* * *


27 марта, когда состоится наш вечерний концерт, уже днем у митрополита Красноярского церковные общественники решат, сжечь ли мою книгу и отдать ли меня под суд за пропаганду наркотиков. Мало того, что мои тексты запрещали, у меня до пятидесяти лет не вышло ни одной книги, мало того, что ходили за мной и прослушивали телефон, что завели уголовное дело в 1991 году (а мне было 63 годочка), теперь, почти в семьдесят девять, снова здорово.

Сказка "Глюк" была написана восемнадцать лет назад.

Но слово не имеет срока давности, слава тебе, Господи.

Льву Толстому, которого предали анафеме - аллилуйя. Эту песню, "Аллилуйя", я буду петь.

* * *

Дорогие мои читатели, а также зрители и слушатели, а также собиратели моих книг, дисков и рисунков! 27 марта, в День театра, приходите в клуб "Китайский летчик Джао Да" в 8 вечера. А то, что в тот же день церковная общественность будет решать, отдавать меня под суд или нет за сказку "Глюк", ничего не меняет. Мы все-таки отметим юбилей - 10 лет назад я впервые вышла на эту самую сцену в качестве певицы кабаре.

Ваша Джордано Стефановна

* * *

Душа моя, ты одинока
Никто не брат тебе, не друг
Но на тебя глядят два ока
Из зеркала при мойке рук

* * *

(История написания сказки "Глюк", часть третья). Наташа сказала, что нашла сигарету на балконе. Передо мной была совсем другая Наташа. Не та, которая плакала, когда я уходила, и в форточку крестила меня вслед.Не та, которая пропадала в церкви по воскресеньям, чистила подсвечники и пела в детском хоре на Пасху. Которая играла на пианино с шести лет и закончила противную музыкалку. И не та, которая, только уйдя из французской школы, призналась, что все булки с сыром и колбасой, которые я ей давала с собой, у нее отбирали.И что Брюхов, сын владельца ресторанов, бил ее тяжелым ботинком (мартенсом?) по ногам, но он бил всех и угощал одноклассников таблетками ("деньги потом"), и жаловаться было бесполезно, потому что его отец платил директору (на компьютеры?). Дети в школе беззащитны, как и потом.Дети скрывают от родителей свои беды и делишки своих друзей. Сигаретой Наташу явно угостили манекенщицы в Париже, а она их не хотела выдавать. Сигарету мы выкинули, спокойно гуляли по Амстердаму, ходили по музеям. Однажды остановились на мостике, а внизу, в прозрачной зеленой воде, бултыхалась медуза, и рядом приплясывал окурок сигареты (сигареты! Только сейчас я поняла, откуда такой у меня настырный герой). И это уже начались "Морские помойные рассказы", первый я сочинила прямо там, на мостике. И Медуза была у меня вылитая Наташа. А настырный окурок был одним из главных персонажей, наряду с Салатницей, мусоровозом. В дальнейшем морские помойные рассказы печатал Федя в своем журнале "Молоток" (читать под партой!), а Наташа рисовала к ним иллюстрации. Но все-таки вскоре я написала сказку"Глюк". 19 лет тому назад. Существует ведь давность преступления, нет?

* * *

История написания сказки "Глюк"(продолжение).Из Парижа мы с Наташей уехали в Амстердам, где нас ждала переводчица (7 языков) и актриса Карин-Эльсе С*. Несколько лет назад на театральном фестивале в Авиньоне мы с Мартиной Нерон читали пьесу "Стакан воды" (не Скриба, а мою), которую она прекрасно перевела, и мы как бы играли ее на два голоса по-французски. Карин-Эльсе после читки подошла ко мне заплаканная и сказала, что хочет поставить пьесу и сыграть в ней. Она как будто хотела мне сказать что-то еще, что-то очень важное, но так и ушла. Мы с ней виделись после этого не раз, и постепенно я узнала историю Карин-Эльсе. Она молоденькой артисткой была принята в известный театр, и главный режиссер, немолодой человек, взял ее в жены. Она родила троих детей и так и не смогла выйти на сцену, мужа свалила болезнь, постепенный паралич. Карин три раза за эти 18 лет (пока она ухаживала за мужем) закончила разные факультеты университета - отсюда языки, в том числе русский. Она старалась как-то жить. Потом выяснилось, что тетка мужа умерла от той же болезни. То есть она наследственная. И лечения нет. А у Карин трое детей. И них тоже родились дети. И взрослые так и не решились пройти исследования и подвергнуть им детей. Но старшая дочь Карин начала подозревать у себя кое-какие симптомы. И тогда ее муж, крупный менеджер нефтяной компании, ушел с работы, они с женой и тремя детьми уехали в Южную Америку, он купил там дом на колесах, и полгода семья путешествовала. Детей они учили, со школой и родными связывались. Когда вернулись, дочь Карен-Эльсе прошла анализы, и муж в их доме построил пандусы с этажа на этаж.Для инвалидной коляски. Мы с Наташей через день после приезда сидели за столом у Карен в саду, кругом цвели неимоверные цветы, был накрыт стол, сияло вечернее небо, три очень красивые девочки (и Наташа) молчали.Зять Карен-Эльсе пришел с газетой и, улыбаясь, что-то сказал. Карен перевела: "В России финансовый кризис, дефолт". Я подумала: почему он смеется? Мне самой было не до смеха: разбирая вещи после приезда, я стала вытаскивать из Наташиной сумки скомканный свитер. На пол упала сигарета, завернутая в пленку и обвязанная ниткой. Это была странная сигарета. Наташа сказала, что нашла ее на балконе...

(продолжение следует).

* * *

Это предыстория написания сказки "Глюк". 1998 год.

Я тогдашней весной предложила своему главному редактору Сереже Николаевичу (тогда это был журнал "Домовой"), чтобы он меня послал в Париж на Неделю высокой моды. Он согласился, но сказал, что денег на командировку нет, а мне заплатят гонорар за будущую статью. Причина поехать в Париж у меня была та, что туда выезжала телепрограмма "Люди в моде", которую вел мой сын Федя во главе целой команды недавних подростков. Еще одна причина состояла в том, что Наташа закончила 9 класс французской школы и на этом языке молчала. Мы поехали, приехали, с Федей всегда весело. Жили бесплатно в каком-то отеле типа "Карлтон", в огромном номере все вместе, Федя спал на ковре. Это был отель для шейхов, такая общага, всюду они толпились, люди в белом, на головах косынки с обручами. Теперь оставалось попасть на Неделю моды. Но! Аккредитации на показы выдавались всему миру только по прошлогодним заявкам. Т.е. пропусков у нас ни у кого не было. А при входе в отели, где проходили дефиле, стояли заградотряды рослых манекенщиков в красных галстуках. Ну, для Феди и его юных сотрудников, команды проходимцев с телеаппаратурой, пройти не составляло никаких проблем. А вот мы... Наташа была вооружена только фотоаппаратом "Зенит". Причем снимать на улицах она стеснялась, как же без спросу (я ее уговаривала, там была сценка, за столиком около кафе сидела болонка на коленях красавицы и лакала кофе из чашечки). Я была вооружена только блокнотом, но ходила в аутентичном маленьком черном платье (дарёном, с плеча русской жены парижского банкира). Федя меня научил говорить на входе, что я из московского журнала "Ванити файр". Что уж там говорила Наташа на своем тихом французском, я не знаю (Федя ее, видно, тоже насобачил), но мы каждый раз встречались уже в зале, на дефиле. Я садилась среди гостей, Наташа, постеснявшись и подумав, устраивалась там тоже, и спокойно и с близкого расстояния снимала своим "Зенитом" Катрин Денев, Жана-Поля Готье, Ива Сен-Лорана и заодно всех присутствовавших звезд. Другие фотографы, аккредитованные заранее и полностью легальные, высаживались со своими дулами задолго до начала, целой пирамидой на подмостках в конце подиума(задние стоя на чем попало, на каких-то пластиковых ящиках и бочках). Была такая история с юным нашим корреспондентом Катей Гайкой. Русский бойфренд научил ее распознавать фразу из песенки, "Вуле ву куше авек муа". И, услышав это в Париже, Катя должна была немедленно бежать куда попало.

Ну и, конечно, она проникла на дефиле и увидела, что все фотоместа захвачены. Сзади, на бочке и ящичке, стояла японская девушка, по виду с фоторужьем. Катя дернула ее за штанину и сказала ту единственную фразу, которую знала по-французски: "Вуле ву куше авек муа". Японка свалилась с ящичка, потом с бочки, и смылась. Катя быстро вскочила на бочку. Все. В переводе эта фраза, как потом ей сказали, означала: "Хотите переспать со мной?"

Статью свою в журнале "Домовой" я назвала "Маленький кружок кройки и шитья". Действительно, великих кутюрье в мире на тот момент насчитывалось что-то 24 человека. От России там не было никого, даже Юдашкина.

Разумеется, по ходу дела Федя навел справки, Наташины фото (портфолио) посмотрели и пригласили ее в модельное агентство, остаться в Париже и начать карьеру манекенщицы. В Москве-то она уже ходила на показах, причем в моих туфлях на каблуке, рост 178 см. Зарабатывала. Я сказала "Нет, пусть школу закончит", и стояла на своем. Подростки-манекенщицы там, в Париже, как мне уже сообщили свои люди (в частности, Крошка Лю, по виду марсианка, рост 2 м.), были хорошо знакомы с наркодилерами... Девочки снимали частенько одну квартиру на троих, и запрещалось слушать радио и принимать лишний раз душ, потому что платили за свет и воду все поровну...Голодали. Крошка Лю, манекенщица, часто сидела вечерами в храме и старалась не плакать. Еще догорал ХХ век.Скоро будет дефолт. Расстрелы в ухо на улице, сгоревшие состояния, всеобщее отчаяние и возможность миллионной наживы для владельцев обменных пунктов - на копеечной разнице в курсах по разным адресам.

Конец первой части.

* * *

Был прекрасный вечер, гуляли с Наташей и Лариком. Познакомились с толпой собак (хозяева гужевались неподалеку). Один пёсик, немыслимый красавец, огромная соболиная шуба, сам размером с полдивана, был, как выяснилось, брошен, и его взяли из приюта. Хозяева сказали, что его со щенков, видимо, держали на короткой привязи, поэтому ножки слабые. Судя по всему, привязан был к батарее (может, теперь он ее боится) . Ну что, от этого наша любовь стала еще крепче, красавец оказался еще и добряк, они обнимались с Лариком. А у любого дивана ножки тонкие, ничего. Группа владельцев, понявши, с кем имеет дело, предупредила Ларика, что обниматься можно со всеми, кроме одной личности величиной с пятилитровую банку для воды (вместе со вздыбленным пухом). Шавочка и держалась поодаль, хотя безмерно хотелось ее взять на руки и потискать. Она, видимо, натерпелась. Типа "вам всем надо от меня только одно!" Обычная присказка красотки.

Перед прогулкой пообедали - салат из кислой капусты с яблоками, зеленым сельдереем и морковью, все натертое и под оливковым маслом. Суп-крем взбитый: картофелина, молодая фасоль и брокколи (мороженые), баночка зеленого горошка, затем лук-порей и тертая морковь, потомленные по очереди без доступа воздуха под плоским блюдцем с грузом наверху. Посыпано было сухим оригано и базиликом.Время готовки как сварится картошка.От второго гости отказались (лапша соевая фунчоза с помидором и сыром с грибами "Президент" и опять-таки с томленым луком-пореем, готовится 7 минут). Пошли гулять, потому что они и приехали с целью меня вывести наконец на воздух (см. картину Ван-Гога "Прогулка заключенных"). На обратном пути, пообнимавшись с собаками, мы шли веселые и распугивали встречных громким исполнением альпийского йодля ("Йоллала-риу!!!"). Две певицы, мы с Наташкой, и будущее нашей семьи - Лариона от школы выдвинули на районный певческий конкурс "Голос школа". Теперь он угрожает спеть "Санта Лючию". А я его громко склоняла к йодлю.Прохожие ускоряли шаг. А уж если в нашем дворе кто-то сидел с открытой форточкой, я за это не отвечаю.

* * *

Из дневника.

* * *

случай из жизни:


Ваша Л.С.

* * *

Благодарна за поддержку. Мы еще (27 марта) увидим небо в алмазах! Ваша Джордано Стефановна.

* * *

Ваша Джордано Стефановна.

* * *

Жизнь, слава тебе, Господи, не остановилась. Готовлю книгу "Стихи-хи", дело дошло до обложки, готовлюсь к концерту в Китайском летчике. Он состоится (ирония судьбы) 27 марта, ровно в тот день, когда мою сказку "Глюк" будут рассматривать в Красноярске на заседании общественного совета при епархии (митрополии?). Это День театра.И это у меня юбилей. Ровно десять лет назад в День театра я впервые вышла на сцену петь, именно там, в Китайском летчике.Еще и 69 годков мне тогда не исполнилось! Зал был битком, пришли мои студенты, пришел сын Кирюша со своей дочкой Анюшей, еще набежала куча народу. Положили доски между табуретами, чтобы все уселись, но все равно люди стояли. Ира Паперная нашла мне клавишницу, Володя Клыков сел за компьютер (я купила у француженки Мари фонограмму, минуса четырех песен) - и клавишница с компьютером тронулись в путь. Я запела. Страх был жуткий. И вдруг я увидела, что первый ряд зрителей качается на доске в такт песне. От плеча к плечу. И тут же меня охватила такая радость, такая благодарность, что все я забыла, перестала дрожать. Зал меня взял в свои руки, поднял и понес.И не важно, что качались в основном Кирюша с Анюшей, это от них пошло на весь ряд и на всю публику. (Так ведь и работают нанятые клакеры, но тут это было по-честному, семье понравилось).

* * *

Мне нашли мультик: всадники Апокалипсиса пытаются догнать поросенка Петра (топните на картинку, и они поскачут).

<...>

[Алексей Соломин:]
- Каждую неделю различные совершенно общественные движения, церковные движения нам дарят новые кейсы или новые случаи, которые мы обсуждаем потом в течение некоторого времени. Связаны они с наездом на искусство, на деятелей искусства. Вот сейчас Людмила Петрушевская, известный писатель, сообщила о том, что возникли претензии к ее рассказу "Глюк" — якобы пропаганда наркотиков. Я читал этот рассказ — никакой пропаганды там, конечно, нет. Скажите, этот фонтан, он когда-нибудь закроется вот этих мракобесных совершенно непонятных, диких обвинений?

[Сергей Марков:]
- Никогда не закроется.

[Алексей Соломин:]
- Я там понимаю, что здесь Сергей Марков согласился с моим определением этого явления как "мракобесный фонтан".

[Сергей Марков:]
- Нет, я вовсе не согласился. Хотя есть и мракобесные фонтаны тоже. Что хотел бы сказать. Первое: оставьте деятелей искусства в покое. Знаете, есть такой хороший современный принцип, называется: "зонирование общественного пространства". Вот мы должны его пропагандировать и везде продвигать, мне кажется. Суть его, этого принципа очень простая. Вот геи, вот у вас есть клубы свои. Просьба православным не лезть в гей-клубы. Не ходите туда!

[Алексей Соломин:]
- Вот смотрите, Сергей Александрович, Виталий Милонов слушает сейчас вас, вникает в то, что вы говорите. Вы его старший товарищ.

[Сергей Марков:]
- Да. Не лезьте туда, в гей-клубы. Если вы считаете, что это ужасный разврат по Библии и так далее, не надо к ним туда ходить. А геи, пожалуйста, не лезьте на демонстрации на улицы и на площади, не пропагандируйте это дело! Давайте спокойненько разойдемся по различным субкультурам и будем иногда взаимодействовать на предельно безопасных площадках типа круглые столы, где люди в галстуках или в Общественной плате, где никто ни на кого…

<...>

* * *

"Описывать слабости, заблуждения и страсти человеческие не есть безнравственность - так, как анатомия не есть убийство".

А.С.Пушкин

<...>

[Ольга Чиж:]
- Есть еще одна история последних двух дней, тоже связанная с управляемостью или неуправляемостью каких-то процессов. Писательница Людмила Петрушевская у себя в Facebook написала о претензиях к своему произведению, к рассказу "Глюк". Там вот из красноярской РПЦ как-то нашлись люди, которые там углядели пропаганду наркотиков и просят возбудить дело. И в этом смысле, ну, ведь, вряд ли есть какой-то там центр, из которого говорят: "Так. Вот, там РПЦ в Красноярске".

[Ирина Хакамада:]
- Ничего нету. Нет. Это инициатива снизу. Мракобесию только подай знак – оно просто расползается как грязь кругом, если нету никакой культуры в стране. А ее убивают каждый день. Поэтому… Естественная реакция.

Чем ярче человек… Петрушевская – яркий писатель, очень талантливый, плюс оппозиционер с очень жесткими политическими взглядами. Естественно, в нее вцепились какие-то там граждане. Петрушевская не нужна ни Путину, никому там вообще. Даром не нужно. Это всё мелочь пузатая. А именно они на этом делают себе карьеру.

[Ольга Чиж:]
- "Они" — в смысле жалующиеся?

[Ирина Хакамада:]
- Да. Они надеются, что они тявкнут, а потом что-нибудь получат, потому что за всякое тявканье всё равно все всё получают. Бесплатно никто не тявкает.

[Ольга Чиж:]
- Ну, это тогда приходится поверить, что существует какой-то прям, вот, пласт в государстве, который следит за отличившимися, ну, такими, условными комсомольцами.

[Ирина Хакамада:]
- Конечно. Интернет следят. Всё отслеживают. Я уверена, что мою ленту всю отслеживают.

[Ольга Чиж:]
- А почему государство не одергивает, ну, какие-то такие совсем уж случаи мракобесия? Ну, ему же это не выгодно. Они же вот сегодня бросаются на одних, а завтра они будут бросаться на других, и не всегда эта кандидатура окажется с точки зрения государства удачной.

[Ирина Хакамада:]
- Потому что на чаше весов с одной стороны мракобесные идиоты, у которых слишком большой энтузиазм, а на другой чаше весов посеять сомнения в рядах преданных граждан, что вообще-то вас могут кинуть. Вот, второе намного страшнее. Поэтому надо держать первую чашу.

[Ольга Чиж:]
- Ну, граждане-то как-то, мне кажется, со всем согласны, и особенно даже не следят за такими историями.

[Ирина Хакамада:]
- Нет, я имею в виду мракобесные же элементы тоже из граждан. У нас структура общества сложная. Так вот на чаше весов, вот, вы это исполняете и вы наши, и у нас всё будет крепко, задорно и вместе. А на второй чаше весов – вот, мы тут стараемся, исполняем, а, оказывается, нафиг это было нужно.

[Ольга Чиж:]
- А! То есть вопрос поощрения – он должен постоянно?..

[Ирина Хакамада:]
- Конечно. Если вы не можете поощрять то, что они совсем идиоты, хотя бы не надо их наказывать. А то прям совсем предательство. "Мы со всей душой, батюшка, вам служим, а вы нам сапогом в морду?"

[Ольга Чиж:]
- Хорошо. А тут играет роль вообще то, что в данном случае эти люди, скажем, из РПЦ? Потому что, ну, мне кажется, что какие-то громкие истории…

[Ирина Хакамада:]
- Из какого РПЦ они? Ну, вот эти люди из РПЦ. В каком смысле "они из РПЦ"? Они что, священники? Монахи?

[Ольга Чиж:]
- Красноярская митрополия РПЦ нашла пропаганду наркотиков. Каким-то образом они имеют к ней, во всяком случае, структурное, организационное, формальное отношение.

[Ирина Хакамада:]
- Ну, вы же знаете, традиции еще со сталинских времен. РПЦ – это самый близкий союзник ФСБ. Все собирают сведения. Неужели вы думаете, что где-то в Красноярске священник служит службу, а в свободное время с утра до вечера ищет и изучает, есть ли в какой-нибудь литературе у Сорокина или у Петрушевской… Потому что, знаете, если Петрушевскую прихватывают, то у нас можно Прилепина [???], Сорокина, всех можно. Но, правда, они все молодцы – они уехали.

[Ольга Чиж:]
- Но читать их всё равно всё еще можно, между прочим. И влиять на продажи или…

[Ирина Хакамада:]
- Да. Вот, зря мы сейчас это сказали. (смеется)

[Ольга Чиж:]
- Но мы, типа, сказали?

[Ирина Хакамада:]
- Да. Не будем ничего подсказывать.

<...>

* * *

Сказка "Глюк" - это же ведь современная сказка о рыбаке и рыбке. Об этом сказка, об исполнении желаний, только теперь уже с помощью Глюка. Прими таблетку - и настанет счастье. Вокруг школ и на дискотеках ходят Глюки, наркоторговцы, и сначала дают попробовать. Потом сажают на крючок. Сейчас страна заражена СПИДом. В особенности это касается сибирских городов. Красноярск, очнись.

Сказка "Глюк" -это же ведь современная сказка о рыбаке и рыбке. Об этом сказка, об исполнении желаний, только теперь уже с помощью Глюка. Прими таблетку - и настанет счастье. Сюжет простой : девочке Тане на дискотеке дали две таблетки, деньги потом. Одну таблеточку она приняла. И к ней пришел Глюк.Так все и началось, исполнение желаний (девочка некрасивая, небогатая, в классе ее не замечают) - а тут чемоданчик денег, дом за границей как у Барби, весь класс пришел в гости, пицца, пиво, а кто-то захотел водки, а кто-то шприцов. Кончилось дело пожаром и массовой гибелью. Но девочка выговорила себе у Глюка исполнение всех желаний - и когда из дома вынесли обгорелые трупы одноклассников, она сказала: "Хочу, чтобы все были живы". Глюк завыл, но все оказалось сном, все остались живы, просто это был тяжелый грипп... Потому что сказка должна заканчиваться хорошо. Сказка с плохим концом - это камень, завернутый в фантик и подаренный ребенку. А вот в реальности вокруг школ и на дискотеках ходят Глюки, наркоторговцы, и сначала дают попробовать. Потом сажают на иглу. Сейчас страна заражена СПИДом. В особенности это касается сибирских городов. Красноярск, очнись. Книгу запретят, сожгут, меня посадят. Но ситуация не улучшится.

<...>

[Алексей Соломин:]
- Красноярская РПЦ нашла в одном из рассказов Людмилы Петрушевской (рассказ называется "Глюк") пропаганду наркотиков. И напомнила о том, что за это, вообще, предусматривается уголовная ответственность. Об этом сама Людмила Петрушевская сообщила. И некоторые депутаты… вот можно на сайте "Эхо Москвы" ознакомиться с мнением депутата Губарева, которые тоже считает, что там есть эта пропаганда наркотиков.

Это насколько удивительная история, потому что, если читать… ну, каждый, я думаю, из слушателей сделает вывод по поводу этого рассказа. Какое ваше к этому отношение? Есть чему опасаться Петрушевской?

[Людмила Улицкая:]
- Дело в том, что Людмила Петрушевская — один из крупнейших российских писателей. И я думаю, что русская литература XX-го века — в ней занимает Людмила Петрушевская чрезвычайно важное место. Она последние годы не писала больших романов и, может быть, как человек, написавший так много, у нее есть ощущение, что она написала всё, как у меня, скажем. Но я должна вам сказать, что это совершенно несоизмеримые уровни — уровень литературы Людмилы Петрушевской уровню претензий, которые ей предъявляют.

Разумеется, смешно говорить о какой-то пропаганде наркотиков, просто смешно об этом говорить. Точно так же, как смешно, как меня, например, упрекали в том, что я занимаюсь пропагандой гомосексуализма, когда я написала книжку… даже не я написала, я руководила серией о семье: в принципе, что такое за институт — семья. И там было 17, по-моему, строчек о том, что еще бывают семьи гомосексуальные. И на основании этого маленького фрагмента меня долгие годы обвиняли в пропаганде гомосексуализма. Так что в данном случае мы с Людмилой Петрушевской вполне оказываемся в одном положении.

[Алексей Соломин:]
- А писатель может быть пропагандистом?

[Людмила Улицкая:]
- У писателя, вообще, другие задачи. Можно использовать произведения писателя как пропаганду. Взять цитатку, например, выбрать, предложить какой-то вариант прочтения. Каждая серьезная и глубокая книга и даже маленькое произведения имеют варианты прочтения. Это разные по уровню глубины. Один человек воспринимает поверхностно сюжетную линию. Другой понимает какие-то глубокие вещи, запечатанные в произведение. Поэтому, конечно, здесь абсолютно поверхностное прочтение и, конечно, полное искажение авторское идеи.

[Алексей Соломин:]
- Но, на самом деле, мне кажется, что случай, когда власть использует какого-то писателя в качестве своего пропагандиста, вне зависимости от того, хочет этого писатель или не хочет, на писателя это тоже накладывает некий отпечаток. Дело в том, что если мы говорим о Ницше, многими людьми он воспринимается как идеолог нацизма.

[Людмила Улицкая:]
- Ну да. Но его не прочитали. Его читают сегодня… не его оригинальные представления, а что о нем пишут люди, которые его прочитали и превратно его поняли.

[Алексей Соломин:]
- Это для писателя проблема?

[Людмила Улицкая:]
- Знаете, у меня такой проблемы нет. Каждый человек вправе вычитывать то, что он считает нужным. Но когда меня интерпретируют, с точки зрения моей, ложно, я всегда об этом говорю.

[Алексей Нарышкин:]
- Может быть, с вашей стороны какой-нибудь совет Петрушевской: что ей сейчас делать, когда ее имя начнут и уже начали полоскать не в связи с творчеством, а в связи с какой-то деталью ее биографии?

[Людмила Улицкая:]
- Я думаю, что по возможности не обращать на это внимания и заниматься тем, чем он плодотворно занимается столько лет уже.

[Алексей Соломин:]
- Мы сделаем короткий перерыв на новости и рекламу. У нас в гостях Людмила Улицкая, писатель. Это программа "Персонально ваш".

пауза

[Алексей Нарышкин:]
- Мы продолжаем эфир "Эхо Москвы". У нас в гостях писатель Людмила Улицкая. И здесь — Алексей Соломин, Алексей Нарышкин.

[Алексей Соломин:]
- Я хотел чуть-чуть задержаться в теме о писателях. Ведь дело в том, что этот рассказ Петрушевской, он, действительно, обозначает проблему наркотиков. Я просто слушателям расскажу, что в этом рассказе после употребления определенного вещества к девочке Тане приходит глюк, и дальше начинается у нее этот сон, который, в общем-то, заканчивается достаточно ужасно для нее.

[Людмила Улицкая:]
- Пропаганда наркотиков! Бип-бип-бип! Что вы сейчас сделали?!

[Алексей Нарышкин:]
- Да-да-да. Мы не с ним.

[Алексей Соломин:]
- Видите как: я сам не заметил. А почему? А потому что я бы не рассказал об этой проблеме…

[Людмила Улицкая:]
- Мы говорим сейчас с полной откровенностью. Мне тоже есть что сказать по этому поводу. Продолжайте.

[Алексей Соломин:]
- Если бы я этого не сделал, то никто бы не услышал о том, что употребление наркотиков заканчивается этими отвратительными… там друзья у нее позеленели, язык выпал ей на лицо от одного из ее друзей, а те люди, которые нашли 25 трупов потом сказали: "Ну, какая-то секта тут, наверное". Получается, что писателя лишают этой возможности — рассказать о, действительно, главном.

[Людмила Улицкая:]
- Вы знаете, беда не в том, что писателя лишают возможности. Ну, писатель написал — его могут не напечатать. Еще немножко и литературная цензура у нас будет работать так, как он работала при советской власти. Здесь вопрос, на самом деле, гораздо более существенный. Есть проблемы, связанные с социальной жизнью. Это проблемы и полового воспитания и проблемы наркотиков, которые постоянно замалчиваются.

У нас в стране эпидемия СПИДа, и она идет. Я просто знаю. Я сейчас приехала недавно из Екатеринбурга, где очень хорошо поставлен анализ, так сказать, крови населения. И вот у них, где все это как следует проверено, оказалось, что ситуация эпидемии. Об этом никто не говорит. Об этом не говорят: о наркотиках, о СПИДе, не говорят о половом воспитании — к проблеме гомосексуализма и прочим другим проблемам, которые здесь рядом, целый букет их. А говорить надо. И говорить должны профессиональные люди, а не мизулины и поклонские. А профессионалы существуют, но им не дают сейчас возможности высказаться.

Да, конечно, в школе должны быть определенные курсы, может быть, факультативные, потому что разные дети по-разному растут, по-разному взрослеют. Наступает момент, когда это делается им интересно, и тогда надо им ответить на те вопросы, которые у них возникают. И, конечно, здесь какая-то грандиозная недоработка, потому что молчать — это самая глупая стратегия в этой ситуации.

[Алексей Соломин:]
- Писатель, как вы думаете, который сейчас что-то пишет, он, увидев эту ситуацию с Петрушевской, он будет отказываться?..

[Людмила Улицкая:]
- Нет. Если он писатель, он пишет то, что ему внутренний голос шепчет. У него другие потребности. Он занимается творчеством – это его задача.

[Алексей Нарышкин:]
- Вы когда пишите, вы думаете, какой будет резонанс?

[Людмила Улицкая:]
- Я исключительно думаю о резонансе среди 5-7 моих друзей, чье мнение для меня важно. Более того, когда я писала все свои самые большие и тяжелые романы, я каждый раз была уверена, что я обречена на провал, никто этого читать не станет, это слишком сложно или это никому не интересно. Когда я писала "Даниэль Штайн, переводчик" роман, то я абсолютно шла на провал, понимая, что ну, кому это интересно – религиозная проблема? А оказалось, что вопрос висел в воздухе. Он просто еще не был сформулирован, а книжка пришлась вовремя. Она прошла очень большим тиражом.

Поэтому нет-нет, конечно, только внутренний заказ. Понимаете, мы слишком хорошо знаем структуру советской литературы, где крайне тяжело было талантливому писателю существовать в ситуации свободного творчества. Ситуация госзаказа, она губила, конечно, очень многих людей.

[Алексей Соломин:]
- Есть риск, что мы вернемся к этому?

[Людмила Улицкая:]
- Да, есть риск. Но пока сегодня литературной цензуры нет. Я это говорю абсолютно на основании своего опыта. Ни мой литературный редактор – Елена Шубина – если она мне делает какие-то замечания, то всегда это бывают замечания профессиональные. Ни одной правки идеологической я никогда не получала.

[Алексей Соломин:]
- Никто вам не говорит: "У вас будут проблемы, Людмила Евгеньевна".

[Людмила Улицкая:]
- Вот нет. <...>