За последующие триста лет ничего, естественно, не изменилось, и император Фридрих III чуть было не повторил судьбу своего незадачливого предка: «Ещё в конце XV века жители города Рейтлинга уговаривали императора Фридриха III (1440-1493) не приезжать к ним, однако он не послушался совета и едва не погиб в грязи вместе с лошадью....

Это была общая проблема городов, куда новые жители из окружающих деревень переселялись вместе с домашним скотом и птицей — гуси, утки, свиньи бродили по улицам и площадям, загрязняя их экскрементами. По деревенской привычке мусор и экскременты из домов выбрасывали на улицу.

Смрад стоял в воздухе, говно и грязь мутными потоками неслись по улицам, и проехать на телеге, не застряв в дерьме, подобно Фридриху, было ох как не просто даже местному крестьянину. «На перекрёстках обычно набрасывали большие камни или бревна на ширину шага — чтобы можно было перескочить через улицу как через широкий ручей. Но часто и этого оказывалось недостаточно...»

 Улицы утопали в грязи и дерьме настолько, что в распутицу не было никакой возможности по ним пройти. Именно тогда, согласно дошедшим до нас летописям, во многих немецких городах появились ходули, «весенняя обувь» горожанина, без которых передвигаться по улицам было просто невозможно.

Германская мода на ходули, с помощью которых только и можно было перемещаться по засранным улицам, распространилась так широко, что во Франции и в Бельгии в средние века даже проводились состязания на ходулях между двумя лагерями, на которые разделялись жители.

«Свиньи свободно разгуливали по улицам, настолько грязным и ухабистым, что переходить их приходилось на ходулях либо же перебрасывать деревянные мостки с одной стороны на другую. Во Франкфурте накануне ярмарок поспешно устилали главные улицы соломой или стружкой. И кто бы подумал, что в Венеции ещё в 1746 г. приходилось запрещать разведение свиней «в городе и в монастырях».

История Фридриха, чуть не утонувшего в нечистотах вместе с увязшей в них лошадью, не могла бы случиться в Нюрнберге — самом крупном и «благоустроенном» городе Германии того времени, где магистрат в ХIV веке, в целях «очищения воздуха», решил запретить горожанам держать свиней на улицах. Как думаете, где их после этого указа в таком случае держали?

В германских замках иногда всё же делали сортиры, даже со сливом. Например в замке Бург Эльц в средние века туалет находился в круглой боковой башне. Наверху во время дождей собиралась вода, потом открывалась заслонка, и всё смывалось. Но вот в засушливый год...

Вонь от городских речек стояла невыносимая, находиться рядом было невозможно, и названия таких речек от французских не отличались. Во Франции — «Дерьмовка», в Германии — «Вонючка».

Только в 1889 году было организовано «Немецкое общество народных бань» с девизом: «Каждому немцу баня — каждую неделю». Энтузиастов чистоты не особенно поддерживали, и к началу Первой мировой войны на всю Германию было только 224 бани, зато в центре Берлина ещё существовали общественные выгоны для скота.

Испания

Можно долго не писать — достаточно заглянуть на туристический сайт: «Испания: Мадрид. Город имеет свою тёмную сторону, если пройтись по старым кварталам можно представить себе каким он был в средневековье, тяжёлый запах до сих пор на его извилистых улицах, наверно не даром его когда-то называли самой мрачной и грязной европейской столицей». То есть в Мадриде было ещё «веселей», чем в Лондоне и Париже. Как говорится, комментарии излишни.

* * *

Профессор, доктор искусствоведения А.И. Липков заинтересовался историей сортира, ибо, его же словами: «что ж за культура без цивилизованного унитаза?» После глубокого изучения вопроса, поражённый профессор воскликнул: «Я всегда был против того, чтобы именовать средние века тёмными. А сейчас, углубляясь в сортирологию, поневоле задумываюсь: «А так ли уж не правы так говорящие?»

С плодами исследований основателя «сортирологии» можно ознакомиться в его статьях «Шаланды полные фекалий», «Лицо нации, или Всемирная история сортира» и в первом российском монументальном труде об уборных под названием «Толчок к размышлению». Из этих познавательных материалов можно узнать, что возрождение древней канализации — дело лишь очень недавнего прошлого.

Мыться после стольких лет христианских запретов Европа также научилась совсем недавно. Писатель Владимир Набоков вспоминает в своём мемуарном романе «Другие берега», что его спасением во время путешествий по Англии, Германии и Франции в 20-30-е годы XX века была резиновая походная ванна, которую он повсюду возил с собой.

Ванные комнаты в Западной Европе — это в значительной мере достижение уже послевоенного времени.

Рыцари

На экране мрачное Средневековье во всей его красе: спутанные космы, нечёсаные бороды, пыль и грязь. Дождь для артуровских воинов — ненадёжное средство гигиены: смоет кровь, но не смоет вонь (аннотация к фильму «Король Артур»)

Несмотря на появление таких достаточно адекватных рецензий к адекватным же реальной обстановке фильмам, вера в Доблестных Рыцарей и Прекрасных Дам никогда не умрёт, ибо такая сказка многим психологически необходима, так же, как духовные костыли христианства необходимы верующему:

Мужчины вырождаются — а жаль... Посмотрела фильм о мушкетёрах... Господи! Я не в своё время родилась... Железный век — железные сердца... Так печально — похоже, в прошлое ушли шпаги, широкополые шляпы со страусиными перьями, конные прогулки на рассвете — атрибуты жизни, главная ценность которой — Честь!Н

Про «широкополые шляпы со страусиными перьями» я ниже напишу, а про Рыцарей и Честь, мне, пожалуй, даже и писать не придётся — все уже написано:

Мифы и реальность

Илья Райхер

«Да, измельчали современные мужички, — думают женщины. — Нет больше благородных рыцарей, готовых бросить к женским ногам весь мир, сразиться ради прекрасной дамы сердца с десятком великанов и любить её беззаветно всю жизнь. Но приходится терпеть и таких, деваться-то некуда».

И тут дамы начинают мечтать о том, какие раньше «были мужчины», как хорошо было бы жить в средневековом рыцарском замке, с прислугой, готовой выполнить любой дамский каприз… И до чего, наверное, увлекательно было наблюдать за турнирами, на которых рыцари бьются не на жизнь, а на смерть за твой носовой платок…

Короче, дамы рисуют в своём воображении образ прекрасного романтического героя и мифического «золотого бабьего века», когда женщинам жилось вольготно, а все мужики были не «сволочи» (как сейчас), а благородными кавалерами и рыцарями.

Увы, всё это не более чем миф, и, повстречай современная женщина на своём пути настоящего рыцаря, поверьте, она была бы в ужасе от этой встречи. Созданный женским воображением и подкреплённый романтическими рассказами образ сильного, красивого и добродетельного рыцаря, беззаветно преданного своей возлюбленной, не имеет ничего общего с реальностью. Слишком уж не похож настоящий рыцарь на того, о ком можно мечтать…

Сердцеед в латах

Вот как, например, по данным европейских археологов, выглядел настоящий французский рыцарь на рубеже XIV-XV вв: средний рост этого средневекового «сердцееда» редко превышал один метр шестьдесят (с небольшим) сантиметров (население тогда вообще было низкорослым).

Небритое и немытое лицо этого «красавца» было обезображено оспой (ею тогда в Европе болели практически все). Под рыцарским шлемом, в свалявшихся грязных волосах аристократа, и в складках его одежды во множестве копошились вши и блохи (бань в средневековой Европе, как известно, не было, а мылись рыцари не чаще, чем три раза в год).

Изо рта рыцаря так сильно пахло, что для современных дам было бы ужасным испытанием не только целоваться с ним, но даже стоять рядом (увы, зубы тогда никто не чистил). А ели средневековые рыцари всё подряд, запивая всё это кислым пивом и закусывая чесноком — для дезинфекции.

Кроме того, во время очередного похода рыцарь сутками был закован в латы, которые он при всём своём желании не мог снять без посторонней помощи. Процедура надевания и снимания лат по времени занимала около часа, а иногда и дольше. Разумеется, всю свою нужду благородный рыцарь справлял… прямо в латы.

Кроме того, на солнцепёке в латах ему было невыносимо жарко… Но снимать свою броню во время боевого похода бесстрашный рыцарь не рисковал — в смутные времена средневековья было полно киллеров.

Лишь в исключительных случаях, когда вонь из-под рыцарских лат становилась невыносимой и под лучами полуденного солнца они раскалялись так, что терпеть уже не было мочи, благородный рыцарь орал слуге, чтобы тот вылил на него сверху несколько ушатов холодной воды. На этом вся рыцарская гигиена заканчивалась. Но, наверняка, это было райское наслаждение…

Что касается пресловутого рыцарского отношения к женщинам, то и здесь писатели-романисты всё перевернули с ног на голову.

О ком мечтает большинство девиц, ожидающих своего рыцаря на белом коне?

О благородном защитнике, всегда готовом подставить своё рыцарское плечо даме, беззаветно влюблённом в неё, оказывающем ей знаки внимания и ради одного её поцелуя совершающем необыкновенные подвиги. Увы, как свидетельствуют историки, в природе таких рыцарей никогда не было.

Защитник чести…

Средневековые архивы дают массу свидетельств того, что женщинам во времена рыцарей жилось весьма и весьма несладко. Особенно худо было простолюдинкам. Оказывается, в рыцарской среде было принято во время походов насиловать молодых деревенских девственниц, и чем больше таких «подвигов» совершал странствующий рыцарь — тем больше его уважали.

Никакого трепетного отношения к женской чести у рыцарей не было и в помине. Напротив, к дамам средневековые рыцари относились, по нынешним меркам, весьма грубо, абсолютно не считаясь с мнением и пожеланиями последних.

Представления о защите женской чести у рыцарей тоже были весьма специфичными: по понятиям того времени каждый рыцарь считал, что его собственные честь и достоинство оскорблены, если он видел женщину, принадлежащую другому рыцарю.

Отбить женщину у собрата по мечу, каждый рыцарь считал своим долгом. С этой целью он либо сразу бросался в бой, либо, говоря нынешним криминальным языком, «забивал стрелку» конкуренту на ближайшем рыцарском турнире. Причём, мнения той, из-за которой разгоралась драка, никто не спрашивал — дама автоматически доставалась тому, кто побеждал в рыцарской разборке.

Прекрасное рядом…

Согласитесь, что если поставить рядом описанного выше средневекового рыцаря и любого современного захудалого мужичка, то последний будет выглядеть куда как привлекательней. Ему вполне можно простить и мужской эгоизм, и склонность врать и заначивать деньги, и ещё массу грешков, присущих всем современным «сво».

Вот почему, услышав в день Восьмого марта за праздничным столом знакомое пение «хора мальчиков», выводящих неестественными голосами: «Дорогие женщины, мы без вас не мыслим своего существования… Вы для нас так много значите, мы вас так ценим и любим…», — дамы в очередной раз будут искренне верить в то, что всё это правда.

Потому что женщины, как правильно подмечено, «любят ушами» и всегда будут мечтать о том, чтобы рядом были благородные рыцари…

Средневековая кулинария

Как обедали Рыцари

Как обедали воспетые в балладах Доблестные Рыцари? Ведь известно, что в средневековье гигиене большого значения не придавали, в старинных обеденных залах по углам частенько валялись экскременты, палаты кишели вшами и клопами, а застолья частенько напоминали шабаш пьяных викингов в свинарнике.

Известен, например, обычай вытирания жирных рук о волосы пажей и шерсть собак. Вот, как описывает обеденные ритуалы Средневековья Иштван Рат-Вег (Istvan Rath-Vegh), венгерский историк, прославившийся своими бытописаниями курьёзной истории человечества.

«В 1624 году мажордом одного из австрийских великих герцогов счёл необходимым предупредить господ кадет инструкцией, как надлежит вести себя за столом великого герцога, если они будут к нему приглашены.

В инструкции говорилось:

«Хотя, вне сомнения, что приглашаемые господа офицеры за столом Его императорского и королевского Высочества всегда соблюдали правила чистоплотности и вели себя, как подобает рыцарям, всё же необходимо привлечь внимание менее отёсанных кадет к следующим правилам.

Во-первых. Его Высочеству надлежит отдавать приветствие всегда в чистой одежде и сапогах и не являться в полупьяном виде.

Во-вторых. За столом не раскачиваться на стуле и не вытягивать ноги во всю длину.

В-третьих. Не запивать каждый кусок вином. Если управились с тарелкой блюда, то можете выпить только половину кубка; прежде чем испить, утрите чисто рот и усы.

В-четвёртых. Не лезть в тарелку руками, не бросать костей себе за спину либо под стол.

В-пятых. Не обсасывать пальцев, не сплёвывать в тарелку и не вытирать нос о скатерть.

В-шестых. Не напиваться до такой степени, чтобы падать со стула и быть не в состоянии ходить прямо».

Из отеческого наставления следует, что цвет австрийской армии проделывал-таки запрещённые действия. Лез руками в тарелку, швырял кости за спину и на пол, употреблял скатерть вместо носового платка и не только что обсасывал пальцы, но и допивался до степени, “чтобы падать со стула и быть не в состоянии ходить прямо”».

Австрия, конечно не была исключением, в Германии, к примеру, рыцарские нравы нисколько не отличались, о чём сами немцы и рассказывают, хотя и с оговоркой о записях «хитрых трактирщиков»:

Поведение за столом

Куринные ножки и фрикадельки раскидывали во все стороны, грязные руки вытирали об рубашку и брюки, рыгали и пукали сколько душе угодно, еду раздирали на части, а затем проглатывали не жуя...

Так или приблизительно так мы, начитавшись записей хитрых трактирщиков или их посетителей-авантюристов, представляем себе сегодня поведение рыцарей за столом.

В действительности всё было не столь экстравагантно, хотя существовали и курьёзные моменты, поражающие нас. Во многих сатирах, правилах поведения за столом, описаниях обычаев принятия пищи отражено, что нравственность не всегда занимала место за столом вместе со своим хозяином.

К примеру, запрет сморкаться в скатерть не встречался бы столь часто, коль эта дурная привычка не была бы весьма часто распространена.

Столовые приборы и посуда

Первая вилка появилась в 11 веке у венецианца Доменико Сильвио. До этого ели руками или в перчатках, чтобы не обжечься. Хлеб часто служил не только вместо тарелки, но и вместо ложки: супы и пюре из овощей ели следующим образом: брали куски хлеба и, макая их в пищу, опустошали посуду. В остальных случаях за столом обычно действовало старое правило: «Бери пальцами и ешь». Траншир (так называлась почётная должность при дворе, занимать которую мог только дворянин) разделял кушанья на удобные для рук порции и распределял их среди участников трапезы.

Прижиться вилке в Европе из-за её «дьявольской» формы и византийского происхождения было весьма непросто. Пробиться на стол «трезубец дьявола» с трудом смог только в качестве прибора для мяса, а в эпоху Барокко споры о достоинствах и недостатках вилки ожесточились. Столовый нож с закруглённым лезвием ввел кардинал Ришелье — в целях безопасности.

Также тяжело было завоевать себе признание в Средневековье и тарелке индивидуального пользования. Глубокую тарелку для супа придумал сменивший Ришелье кардинал Джулио Мазарини (тот самый, у которого служил реальный Д'Артаньян).

До этого первое ели из общего казанка, обтирая на виду у всех демонстративно ложку после каждого опускания в свой рот и перед каждым погружением в общую супницу. После «изобретения» появляются деревянные тарелки для низших слоёв и серебряные или даже золотые — для высших, однако обычно вместо тарелки для этих целей использовался всё тот же чёрствый хлеб, который медленно впитывал и не давал испачкать стол.

Что ели

Если в начале средневековья в Европе одним из основных продуктов питания были жёлуди, которые ели не только простолюдины, но и знать, то впоследствии (в те редкие годы, когда не было голода) стол бывал более разнообразным.

Модные и дорогие специи использовались не только для демонстрации богатства, они также перекрывали запах, источаемый мясом и другими продуктами.

Мясные и рыбные запасы в средневековье зачастую засаливали, чтобы они как можно дольше не испортились и не стали бы причиной болезни. А, следовательно, специи были призваны заглушать не только запахи но и вкус — вкус соли. Или кислятины.

Сейчас нам кажется странным, что жареное мясо в средние века зачастую ещё и доваривали в бульоне, а приготовленную куру, обваляв в муке, добавляли в суп. При такой двойной обработке мясо теряло не только свою хрустящую корочку, но и вкус. Но иначе — не разжевать, не стоит забывать о более чем незначительном развитии зубоврачебного дела в то время.

Дела с гигиеной полости рта в отсутствие волшебного «блендомеда» обстояли не лучшим образом, чем с гигиеной тела. К концу своей весьма недолгой, как правило, жизни, люди лишались практически всех своих зубов. Отнюдь не старая Кормилица в трагедии Шекспира говорит о Джульетте:

 

Четырнадцать зубов своих отдам

(Хоть жаль — их всех-то у меня четыре),

Что ей ещё четырнадцати нет.

 

При этом, если высокое сословие хотя бы стеснялось многочисленных брешей в зубном ряду (Елизавета Английская, например, драпировала их кусками материи), то бедняки подобных комплексов были лишены напрочь.

Плохо расходилась книга доктора медицины из Салона — магистра Мишеля Нострадамуса  Нострадамус в книге учил «Как приготовить порошок, вычистить и обелить зубы, как бы красны и черны они ни были...»

Это на фиг никому было не нужно, и разочаровавшийся в коммерческом успехе медицинских книг Нострадамус решил, что лучше заняться предсказаниями. (Отметим в скобках, что зубная паста, представляющая собой смесь вина и пемзы, была изобретена египтянами примерно 5000 лет назад.)

Куда более популярным стал рецепт от придворного врача Эдуарда II, медика-монаха Джона Гладдесдена: во избежание кариеса, должно регулярно дышать собственными экскрементами, что непременно приведёт к гибели «зубного червя».

А как же разжевать жёсткое мясо совсем беззубой челюстью? На помощь приходила смекалка: мясо разминалось в ступке до кашеобразного состояния, загущалось с помощью добавления яиц и муки, а полученная масса обжаривалась на вертеле в форме вола или овцы.

Также иногда поступали с рыбой, особенностью этой вариации блюда было то, что «кашку» заталкивали в искусно стянутую с рыбы кожу, а затем варили или жарили. Соответствующее состояние стоматологии повлияло также на то, что овощи обычно подавали в виде пюре (измельчённые овощи смешивались с мукой и яйцом).

Первым, кто начал подавать овощи к столу порезанными на кусочки был метр Мартино. Генрих VIII признан кулинарным революционером за то, что привил своему двору любовь к обильным мясным блюдам. До него, конечно, мясо ели, но не в качестве главного блюда. В качестве приправ использовали разные уксусы и недопереваренные остатки животной пищи вместе с потрохами.

«Иногда для важных персон накрывали особый, высокий стол. Блюда подавали в закрытых сосудах: как для того, чтобы сохранить пищу горячей, так и для того, чтобы предохранить её от грязи (в пищу могли попасть насекомые, может, даже и мелкие животные) и от яда…»

Но это «буржуи», а простой народ ест кашу. Следует заметить, что каша того времени существенно отличается от наших нынешних представлений об этом продукте: средневековую кашу нельзя назвать «кашеобразной», в том значении, какое мы сегодня придаём этому слову, она была довольно твёрдой, её можно было резать. Ещё одна особенность той каши заключалась в том, что несущественно было, из чего она состоит.

Такое положение вещей сохранялось вплоть до XVIII столетия, когда на смену каше пришёл картофель. На ужин вместо каши использовалась тюря из хлеба: «Вечерняя трапеза нередко заключалась в тюре из остатков хлеба, размоченных в молоке»

Национальная кухня крестьянина французского, немецкого или английского в средние века горячих блюд не имела. У французов был «луковый суп» — когда луковицу в воду стругают, плюс ещё некоторые другие овощи. Но его не варят. Так дрова экономили.

Простой народ не имел права рубить леса для собственных нужд. Как правило, при поимке порубщика вешали тут же. Если же у лесника было настроение поразвлечься, то широко практиковался, например, такой способ, как вспарывание виновнику живота и привязывание кишок к дереву, после чего незадачливого дровосека в таком виде в лесу и оставляли. К тому же времени относится и запрет на охоту.

Вода, употребляемая для питья и приготовления пищи, являлась разносчиком всевозможной заразы:

«В Париже главным источником воды оставалась сама Сена. Её вода, которую продавали водоносы, считалась обладающей всеми достоинствами: будучи заиленной, она лучше держит лодки (что, правда, мало интересовало пьющих её), превосходна для здоровья — а вот в этом можно усомниться…

Очевидец писал: “…В воду многие красильщики три раза в неделю выливают свою краску… Вся эта часть города пьёт омерзительную воду”. И уж лучше вода из Сены, чем из колодцев левого берега, никогда не бывших защищёнными от ужасающих нечистот, — вода, на которой булочники замешивают свой хлеб».

Если кто-то от такой диеты серьёзно заболевал, то «на помощь» приходила средневековая медицина:

«Кровопускание и очистка желудка оставались основными, если не единственными лечебными средствами… Ещё в XIV и XV веках лучшие специалисты рекомендовали такой способ борьбы с болезнью, как подвешивание за ноги, чтобы яд вышел из ушей, носа, рта и глаз. Хирургия находилась под запретом, кроме практической хирургии, которая была отдана не врачам, а цирюльникам»