Утром в позапрошлую субботу я отвезла своего пуделя на стрижку. Забирать его предстояло только через два часа. Заниматься хозяйством мне было лень, так что я села и за двадцать минут накатала стёбный пост. Это была пародия на многочисленные слюнявые истории о "руках Дюрера", "цветах Маяковского" и прочие, тысячу раз встречавшиеся мне в сети ("Розы Пиросмани! Розы Пиросмани!" – кричат из зала). Пост условно назывался "Брат Веласкеса", рассказывалось в нем о картине "Портрет придворного шута Себастьяна Мора", которого я ничтоже сумняшеся выдала за брата Диего.
По тексту, написанному в этом тошнотворном стиле, были на каждой строке разбросаны маркеры стёба. Начиная с первого слова.
Текст – под катом:
"Многим из вас знаком портрет Веласкеса, на котором изображен мужчина с проникновенным взором. Но немногие знают, какая удивительная история стоит за этим великим полотном.
Их было двое братьев: Диего и Себастьян. С детства мальчишки знали, что станут художниками. Не было для них ничего прекраснее, чем утащить из мастерской отца пару банок акриловой краски и до утра малевать под одеялом, в темноте, при свете одной лишь слабенькой восковой свечи.
Но отец и слышать не желал об увлечении своих сыновей. У него была хлебная должность в Севилье: он гримировал покойников. А Диего и Себастьян не желали следовать по его стопам. Их властно звала к себе настоящая жизнь.
Целых пять лет мальчики стояли на паперти возле собора Санта Мария де-ла-Седе, и наконец собрали достаточно денег, чтобы отправить одного из них учиться в Королевскую академию живописи в Мадриде. Но только одного! Что же делать? Они решили бросить жребий. Длинную спичку вытянул Диего. "Что ж, как говорят у нас в Севилье, latrante uno latrat stati met alter canis, что означает: светя другим – сгораю сам", – сказал ему напоследок Себастьян и благословил брата.
"Клянусь тебе, я вернусь в Севилью, едва закончу обучение, и тогда настанет твоя очередь овладеть великим искусством живописи", – пообещал ему Диего.
Мальчики, плача, обнялись и простились.
Прошло восемь лет. Однажды перед процветающим домом придворного гримера остановилась роскошная карета, запряженная шестеркой великолепных першеронов. Из нее вышел Диего Веласкес, прославленный живописец Мадрида.
– Мать! Отец! Себастьян! Я вернулся! – крикнул он.
В честь старшего сына Веласкесы устроили торжественный пир. Все поднимали тосты в честь Диего. "И Ме-ни-ны! И Ме-ни-ны" – скандировали гости, восхваляя великую картину, которую Диего преподнес жене короля Испании Филиппа Четвертого Кристине. Наконец поднялся сам Диего.
– Дорогой брат, – сказал он и положил на стол пачку облигаций. – Это я скопил для тебя за годы своего обучения. Я брался за любую работу. Я разрисовывал вывески. Я красил потолки. – Голос его прервался. – Но это все не важно. Важно, что теперь ты, мой милый Себастьян, тоже сможешь поехать учиться и станешь художником.
Наступила тишина. И вдруг все увидели, что по лицу Себастьяна текут слезы.
– Почему ты плачешь? – тревожно спросил Диего.
Вместо ответа Себастьян поднял свои руки.
– Поздно, – сказал он. – Прости, брат! Мне нечем держать кисть.
Диего зарыдал.
– Тогда, – сказал он, – тебе будут каждый день, где бы ты ни был, приносить от меня цветы.
Прошло больше двухсот лет. Диего увековечил Себастьяна на картине, которую он назвал просто: "Картина". Но люди, в чьих сердцах живет Любовь, переименовали его в "Портрет брата".
А в тени за сидящим Себастьяном спрятан букет черных тюльпанов – цветов, символизирующих братскую самоотверженность".
Эта душераздирающая история была проиллюстрирована картиной:
Я рассчитывала лениво поперебрасываться шутками с теми френдами, которые субботним утром не пошли на рынок или гулять с детьми. "Руки Дюрера" – известная лажа, мы ее многократно высмеивали, а Оксана Санжарова писала отличный разбор, объясняя, где в ней вранье (спойлер: везде).
На самом деле вся подобная лживая чушь безошибочно опознается по стилю. Мне доставило отдельное удовольствие пародировать эту сентиментально-напыщенную ахинею.
Дальше началось то, чего я никак не могла предсказать.
Вначале действительно пришли френды – посмеяться, поперебрасываться комментами, как теннисными мячиками.
Следом – чистосердечные люди, искренне прочитавшие историю как правдивую. Их было совсем немного.
А затем явились третьи. Это напоминало прорыв плотины. Все они писали одно: "в семнадцатом веке не было акрила!"
Сначала я подумала, что эти добрые люди шутят. Потом – что они все сговорились. Что это чей-то массовый розыгрыш!
Ко второй тысяче комментариев стало ясно, что розыгрышем здесь и не пахнет.
Я и до этого понимала, что люди в целом читают невнимательно. Я, собственно, не исключение. Но именины у Кристины, черт побери! Руки карлика!
Зато открылось гигантское поле для наблюдений и выводов. Реально гигантское, учитывая, что сейчас под постом пять с лишним тысяч комментариев.
Часть комментирующих, увидев акрил, бросала чтение и сразу кидалась на амбразуру.
Но основная часть дочитывала пост до конца – и лишь тогда шла сообщить мне об акриле. Многие замечали, что рисовать со свечой под одеялом неудобно и это постыдная выдумка. Каждый второй нес Википедию. Каждый третий сообщал, что на картине не брат, а карлик.
Постепенно из комментаторов выделилась группа иронизирующих. Это была четвертая волна, самая весёлая. Здесь все читатели поняли стеб, и так же изумленно взирали на Свидетелей Акрила (тм), как я. Снова поднялся смех, но предметом его был уже не сам текст поста, как вначале, а реакция на него.
Кстати, нужно отметить, что реального хамства было очень мало. Я забанила в общей сложности не больше дюжины комментирующих. Для поста с таким охватом это мизер.
К четвёртой тысяче комментариев море начало успокаиваться. Уже не раз в минуту, а раз в час всплывал гневающийся подписчик, желавший сообщить, что акрил изобрели в двадцатом веке, а на картине не брат Веласкеса, а шут (дальше все до одного перепечатывали Википедию). Этот феномен остался мне неясен. Пост в ленте всплывал у подписчиков вместе с числом комментов. То есть они видели, что три тысячи человек до них ЧТО-ТО СКАЗАЛИ. Но это никого не остановило.
Этих запоздавших вышучивали собравшиеся компании, которые успели породниться и перефрендиться. Здесь сочиняли пародийные стихи, в большинстве своем очень смешные, делали картинки с першеронами и вообще весело проводили время.
Над всем этим бесчинством летала я орущей чаечкой и пыталась следить за ветками.
Интересно, что среди "болельщиков" быстро сформировалось несколько точек зрения, и каждая нашла своих сторонников.
1.
"Так шутить нельзя. Ведь этот текст многие перепостят уже всерьез, а значит, вы ведете народы во тьму невежества" (Я обрадовалась, что наконец-то нашли виноватого во всеобщем невежестве, а то до этого были сомнения).
2.
"Так шутить можно, но только под замком, среди своих, способных распознать, что это юмор. Иначе – см. пункт 1".
3.
"Надо предупреждать о том, что это был юмор". (Нельзя так просто взять и пошутить в интернете).
4. Особняком выступила многочисленная группа оскорбившихся. Эти предположили, что я провожу бессовестный эксперимент над своими подписчиками, а сам пост – что-то вроде красной тряпки для быка. (
"Уважаемый автор, вы уже давно ступили на скользкую дорожку сарказма. Это дорога в никуда" – цитирую в оригинальном написании). Они начали призывать друг друга пожаловаться на пост, чтобы меня забанили, поскольку им было очевидно, что всё это я проделала с целью опорочить читающих, унизить их и выставить идиотами.
5. Из них, в свою очередь, выделилась подгруппа, пытавшаяся утверждать, что я высмеиваю людей с особенностями (то есть карликов).
6. Наконец, шестая группа упрекала меня в краже оригинального поста про руки Дюрера и дешевой попытке пропиариться. (
"Такой текст уже был написан про руки брата Дюрера, только имена переставить смогла а больше НИЧЕГО...Хотелось бы новизны". – цитирую в оригинальном написании)
Резюмируя.
Как говорила Галадриэль во "Властелине колец", мир изменился. В ЖЖ десять лет назад невозможно было представить реакцию, схожую с той, что выдали читатели на пост о Веласкесе. Подозреваю, не могло её быть и в ФБ.
Дело не только не в умении уловить смысл поста. Это как раз меня не особенно удивляет: вокруг горы информации, люди не читают, а скользят по текстам взглядом. Дело в неспособности отрефлексировать первую свою реакцию. Уже на пяти тысячах комментариев приходили люди, чтобы написать: "В СЕМНАДЦАТОМ ВЕКЕ НЕ БЫЛО АКРИЛА". Причем они явно видели предыдущие реплики, но это их не остановило. Комментарий как безусловный рефлекс.
При этом уровень агрессии постоянно оставался очень низким. Я связываю это с тем, что возможность почувствовать себя умнее, образованнее автора текста работает на чувство самоудовлетворения, а значит, приглушает агрессию.
И, наконец, культура оскорбленных развивается. Рефрен "Михалкова высмеивает страдания человека, обреченного на роль шута" повторялся с пугающим постоянством.
На всякий случай оставляю ссылку для тех, кто не читал о руках Дюрера и их разоблачении:
https://artchive.ru/publications/4284~Artfejk_s_razoblacheniem_Ruki_brata_Djurera_kamenolomni_i_bednoe_semejstvoИ если кто-то хочет посмотреть на оригинальный пост в фб со всеми безумными комментариями:
https://www.facebook.com/e.mikhalkova/posts/1575398022807551 https://eilin-o-connor.livejournal.com/190678.html
skrebec умер.
autumn_flavour, создателя "гобелена из Северье" и других прекрасных работ.
