Права, закрепленные Кульмским правом за вольными прусскими городами, были настолько широки, что города эти могли объявить войну, кому им вздумается. Или, наоборот, отказаться от участия в войне, если городским властям она не нравится. К примеру, в войне Пруссии с Польшей за свою независимость в шестнадцатом веке, Фишхаузен сначала не пожелал принимать участия. Но по договору с Великим Магистром Ордена, горожане все же обязались содержать за свой счет рыцарей Ордена, если возникнет необходимость. В договоре было сказано: "Замок Фишхаузен должен быть открыт для рыцарей Ордена днем и ночью". Итак, договор был подписан, фишхаузенцы в войне не участвовали, и оставались этим очень довольны. Но удовольствие было недолгим. Однажды в Фишхаузен явились сразу триста вооруженных всадников с черными крестами на плащах.
Тут стоит вспомнить, что в замке же была и резиденция епископа Замланда. Им в то время был некий фон Шёнек - старый человек, перенесший в молодости какую-то болезнь, после которой голова его стала трястись. Язвительные фишхаузенцы прозвали его Николаус "Шлоттеркопф" - "трясущаяся голова". Увидев такое количество молодых, крепких, голодных воинов, бедный Шлоттеркопф сильно загрустил. А вместе с ним приуныли и горожане.
Несколько дней потребовалось рыцарям, чтобы опустошить запасы пропитания в замке. Еще несколько дней ушло на то, чтобы опустели продовольственные лавки города. Все последующее время епископ, вкупе с городскими властями, занимался тем, что тратил силы на добывание средств для прокорма рыцарей. Налоги с горожан выросли неимоверно, а вместе с этим, хитрые крестьяне взвинтили цены на продовольствие. Фишхаузенцы уже подумывали, что участие в войне обошлось бы им дешевле. Вдобавок ко всему, их надежды на то, что рыцари когда-нибудь уберутся из замка, лопнули, когда выяснилось, что в замке постоянно находятся не одни и те же воины. Кто-то, достаточно отъевшись, уходит, а взамен приходят другие.
Старый епископ, как привидение, бродил ночами по замку, спотыкаясь о спящих вповалку, где попало, рыцарей. Он потерял покой и сон в поисках способа избавления от такой напасти.
Выручил всех егерь епископа.
Однажды утром он явился в замок, и сказал, что в городском лесу Фишхаузена видел большое стадо диких свиней. Стадо настолько велико, что не один десяток человек нужен, чтобы окружить его. Рыцари пытались отнекиваться, но епископ убедил их участвовать в охоте, сказав, что ни горожане, ни кнехты ничего в этом не понимают, и только распугают животных. А если за дело возьмутся рыцари, то к вечеру в замке будет много отличного жаркого из свежатины, и, кроме того, они будут обеспечены копченостями на пару недель.
До вечера рыцари носились по лесу, но никаких свиней не нашли. Злые, они явились в Фишхаузен и обнаружили ворота замка закрытыми. Долго стучали, но ворота так и не открылись. Рыцари уже подумали, что с епископом и его людьми что-то произошло, как вдруг на оборонительной галерее появился сам Шлоттеркопф, и объявил, что ворота в замке отныне будут закрыты. Крестоносцы напомнили ему о договоре. На что епископ ответил:
"Да, я подписывал такой договор, и давал клятву магистру держать замок открытым для рыцарей Ордена. Но в договоре не сказано, с какой стороны должен быть открыт замок. Я подумал, и решил, что с этого дня буду держать его открытым с неба, а не с поля."
Проклиная епископа, рыцари ушли из Фишхаузена.
Справедливости ради, следует заметить, что фишхаузенцы, так легкомысленно отнесшиеся к той войне с поляками, вскоре горько пожалели об этом. Орден проиграл войну. И, как следствие, страна попала в вассальную зависимость от польской короны. Двухсотлетнее иго тяжким бременем легло на каждого пруссака - будь он горделивый кёнигсбержец, заносчивый фишхаузенец, или трудяга-крестьянин. Пруссия - одна на всех.