Документальный фильм рассказывает о визитах Моцарта в Прагу и раскрывает менее известную сторону жизни гения музыки, который однажды растроганно воскликнул на сцене одного пражского театра: "Мои пражане меня понимают!"

 

 

В 1787 году Прага устроила Вольфгангу Амадею Моцарту грандиозный приём. Так пишет об этом сам композитор:"Здесь ни о чём, кроме "Фигаро" не говорят, ничего, кроме "Фигаро" не играют, не трубят, не напевают и не насвистывают. Ни на что, кроме "Фигаро" не ходят!" В Праге Моцарт дирижировал первым исполнением симфонии ре мажор, вошедшей в историю музыки под названием "Пражская симфония".

Жанр: документальный
Режиссёр: Martin Suchanek
Сценарий: Zdenek Mahler
Страна: Чехия
Год выхода: 2005
Размер: 1 Гб

Источник рипа: TV
Формат: AVI
Язык: русский
Продолжительность: 00:46:48
Параметры видео: 704x404 (1.74:1), 25 fps, DivX Codec 5.x or 6.x ~3044 kbps avg, 0.43 bit/pixel
Параметры звука: 48 kHz, MPEG Layer 3, 2 ch, ~224.00 kbps avg

Скачать:

LetItBit.net

Depositfiles.com :: часть_1 + часть_2

Ifolder.ru :: часть_1 + часть_2

 

"Трудным ребенком концертной эстрады" прозвал однажды Фридриха Гульду кто-то из австрийских критиков. И право, едва ли найдется среди современных пианистов личность более экстравагантная, эксцентричная, всегда готовая преподнести знатокам и специалистам очередной сюрприз. Каждый раз после очередного такого сюрприза его имя вновь и вновь появляется на страницах прессы, критики в который раз пытаются угадать, куда заведут Гульду его метания и искания, задаваясь иногда вопросом: "А есть ли прежний Фридрих Гульда?" И каждый раз, как бы ни были неожиданны направления его развития, ответ на этот вопрос оказывается одинаковым: да, Фридрих Гульда по-прежнему остается одним из самых своеобразных и талантливых пианистов нашего времени. Он доказывает это своими выступлениями и пластинками.

Так было почти с самого начала, хотя конечно, начало это не предвещало столь бурных и неожиданных поворотов его артистической судьбы. Напротив, когда в 1946 году юный выпускник Венской Академии музыки стал победителем Международного конкурса пианистов в Женеве, перед ним, казалось, были открыты ясные перспективы. Окончив академию по классу фортепиано у Зайдльхофера и пройдя также курс теории у знаменитого музыковеда И. Маркса, Гульда справедливо считался не только самым зрелым, но и самым талантливым из всей достаточно блестящей плеяды его "однокашников", включавшей И. Демуса, И. Хеблер, П. Бадура-Скоду и ряд других пианистов. Он без лишней скромности и сам говорил, что "в 17 лет уже знал все секреты фортепианного ремесла", а к 20 годам это признали и критики. Быстро снискал Гульда славу отличного "бетховениста". "Он играет самого красноречивого, естественного, увлекательного и чистого Бетховена нашего десятилетия",- читаем мы в одной из ранних рецензий. Правда, игра артиста не была свободна и от недостатков - излишней моторности, недостаточно масштабного звучания, некоторого налета академизма; но болезни роста не вызывали особой тревоги. Гульда успешно концертировал, к 25 годам объездил множество стран, приобрел высокую репутацию. Но тут-то и начались его капризы. Сначала пианист увлекся джазом, и некоторое время это увлечение шло как бы параллельно с его "нормальной" концертной деятельностью. Закончив очередной концерт, он обычно отправлялся в какой-нибудь ночной клуб или кафе и с увлечением музицировал вместе с джазистами. Потом он собрал собственную джазовую группу. А. Чесинс вспоминает: "Летом 1956 года мы обнаружили Фридриха Гульду - одного из величайших талантов среди современных классических пианистов - играющим вместе со своим „комбо" по контракту в „Бэрдланде" - одном из блестящих джазовых клубов Нью-Йорка. Ясно, что это был не тот случай, когда артист стремится возместить провал на концертной эстраде поиском успеха в другой сфере. Молодой венец наделал много шума в музыкальном мире своей замечательной музыкальностью и поразительной виртуозностью... В классической сфере Гульда - на самой вершине; в сфере джаза он оказался близок к ней, и его намеренная вылазка в эту область вызывает недоумение. Может быть, она дает ему некое освобождение от концертного напряжения, какой-то необходимый шанс позволить себе интерпретаторскую выразительность на менее обязывающем уровне. Это я могу понять. Или, может быть, привлекательными для него являются импровизационные возможности? Хотя я предпочел бы, чтобы пианист ранга Гульды искал эти возможности в музыке Баха и Моцарта, но я могу понять, как многообещающи могут быть и возможности джаза".

Чесинс, очевидно, сам того не желая, оказался провидцем. Гульда не только, вопреки надеждам многих почитателей классики, не перестал увлекаться джазовой музыкой, но, напротив, понемногу стал распространять полученный опыт на "серьезную" сферу. То он вдруг, во время записи концертов Моцарта, начинает, к ужасу тонмейстеров, импровизировать каденции в современном стиле, то дает смешанные концерты" - одно отделение классика, другое - джаз; элементы джазовой ритмики начинают проступать в его интерпретации последней бетховенской сонаты или Сонаты до мажор Моцарта. "Он похож на Гамлета, решившего наконец выступить в пьесе Ионеско",- язвительно и растерянно комментирует пресса. Некоторое время он, наряду с этим, выступает и в традиционном стиле - как солист, как великолепный ансамблист (блестяще исполняющий с Венским духовым ансамблем квинтеты Моцарта и Бетховена). Многие полагают, что увлечение джазом помогло ему освободиться от излишнего спокойствия, академического холодка в исполнении классики, обогатило его красочную палитру (особенно в интерпретации импрессионистов), придало ему большую артистическую свободу. С другой стороны, как джазовый пианист Гульда не пользуется всеобщим одобрением: его импровизации кое-кому кажутся скучными, вымученными, слишком интеллектуальными.

В 1962 году Гульда объявляет, что он решил вовсе оставить традиционную музыку и целиком переключиться на джаз. В то время он декларировал: "Мы живем в переходное время. Старое искусство уже больше не имеет ценности, хорошее новое искусство почти отсутствует. Создавать его - наша задача". К счастью, такой максимализм владел им недолго. Спустя полтора года артист вновь вернулся к обычной фортепианной музыке, но не отказался и от своих экспериментов. Напротив, с тех пор их "ассортимент" стал еще шире и разнообразнее. В какой только роли не встречают Гульду любители музыки! Вот он организует в Вене Международный конкурс джаза, где руководит работой жюри. Вот он создает и возглавляет в качестве дирижера собственный большой коллектив - "Эуроджаз" и выступает с ним в крупнейших залах Европы... В 1969 году Гульда становится основателем в Оссиа первого в Европе Международного музыкального форума, где ежегодно встречаются для обмена опытом и совместного музицирования представители всевозможных музыкальных течений - исполнители на старинных восточных и европейских инструментах, мадригалисты, джазисты, народные певцы и музыканты, участники поп-ансамблей. Мало этого, Фридрих Гульда пробует свои силы в игре на различных видоизмененных роялях, на клавесине, клавикордах, сочиняет музыку самых разнообразных жанров. Наконец, еще одно его увлечение - небольшой инструментальный ансамбль "Анима", участники которого вместе с ним импровизируют в самых различных манерах и на самых различных инструментах. И при всем том, Гульда успевает еще заниматься бизнесом: организует собственную фирму по выпуску нот и пластинок.

Слов нет, не все начинания Гульды заслуживают внимания и не все приносят более или менее прочный успех. Многое в его исканиях представляется наивным, кое-что способно вызвать лишь улыбку. Так, недавно в Лондоне, когда Гульда после большого концерта с серьезной программой приступил к демонстрации одного их своих экспериментальных сочинений, слушатели начали смеяться, хотя только что горячо аплодировали ему. Оскорбленный артист ушел со сцены. "Это было самое тревожное за весь вечер,- писал журнал "Мюзик энд мюзишнс",- поскольку стало ясно, что Гульда хочет, чтобы мы принимали его фокусы всерьез. Но как это возможно, если его музыка, вполне пригодная для вечеринки, столь мало подходит для концерта? Гульда всегда был одним из самых талантливых пианистов своего поколения, и видеть, как он разбрасывается своими достоинствами, скорее печально, чем забавно".

Но все же, при всей сумбурности деятельности Гульды, ему нельзя отказать в том, что вес еro искания продиктованы искренним стремлением приблизить музыку к людям. И этой же цели служит его продолжающаяся пианистическая работа. Концерты Гульды-пианиста тоже не совсем обычное зрелище. Он, как правило, выступает не во фраке, а в будничном, повседневном костюме; словно стремясь изгнать из концерта атмосферу торжественной официальности, а вместе с ней и невидимый барьер, разделяющий исполнителя и слушателя. Та же тенденция пронизывает и его интерпретации: никогда никакого пафоса, "самопогружения" в музыку, но и никакого "объективизма", взгляда на музыку со стороны. Исполнение отмечено интенсивностью, напором, иногда - темповыми и динамическими крайностями. Гульда постоянно стремится к ясности архитектоники, общего плана, к рельефности и широкому дыханию мелодических линий, к колористическому разнообразию, к импровизационной свободе изложения. Не во всем и не всегда эти стремления получают законченное и убеждающее воплощение, но интерпретации Гульды всегда интересны, насыщены музыкой, чужды штампов.

Репертуар сегодняшнего Гульды сравнительно невелик. Он не отвергает ничего, но обращается к немногому. И прежде всего, как и раньше, к Бетховену. "Я вижу свою задачу в том,- говорит он,- чтобы показать слушателям, что их связывает с Бетховеном". Поэтому, интерпретируя бетховенские сонаты и концерты, Гульда старается сделать незаметной техническую, чисто пианистическую часть исполнения и выдвигает на первый план четкость формы и глубину вложенного в нее содержания. Именно "процесс наполнения классической формы музыкальным содержанием" хочет он донести до слушателей в своих записях всех сонат и всех концертов Бетховена, выпущенных соответственно в 1967 и 1971 годах. Среди других значительных работ пианиста - записи 24-х прелюдий Дебюсси и "Хорошо темперированного клавира" Баха. Много играет Гульда Моцарта (особенно его концерты и все сонаты), реже-Шопена, Равеля, Гайдна.

Более пяти десятилетий отделяет Гульду от момента начала его профессиональной карьеы, но и сегодня, как мы видим, его творческий облик неуловимо изменчив, и сам артист далек от творческой успокоенности. В середине 70-х годов в Вене был выпущен - и сразу же раскуплен - альбом из девяти пластинок Гульды, под слегка претенциозным названием: "Урожай к середине жизни". Собранные здесь записи отражают различные этапы сложного и противоречивого пути артиста, его творческих интересов. Но теперь, спустя несколько лет, ясно, что эта "промежуточная" жатва не является для Гульды окончательной. Время для подведения итогов явно не наступило, свидетельством чему стал следующий альбом - "Современный музыкант Гульда". Пять его пластинок содержат удивительнейшую смесь блестящих и стилистически "чистых" интерпретаций классики со всевозможными транскрипциями, парафразами с использованием голоса, разновидностей флейты, клавикордов и пр.,- и все это в исполнении одного Гульды.

"Гульда - аутсайдер в пианистической элите наших дней. Его жизнь проходит не на тех путях, которые, казалось бы, открывают перед ним его талант и призвание: уже несколько десятилетий назад, „обжившись" в лучших концертных залах мира, Гульда не дает втянуть себя в ярмо вечных концертных поездок. Он не хочет удовлетворяться тем, чтобы всю жизнь играть классику. В поисках „живой" музыки он не раз пытался вырваться из рамок традиции, иногда в провоцирующей, бунтарской манере, устремлялся на новые пути, что лишало его восторгов ортодоксальных поклонников „классики", но, с другой стороны, помогало найти общий язык с теми слоями публики, особенно с молодежью, которые плохо представляли себе вообще, что такое концертирующий пианист". Так очертил параболу пути пианиста критик И. Харден.

Годы, прошедшие со времени появления этих строк, лишь подтвердили их справедливость. Не проходит сезона, чтобы эксцентричные выходки Гульды не эпатировали публику; не проходит сезона, чтобы Гульда не подтверждал своей репутации одного из крупнейших пианистов современности.

Фридрих Гульда умер 27 января 2000 года - в день рождения В. А. Моцарта - от сердечного приступа у себя дома в Вайсенбахе.
 

Можно смело утверждать, что звезда молодой итальянской певицы Чечилии Бартоли светит на оперном небосклоне ярче всех. Компакт-диски с записями ее голоса разошлись по миру в невероятном количестве четыре миллиона экземпляров. Диск с записями неизвестных арий Вивальди был продан в количестве триста тысяч экземпляров. Певица завоевала несколько престижных премий: американскую Grammy, немецкую Schallplattenprise, французскую Diapason. С ее портретами на обложках выходили журналы Newsweek и Grammophone.

Чечилия Бартоли довольно молода для звезды подобного ранга. Она родилась в Риме 4 июня 1966 года в семье музыкантов. Ее отец-тенор, отказался от сольной карьеры и много лет проработал в хоре Римской Оперы, вынужденный содержать семью. Певицей была и ее мать, Сильвана Баццони, выступавшая под девичьей фамилией. Она и стала первым и единственным преподавателем дочери и ее вокальным «тренером». Девятилетней девчушкой Чечилия выступила в роли пастушка в пуччиниевской «Тоске», на сцене все той же родной Римской Оперы. Правда, позднее, в возрасте шестнадцати-семнадцати лет будущая звезда гораздо больше интересовалась фламенко, чем вокалом. Именно в семнадцать лет она начала серьезно заниматься музыкой в Римской Академии Санта Чечилия. Ее внимание поначалу концентрировалось нa тромбоне, и только потом она обратилась к тому, что у нее получалось лучше – пению. Всего два года спустя она появилась на телевидении, чтобы исполнить с Катей Риччарелли знаменитую баркаролу из «Сказок Гофмана» Оффенбаха, а с Лео Нуччи – дуэт Розины и Фигаро из «Севильского цирюльника».

Это был 1986 год, телевизионный конкурс молодых оперных певцов Fantastico. После ее выступлений, которые произвели большое впечатление, за кулисами бродил слух, что первое место – за нею. В конце концов победа досталась некоему тенору Скальтрити из Модены. Чечилия очень расстроилась. Но сама судьба помогала ей: в тот момент великий дирижер Риккардо Мути был у телевизора. Он пригласил ее на прослушивание в Ла Скала, но счел, что дебют на сцене легендарного миланского театра был бы для юной певицы слишком рискованным. Они вновь встретились в 1992-ом году на постановке моцартовского «Дон Жуана», в котором Чечилия исполнила партию Церлины.

После ускользнувшей победы в Fantastico Чечилия участвовала во Франции в программе, посвященной Каллас, на канале Antenne 2. На этот раз у телевизора оказался Герберт фон Караян. Она на всю жизнь запомнила прослушивание в Фестшпильхаузе в Зальцбурге. Зал был полутемный, Караян говорил в микрофон, она его не видела. Ей казалось, что это был голос Бога. Прослушав арии из опер Моцарта и Россини, Караян заявил о своем желании ангажировать ее на Си-минорную мессу Баха.

Кроме Караяна, в ее фантастической карьере (ей понадобились считанные годы, чтобы завоевать самые престижные залы и театры в мире) немалую роль сыграли дирижер Даниэль Баренбойм, Рэй Миншалл, ответственный за артистов и репертуар крупной звукозаписывающей фирмы Decca, и Кристофер Реберн, старший продюсер компании. В июле 1990 года состоялся американский дебют Чечилии Бартоли – на Моцартовском фестивале в Нью-Йорке. Последовала серия концертов в университетских городках, каждый раз с возрастающим успехом. В следующем, 1991-ом году, Чечилия дебютировала в парижской Опера Бастий в роли Керубино в «Свадьбе Фигаро» и в Ла Скала в роли Изолье в россиниевском «Графе Ори». За ними последовали Дорабелла в «Так поступают все» на фестивале «Флорентийский музыкальный май» и Розина в «Севильском цирюльнике» в Барселоне. В сезоне 1991-92 года Чечилия дала концерты в Монреале, Филадельфии, Барбикан-центре в Лондоне и выступила на Гайдновском фестивале в Музее искусств «Метрополитен» в Нью-Йорке, а также «освоила» такие новые для нее страны, как Швейцария и Австрия. В театре она сосредоточилась преимущественно на моцартовском репертуаре, добавив к Керубино и Дорабелле Церлину в «Дон Жуане» и Деспину в «Так поступают все». Очень скоро вторым автором, которому она посвятила максимум времени и внимания, стал Россини. Она спела Розину в Риме, Цюрихе, Барселоне, Лионе, Гамбурге, Хьюстоне (это был ее американский сценический дебют) и Далласе и Золушку – в Болонье, Цюрихе и Хьюстоне. Хьюстонская «Золушка» была записана на видео. К тридцати годам Чечилия Бартоли выступила в Ла Скала, венском театре «Ан дер Вин», на Зальцбургском фестивале, покорила самые престижные залы Америки. 2 марта 1996 состоялся ее с огромным нетерпением ожидавшийся дебют в «Метрополитен-опера» в роли Деспины и в окружении таких звезд, как Кэрол Ванесс, Сюзанна Менцер и Томас Аллен.

Успех Чечилии Бартоли можно счесть феноменальным. На сегодняшний день это самая высокооплачиваемая певица в мире. Между тем наряду с восхищением ее искусством звучат голоса, утверждающие, что в головокружительной карьере Чечилии огромную роль играет умело подготовленная реклама.

Чечилия Бартоли, как легко понять из ее «послужного списка», - не пророк в своем отечестве. Действительно, она редко появляется на родине. Певица говорит, что в Италии почти невозможно предложить непривычные названия, так как «Богема» и «Тоска» всегда находятся в привилегированном положении. Действительно на родине Верди и Пуччини самое большое место на афишах занимает так назваемый «большой репертуар», то есть самые популярные и любимые широкой публикой оперы. А Чечилия любит итальянскую барочную музыку, оперы молодого Моцарта. Появление их на афише не способно привлечь итальянского зрителя (это доказывает опыт Весеннего фестиваля в Вероне, представлявшего оперы композиторов Восемнадцатого века: даже партер не заполнялся). Репертуар Бартоли слишком элитарен.

Можно задать вопрос: когда же Чечилия Бартоли, классифицирующая себя как меццо-сопрано, вынесет на суд публики такую «священную» для обладательниц этого голоса роль, как Кармен? Ответ: возможно, что никогда. Чечилия заявляет, что эта опера – одна из ее любимых, но что ее ставят в неподходяших местах. По ее мнению, «Кармен» нужен маленький театр, интимная атмосфера, потому что эта опера принадлежит к жанру opera comique, и ее оркестровка очень рафинированна.

Чечилия Бартоли обладает феноменальной техникой. Чтобы убедиться в этом, достаточно прослушать арию из оперы Вивальди «Гризельда», запечатленную на компакт-диске Live in Italy, записанном во время концерта певицы в театре Олимпико в Виченце. Эта ария требует совершенно немыслимой, почти фантастической виртуозности, и Бартоли, может быть, единственная певица в мире, способная исполнить такое количество нот без передышки.

Однако то, что она отнесла себя к категории меццо-сопрано, вызывает у критика серьезные сомнения. На том же диске Бартоли поет арию из оперы Вивальди «Зельмира», где выдает сверхвысокий ми-бемоль, чистый и уверенный, который сделал бы честь любому драматическому сопрано с колоратурой или сопрано колоратурному. Эта нота находится за пределами диапазона «нормального» меццо-сопрано. Ясно одно: Бартоли не контральто. Скорее всего, это сопрано с очень широким диапазоном – две с половиной октавы и с наличием низких нот. Косвенным подтверждением истинной природы голоса Чечилии могут являться ее «вылазки» в область моцартовского сопранового репертуара – Церлина, Деспина, Фьордилиджи.

Думается, за самоопределением как меццо-сопрано стоит умный расчет. Сопрано рождаются гораздо чаще, и в оперном мире конкуренция между ними гораздо жестче, чем среди меццо-сопрано. Меццо-сопрано или контральто мирового уровня можно пересчитать по пальцам. Определив себя как меццо-сопрано и сосредоточившись на барочном, моцартовском и россиниевском репертуаре, Чечилия создала себе удобную и великолепную нишу, которую очень трудно атаковать.

Все это привлекло к Чечилии внимание крупных звукозаписывающих компаний, среди которых Decca, Teldec и Philips. Особенно «ухаживает» за певицей фирма Decca. На настоящий момент дискография Чечилии Бартоли насчитывает более 20 компакт-дисков. Они записала старинные арии, арии Моцарта и Россини, Stabat Mater Россини, камерные произведения итальянских и французских композиторов, полные оперы. Ныне в продажу поступил новый диск под названием Sacrificio (Жертвоприношение) – арии из репертуара некогда боготворимых кастратов.

Но необходимо сказать всю правду: голос Бартоли – это так называемый «маленький» голос. Она производит гораздо более неотразимое впечатление на компакт-дисках и в концертном зале, чем на оперной сцене. Точно так же ее записи полных опер уступают записям сольным программ. Самая сильная сторона искусства Бартоли – момент интерпретации. Она всегда очень внимательна к тому, что исполняет, и делает это с максимальной отдачей. Это выгодно выделяет ее на фоне многих современных певиц, быть может, обладающих голосами не менее красивыми, но более сильными, чем у Бартоли, но не способных покорить вершины выразительности. Репертуар Чечилии свидетельствует о ее проницательном уме: она, видимо, отлично осведомлена о пределах отпущенного ей природой и выбирает произведения, которые требуют тонкости и виртуозности, а не силы голоса и огненного темперамента. В таких ролях, как Амнерис или Далила, она никогда не достигла бы блестящих результатов. Мы убедились, что она не гарантирует свое появление в роли Кармен, потому что отваживалсь бы спеть эту партию только в небольшом зале, а это не слишком реально.

Думается, что и в создании идеального образа средиземноморской красавицы немалую роль сыграла умело проводимая рекламная кампания. На самом деле Чечилия маленькая и толстенькая, а ее лицо не отличается выдающейся красотой. Поклонники утверждают, что на сцене или по телевизору она кажется гораздо выше, и воздают восторженную хвалу ее пышным темным волосам и необыкновенно выразительным глазам. Вот как описывает ее одна из многочисленных статей в New York Times: «Это очень живая личность; много думающая о своей работе, но никогда не бывающая напыщенной. Она любопытка и всегда готова рассмеяться. В двадцатом веке она кажется дома, но не нужно большого воображения, чтобы представить ее в блестящем Париже 1860-х годов: женственная фигура, кремовые плечи, волна падающих темных волос заставляют вспомнить о мерцании свечей и очаровании соблазнительниц минувших времен».

Долгое время Чечилия жила со своей семьей в Риме, но несколько лет назад официально «прописалась» в Монте-Карло (подобно многим vip, остановившим свой выбор на столице княжества Монако по причине слишком сильного налогового давления на родине). Вместе с ней проживает собака по кличке Фигаро. Когда Чечилию спрашивают о ее карьере, она отвечает: «Моменты красоты и счастья – вот то, что я хочу дать людям. Всевышний даровал мне возможность делать это благодаря моему инструменту. Направляясь в театр, я хочу, чтобы мы оставили привычный мир позади и устремились в мир новый».