-noitome все записи автора
Автор: Ютака (moiarie@yandex.ru)
Бета: Анатолия
Фандом: Yami No Matsuei
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Цузуки/Хисока
Жанр: romance
Summary: Вихрь бледно-розовых лепестков, и в воздухе - густой пряный аромат…
Disclaimer: все герои принадлежит всем тем, кому должны, прибыли не получаю, увы…
Размещение: пожалуйста, только ставьте в известность автора
Примечание: Подарок на день рождения дорогому Рюичи-куну. :) Спасибо за то, что ты есть.
Вихрь бледно-розовых лепестков, в воздухе – густой пряный аромат цветущей сакуры. Тьма. Тьма вокруг меня, она нагоняет, ширится, хватает за лодыжки липкими щупальцами, не давая сделать и шага. Ноги словно ватные, сердце вырывается из груди. Бежать, из последних сил, скрыться от пронизывающего взгляда, а за спиной – шелест широкого плаща, и топот ног, он нагоняет, и не успеть, не убежать, помогите же, кто-нибудь! Он всегда нагоняет, как тогда, и в плечо впиваются железные пальцы, опрокидывая навзничь, швыряя на землю, и мертвящий ужас парализует движения. Треск разрываемой ткани, и прямо перед лицом – сияющие потусторонним светом глаза, полускрытые пепельной челкой, и жестокая улыбка на тонких губах, он наклоняется еще ближе, нет, пожалуйста, не надо, не надо!! Отпустите, я никому ничего не скажу, только отпустите меня, пожалуйста, пожалуйста!!!
НЕТ!!!!
НЕ НАДО!!!
ЦУЗУКИ!!!!
С криком он подскочил на постели. Сел, обнимая себя за плечи, дрожа всем телом, а противный липкий пот выступил крупными каплями, скатываясь по спине к пояснице, впитывался в простыни. На коже горели кроваво-красные письмена, словно затухающие угли. Со стоном мальчик зажал рот ладонью. Боже… снова этот сон…
- Хисока? – на обнаженное плечо легла рука, привлекая к широкой груди.
- Цузуки… - всхлипом.
Судорожно вздохнув, он прижался к любимому всем телом и закрыл глаза, тщетно пытаясь сдержать льющиеся неудержимым потоком слезы.
- Как ты? – тихо спросил тот, осторожно обводя пальцем очертания символов проклятия. Они уже стали темно-розовыми, как старые шрамы, и исчезали на глазах. Только вот эти шрамы не заживут никогда… Прикусив губу, мальчик покачал головой.
- Ничего… сейчас пройдет…
- Хисока… - в голосе старшего шинигами была слышна боль. Он зарылся лицом в светлые пряди и прикрыл глаза.
Хисока… мальчик, светлый, солнечный мой малыш… Мы вместе три месяца, это недолго и для людей, не наделенных бессмертием, а для шинигами – и вовсе один миг. Но каждый раз я чувствую себя предателем, когда оставляю одного в твоих кошмарах, хоть и не по своей воле, и когда ты зовешь меня во сне, стонешь и мечешься по кровати, пытаясь спастись от терзающего тебя злобного демона с ледяным взглядом, от слез бессилия щиплет веки. И все, что я могу сделать для тебя сейчас – это прижать к себе покрепче, обнять, прошептать на ухо бессмысленные успокаивающие слова, и погладить светлые спутанные волосы…
Но скоро, очень скоро, обещаю тебе, любимый мой, я отомщу за тебя. Я найду его и вот тогда посчитаюсь за все зло, что причинил тебе Мураки…
Постепенно дрожь утихла, и ровнее стало биться сердце, а пылающие отметины на коже исчезли. Хисока вздохнул и разжал судорожно стиснутые на плечах Цузуки пальцы. На бледной коже остались красные следы – завтра будут синяки. Хоть шинигами и бессмертны, но чувствуют боль так же, как и люди, чтобы не забывать об их страданиях. “Пустяки”, - едва слышный шепот, и губы прикоснулись ко лбу…
Нежные ладони Цузуки поглаживали лицо, обводя очертания скул и подбородка, и легкое дыхание шевелило пряди на затылке Хисоки. Мальчик все еще не поднимал лица, уткнувшись в грудь любимого, и напряженные мышцы были как камень.
- Знаешь… - заговорил Цузуки, проводя ладонью по спине напарника, - завтра можно будет слетать в Киото, там как раз проходит Гион Мацури… Полюбуемся на колесницы, паланкины, их будут проносить по улицам, а в магазинчиках будут продавать много сувениров, и всякие вкусности… - нужно было говорить что угодно, говорить без умолку, чтобы звуком своего голоса успокоить сжавшегося в комочек мальчика. – Знаешь, Ватари говорил, там очень красиво, к этому празднику готовятся целый месяц… - дыхание Хисоки стало ровнее, он тихо вздохнул и слегка отстранился, наконец взглянув блестящими от слез глазами в лицо Цузуки. Тот чуть улыбнулся и вытер пальцем сверкающие дорожки на нежных, по-детски округлых щеках. – Можно будет взять и Ютаки-чана, если хочешь… Он покажет нам город, в прошлый раз мы его и не разглядели толком… - Хисока неуверенно улыбнулся, а Цузуки вновь привлек его к себе, и бодро продолжил: - Знаешь, он уверяет, что его исследования близятся к завершению, очень скоро он создаст вакцину для изменения пола…
Хисока едва слышно фыркнул.
- Он это говорит постоянно, - чуть хрипловатым голосом произнес он. – Кстати, зачем ему становиться женщиной?
- Ну… - протянул Цузуки, - он утверждает, что это для того, чтобы лучше понимать их… Но мне кажется, - хитро улыбнувшись, прибавил старший шинигами, - он это делает, чтобы привлечь внимание Тацуми… Может, думает, с большой грудью и тонкой талией он понравится ему больше? А вот ноги… Ноги у Ватари и так ничего…
Хисока невольно рассмеялся и несильно ткнул Цузуки под ребра кулаком, но тот притворно охнул, как будто он переломал ему все кости.
- Как не стыдно говорить такое о своем друге! – улыбаясь, сказал мальчик. – И кстати, когда это ты рассматривал его ноги?!
- А что я такого сказал? – сделал круглые глаза шинигами. Внезапно он притянул Хисоку к себе и коротко поцеловал в губы. – Как же я люблю, когда ты улыбаешься… - тихо сказал он.
Хисока, устроившись в объятиях Цузуки, обхватил его за шею и прижался всем худеньким телом. В кольце его рук юный шинигами чувствовал себя защищенным, и прошлое подергивалось туманом забытья, ночной кошмар казался страшной сказкой, рассказанной на ночь старой служанкой, как история, случившаяся очень давно с кем-то другим… В объятиях возлюбленного он мог представить, что всего этого ужаса никогда не было. Да, конечно, скоро наступит новый день, и они вернутся к своей работе, и быть может, им снова придется столкнуться с их общим проклятием в белых одеждах… Но не сейчас. А сейчас были только они двое. И мягкая темнота, окутывающая дом, как покрывало. Нежность. Любовь и ласка…
Цузуки было подумал, что мальчик заснул, когда почувствовал, как по его лицу скользнула ладонь. Хисока обвел кончиками пальцев контур его губ и чуть отстранился, взглянув во вспыхнувшие страстью аметистовые глаза.
- Поцелуй меня, - попросил он, опуская ресницы и подставляя губы.
У Цузуки перехватило дыхание. Они были вместе не единожды, но каждый раз инициатива исходила от него, а мальчик, так и не избавившийся от пут прошлого, всего лишь позволял любить себя, и у шинигами было чувство, что он держит на ладони бабочку. Одно неверное движение – и хрупкие лазурные крылышки осыплются в пыль, раздавленные неловкими пальцами… Приходилось сдерживаться, чтобы не напугать Хисоку страстным напором … А тут он сам попросил его!
Медленно, мучительно медленно он склонился над юношей и прильнул к приоткрытым губам, целуя неторопливо и осторожно, поглаживая нежную кожу груди, и тот тихо застонал.
- Цузуки… - прошептал мальчик, обнимая его и притягивая ближе. Нежные пальчики скользнули по спине, и шинигами вздрогнул. – Цузуки, ты ведь не оставишь меня, правда? – изумрудные глаза смотрят пристально, Хисока настороженно впитывал волну эмоций, полыхнувшую от любовника. Беспокойство, неуверенность…и всепоглощающее желание.
- Почему ты спрашиваешь? – нежно спросил тот, лаская лицо юноши. Тот прикрыл веки и вздохнул. Лицо исказила страдальческая гримаска.
- Просто обещай, что не уйдешь, - прошептал он, прижимаясь к ладони Цузуки щекой. – Не оставляй меня, пожалуйста… Просто будь со мной…
- Хисока… хороший мой, ну как ты мог подумать, что я смогу оставить тебя? - бормотал Цузуки, покрывая поцелуями шею, чуть прикусывая кожу, и блондин выгнулся на постели, прижимая ко рту ладонь, чтобы заглушить громкий стон. – Не надо… я хочу тебя слышать… - нежно сказал шинигами, отводя его кисть, и прикасаясь к ней губами, и встретил беспомощный взгляд изумрудных глаз.
- Цузуки… я…
- Что? Чего ты хочешь? – прошептал Цузуки, лаская бедра мальчика, ловя нетерпеливую дрожь. – Скажи мне, я сделаю все, что ты захочешь…
- Я… - Хисока нервно сглотнул, закрыл глаза, на щеках выступила краска. – Я хочу тебя… …
О, боже… Цузуки выдохнул, стараясь держать себя в руках, и склонился ниже, прижимаясь губами к ключице юноши.
- Ты уверен, что хочешь этого сейчас?
Боже, Хисока, если ты передумаешь, я умру…
Кивок и прикушенная губа.
- Да… - тихий, но твердый голос. Хисока привлек к себе любимого и, обхватил ногами его талию. – Пожалуйста… Я хочу принадлежать тебе… Сейчас…
Цузуки вздрогнул, когда ощутил горячую плоть, прижавшуюся к его бедру. Да, Хисока правда хотел этого, шинигами чувствовал его нетерпение, и легкие судороги желания, пробегающие по телу, и сдержаться, чтобы не войти в него немедленно, вонзиться в горячую трепещущую плоть, и начать двигаться, в упоительно быстром ритме, погружаясь все глубже… как это было трудно. Но причинить своему мальчику боль – он скорее бы погиб в пламени Тоды.
Стиснув зубы, он потянулся в сторону, к столику у кровати, где стоял сосуд с ароматическим маслом, и, щедро вылив его на ладонь, повернулся к юноше. Тот, прикусив губу, наблюдал за ним, и безотчетно раздвинул колени.
О Боже, Хисока…
Медленно, отчаянно сдерживаясь, он ласкал его внутри, подготавливая, возбуждая, пока стоны извивающегося от наслаждения мальчика не стали почти непрерывными, и вскрики перемежались с просьбами: “да… еще…”
- Цузу-уки… - наконец выкрикнул Хисока, кусая губы, выгибаясь на постели, - ну пожалуйста… не мучай меня… - он дернув на себя Цузуки, обхватив широкие плечи, обвил ногами его спину. - Цузуки… – он вскрикнул, когда любовник одним движением вошел в горячее отверстие, и, стиснув ягодицы мальчика, задвигался так, как ему хотелось, быстро, глубоко, почти безжалостно, но Хисока не чувствовал боли, лишь одно всепоглощающее наслаждение. Он не заметил, как глубоко впился ногтями в плечи Цузуки, оставляя кровоточащие полосы, но тот даже не поморщился. И, раз за разом поднимая бедра, насаживаясь на него, сжимая внутри, не заметил, что давно кричит вслух, умоляя об одном – сильнее, быстрее, еще!
Да, так… так хорошо, ощущать себя одним целым с любимым, о, да, Цузуки, сильнее, быстрее, подчини меня себе, я твой… только твой, да… еще… еще сильнее, Цузуки… Цузуки…Цузуки!
Погружаться в горячее тело, обнимать хрупкие плечи, целовать нежную кожу, впитывая стоны и вскрики блаженства, Хисока, как хорошо, мальчик мой сладкий, хороший мой, милый, любимый, ну давай же, еще немного, сейчас, Хисока, любимый, любимый мой малыш…
В какой-то миг удовольствие стало непереносимым, и шквал чистого, незамутненного блаженства накрыл с головой их обоих: кричащего, задыхающегося Хисоку и счастливого Цузуки, сжимающего его в объятиях. И, пытаясь отдышаться и утихомирить бешено колотящееся сердце, юный шинигами почувствовал, как растворяется, уходит в небытие воспоминание о ночном кошмаре, расходится густой мрак, отогнанный сильными руками Цузуки и его поцелуями… Он прикрыл веки, и, нежно коснувшись губ любимого, дрогнувших в улыбке, своими губами, прижался к его груди и задремал.
Цузуки крепче обнял мирно спящего Хисоку, и посмотрел в окно, в светлеющие небеса. Близок был восход солнца, и уже можно было различить очертания деревьев, и медленно опадающие на землю лепестки вечно цветущей сакуры в саду Мейфу.
Вихрь бледно-розовых лепестков, и в воздухе – густой пряный аромат…