в управлении безопасности КОНР. Обстоятельства репатриации неизвестны. Арестован не позже марта 1946 г. По мнению К.М. Александрова, мог быть советским агентом в штабе Власова. Освобожден в 1953 г. В начале 70-х опубликовал в газете "Голос Родины" статью с обвинениями в адрес В. Позднякова. См. также: из блокнота воронежского журналиста В. Нейно: 16 марта 1975 года. Ходил к Хмырову Юре.
В больнице, оказывается, свидания с больными до 14.00. Я опоздал. Пошел на квартиру. Жена Юры Ирина Евгеньевна сказала, что положение у него тяжелое. И хорошо, что встреча не состоялась. Очень раздражительный. Часто плачет. Почти ослеп. Сказалось ранение в голову. По рассказам жены, Юра в 1936 году поступил в Высшее военно-морское училище им. Фрунзе в Ленинграде. Окончил в 1940 году. Направлен был на Черноморский флот.
Отец Юры - военврач. А воспитывался Юра у отчима - Закутского Ивана Васильевича - председателя Валуйского ЧК. Умер он в 1938г. Какие ордена и медали имеет Юра - не знает. Фотографий военных лет не сохранилось. Демобилизован в 1947-1948гг. Пенсия у него гражданская. У него были взлеты и падения. Он крепко расправился с немцами, которые растерзали наших телефонисток. Его за это понизили в должности, потом опять повысили. После демобилизации работал на номерных предприятиях. Потом в Морском клубе
.
57 Ср. в мемуарах В. Шмида: Другим моим соседом по камере был молодой капитан Юрий Хмыров, адъютант генерала Власова, командующего образованной из советских военнопленных Русской освободительной армии. Хмыров жил в Берлине и завязал там множество знакомств. Конечно, именно это обстоятельство и стало причиной того, что нас поместили вместе. Очень быстро мы выяснили, что имеем немало общих знакомых: прежде всего посольского советника Хильгера и генерала Кестринга, бывшего военного атташе и затем генерала добровольческих соединений при ОКХ. Так как я в те годы был солдатом, я, конечно, хотел знать все, что Хмыров может мне рассказать о лицах и кругах, интересовавшихся Россией и русско-немецкими отношениями, а также об их взглядах. Само собой разумеется, что все эти факты и наблюдения уже давно были известны советским следственным органам. Так что из нашей подслушанной беседы ни мой следователь, ни следователь Хмырова не могли бы узнать ничего нового. Конечно, на нас давила почти неопровержимая уверенность в том, что Хмырова ожидает смертная казнь, тогда еще не отмененная. Хмыров сохранял самообладание и ждал приговора смиренно и без озлобленности. О его дальнейшей судьбе я ничего не узнал.
58 Сея, Людвигс (1885 - 1962) - латвийский политик, министр иностранных дел Латвии в 1924 г. Во время немецкой оккупации преподавал в рижском университете. В 1944 г. арестован гестапо вместе с другими членами Латвийского Центрального Совета. В 1946 г. арестован МГБ, приговорен к 25 годам заключения. Освобожден в 1954 г., вернулся в Ригу.
59 Бранденбургский, Арнольд Анисимович (1903 - 1954) - сотрудник Коминтерна, на 1943 г. гв. подполковник, зам. командира 3 гв. мехкорпуса по тылу. Год смерти - по надгробью.
60 Об обстоятельствах смерти Макса Гельца см. публикацию "мертвец в отпуске".
61 В оригинале sergeant-major. Возможно, неточность двойного перевода.
62 Лапин, Николай Федорович (1914 - после 1967). О происхождении см. публикацию "к биографии н.ф. лапина". Старший лейтенант РККА. В плену с октября 1941 г. В конце 1942 г. отправлен на обучение в лагерь Вульхайде, затем был преподавателем в лагере Дабендорф. С конца 1943 г. редактировал выпускавшийся во Франции "Информационный листок добровольческих частей". Затем в разведотделе КОНР. После войны в американском плену, выдан советской стороне в мае 1946 г. В 1947 г. приговорен к 20 годам лишения свободы. Освобожден в 1955 г., жил в Новосибирской обл. (по данным К.М. Александрова).
63 Личность не установлена.
64 Штейнберг, Аркадий Акимович (1907 - 1984) - русский поэт и переводчик. В первый раз арестован в 1937 г., освобожден в 1939 г. Вторично арестован в 1944 г., в 1947 г. приговорен к 8 годам ИТЛ, освобожден в 1953 г.
65 На самом деле, немецкому языку его выучила гувернантка. См. в его воспоминаниях: Я прочитал благодаря ей огромное количество книг по-немецки. Я в совершенстве знаю немецкий язык. Первым языком, на котором я заговорил, был немецкий. (Штейнберг А. К верховьям. М.: Совпадение, 1997). Период пребывания в Лефортовской тюрьме после второго ареста в воспоминаниях не описан.

Иллюстрация: заключенный Н.Ф. Лапин. Фотография из книги К.М. Александрова "Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова", копия с интернет-сайта https://www.bankfax.ru/news/47678/

https://labas.livejournal.com/1176941.html


Метки:  

от коричневых к зеленым: штрихи к портрету мелитты видеман

Суббота, 13 Января 2018 г. 15:35 + в цитатник
В мемуарах советского разведчика Анатолия Гуревича наткнулся на любопытный пассаж (дело происходит в начале апреля 1945 г.):
Однажды нам навстречу попалась уже немолодая немка. Оказывается, она была хорошо знакома с Паннвицем. Мы провели целый день вместе. Она возглавляла геббельсовский журнал «Актьон». Должен признаться, что эта встреча осталась у меня в памяти, видимо, до конца моей жизни. Мы познакомились. Я запомнил ее фамилию – Видеман. Из разговора я мог понять, что она дочь бывшего в царской России посла Германии. Именно поэтому владела неплохо и русским языком. Правда, ее отец был переведен на работу, сейчас уже точно не помню, то ли в Иран, то ли в Афганистан. Одно время она целиком и полностью поддерживала идеологию и политику гитлеровской Германии, но постепенно изменила свои взгляды, и, возможно, это было замечено Геббельсом и его окружением. Именно поэтому она оказалась на нелегальном положении, то есть пряталась от возможного преследования. Ей повезло, в это время уже у полиции, да и у гестапо было слишком много других забот, чем розыск мадам Видеман.
Мне казалось, что Паннвиц уже до нашей встречи с мадам Видеман чем-то ей помог, чтобы избежать преследования не только со стороны Риббентропа, но и гестапо. Во всяком случае, они во время нашей совместной встречи держались очень дружелюбно. Мне даже показалось, что у них появилось отрицательное отношение к гитлеризму. Чувствовалось и то, что они расставались по-дружески и не надеялись на новую встречу.

Это в некотором смысле эпилог к истории с многочисленными обращениями, которые Мелитта Видеман направляла Гиммлеру и его секретарю Брандту, пока в октябре 1944 г. начальник главного управления СС обергруппенфюрер Готтлоб Бергер не пресек эту деятельность радикально:
...в приложении возвращаю оба письма госпожи Видеман. Невероятно, как женщина ставит всё с ног на голову. Если она где-то появляется, жди беды.
1. Она состоит в связи с русским офицером.
2. Она неделями пыталась добиться разговора с Власовым, наконец, она поймала его на прогулке и втолковала помимо прочего, что сотрудничество с главным управлением СС не должно его устраивать, единственным его партнером по переговорам должен быть рейхсфюрер СС. Кроме того она так разукрасила перед ним наши отделы, что сделала почти невозможной дальнейшую работу с Власовым.
Тогда я позвонил группенфюреру СС Мюллеру, который дал приказ об аресте госпожи Видеман.
Благодаря заступничеству друзей через некоторое время из-под ареста ее выпустили, тогда и случился описанный Гуревичем эпизод. Впоследствии Хайнц Паннвиц утверждал, что идея посеять раздор между союзниками, для чего он якобы и отправился в Москву, родилась именно в разговорах с Видеман.

Любопытно, что через десять лет ее пути с Бергером снова пересеклись. Еще в 1938 г. Видеман редактировала (фактически, переписывала начисто) книгу К.И. Альбрехта "Преданный социализм", ставшую затем бестселлером. Когда после войны Альбрехт взялся за свою вторую книгу, он снова попросил Видеман ему помочь. По не вполне понятным причинам, третьим в этом творческом коллективе оказался Бергер. На допросе в 1957 г. он рассказывал:
Верно, что в 1954 г. я неоднократно встречался с Альбрехтом в Мюнхене - тогда Альбрехт жил в Ной-Ульме и как раз работал над своей книгой - при этом мы говорили только о книге. Книгу редактировала госпожа Видеман, поэтому госпожа Видеман часто вращалась в нашем кругу...
При моих встречах с госпожой Видеман осенью 1954 года - общим числом около четырех - я не смог сделать никаких выводов относительно того занимается ли она разведывательной деятельностью по заданию с Востока. Лишь однажды, когда я был у нее в квартире - осенью 1954 года - я удивился широте ее связей с партиями Индии и Индонезии, находящимися на левых позициях, а также тому, что она близкая подруга жены первого главы персидской партии Туде. Последнюю я видел лично, так как она в тот момент как раз находилась в квартире Видеман. Она сообщила, что после Мюнхена собирается посетить Берлин.
Здесь бывший обергруппенфюрер показал себя не очень благодарным человеком: в свое время Видеман помогла пройти денацификацию Альбрехту, а Альбрехт, в свою очередь, свидетельствовал в пользу Бергера, которого в итоге выпустили из тюрьмы уже в 1951 г.

Впрочем, Альбрехт был не единственным писателем, которому Видеман помогала в начале 50-х. В одном из писем она сообщала:
При посредничестве [бывшего начальника восточного отдела министерства пропаганды] Тауберта я получила заказ от некоего Доллердта, торговца коврами из Штутгарта, балтийца, служившего на Востоке зондерфюрером, переработать материал о Власове. Этот материал никто в Германии не знает на собственном опыте лучше меня. За это я получила бы часть гонорара, от чего вероятно вынуждена буду отказаться в пользу предложенного мной единоразового платежа в 500 марок (750 я уже получила за работу согласно договора). Так как синица в руках мне сейчас гораздо важнее, чем возможные журавли. Журавли в данном случае сидят в журнале "Штерн", с которым Доллердт ведет переговоры с целью опубликования материала. Я сама кое-что предприняла для публикации моей версии (основанный на фактах репортаж) в США (Доллердт перерабатывает мой материал в роман, что я нахожу омерзительным).
Выбор синицы с финансовой точки зрения оказался безусловно верным, так как тогда Доллердту ничего не удалось опубликовать. В его архиве осталось несколько глав первоначальной версии, одну из них я перевел как часть зыковианы (впрочем, после приведенной выше цитаты трудно однозначно сказать, кто несет ответственность за карамельно-пасторальное изложение). Почти десять лет спустя Доллердт вернулся к работе над книгой о Власове (под псевдонимом Свен Стеенберг он выпустил ее в 1967 г., но запросы публики изменились, и он издал уже не роман, а историческое исследование). Готовя книгу, он взял множество интервью, в том числе у Бергера. В этот раз бывший обергруппенфюрер проехался по Видеман еще более жестко:
Во время войны Бергер вообще лично не знал Видеман, только слышал о ней. Познакомился с ней лишь в 1954 г. в Мюнхене, тогда же познакомился с ее вышедшей замуж в Персии сестрой, красной до кончиков волос. Возможно, агент Советов? Видеман раньше знала и Гитлера и была большой нацисткой. Гитлер о ней так сказал: "Женщина, которая ложится в постель с любым мужчиной, не глядя на то, кто он такой, неприемлема". Сексуальная маньячка!

Трудно сказать однозначно, что вызвало столь резкую реакцию Гитлера. Личная жизнь М. Видеман осталась вне внимания историков за одним небольшим исключением. В 1930 г. она работала редактором в "Ангриффе", во главе которого Геббельс как раз поставил юриста Людвига Вайсауэра, после чего несколько раз недовольно отмечал в дневниках:
... Вчера у меня был долгий разговор с Вайсауэром об "Ангриффе". На мой взгляд, у Видеман там слишком много власти...
... В "Ангриффе" Видеман - злой дух. Вайсауэр полностью под ее каблуком...
... Вайсауэр слишком липнет к Видеман...
... Я не доверяю Видеман. Женщина всегда злоупотребит своей властью. Вайсаэур у нее полностью на поводу. И по отношению к СА он ведет двурушническую политику.
Последняя фраза ключевая: вскоре, после так называемого "Путча Стеннеса", Геббельс изгнал Вайсауэра и Видеман (как примкнувших к путчистам) из "Ангриффа", а затем и из НСДАП. Причем Видеман, судя по всему, пострадала "за компанию": во время путча ее вообще не было в Берлине. Впоследствии Геббельс, впрочем, сменил гнев на милость: и Вайсауэр, и Видеман получили работу в новом министерстве пропаганды, хотя больше и не занимали руководящих постов. Уже после войны, в 1950-х гг. Видеман жила в Мюнхене в квартире Вайсаэура, который якобы жаловался одной из соседок, что не может ее выгнать, так как она слишком много знает о его прошлом. Слух это или правда, в любом случае знания не были использованы во вред, в 1957 г. Вайсауэр был избран в сенат Баварии и четыре года с достоинством занимал парламентское кресло. А своеобразным послесловием к этому эпизоду является рецензия Видеман на книгу Вайсауэра "Будущее профсоюзов", опубликованная в немецком профсоюзном ежемесячнике в 1971 г. Так сказать, ветераны "Ангриффа" сорок лет спустя:
Уже в преклонном возрасте Мелитта Видеман примкнула к протестам против размещения в Европе американских ракет и к борьбе за экологию, что естественным образом привело ее в движение зеленых. В 1980 г. движение оформилось в партию, но успела ли туда вступить М. Видеман, мне неизвестно: в том же году она в возрасте 80 лет умерла.

https://labas.livejournal.com/1176827.html


Метки:  

трагическая история одной игры в наперстки

Пятница, 12 Января 2018 г. 14:44 + в цитатник
Дав месяц назад в фейсбуке ссылку на этот материал, я сопроводил ее риторическим вопросом, как же теперь западные, в частности, немецкие мэйнстримные масс-медиа будут утилизировать тот прискорбный факт, что Океания что-то все-таки обещала Евразии.

Ответ был немного предсказуем: никак. Поиск по гугльньюс на "Оsterweiterung" дает разве что статью в NZZ, автора которой вновь опубликованные материалы "не убеждают". Бэкграунд, надо сказать, объясняет некоторую подслеповатость автора.
Впрочем, Цюрих находится за пределами Германии. Немецкие же СМИ решительно и сплоченно... молчат. И действительно, их можно понять: уже освоены бюджеты, снят целый фильм, автор которого прямо заявлял: "Der Wortbruch ist eine Legende" ("нарушение данного слова это легенда"), что ж теперь воду мутить.

В отличие от них в оппозиционных российских СМИ какая-то реакция была, например, статья на Republic, что Запад "не обманул, а переиграл Горбачева". Аргументация автора не столь интересна (она сводится к известному анекдоту "Во-первых, не брала, во-вторых, вернула целым, в-третьих, он уже был разбит"), сколь его личность. Судя по всему, именно его в 2001 г. отозвали из США в связи с тогдашним шпионским скандалом. Спецслужбы США подозревали его тогда в работе на российскую разведку.

Понятно, что прошло 15 лет, и этого более чем достаточно, чтобы вырасти из свитера Дзержинского превратиться из Савла в Павла. Но этот случай помог мне вербализовать ощущение, которое у меня возникает при чтении чуть не половины статей в оппозиционных российских СМИ: человек, переобувшийся в прыжке, рассказывает безногим о прелестях хождения босиком.

(ссылка на Republic via alwin)

https://labas.livejournal.com/1176093.html


Метки:  

трагическая история одной игры в наперстки

Пятница, 12 Января 2018 г. 14:44 + в цитатник
Дав месяц назад в фейсбуке ссылку на этот материал, я сопроводил ее риторическим вопросом, как же теперь западные, в частности, немецкие мэйнстримные масс-медиа будут утилизировать тот прискорбный факт, что Океания что-то все-таки обещала Евразии.

Ответ был немного предсказуем: никак. Поиск по гугльньюс на "Оsterweiterung" дает разве что статью в NZZ, автора которой вновь опубликованные материалы "не убеждают". Бэкграунд, надо сказать, объясняет некоторую подслеповатость автора.
Впрочем, Цюрих находится за пределами Германии. Немецкие же СМИ решительно и сплоченно... молчат. И действительно, их можно понять: уже освоены бюджеты, снят целый фильм, автор которого прямо заявлял: "Der Wortbruch ist eine Legende" ("нарушение данного слова это легенда"), что ж теперь воду мутить.

В отличие от них в оппозиционных российских СМИ какая-то реакция была, например, статья на Republic, что Запад "не обманул, а переиграл Горбачева". Аргументация автора не столь интересна (она сводится к известному анекдоту "Во-первых, не брала, во-вторых, вернула целым, в-третьих, он уже был разбит"), сколь его личность. Судя по всему, именно его в 2001 г. отозвали из США в связи с тогдашним шпионским скандалом. Спецслужбы США подозревали его тогда в работе на российскую разведку.

Понятно, что прошло 15 лет, и этого более чем достаточно, чтобы вырасти из свитера Дзержинского превратиться из Савла в Павла. Но этот случай помог мне вербализовать ощущение, которое у меня возникает при чтении чуть не половины статей в оппозиционных российских СМИ: человек, переобувшийся в прыжке, рассказывает безногим о прелестях хождения босиком.

(ссылка на Republic via alwin)

https://labas.livejournal.com/1176093.html


Метки:  

хайнц паннвиц: дорога в москву (II)

Воскресенье, 07 Января 2018 г. 15:44 + в цитатник
Первая часть

Беседы с АБАКУМОВЫМ, 7-8 июня 1945 года.
8. Кроме генералов, сидевших на оттоманке, и АБАКУМОВА в комнате находились мой первый охранник подполковник СОКОЛОВ,31 и переводчик капитан К., чье полное имя я никогда не узнал. Переводчик был евреем и служил в 1933 году в советском посольстве в Берлине. Он говорил на немецком как на родном, лишь с легким балтийским акцентом. Переводчик задавал мне вопросы.
Вопрос: "Генерал-полковник хотел бы узнать, кто Вы".
По званию ( генерал-полковник) я предположил, что этот человек АБАКУМОВ. Но когда я назвал свое настоящее имя, звание и должность, они по-прежнему пребывали в неведении.
Вопрос: "Генерал-полковник спрашивает, являетесь ли Вы главой гестапо во Франции или мы Вас неправильно поняли?".
Я детально объяснил суть "Зондеркоманды Красная капелла", рассказал, каковы были ее функции и как шла двойная игра против Москвы с участием советских агентов.
Тут же резкий вопрос: "Как долго?" (относительно двойной игры)
Я ответил: "Более двух с половиной лет". АБАКУМОВ с удивленным видом посмотрел на двух генералов. Генералы побледнели и безучастно смотрели прямо перед собой. Затем АБАКУМОВ задал некоторое число второстепенных вопросов типа "КЕНТ — предатель?", "Как сбежал ТРЕППЕР?", "Почему вы приехали в Москву?". На последний вопрос я ответил своей "легендой" (коротко описанной в сопроводительном донесении). Переводчик переводил с открытой ненавистью и циничным выражением на лице. К примеру, он задал мне несколько вопросов и с циничной улыбкой передал ответы АБАКУМОВУ в трех-четырех словах. Неоднократно АБАКУМОВ сам задавал вопросы и заставлял переводчика переводить ответы дословно. Наиболее его интересовали вопросы политические: как много информации о секретных планах западных стран имели немецкие разведслужбы; перейдет ли развитие событий во Франции в революцию; возможно ли во Франции коммунистическое правительство и пр. Я сказал ему, что несмотря на революционную предысторию, французы — нация весьма прагматичная, и они присоединятся к той стороне, которая предложит самый большой бифштекс, а на данный момент это западные страны. Затем он спросил, признают ли западные страны ФРАНКО или будут поддерживать республиканское движение. Я сказал, что скорее всего решение будут принимать военные стратеги, а не политики. По нашему (немцев) мнению, Испания в кратчайший срок станет военной базой для западных стран. Далее, нельзя забывать об испанцах и их национальной гордости, эта гордость не позволит, чтобы с испанскими интересами обращались так же, как с французскими.

9. Затем он попросил описать ситуацию во Франции, Америке и Англии в конце войны — как мы (немцы) видели ее на основании разведданных, которые получали. Я попытался отвечать в ленинском духе. США, к примеру, сказал я, построили огромную военную промышленность, которая должна сейчас быть переориентирована на мирные рельсы и, в свою очередь, для мирной продукции должен быть найден коммерческий сбыт. Я лично был ознакомлен с немецкими планами новых заводов, которые после войны с минимальными затратами должны были переориентироваться на выпуск мирной продукции. Наряду с США перед той же проблемой стоят все индустриальные страны. Их национальные интересы будут наталкиваться на коммерческий вакуум, который представляют из себя Советский Союз и Китай. Таким образом, Советский Союз никогда не обретет контроля над Руром и его промышленным потенциалом, западные страны сошлись на этом давным-давно, несмотря на Ялту. По моему мнению, решающий фактор лежит в ответе на вопрос, какая нация будет управлять людским потенциалом завоеванных европейских стран. Во время этого объяснения АБАКУМОВ порой прерывал меня вопросами, но в целом слушал внимательно. (Комментарий: источник отсылает к "Операции Феникс" и пр.32) По моему мнению, относительно Англии особенно сказать нечего. ЧЕРЧИЛЛЬ, враг коммунизма, вскоре прибавит к числу своих антикоммунистических книг еще одну. Этой констатацией я угодил в чувствительное место, что вызывало реакцию, для меня довольно неожиданную. АБАКУМОВ запальчиво оборвал меня и сказал весьма эмоционально: "Это провокация. Мы с Англией хорошие друзья, настолько хорошие, что и следующие пятьдесят лет между нами не будет войны." Он произнес это так импульсивно и эмоционально, что я несколько растерялся. Я чувствовал, что должен дать недвусмысленный ответ и сказал, что генерал-полковник может меня расстрелять, если через год он останется при том же мнении. АБАКУМОВ больше ничего не сказал на эту тему, но в заключение спросил меня, согласна ли поддерживающая меня группа с тем, что Германия должна стать Советской республикой. Я ответил, что в настоящее время это невозможно, это может произойти, лишь если Германия обретет независимость; Запад не позволит Германии стать независимой и превратит ее в разгромленную колонию.

10. Беседа с АБАКУМОВЫМ длилась около двух часов. Насколько велик интерес Москвы к политическим проблемам, можно видеть по тому факту, что в ходе моих последующих допросов, посвященных немалому отрезку времени и бесчисленным деталям, офицеры, по большей части в генеральских званиях, снова и снова возвращались к политическим проблемам, вне зависимости от того, каким специальным аспектам был посвящен допрос и как много лет спустя они меня допрашивали.

11. Генерал ЛЕОНОВ,33 возглавлявший "Управление по особо важным делам", часто вызывал меня на короткие допросы по десятку пунктов, которые он наметил и тщательно изучал.
Комментарий отделения: Генерал-майор (имя неизвестно) ЛЕОНОВ фигурирует как начальник Следственной части по особо важным делам МГБ на лето 1951 года в донесении CS-43980 от 19 августа 1954 года, приложение к донесению EGQW-19523. Источник: [вымарано]
ЛЕОНОВ весил 140 килограмм или больше. Шея у него была такой толстой, что не вмещалась в воротник формы. Он не мог произнести больше одного предложения за раз, так как ему не хватало дыхания. По имеющимся сведениям, он расстрелян в ходе процесса БЕРИИ/АБАКУМОВА.

12. После моего допроса у меня сложилось впечатление, что МГБ имеет сильный совещательный голос в том, что касается политических шагов советского правительства. Конечно, мне трудно утверждать, откуда поступает информация: от заключенных или из их собственных источников. Мне представляется, что ситуация тут схожа с немецкой, поскольку схожи законы диктатур. Разведданные отбираются так, чтобы они отражали потребности офицеров или подразделений МГБ, они также отбираются, чтобы представить искаженную картину с тем, чтобы увеличить власть организации, в этом случае, МГБ. При диктатуре офицеры и начальники, прежде всего, часть бюрократического аппарата. Основной закон бюрократии приложим и тут: расти, расширяться, повышать собственную значимость и, в конце концов, люди превращаются лишь в подпорки для дальнейшего существования бюрократического аппарата.

8 июня 1945 года на Лубянке.
13. После двухчасовой беседы с АБАКУМОВЫМ меня заключили в камеру №77 на Лубянке. Это была маленькая камера на две койки. Моим соседом был Эгон или Ойген ШЕФФЕР или ШЕФЕР.34 Он был силезец, примерно 1909 года рождения. Он закончил школу в Бреслау и вроде бы стал химиком или торговцем химвеществами. Он утверждал, что раньше у него была торговля в Берлин-Рудов. Он отлично говорил по-русски, с его слов, он выучил язык в Восточном Институте при университете Бреслау задолго до войны. Он утверждал, что был членом НСДАП до 1933 года, он состоял также в СС, но в 1935 году из партии вышел. Похоже, он действительно был из-под Бреслау, поскольку имел точные сведения о местности и живших там людях. Так как я сам там несколько лет учился в университете, я мог оценить достоверность этой части истории. Согласно его рассказу, с 1935 года он все дальше отдалялся от партии и вождей немецкого правительства, пока, наконец, не стал врагом немецкого правительства. По его словам, во время войны он работал в немецком министерстве иностранных дел, где занимался прослушиванием вражеских радиопередач и составлением сводок, которые назывались "Коричневые сводки" и распространялись по другим ведомствам. Следующим шагом в его карьере, рассказывал он, стал пост переводчика при группе армий на восточном фронте, откуда он, однако, из-за несогласия с командованием, был откомандирован во фронтовую разведку. Там его и взяли в плен. Судя по тюремному пайку, который он получал, его считали военнопленным, но все это могло быть прикрытием. Я немедленно заподозрил, что он АНТИФАШИСТ, пытающийся хорошим поведением заслужить репатриацию. Типичная его обращенная ко мне ремарка была: "Тот, кто сегодня болтается на виселице, может винить только самого себя". Он ничего не узнал обо мне, даже мое настоящее имя. Он, всячески меня провоцируя, пытался добиться того, чтобы я утратил бдительность. При этом он достаточно раскрывался сам, так что я сумел распознать хорошо обученного марксиста. Возможно, его отягощал грех былого членства в НСДАП. Как бы там ни было, случилось следующее: мы очень тщательно убирались в нашей камере, чтобы избежать нашествия тараканов. Я с самого начала отметил, что на стене около окна вверху есть два вентиляционных отверстия. Как только я их заметил, для меня стало ясно, что там, возможно, находятся микрофоны, но ШЕФЕРУ я, конечно, ничего не сказал. Во время нашей тщательной уборки он хотел вычистить все трещины в полу, так как тараканы ползли оттуда. При этом он обнаружил под половицей провод, который я уже видел. Он потянул провод на себя до упора и вытянул его примерно на 20 сантиметров, после чего заткнул его обратно под половицу. Я не знаю, всерьез ли он рассердился из-за провода или просто разыграл представление для меня. Вся сцена длилась около десяти минут, после чего в камеру вошел дежурный офицер с рабочим. Оба делали вид, что хотят проверить окно. Офицер потихоньку спросил рабочего на русском: "Там оба или только один?", рабочий ответил: "Оба". Очевидно, микрофон был поврежден. В тот же день меня и ШЕФЕРА вызвали на вопрос одновременно, что было необычно. Это, очевидно, позволило им произвести ремонт.

14. В то время камера №77 располагалась на нижнем этаже двухэтажного помещения, справа от входа во вторую камеру. Вне сомнений, они пытались следить за мной через ШЕФЕРА. Меня предупредили, что он "стукач" (буквально тот, кто выстукивает сообщения по стене, но на тюремном слэнге агент-провокатор). У других заключенных, должно быть, имелся неприятный опыт. Позже, в 1947 году, я сидел на Лубянке в одной из камер для ожидания, которые располагались рядом друг с другом и в которых, бывало, приходилось проводить всю ночь. Пока я там сидел, кто-то запел "Хорста Весселя" и начал выстукивать незнакомое имя. Я ответил своим настоящим именем. Незнакомец немедленно спросил меня, где находится криминальный советник ГИРИНГ (Карл ГИРИНГ). Я ответил, но мне показалось, что спросили про ГЕРИНГА. Очевидно, эта ошибка была счастливой. Позже мой следователь спрашивал об этом перестукивании. ЙОН,35 другой мой товарищ по заключению, спросил меня об этом случае с перестукиванием и сказал, что узнал о том, что я на Лубянке по стуку ШЕФЕРА. Хотя ЙОН служил в VI управлении (РСХА), я его не знал. За историей с перестукиванием могли стоять только ШЕФЕР или ЙОН. Я так подробно рассказываю об этом инциденте, потому что обе персоны — люди, по моему мнению, весьма сомнительные, и с них имеет смысл не спускать глаз.

15. В разговоре ШЕФЕР с энтузиазмом высказывался о том, что когда выйдет на свободу, приобретет лодку, и сможет, не тратя особых средств, совершать продолжительные путешествия вдоль берега. Конечно, это будет моторная лодка, оснащенная радио, так что в ней можно будет безопасно путешествовать!

Допрос на Лубянке.
16. Мой допрос начался в первый день моего прибытия. Утром он продолжался с 10 до 13 часов, после обеда с 14 до 18 часов и ночью с 22 до 2 или 5 часов утра. Будили нас в шесть часов утра, и никому не дозволялось оставаться в кровати без разрешения следователя, в течение дня нам не разрешалось спать или даже ложиться. Неделями я спал только по одному часу в день из двадцати четырех. Каждый должен был ложиться спать в 22.00. Заключенные были настолько утомлены расписанием допросов, что засыпали за 30 секунд. Через десять минут в глубоком сне, вызванном сильным переутомлением, в замке щелкал ключ, всех поднимали и вели к следователю в обморочном состоянии. В камерах всю ночь горел свет. Когда я делил камеру с ШЕФЕРОМ, у нас была приемлемая голубая лампочка, позже такого комфорта не было. Свежим воздухом мы могли дышать лишь в течение 20-минутной прогулки, которая проводилась во дворе за забором, либо на крыше за забором, думаю, это был 11 этаж. На крыше была маленькая Vyshki (наблюдательная башня), на которой стояла вооруженная женщина. Заключенные говорили о ней: "А ведь и у нее когда-то была мама". Но были и более сносные охранники. Мы могли слушать звон колоколов в Кремле, вот и все развлечения.

17. Первый Sledovatel (Комментарий отделения: источник использует в разработке русское слово для обозначения следователя), подполковник СОКОЛОВ, присутствовал, когда меня допрашивал АБАКУМОВ. Я не знаю, настоящее ли это имя, но он им подписывался. СОКОЛОВ немедленно начала с комплекса Красной капеллы. Затем он вернулся к моей собственной биографии и поддерживал довольно высокий темп допроса. Внешность у него была брутальная, но он был умен, примерно такой тип, который рисуется, если представить себе типичного гэпэушника. Многих вещей он не понимал. В специальных темах, которыми он занимался, у него существовали определенные предрассудки, основанные по большей части на идеологической муштре. Все, что не умещалось в каркас и шаблон его идеологии, было ложью и дезинформацией, распространяемой фашистами и буржуазией. Он не ограничивал себя (в своих рапортах) тем, что я говорил. То, что попадало в отчет о моем допросе, определялось предписаниями. В начале у меня было достаточно сил, чтобы отказываться подписывать протокол допроса, что, возможно, способствовало установлению плохих отношений между нами. Я ему совершенно не нравился. Ситуация не могла измениться вне всякой зависимости от того, кого или что я из себя представлял, поскольку в его мире и согласно его натвердо зазубренному мыслительному процессу я являлся строптивым врагом и буржуем. Что за спор был у нас о "происхождении"! Лишь позже я усвоил, что информация о так называемом происхождении всегда оказывает влияние на то, будет имярек осужден или нет. Мой отец работал по найму как сельскохозяйственный инспектор – и на этом месте всегда задавался вопрос: "Как много земли было у него в собственности?" В голове следователя немедленно возникал образ "Карла Карловича", земельного чиновника, опоры прежних русских помещиков. То, что вместо пролетарского происхождения вписывалось буржуазное, было неизбежным.

18. Впоследствии я разработал иную тактику. Я выяснил, что то, что заносят в дело, даже если там стоит твоя подпись, не столь важно, пока оно не согласуется с русским уголовным кодексом, прежде всего со статьей 58. Хотя никого не отпускали, но можно было наслаждаться более спокойной жизнью, а в лагерь все отправлялись в любом случае — однако, в реальности без судебного приговора это оказывается хуже, чем имея судебный приговор. Приговоренные иностранцы быстрее получают разрешение писать домой, им доставляют письма и посылки из дома. Заключенные по ОСО (см. параграф 42 для объяснения ОСО) скрываются от внешнего мира так долго, как только возможно. Я должен добавить, что даже в худший период террора МГБ, т. е. перед смертью СТАЛИНА, приговаривали лишь тех заключенных, кто признал свою вину по советскому закону и поставил свою подпись под признанием. В случае, если заключенный не поставил подпись, государственный обвинитель не мог так быстро вынести против него обвинение. Существовали исключения, но политического толка. Высокопоставленным немецким офицерам, находившимся на русской территории во время войны, устраивали очную ставку со свидетелями, которые давали показания, что этот офицер совершил такие-то и такие-то преступления. Я был знаком с офицерами, которые через это прошли. Офицеры утверждали, что они никогда даже не бывали в местности, а которой свидетель якобы наблюдал их "преступления". Подобный тип приговора имеет психологические и внутриполитические причины. Простые люди с когда-то оккупированных немцами территорий должны доказать, что никакой враг не избежит советской кары. Если не удавалось найти свидетелей из подходящей местности, вызывались свидетели из других районов.

19. Во время моих допросов я выяснил, что советские следователи на самом деле преодолевают немалые трудности, так как не имеют необходимых знаний о подоплеке дела. Часто они не знают ничего об организационной структуре противника, поскольку допросы так разделены, так децентрализованы, что следователю разрешается задать лишь пару-тройку вопросов, не переступая границы и не затрагивая тем, обсуждавшихся прошлой ночью. Иногда допрос перескакивал на абсолютно другие аспекты тематического комплекса, поскольку следователь был совершенно не знаком с прежним материалом и был вынужден переключаться на другую тему. Я не знаю, была ли эта система сконструирована для работы в ущерб заключенному, чтобы он не мог наперед планировать или обдумывать ответы, но если это и было причиной, игра не стоила свеч. Ранг майора или подполковника, насколько я мог заметить, был примерно эквивалентен немецкому криминальному секретарю. Очень часто переводчики знали об обсуждаемой теме больше, чем следователи, так как, работая переводчиками, они имели более широкий обзор, чем специалисты.

20. Методы различных офицеров, проводивших допрос, были в целом одни и те же. Однако, личность Sledovatel была важна, она определяла была ли общая ситуация терпимой или невыносимой. Если Sledovatel получил от своего начальства указание, что он должен добиться от заключенного определенного признания, любой Sledovatel работал бы одинаково жестко, чтобы заставить заключенного поставить подпись под утверждением, которое более или менее было написано самим Sledovatel. Каждый из них до мозга костей был пропитан необходимостью следования приказам. Мой переводчик, один из многих бывших у меня, двадцатилетний лейтенант, только что влюбился и поэтому до него было немного легче достучаться. Я использовал его "мягкость", говоря с ним, когда мы были наедине, в чуть более личной манере. Он говорил мне: "Смотрите, майор должен выполнить приказ сверху — вопрос, верит он вам или нет, вообще не ставится. Просто не мешайте ему говорить — если будет приказано, он повторит всю процедуру десять раз. Когда они наберут материала с лихвой, они оставят вас в покое".

21. Отрадным известием для заключенного, даже для такого опытного профессионального офицера-криминалиста как я, было напоминание о том, что люди везде одинаковы, вне зависимости от нервных, душевных и, в конце концов, физических страданий, которые они претерпевают. Методы допроса казались безысходными и бессмысленными всем заключенным, даже мне, хотя как профессиональный офицер-криминалист я мог их лучше понять. Заключенные не могли вечно выдерживать постоянное давление и подписывали любую чепуху. Кого-то обвиняли в действиях, которые были просто невозможны, исходя из элементарной логики – заключенный все отрицал и отказывался подписать признание – и тогда эта идиотская система начинала работать: докажите, что Вы невиновны. Нормальный человек, сталкиваясь с подобным, будет пытаться доказать следователю, насколько неправдоподобны обвинения против него, и по собственной инициативе даст следователю материал, который тот может использовать, чтобы поймать заключенного на совершенно ином эпизоде. Также для следователя достаточно, если заключенный согласится, что он "мог бы" совершить то-то и то-то в некоей воображаемой ситуации, которой в реальности никогда не было, а заключенный, соответственно, ничего не совершал. Это доказывает преступные намерения заключенного, что аналогично признанию вины, и переводит заключенного в категорию "пособника мировой буржуазии".

22. В период интенсивных допросов вся тюремная административная машина поддерживает следователя. Они с дьявольской точностью могут определить как психологически обрабатывать заключенного, чтобы он сломался. Завзятого курильщика посадят в камеру с теми, у кого нет курева; голодный человек будет получать от офицера, раздающего еду, худшие и почти несъедобные порции; запуганному заключенному охранник будет стучать в железную дверь, причем беспорядочно и всегда неожиданно или вытащит его из камеры вечером и долго будет водить по темным подвалам вместо обычной прогулки. Во многих случаях, которым я был свидетелем, методы являлись результатом растущей строгости правительственных директив. Одному еврею, советскому правительственному чиновнику довольно высокого ранга, не позволяли спать в течение 14 суток, его приходилось носить на допросы, так как после подобного обращения он, натурально, не мог идти сам. Заключенных часто переводят из камеры в камеру. Их провоцируют, чтобы оправдать штрафные санкции, к примеру, предполагаемое "лежание" является достаточной причиной. Одиночное заключение, изъятие всего, что можно читать и бесчисленные другие методические воздействия — вот способы, которые используются, чтобы сломать сопротивление заключенного. Перед началом основных допросов я в течение четырех недель каждый день подвергался интенсивному предварительному допросу. В это время, чтобы меня расслабить, переводчик трактовал канву предполагаемого допроса в мою пользу. Мне даже показывали различные типы приспособлений для выбивания показаний с замечанием, что их задействование было бы весьма огорчительным, но я сам могу воспрепятствовать их использованию.

(продолжение следует)

Перевод и публикация Игоря Петрова.
Примечания:
31 Предположительно, Соколов Константин Анатольевич (1915-?).
Биография по книге Н.В. Петрова "Кто руководил органами госбезопасности: 1941-1954":
Родился в семье рабочего. Русский. В КП с 03.40.
Образование: школа-семилетка, Тула 1931; Тульск. машиностроит. техникум 1936; 1 курс Ленингр. воен.-мех. ин-та 07.37–03.38; заочно Воен.-юрид. акад., Москва 1954.
Техник оружейного з-да № 173, Тула 02.36–07.37.
В органах НКВД–СМЕРШ–МГБ–МВД c 03.38
[...] следователь, ст. следователь 1 и 2 отд-ий следств. части УОО НКВД СССР 01.04.42–05.43; зам. нач. 2 отд-я 6 отд. ГУКР СМЕРШ 05.43–1944; нач. 2 отд-я 6 отд. ГУКР СМЕРШ 1944–05.461; пом. нач. следств. части по ОВД МГБ СССР 30.05.46–19.02.51; зам. нач. следств. части по ОВД МГБ СССР 19.02.51–22.04.53; и.о. нач. следств. части по ОВД МГБ СССР 13.11.52–02.01.53; зам. нач. следств. части по ОВД МВД СССР 22.04.53–25.09.53; уволен 25.11.53 «по фактам дискредитации».
Пенсионер с 11.53, Москва.
Звания: сержант ГБ; мл. лейтенант ГБ 19.09.42; лейтенант ГБ 16.10.42; капитан ГБ 11.02.43; майор 19.05.43; подполковник 26.07.45; полковник 27.09.49.

32 Ср. в мемуарах А. Гуревича: Особо я подчеркнул и то, что Паннвицу удалось заполучить некоторые материалы, касающиеся покушения на Гитлера 20 июля 1944 г., из которых, в частности, просматривается двурушническая политика наших союзников по антигитлеровской коалиции.
33 Леонов Александр Георгиевич (1907-1954).
Биография по книге Н.В. Петрова "Кто руководил органами госбезопасности: 1941-1954":
Родился в семье каменщика, плотника (отец умер от голода в 1920). Русский. В КП с 05.26.
Образование: начальная гор. школа, Симферополь 1919; 2 класса высш. начального училища, Симферополь 1920.
В органах ВЧК–ОГПУ–НКВД–СМЕРШ–МГБ с 11.21
[...] зам. нач. 12 отд. УОО НКВД СССР 07.10.42–17.01.42; зам. нач. 4 отд. УОО НКВД СССР 17.01.43–09.03.43; нач. следств. части УОО НКВД СССР 09.03.43–29.04.43; нач. 6 отд. ГУКР СМЕРШ 29.04.43–18.05.46; нач. следств. части по ОВД МГБ СССР 20.05.46–10.07.51; уволен 14.07.51.
Арестован 13.07.51, приговорен ВКВС СССР 19.12.54 на процессе по делу Абакумова по ст. 17-58-1 «б», 58-7, 58-11 к ВМН. Расстрелян 19.12.54. Не реабилитирован.
Звания: лейтенант ГБ 07.04.36; ст. лейтенант ГБ 05.04.40; полковой комиссар 06.41; капитан ГБ 27.11.42; подполковник ГБ 11.02.43; полковник 26.05.43; генерал-майор 02.11.44. Лишен звания генерал-майора 01.02.55 Пост. СМ СССР № 158-93сс «как осужденный ВКВС СССР».

34 Личность не установлена.
35 Личность не установлена. В 1929 г. некто Альфред Ион опубликовал исследование о ворах-рецидивистах (Die R"uckfallsdiebe : Eine Untersuchung "uber Erscheinungsformen des Verbrechens." По сведениям ЦРУ, некто Альфред Ион в 1943 г. присутствовал в списках РСХА как криминальный инспектор, приписанный к отделению в Люблине.

Иллюстрация: подполковник К.А. Соколов. Фотография с интернет-сайта http://shieldandsword.mozohin.ru/nkgb4353/structure/sledchast.htm

https://labas.livejournal.com/1175887.html


хайнц паннвиц: дорога в москву (I)

Суббота, 06 Января 2018 г. 15:01 + в цитатник
Вступление.

ПРИЛОЖЕНИЕ К ДОНЕСЕНИЮ EGMA-43172.1
ОПИСЫВАЕМЫЙ ПЕРИОД: с июня 1945 по январь 1955 г.
ДАТА НАПИСАНИЯ РАЗРАБОТКИ: апрель-май 1959 г.
ИСТОЧНИК: КАРЕТИНА2

ДОРОГА В МОСКВУ.

1. 1 мая 1945 года мы (комментарий: КАРЕТИНА, КЕНТ3, СТЛУКА4 и КЕМПА5) направились в предварительно подготовленный домик в горах неподалеку от Блуденца (Форарльберг, Австрия). В домике мы развернули свое оборудование для приема и передачи радиограмм.6 Необходимость поддерживать прямой радиоконтакт с Москвой так долго, как возможно, побудила КЕНТА поговорить со СТЛУКОЙ, радистом, в попытке убедить его остаться с нами и тем самым гораздо быстрее обрести свободу с помощью русских, находящихся в Берлине – так гласил наш тогдашний план. Я не рискнул сам просить радиста об этом, потому что, несмотря на все доверие, которое я к нему испытывал, это было бы для меня чересчур опасно. Радист задал единственный вопрос: участвую ли во всем этом я. КЕНТ ответил: "Весьма возможно", на таких условиях радист согласился.7 Схожим был и разговор КЕНТА с секретаршей. Имелось две причины просить ее сопровождать нас: a) нам нужен был кто-то для установления первого контакта, о котором мы прежде договорились по радио с Москвой, и женщина гораздо лучше годилась для этого поручения, так как все мужчины были бы интернированы; б) КЕНТ был уверен, что для нас может оказаться полезным, если кто-то из нашей зондеркоманды окажется под рукой, когда русские будут нас допрашивать (КАРЕТИНУ и КЕНТА). С помощью третьего лица русские могли бы перепроверить сведения, и это бы пригасило подозрение, что КЕНТ и я находимся в сговоре и предварительно согласовали наши показания. Секретарша вела почти все делопроизводство зондеркоманды, была хорошо информирована и могла послужить нейтральным свидетелем для проверки наших показаний. Исходя из этих двух соображений, КЕНТ настаивал, что КЕМПА - единственный человек, который годится для наших целей. Я не был полностью согласен, так как уже дал секретарше указание разыскать мою семью и помочь позаботиться о ней. Но в перспективе план насчет Москвы был важнее. КЕНТ поговорил с секретаршей, и она согласилась сопровождать нас,8 поверив, как и мы, что все разрешится в Берлине. Последующее долгое заключение в Советском Союзе было для них обоих, радиста и секретарши, очень тяжелым, так как они не знали всей подоплеки и полагали, что все произошедшее с ними – нелепое стечение обстоятельств. Дальнейшие события подтвердили верность предвидения КЕНТА касательно МГБ. Благодаря нейтральным показаниям секретарши было устранено многое, что могло нам быть инкриминировано. К примеру, ОТТО (Леопольд ТРЕППЕР), когда его допрашивали относительно нас, обвинил меня в том, что я пытал людей и пр., в попытке добиться моей казни.9 Три немецких свидетеля и КЕНТ сумели опровергнуть его показания.

2. 3 мая 1945 года местные немецкие и австрийские жители выдали нас французской армии, сообщив, что мы являемся очагом эсэсовского сопротивления. Наш домик был окружен французскими военными, и мы были арестованы. КЕНТ протестовал, называя себя майором Красной Армии, который работал в подполье вместе с немецкими коллегами10. Мы показали французам наше радиооборудование и наше оружие, семь пистолетов, доказывая тем самым, что мы собираем разведданные для советской армии и требуем уважения от союзников. Они поверили нам на слово и не притронулись ни к оборудованию, ни к материалам. Нас самих забрали в штаб подразделения, посадили в одну комнату и оставили ждать. У радиста был при себе маленький английский 90-вольтовый приемник, а у КЕНТА шифровальная книга – французский роман. Когда мы сказали, что хотим слушать новости по радио, французы не обратили на это внимания. К тому времени мы уже попросили Москву передавать "вслепую" на случай, если по ситуации у нас не будет возможности отвечать. Пока мы ждали в штабе, наступило время для передачи из Москвы. Москва вышла на связь "вслепую", мы приняли сообщение и дешифровали его на глазах французов, которые, очевидно, не заметили ничего необычного. Полученный ответ Москвы был весьма благоприятен и извещал, что советский офицер связи при французской армии полностью в курсе дела и обо всем позаботится.11 КЕНТ стал весьма самоуверенным и требовательным по отношению к французам, которые, многократно извинившись, отвезли нас обратно в домик. Вскоре в эту местность прибыло другое французское подразделение, нас снова арестовали, но ситуация быстро разъяснилась, и нас отправили в Линдау на озере Констанц, где располагался генштаб французской армии. В течение трех дней, которые мы там провели, КЕНТ и я беседовали с французским полковником, который (как нам рассказали другие, не он сам), был сотрудником Deuxi`eme Bureau.12 Полковник расспрашивал нас о различных второстепенных деталях подпольной деятельности в Германии, в ходе чего спросил также о начальнике "зондеркоманды Красная капелла". Согласно радиосоообщению американской армии из Милана, этому начальнику было якобы дано задание устранить генерала ПАТТОНА. Сидя за столом с поддельными документами,13 я едва ли мог рассказать ему, каковы были подлинные задачи "зондеркоманды Красная капелла" или каким нонсенсом выглядит предполагаемая задача устранения ПАТТОНА.
Комментарий источника: Если в конце войны французский офицер подобного уровня не имел понятия о комплексе "Красной капеллы", то американцы и англичане, возможно, не имели его тоже. Нынешние знания накоплены за послевоенные годы вследствие как реакция на советский шпионаж против американцев и англичан. Офицерам американской и английской разведки нужно представить, что они в конце войны обладали теми знаниями, которые имеют сейчас, чтобы понять принятые немцами меры, базировавшиеся на опыте, накопленном за годы разработки "Красной капеллы".

3. Советский офицер связи был поставлен в известность о нашем пребывании в Линдау, и он попросил французов доставить нас в Париж и там передать русским.14 Мы поехали в Париж на автомашине в сопровождении французского капитана. Поездка была на несколько часов прервана в Страсбурге, где мы посетили штаб-квартиру французской контрразведки и увидели там двух бывших сотрудников СД в форме лейтенантов французской армии. Они узнали нас, но не выдали. Оба были эльзасскими немцами. Мы прибыли в Париж 20 мая 1945 года, в день, когда МОНТГОМЕРИ принимал парад.15 Мы прошли примерно в трех метрах от МОНТГОМЕРИ, причем наше оружие все еще было при нас. Французы доставили нас в советскую репатриационную миссию, которая размещалась в бывшем здании немецкого СД. Нас тепло приняли и немедленно провели к советскому генералу, который приказал позаботиться о нуждах всей нашей группы. Русские – мастера подобной техники. Я уверен, что, к примеру, ГИММЛЕР никогда бы не отравился, если бы попал в руки к русским и испытал их необычайно теплый прием. В Советском Союзе и в тюрьме усваиваешь: чем теплее и любезнее прием, тем больше вероятность смертного приговора. После того, как советский генерал в Париже, который, к слову, был одним из умнейших встреченных мной за одиннадцать лет, проведенных в России, был наскоро проинформирован нами, он отправил в Москву депешу, которая начиналась со слов "Отечество в опасности".16
Комментарий отделения: КАРЕТИНУ попросили пояснить значение этой депеши, что именно сообщили генералу в Париже: о двойной игре советских агентов или о чем-то еще? КАРЕТИНА заявил, что генерала не ставили в известность о двойной игре, но что КАРЕТИНА был представлен как сотрудник немецкой контрразведки,17 обладающий ценными документальными свидетельствами о том, что западные союзники, особенно Соединенные Штаты, предпринимают усилия к подрыву влияния СССР в Западной Европе. Этими свидетельствами были материалы по "Операции Феникс", о которой последует отдельный отчет. Намерение вбить клин между Советским Союзом и его военными союзниками на Западе было частью немецкого плана, который КАРЕТИНА пытался исполнить, направившись в Москву, как объяснено в сопроводительном донесении. КАРЕТИНА утверждает, что роль КЕНТА как двойного агента точно не обсуждалась, очевидно, КЕНТ стремился придерживать эту информацию, пока возможно.
Москва ответила на донесение генерала, что нас заберет самолет генерал-полковника АБАКУМОВА.18
Комментарий отделения: Когда КАРЕТИНУ спросили, всплывало ли имя АБАКУМОВА прежде и откуда КАРЕТИНА знал об АБАКУМОВЕ и его должности начальника СМЕРШа, КАРЕТИНА сказал, что не помнит точно, но имя АБАКУМОВА фигурировало в беседах с КЕНТОМ, и что КЕНТ и советский генерал в Париже говорили об АБАКУМОВЕ. КАРЕТИНА не знал о том, что АБАКУМОВ возглавляет СМЕРШ до допроса в Москве. Однако, и КЕНТ, и он знали, что их вывезли в Москву якобы на личном самолете АБАКУМОВА.
На те восемнадцать дней, в течение которых мы ждали нашей отправки, состоявшейся 7 июня 1945 года, нас поместили в отдельные комнаты с ванной, предоставили радиоприемники и прочие удобства. Даже оружие у нас не отобрали. Советский генерал, чье имя я, если и знал тогда, не могу припомнить,19 весьма смахивал на генерал-майора полиции Генриха Мюллера, бывшего шефа IV Управления РСХА. В нем было примерно 165 см. роста, тощий, поджарый, темные волосы, узкое, спокойное лицо с задумчивым выражением. Он превосходно говорил по-французски, но не знал немецкого. Во время нашего пребывания в Париже он однажды был приглашен союзниками на прием. Он вызвал меня, показал список союзных офицеров, приглашенных на прием, и спросил, нет ли у меня дополнительных сведений о ком-то из этих офицеров. Он задал этот вопрос очень галантно, пояснив, что всегда необходимо кое-что знать о людях, с которыми встречаешься. В целом он не выказывал удивления, узнав о немецких аспектах нашей истории, а определенно интересовался лишь западными "союзниками". В качестве переводчика он использовал своего адъютанта, полковника, иногда переводил и КЕНТ. Полковник был весьма упитанным тучным человеком, страдавшим от тяжелой астмы.

4. Пока мы находились в Париже, к генералу доставили "ЗОЛЮ", настоящее имя Владимир ОЗОЛС20. ОЗОЛС оставался в Париже и до тех пор не имел понятия о настоящей роли КЕНТА (как двойного агента). ОЗОЛС описал генералу КЕНТА как человека большого мужества, умного и отважного.21 ОЗОЛС хотел, чтобы генерал организовал встречу между ним и КЕНТОМ. Когда генерал предложил это, КЕНТ отказался. По причине собственной безопасности у него не было желания встречаться с бывшими членами советской разведсети.22 В том же здании, в котором мы жили, размещались и различные другие персоны, находившиеся в процессе "репатриации". Мы не знали, жили они тут по собственной воле или находились в заключении. Мы не проявляли инициативы к общению с этими людьми, так как среди них был подготовленный в Москве агент, давно попавший в тюрьму РСХА и принимавший участие в радиоигре. Когда немцы отступали, мне дали приказ провести операцию в районе Саарбрюкена, используя этого человека и его радиооборудование. Ему было приказано продолжать поддерживать радиоконтакт с Москвой и передавать туда донесения, пока не придут западные союзники. Это произошло. После того, как войска союзников двинулись дальше на восток и война закончилась, он установил контакт с Советами и теперь ожидал, как и мы, отправки в Москву. Его судьба мне неизвестна.23

5. Теперь стало очевидным, что нас отправят вовсе не в Берлин, а в Москву.24 Это несколько угнетало, но выбранный путь следовало пройти до конца. Самолет прибыл примерно в конце мая 1945 года.25 Пилот представился нам и спросил, не очень ли мы торопимся улететь. Он пояснил, что хотел бы познакомиться с Парижем. У нас не было возражений. Дополнительная задержка случилась из-за того, что пилот простудился, поэтому мы не могли улететь до 7 июня 1945 года.26 Лишь в момент отбытия я сдал наше оружие. Я это сделал, чтобы избежать подозрений, которые могли бы возникнуть, окажись у нас оружие. Советские самолеты не проверялись на аэродроме Ле Бурже, "альянс" все еще процветал. Мы долетели без посадки до Минска, там приземлились для дозаправки примерно в шесть вечера на аэродроме в центре города. Аэродром, очевидно, находился под контролем МВД. Когда пришла пора лететь дальше, генерал спросил нас, нет ли у нас возражений, если мы возьмем в самолет несколько женщин и детей. Конечно, мы сказали, что не возражаем, и к нам присоединились женщины и дети. В самолете было пять сидений с обивкой, которые мы хотели предоставить в распоряжение женщин и детей.27 Но пилот отказал нам, сказав, что ему даны строгие инструкции сделать наш полет настолько комфортабельным, как возможно. В Москве нас принял комендант аэродрома, генерал. Четыре больших машины, ЗИСы, уже ожидали нас. Нас усадили в них, каждого в сопровождении семи человек.28 В последний раз мы четверо видели друг друга.29 У ворот аэродрома мы остановились, каждого из нас обыскали. Проверили все, даже мельчайший обрывок бумаги. Нам очень вежливо объяснили, что это обычная рутинная проверка. Мы направились в город в открытых машинах по шоссе, очевидно, по Ленинградскому. Мы проехали стадион Динамо и Белорусский вокзал. По дороге мы миновали также американское и английское посольства. Наши сопровождающие очень вежливо на все это указывали. Люди на улицах, которых я видел, произвели на меня очень жалкое, унылое, печальное, даже мрачное впечатление. Никто не смеялся. Было невозможно поверить, что эта нация всего четыре недели назад выиграла великую войну. Это было угнетающее зрелище.

6. Незадолго до Красной площади мы повернули налево и, миновав площадь Дзержинского, наконец, приехали на улицу Лубянка. Огромное здание ГПУ, впоследствии МГБ, в котором находится Лубянка, самая известная тюрьма в мире, охранялось часовыми, поставленными на расстоянии десяти метров друг от друга и медленно вышагивавшими вперед и назад. Мы остановились у небольшого, почти незаметного, бокового входа. Вышли солдаты, взявшие наш багаж, и я направился в сопровождении двух человек через узкие коридоры и залы к главному входу. Хоть я и находился внутри здания, мне все же пришлось преодолеть две большие решетчатые двери. Мы пересекли большой квадратный двор, в центре которого стояло небольшое четырехэтажное здание, окна которого были закрыты металлическими решетками. Здания, окружавшие двор, были различной высоты, некоторые до 12 этажей. Небольшое здание в центре и было недоброй славы Лубянкой. Его история хорошо известна. Во времена царя оно служило временным пристанищем представителям страховых компаний, приезжавшим в Москву из провинции. Лубянка была соединена закрытым переходом на уровне второго или третьего этажа с большим квадратным блоком министерского здания, окружавшим двор. Меня провели в приемную комнату администрации тюрьмы, которая располагалась рядом с упомянутым переходом, но не в самой тюрьме. На первом этаже было две небольших камеры. Меня очень вежливо попросили подождать здесь. Затем столь же вежливо записали мои биографические данные, которые я все еще дал согласно своим фальшивым документам — я обратил внимание чиновника на этот факт, на что он ответил: "Bitte Schoen". У меня было ощущение, что местные служащие натренированы иметь дело с людьми, имевшими самые невероятные карьеры в прошлом, настоящем или будущем. Когда биографические данные были записаны, в присутствии женщины-врача был проведен обыск тела и одежды. Ничто не осталось непроверенным, все швы одежды, все отверстия тела, включая кожу на гениталиях, дыры и пломбы в зубах. Как криминалист я не был неискушен в подобных методах, но педантичность проверки меня поразила. Подтяжки, металлические пряжки, шнурки, короче говоря, все, что могло быть использовано для совершения самоубийства, было изъято и забрано на хранение — на каждый предмет было дано по несколько расписок. Все это проделывалось в очень дружественной форме, и при изъятии каждого предмета говорилось: "Это все вам вернут". Хотя ничего из того, что было изъято тогда, так и не вернули, все было проделано в полном соответствии с мучительной бюрократической процедурой. Офицеры-следователи также были буквально пропитаны этой бюрократической корректностью и поэтому они были убеждены, что все, что они делают — правильно, ведь они следуют букве какого-то закона или директивы. Мысль, что закон или директива могут быть неточными или неверными, не приходит в голову 100% чиновников. При этом они постоянно проповедуют свою идеологию, согласно которой беззаконие встречается только в буржуазных или капиталистических странах, а Советы ведут борьбу за права человека и пр.

7. Я ждал в своей индивидуальной приемной камере на Лубянке, что случится дальше. Мне дали еду, которая была существенно лучше той, которую я позже получал в тюрьме – они знают толк в тонкой дифференциации. Меня сопроводили в туалет. Туалетная комната представляла собой помещение в квадратный метр или больше с каменными стенами и ступенькой, на которой оправлялись. По ступеньке постоянно текла струя воды, сливавшаяся в отверстие в полу — и здесь никакого шанса покончить с собой, и здесь все отработано бюрократической процедурой. Ранним утром после нашего прибытия, где-то между двумя и тремя часами, четыре офицера, не объясняя, куда мы направляемся, с одним лишь "Bitte schoen" вывели меня из камеры. Без подтяжек и шнурков, поддерживая брюки руками, так как все пуговицы и застежки были удалены, я шел через бесконечные коридоры, и затем ехал на лифте на восьмой, как мне показалось, этаж. Потом меня ввели в большую комнату, типичную приемную, в которой десяток генералов с портфелями подмышкой шептались, разбившись на небольшие группы. К изумлению нескольких генералов мне единственному предложили сесть. Примерно через пять минут меня вызвали в следующую комнату. Генералы, очевидно, оторопели, но отнеслись ко мне уважительно, возможно, потому, что им пришлось ждать дольше, чем мне. Я все еще не имел понятия, к кому я попал. Я вошел в огромный кабинет с большим столом для заседаний в центре. Ее стены были обшиты панелями из темного дуба, под окнами вдоль стены тянулась длинная оттоманка, вокруг стола стояли мягкие стулья. В дальнем конце кабинета, размер которого был минимум 15 на 18 метров, стоял громадный письменный стол с колоссальным глобусом на нем и картой мира на стене за ним.30 Главным цветом в кабинете был красный. Человек, приблизительно пятидесяти лет, представительный и уверенный в себе, напоминающий по манере держаться генерального директора крупного концерна, полусидел на углу своего стола с одной рукой, засунутой в карман. Он не производил враждебного или малосимпатичного впечатления. Два других генерала сидели на оттоманке под окнами. Они показались довольно сдержанными и скромными, в руках у них были обычные скоросшиватели. Я немедленно предположил, что уверенный в себе гражданский это здешний шеф, возможно, сам АБАКУМОВ. Правильность моего предположения вскоре подтвердилась.

Вторая часть.

Перевод и публикация Игоря Петрова.
Примечания:
1 Донесение EGMA-43172 было направлено 14 июля 1959 года главой мюнхенского отделения ЦРУ начальникам отделов Восточной Европы, Советской России, начальнику резидентуры в Германии, начальникам оперативных баз во Франкфурте и Бонне.
2 Хайнц Паннвиц.
3 Анатолий Гуревич.
4 Стлука, Герман (1909 - ? ), радист зондеркоманды.
5 Кемпа, Хелене, секретарь зондеркоманды.
6 Ср. в мемуарах А. Гуревича: Доехав до небольшого городка Блуденц, мы стали подниматься высоко в гору. Здесь в Альпах Паннвиц подвез нас к очень привлекательному охотничьему домику, и мы вошли в него. Быстро разместившись в этом особнячке, каждый занялся своим делом. Кемпа стала готовить ужин, Стлука устанавливал радиоаппаратуру, а Паннвиц и я внимательно еще раз просмотрели документы, которые предполагали доставить в Москву.
7 Согласно мемуарам А. Гуревича, он перевербовал Стлуку задолго до этого эпизода.
8 Согласно мемуарам А. Гуревича, Кемпа была любовницей Паннвица.
9 Ср. в мемуарах Л. Треппера: Паннвиц лично ведет следствие по делу о покушении на Гейдриха. Он же – инициатор всех этих ужасающих злодеяний. Перед его глазами мелькают тени бесчисленных загубленных им людей, видения непрерывных пыток в подвалах пражской тюрьмы. и
Мы так и не узнали, при каких обстоятельствах умер Гилель Кац. Знает это палач Паннвиц, приказавший пытать его, а затем убить (после розыгрыша судебной комедии, а может, и без нее).
10 Ср. опубликованную В. Лотой радиограмму Кента в Центр от 29 апреля: Если до прибытия вашего представителя нам будет угрожать непосредственная опасность, от которой мы не сможем уйти, представлюсь представителям союзников как русский майор Виктор Михайлович Соколов. Буду говорить, что был в плену, и шесть месяцев тому назад с помощью находящихся со мной немцев сумел установить радиосвязь с СССР.
11 В мемуарах Гуревича излагается несколько иная версия событий. По ней Гуревич добился разрешения передать сообщение в Москву и получил подтверждение, что оно было принято. В. Лота приводит следующие радиограммы от 7 мая. Сообщение Кента: Арестован с моими людьми представителями частей 1-й французской армии по доносу местного населения как немецкий шпион. Грозит расстрел. Нужно немедленное указание из Парижа о моем освобождении.. Ответ Центра: Необходимые меры к вашему освобождению и доставке вас в Париж приняты. 12 Второе бюро французского Генерального штаба занималось оперативной разведкой. В своих мемуарах А. Гуревич не упоминает о пребывании в Линдау, по его версии они поехали в Париж непосредственно из Блуденца.
13 У Паннвица были документы на фамилию Паульзен. Ср. в радиограмме Кента от 28 апреля: Со мной находятся: мой крупный колбасник, мой лучший связник, с которым я работаю уже более 18 месяцев. О нем я ничего не сообщал ранее по конспиративным соображениям.
14 Ср. опубликованную В. Лотой телеграмму парижской советской военной миссии в Москву от 18 мая: Французское военное министерство направило командованию 1-й французской армии три телеграммы о доставке Кента в Париж. Ответ до сих пор не получен. Американцы отвечают, что они тоже послали указания на места о доставке Кента, но также не получили ответа. Нашим представителям при 1-й французской армии и 6-й американской армейской группы мною даны указания лично связаться с местным командованием в районе, где находится Кент, и доставить его в Париж.
15 Согласно опубликованной В. Лотой телеграмме, они прибыли в Париж 22 мая. Парад, который принимал фельдмаршал Монтгомери, состоялся 26 мая.
16 Текст телеграммы, опубликованной В. Лотой:
22 мая 1945 года в сопровождении французского офицера к нам прибыл Кент с тремя немцами. С ним прибыли: Паульзен — начальник русского отдела немецкой контрразведки, секретарша Паульзена и радист Кента. Все они были доставлены к нам по нашему запросу французам и американцам.
До получения ваших указаний разместил их у себя в конторе и взял под наблюдение. Кент настаивает на быстрейшей отправке его и всех немцев в Москву.
Из предварительной беседы с Кентом видно, что он располагает весьма важными и интересными для нас сведениями. Можно полагать, что он сейчас раскаивается и говорит правду. По его заявлению, немцы для нас тоже интересны.
Кент написал вам телеграмму, которую передаю дословно:
"1. Прибыл с указанными людьми в Париж.
2. Здесь не застал представителя соседей , о встрече с которым я вас просил.
3. Ввиду крайней важности моего доклада повторно прошу немедленно доставить меня и моих людей в Москву на самолете.
4. Здесь докладывал только то, что может интересовать французов.
5. Подчеркиваю, что наше размещение в Москве должно соответствовать моей телеграмме, то есть быть очень хорошим. Немец, которого я везу, очень капризен. В Париже нас встретили не так, как я просил".
Со своей стороны считаю необходимым просить вас о присылке за Кентом специального самолета, так как отправка пароходом сопряжена с трудностями и опасностью, а терять такую птицу нельзя.
Прошу срочных дополнительных указаний о моих действиях по отношению к группе Кента. Мне кажется, было бы неплохо всех их увезти отсюда поскорей на самолете.

17 Ср. в мемуарах А. Гуревича: Когда мы остались в кабинете уже только в присутствии трех советских офицеров, генерала Драгуна, полковника Новикова и полковника, фамилию которого я вспомнить не мог, совершенно неожиданно не только для меня, но в особенности для Хейнца Паннвица генерал Драгун, протягивая ему руку, произнес его настоящую фамилию. Несколько встревоженный, криминальный советник взглянул вопросительно на меня. Я понял, что у него возник ошеломивший его вопрос: откуда здесь, в миссии Советского Союза, знают его фамилию? Безусловно, он решил, что я сообщил в Москву, не посоветовавшись с ним, через рацию Стлуки.
18 Текст телеграммы, опубликованной В. Лотой:
26 или 27 мая к вам вылетит из Белграда самолет Гиренко. Ему поручено забрать Кента и его группу. Гиренко же поручается охрана и доставка группы в Москву. Тщательно проинструктируйте его. Обратный маршрут самолета — через Берлин. В Берлине находится полковник Леонтьев, который ему окажет содействие.
19 Драгун, Василий Михайлович (1898 - 1961) - генерал-майор, глава военной миссии по репатриации советских граждан в Италии и Франции.
20 Озолс, Вольдемар (1884 - 1949) - офицер Русской армии, участник первой мировой войны, затем латвийский общественный и военный деятель, участник гражданской войны в Испании, с 1940 г. глава нелегальной резидентуры ГРУ во Франции, "втемную" использовался гестапо и Кентом для радиоигры с Москвой. После войны не был репрессирован, жил в Латвийской ССР.
21 Ср. в мемуарах А. Гуревича: Однажды Кулешов, в несколько уже ставшем непонятным состоянии, пожалуй, будучи слишком веселым, вдруг совершенно неожиданно дал возможность прочесть "протокол" показаний Озолса (Золя). Звучно смеясь, он сказал: "Смотрите, как ваш бывший подчиненный, генерал, хорошо отзывается о вас и пишет о том, какой вы хороший человек и руководитель".
22 Гуревич не упоминает об этом в мемуарах. Подобное предложение Драгуна противоречило бы инструкции, данной Центром 3 мая: Очень важно не допустить свидания Кента с Золя или его женой.
23 Ср. опубликованную В. Лотой телеграмму парижской советской военной миссии в Москву от 30 мая: Как вам известно, Кент и его люди размещены в помещении нашей конторы. Здесь же находится и один агент примерно такого же типа, как наш Кент, которого соседи по указанию своего Центра должны немедленно отправить домой. Паульзен случайно увидел соседского агента, хорошо ему знакомого и чуть ли не его подчиненного. По его заявлению, этот агент был заброшен от нас в район Берлина, где был захвачен гестапо и перевербован.
Паульзен просил нас не направлять этого типа в Москву на одном с ним самолете, поскольку это якобы повлияет на дальнейшую работу Паульзена.

24 Ср. в мемуарах А. Гуревича: Наше пребывание в Париже затягивалось, и я стал замечать, что Хейнц Паннвиц начинал нервничать. Однажды он спросил полковника Новикова, с которым больше поддерживал контакт, не могли бы тот узнать, как живут его родители и жена с детьми, а также сообщить им, что он жив и здоров. Ему посоветовал полковник подождать прибытия в Москву, оттуда будет легче установить связь с Магдебургом. Услышав этот совет, Хейнц умолк и больше, во всяком случае, в моем присутствии, к этому вопросу не возвращался.
25 Ср. в той же телеграмме: 30 мая Гиренко прибыл в Париж. Кент и его люди вылетают по указанному маршруту 1 или 2 июня. В тот же день они должны прибыть в Москву. Точную дату вылета самолета молнирую.
26 В то время как А. Гуревич называет ту же дату: Настало утро, раннее утро 7 июня 1945 г. Перед тем как сесть в машины, мы должны были еще попрощаться со многими из тех, с кем пришлось встречаться в миссии, В. Лота утверждает, что, судя по документам в деле, Паннвица и Гуревича доставили в Москву 2 июня.
27 Ср. в мемуарах А. Гуревича: Салон был не обычным: в нем отсутствовали мягкие откидные кресла. Несмотря на то, что самолет и салон были довольно больших размеров, сидящих мест было очень мало.
28 Ср. в мемуарах А. Гуревича: Спустившись по трапу, я обратил внимание на то, что недалеко от места посадки нашего самолета находились офицеры разных рангов, включая и генерала. Стояло довольно много автомашин. Мелькнула приятная мысль: неужели нас с таким вниманием встречают? Я еще не успел опомниться, как из увиденной мною группы офицеров почти одновременно отделились несколько человек. Они направились к Паннвицу, Стлуке и Кемпе, к каждому из них в отдельности. Не дав нам даже попрощаться друг с другом, эти офицеры усадили каждого из привезенных мною гестаповцев в отдельную машину, сев по два-три человека с каждым на заднее сиденье автомашины, и буквально в считанные минуты направились в неизвестном направлении.
29 А. Гуревич был приговорён к 20 годам заключения, освобожден в 1955 г., повторно арестован в 1958 г., освобожден в 1960 г., реабилитирован в 1991 г. Стлука и Кемпа также были приговорены к длительному заключению, и, по всей видимости, сумели покинуть СССР лишь в середине 50-х гг. После возвращения в Германию Паннвиц поддерживал контакт со Стлукой, жившим в Вене.
30 Ср. в мемуарах А. Гуревича: Я оказался в большом кабинете. Кабинетов такой величины ранее мне не приходилось посещать. В глубине стоял очень большой письменный стол, за которым восседал незнакомый человек. Так впервые в жизни я увидел САМОГО Абакумова. Слева от меня, несколько в стороне стоял большой, очень длинный и довольно широкий стол со значительным числом стульев вокруг. Справа от меня, у самого стола Абакумова выстроилось несколько офицеров, в том числе и тот, если не ошибаюсь, генерал-лейтенант, который нас "торжественно встречал" у трапа самолета, едва приземлившегося в аэропорту. Взглянув на эту шеренгу, я убедился, что почти все они были в генеральском звании.

Иллюстрация: генерал В.М. Драгун. Фотография с интернет-сайта http://tankfront.ru/ussr/persons/gen-tv/DragunVM.html

https://labas.livejournal.com/1175634.html


хайнц паннвиц: дорога в москву (вступление)

Суббота, 06 Января 2018 г. 13:30 + в цитатник

Просвещенный читатель не испытывает недостатка в достаточно подробных описаниях как всего комплекса "Красной капеллы", так и истории парижской зондеркоманды РСХА с тем же названием. Действительно, существуют как (пускай в существенных деталях противоречащие друг другу) мемуары двух главных выживших протагонистов Леопольда Треппера и Анатолия Гуревича,1 так и достаточное число вторичных источников, использующих свидетельства участников событий и архивные документы.2 Предлагаемая публикация является своеобразным (говоря современным языком) спин-оффом к основному сюжету: как оказалось, сохранились мемуары и третьего протагониста – начальника парижской зондеркоманды "Красная капелла" Хайнца Паннвица, пусть и написанные в несколько необычных условиях.

Хайнц Паннвиц родился в 1911 году в Берлине. В юности он поступил на теологический факультет, но не окончил его. После годичной службы в армии в 1937 году он благодаря личному знакомству получил место в берлинской полиции. В том же году вступил в НСДАП. Служил в полиции сначала стажером, а затем, после сдачи экзамена в 1939 году, комиссаром. Был направлен в Прагу для работы в гестапо и руководил там отделом, расследовавшим покушения и саботаж. Очевидно, на этом посту он добился определенных успехов, потому что именно он был назначен главой специальной комиссии по расследованию убийства Гейдриха. С его слов, в ходе расследования у него возникли существенные разногласия с его начальством относительно методов работы гестапо. В результате Паннвиц попросил отправить его на фронт и прослужил четыре с половиной месяца в составе одного из подразделений полка особого назначения Бранденбург на советско-финском фронте. Затем его снова вызвали в Берлин, где начальник четвертого управления РСХА Генрих Мюллер лично поручил ему ознакомиться с делом "Красной капеллы". Вскоре он сменил на посту начальника парижской зондеркоманды Карла Гиринга.3 К этому времени и Треппер, и Гуревич сотрудничали с зондеркомандой и участвовали в радиоиграх, которые зондеркоманда вела с Москвой. В июне 1943 года Трепперу удалось передать в Москву записку о провале возглавлявшейся им группы,4 а в сентябре того же года – бежать (в январе 1945 г., после освобождения Франции, он был доставлен в Москву и приговорен к 15 годам заключения. Реабилитирован в 1954 г.) После того, как союзники приблизились к Парижу, остатки зондеркоманды эвакуировались в Германию, откуда радиоигра продолжалась. В апреле 1945 года Паннвиц принял решение после окончания войны сдаться советской стороне. Существуют различные причины, объясняющие этот шаг. Гуревич в своих мемуарах настаивает, что ему удалось, в свою очередь, перевербовать Паннвица. Историк В. Лота заходит дальше, считая, что перевербовка была осуществлена непосредственно Москвой в рамках радиоигры. Сам Паннвиц утверждал, что его сдача была хитрым планом, одобренным непосредственно Мюллером. Кроме документов самой зондеркоманды он захватил с собой материалы по так называемой "Операции Феникс", с помощью которых рассчитывал вбить клин в отношения между СССР и союзниками. Наконец, нельзя исключать, что Паннвиц опасался наказания за чешский эпизод своей карьеры и искал себе новых покровителей. Учитывая характер сведений, которыми он располагал, советская сторона показалась ему в этом отношении перспективнее, чем союзники.
В 1956 году Паннвиц вернулся в ФРГ. Через несколько месяцев интерес к нему проявило ЦРУ, изначально, впрочем, подозревавшее, что Паннвиц продолжает работать на советскую сторону. Первые попытки сближения были не слишком продуктивными, а в октябре 1956 года Паннвиц перенес инфаркт. После его выздоровления ЦРУ отнеслось к задаче более серьезно, в частности, организовало и оплатило консультацию американского кардиолога, и с весны до осени 1959 года Паннвиц (теперь агент CARETINA) написал по заказу ЦРУ серию мемуарных разработок. От дальнейшего его задействования американские оперативники отказались. Впоследствии Паннвиц работал коммерческим агентом, умер в 1975 году. Уже после его смерти австралийскому историку чешского происхождения Станиславу Бертону удалось получить от вдовы Паннвица немецкий оригинал его разработки, посвященной расследованию убийства Гейдриха, он был опубликован в 1985 году в ежеквартальнике мюнхенского института современной истории.5
Предлагаемая вниманию читателя разработка "Дорога в Москву", по моим сведениям, до сих пор не публиковалась ни в оригинале, ни в переводе.6 Безусловно, при чтении следует учитывать своеобразную оптику автора (рассказ имеет некоторое сходство с романом Ю. Семенова "Отчаяние": в обоих случаях опытный разведчик несмотря на тяжелые условия заключения ведет собственную игру со следователями), а также подоплеку написания мемуаров. К примеру, для Паннвица очень важно подчеркнуть, что до его признания советская сторона понятия не имела, что ее агенты перевербованы и включены в радиоигру. Это не соответствует действительности: и переданная Треппером записка, и советские документы, опубликованные В. Лотой, доказывают, что советская сторона уже в 1943 году знала о провале своих агентов и ведущейся зондеркомандой радиоигре.
Текст разработок изначально писался Паннвицем на немецком, двойной перевод делает возможным отдельные искажения. Нумерация абзацев тоже, вероятно, вставлена английским переводчиком при подгонке оригинала под шаблон разведдонесений.

Первая часть.

Примечания.
1 Треппер Л. Большая игра. М.: Политиздат, 1990; Гуревич А. Разведка — это не игра. Мемуары советского резидента Кента. М.: Нестор, 2007.
2 Краткий перечень, не претендующий на полноту: Perrault G. L'Orchestre Rouge. Paris: Fayard, 1967. (русский перевод: Перро Ж. Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха. М.: Яуза, Эксмо, 2004.); Coppi H., Danyel J,, Tuchel J. (Hrsg.). Die Rote Kapelle im Widerstand gegen Die Rote Kapelle im Widerstand gegen den Nationalsozialismus. Berlin: Gedenkst"atte Deutscher Widerstand, 1994; Пещерский В. Красная капелла. Советская разведка против абвера и гестапо. М.:Центрполиграф, 2000. Важной представляется публикация В.Лотой радиограмм, которыми "Кент" обменивался с центром в ходе радиоигры, равно как и сопутствующих документов: Лота В. Без права на ошибку: книга о военной разведке, 1943 год. М.: Молодая гвардия, 2005.
3 Гиринг, Карл (1900 - 1945) - криминальный советник гестапо, гауптштурмфюрер СС. С лета 1942 г. возглавлял парижскую зондеркоманду "Красная капелла". Вынужден был оставить свой пост по болезни (рак). Умер в ноябре 1945 г. в Галле.
4 Coppi, H. Die "Rote Kapelle" im Spannungsfeld von Widerstand und nachrichtendienstlicher T"atigkeit. Der Trepper-Report vom Juni 1943. Vierteljahrshefte f"ur Zeitgeschichte 3/1996, S. 431-458.
5 Berton, S. Das Attentat auf Reinhard Heydrich von 27. Mai 1942. Ein Bericht des Kriminalrats Heinz Pannwitz. Vierteljahrshefte f"ur Zeitgeschichte, 4/1985, S. 668–706.
6 Существенно более краткий рассказ Паннвица о тех же событиях опубликован С. Полтораком в 2003 г. По его словам:
Летом 2002 г. немецкие журналисты по поручению сына X. Паннвица - Мишеля Паннвица, живущего сейчас в Берлине, передали А.М.Гуревичу для его личного архива ксерокопию также никогда ранее не публиковавшегося документа. Это - показания X. Паннвица американским спецслужбам после возвращения из мест заключения в СССР, датированные 20 января 1956 г. Документ долгие десятилетия хранился в личном архиве сына Хейнца Паннвица. // Полторак, С. Советский резидент Кент глазами Г. Мюллера и Х. Паннвица. 1944 –1956 гг. Истoрический архив, 4/2003, С. 54-72.

Иллюстрация: партийная анкета Хайнца Паннвица (1939 г.)

https://labas.livejournal.com/1175509.html


анонсы

Среда, 03 Января 2018 г. 13:51 + в цитатник
Начну год сразу с трех анонсов.

1. В издательстве Кембриджского университета вышла книга "Joining Hitler's Crusade. European Nations and the Invasion of the Soviet Union, 1941".
В ней 14 глав, последняя глава ("Soviet Union") посвящена советскому коллаборационизму в начале войны, и ее совместно написали Олег Бэйда и я.
Книга уже в продаже.

2. В издательстве Вече вышла книга "Спецслужбы Третьего рейха. Неизвестные страницы". В ней опубликована моя статья "Самая крупная шпионская афера Второй мировой войны? «Донесения Макса» и их контекст." Благодарю уваж. А.И. Колпакиди за приглашение в сборник.
В статье вкратце обрисовывается история с так называемыми "донесениями Макса" (по большей части с опорой на книгу В.Майера "Клатт"), уточняется известный сюжет с советским разведчиком А. Демьяновым (абверовский псевдоним которого - вопреки многочисленным публикациям - был вовсе не "Макс", а "Фламинго"), а также разбирается история двух "донесений Макса", получивших наиболее известность и - вместе с ней - ложную атрибуцию. Это донесение от ноября 1942 года, на основании которого П.А. Судоплатов (или его соавторы) ввел в свои мемуары историю о том, что командование вермахта было в рамках радиоигры умышленно предупреждено о советской операции "Марс" с тем, чтобы отвлечь его внимание от операции "Уран" (наступление под Сталинградом). Доступные документы не подтверждают рассказ Судоплатова, по крайней мере, в том виде, как он им изложен,
Второе "донесение Макса", живущее собственной жизнью - от июля 1942 года. Используя его, британский историк чешского происхождения Эдвард Кукридж, ввел в оборот - с тех пор также изрядно растиражированную - историю о немецком агенте по фамилии "Минишкий", который якобы проник в Государственный Комитет Обороны, откуда поставлял немцам информацию чрезвычайной важности. Человек по фамилии "Минишки" (без й на конце) действительно существовал, жил до войны в СССР, а после войны - в ФРГ, где выдавал себя за бывшего генерала и большого знатока советских спецслужб, однако в 1941-42 гг. пребывал в Болгарии, так что никак не мог участвовать в сконструированном Кукриджем сюжете.
Книга (в которой, кстати, и множество других интересных статей) тоже уже в продаже.

3. В № 6/2017 журнала "Неприкосновенный запас" опубликована моя статья "От звезды к свастике: история Карла Лева-Альбрехта".
Название чуть смягчили, в авторском варианте была "аморальная история".
После новогодних каникул статья появится в онлайн-доступе, я дам отдельную ссылку. Благодаря уваж. lucas_v_leyden удалось обнаружить "оттепельное" письмо Альбрехта Н.С. Хрущеву с просьбой о реабилитации, но, к сожалению, статья к тому времени была сдана.
Опубликую чуть позже здесь в качестве своеобразного эпилога.

https://labas.livejournal.com/1175039.html


пусть судитъ ихъ кто хочетъ

Четверг, 21 Декабря 2017 г. 12:54 + в цитатник
Загадочный артефакт, обнаруженный уваж. teophil2 в личном деле ученика Санкт-Петербургского коммерческого училища Аммуна Давидовича Бостунова (впоследствии актера Эдмунда Бостунова)



Жанръ, вероятно: изложенie.

https://labas.livejournal.com/1174680.html


Метки:  

-

Воскресенье, 26 Ноября 2017 г. 14:33 + в цитатник
Обновил оглавление.
Буду признателен за указания на неработающие или неправильные линки.

https://labas.livejournal.com/1174396.html



Поиск сообщений в rss_labas
Страницы: [28] 27 26 ..
.. 1 Календарь