Мне очень нравится писать о них – простых, никому не известных людях и об их не всегда безоблачных  судьбах. Люблю «церковные» истории со счастливым концом, но бывает и по-другому, когда финал оказывается страшным и горьким. И об этом тоже нужно говорить…

…Михаил не был моим другом. Мы лишь здоровались при встрече, изредка перекидываясь парой слов.

В небольшом городе, где он жил, его знали очень многие.

Когда-то он был ярым последователем одной из местных неопятидесятнических сект и даже сделал в ней приличную «карьеру».

У него было классическое поведение харизматика. Михаил «проповедовал» на улице случайным прохожим и впадал от этого в какой-то нездоровый экстаз. Он говорил «на языках», смеялся «святым смехом» и ненавидел православие. Пока однажды не встретился с отцом Димитрием. Михаил насел на одного из его чад со своей «обработкой», а тот отправил к батюшке: «Посмотрим, кто кого».

***

Они часто встречались. Сектант и священник. Не знаю, о чем говорили, но в итоге Михаил стал прихожанином отца Димитрия и крестил своих троих детей. Чем очень порадовал и батюшку, и свою жену Иру, которая уже собиралась от него уходить из-за его бурной «проповеднической» деятельности и постоянного отсутствия денег, которые на всё это уходили.

«Мало кто понимает, насколько страшна жизнь с такими людьми», – говорила Ирина.

«Мы вывезли из Мишкиной квартиры легковой прицеп сектантской литературы и сожгли за городом», – вспоминал отец Димитрий.

Михаил очень привязался к батюшке, ходил с семьей на все службы, ездил с ним на престольные праздники в другие храмы, за что отец Димитрий часто получал нагоняй от церковного начальства. Мол, известный сектант, знакомая рожа, нечего людей смущать.

Люди и правда поначалу смущались.

Некоторые старушки шарахались от него в храме, как от прокаженного. Когда однажды батюшка доверил Михаилу почитать Апостол, одна, самая рьяная, начала вырывать книгу у него из рук с криком: «Не оскверняй святыню!» А какая-то православная мама запретила своим отпрыскам даже приближаться к детям Михаила. На всякий случай.

«В нем поначалу очень чувствовался сектантский синдром – повышенная эмоциональность, категоричность, какой-то постоянный экстаз.  И, одновременно, надрыв. Он понимал, что из-за прошлой жизни путь к Богу будет сложным», – рассказывал отец Димитрий.

Мало кто это мог понять и принять. И придя туда, где он надеялся обрести любовь, покой и истину, где ему очень нужна была помощь, Михаил поначалу был одинок. Чудо, что он вообще остался в Церкви.

***

Со временем церковная жизнь Михаила начала налаживаться. Он много помогал, работал на храмовой стройке. Люди к нему привыкли – парень-то он был добрый, хороший.

Но вскоре отца Димитрия перевели в другой город. А на этот приход назначили нового священника.

Он тоже был прекрасным батюшкой, но не сразу разобрался, кто здесь кто. Да и времени на всё не хватало.

Вечерами после строительных работ мужчины, которые помогали, могли пойти к кому-нибудь, выпить чашку чая или бокал вина. Или еще чего покрепче.

«А Михаилу вообще нельзя было спиртное, – вспоминал отец Димитрий. – Когда-то давно он завязал. И то, что в Православной Церкви можно употреблять алкоголь в меру, лично для него было не полезно. Меры не получалось».

Новый настоятель, в отличие от отца Димитрия, который опекал Михаила, как ребенка, этого не знал. А те из прихожан, кто знал, считали, что это его личное дело.

Так постепенно Михаил начал пить. А был он человеком без тормозов.

А потом еще и захотел стать священником.

«Неофиты часто сразу видят себя батюшками, матушками, монахами, старцами, – говорил потом отец Димитрий. – А у Михаила это вообще была идея фикс. Как у бывшего «проповедника». Он и ко мне приезжал за советом, но я его пытался отговорить».

А новый батюшка вообще отчитал его, как мальчика. За прелесть и тому подобное.

«Лукавый подкрался к нему, когда всё вроде бы было хорошо, когда он думал, что обрел Бога и родной приход, – с горечью вспоминал отец Димитрий. – Выпивка, эти навязчивые мысли о пасторстве. И, наверное, тогда он сломался. А мы не сразу это заметили».

***

Сначала Михаил пил «тихо». А потом всё чаще начал приходить нетрезвым на службы.

Его уговаривали уйти, потом прогоняли. Он пил еще больше. Стоял за воротами и что-то кричал.

Однажды кто-то даже вызвал милицию. После этого Михаил пропал.

Появился он через несколько месяцев. Пьяный. Буквально приполз к храму. Шла служба. Он начал звать батюшку, кричать, что ему плохо.

Вышли прихожане, сказали: «Иди, проспись сначала!»

А он всё звал и звал. Когда служба закончилась и люди стали выходить, они увидели Михаила, лежащего у церковного забора. Священник велел вызвать скорую помощь и уехал на какую-то срочную требу.

Врачи посмотрели и сказали: «Он просто пьяный, разбирайтесь сами». А люди подумали: «Ничего страшного. Протрезвеет и пойдет домой».

Через несколько часов Михаил умер. Прямо здесь, у храма. Где его оставила скорая и его приход.

Позже кто-то вспомнит, что он не только звал батюшку, но и кричал «Господи! Господи!»

Умирая, человек, пусть пьяный, из последних сил приполз к храму, к Богу. А ему никто не поверил.

Когда Михаила отпевали, народу было немного. А те, кто пришел, стояли с какими-то потерянными лицами. Они тоже были на той службе, после которой Миша умер. И понимали, что случилось что-то очень страшное. И с ними тоже.

Ирина рыдала навзрыд и всё не давала закрыть гроб. А потом, на кладбище, трое Мишиных детей, мальчик двенадцати лет и девочки – семи и четырех, клали ему на могилу свои письма: «Папочка, вернись! Мы любим тебя!» И рисунки, на которых было синее небо, солнце и счастливая семья с тремя детьми – они улыбались и держались за руки.