-Поиск по дневнику

Поиск сообщений в lj_clear_text

 -Подписка по e-mail

 

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 10.01.2008
Записей:
Комментариев:
Написано: 2

clear-text





clear-text - LiveJournal.com


Добавить любой RSS - источник (включая журнал LiveJournal) в свою ленту друзей вы можете на странице синдикации.

Исходная информация - http://clear-text.livejournal.com/.
Данный дневник сформирован из открытого RSS-источника по адресу /data/rss/??aa112ce0, и дополняется в соответствии с дополнением данного источника. Он может не соответствовать содержимому оригинальной страницы. Трансляция создана автоматически по запросу читателей этой RSS ленты.
По всем вопросам о работе данного сервиса обращаться со страницы контактной информации.

[Обновить трансляцию]

сюжет для небольшого романа

Суббота, 27 Февраля 2021 г. 11:28 + в цитатник

СМЫСЛ ЖИЗНИ

- Нет, нет, нет, – говорила она, сидя в постели, опершись спиной о стену и обняв колени.
Постелью был разложенный диван.
Ее крупные ладони и длинные пальцы казались красивыми, когда она была одета. Хорошо смотрелись на фоне чуть-чуть просторной одежды, которую она так любила, потому что была очень худа. А сейчас, когда она была совсем голая, и видны были костистые плечи, острые колени и выступающие ребра – кисти ее рук казались слишком большими, суставчатыми и неприятно белыми – тем более что на них косым квадратом падал лунный свет из окна. "Как ужасно! – подумала она. – Как будто скелет".
- Нет, нет, нет! – повторила она.
Он только что предложил ей выйти за него замуж.
Они встречались не так долго – не более полугода. Кажется, он серьезно влюбился. Привык ней, его к ней тянуло. Хотелось все время быть вместе. На улице или дома, глядя на толпу или в книгу, он внутренним взором видел ее, все время, постоянно – она как будто уже была с ним. Что еще надо, чтобы понять – "это моя женщина"? Конечно, он не считал себя таким уж подарком, таким уж прямо принцем – но всё же. Но всё же он ждал другого ответа. Тихого "да", веселого "ну наконец-то!" или испытующего "а ты правда меня любишь?". Но не этого резкого и решительного "нет, нет, нет".
- А почему?
- Объясню, – сказала она, как будто бы заранее готовилась. – Во-первых, я старше тебя на целых два года.
- Господи! – сказал он. – Бред какой.
- Сейчас бред, через десять лет реальность. Через пятнадцать вовсе ужас.
- Что мы, будем с паспортами наружу ходить?
- При чем тут паспорт? Мужчины и женщины стареют по-разному. В разном темпе, ты что, сам не знаешь?
- Ну, это уж кто как! – возразил он.
- Не хочу испытывать на себе. Но это не главное.
- А что главное? – он прикоснулся к ее руке, погладил.

- Кто ты и кто я, вот что главное, – она отвела его руку.
- Прости, но мы с тобой оба – обыкновенные люди. Средний класс. Одинаковые. Во всем одинаковые! – распалялся он. – И по доходам, извини меня, и по образованию, и по родителям, и даже квартирки у нас одинаковые! Однушки в пятиэтажках, от родительских щедрот. Что ты выдумываешь?
- Я просто рядовой преподаватель английского. А ты…
- А я просто рядовой журналист.
- Нет, что ты! Ты же поэт! И прозаик. Ты читал мне свои стихи. И рассказы давал читать. Мне нравится. Ты очень талантливый. У тебя уже есть публикации. У тебя друзья, поклонники. У тебя глаза горят, ты стремишься, ты рвешься, ты хочешь вперед и вверх, это так прекрасно! У тебя будет интересная жизнь, полная смысла! Ты станешь знаменитый, я верю! Я очень в тебя верю.
- Ну и вот! – он сильно взял ее за руки, расцеловал ее пальцы.
Она вырвала руки.
- А я просто преподавательница английского.
- Не просто! – сказал он. – В одном из лучших вузов.
- Вуз лучший, а я просто, – уперлась она. – Препод без степени.
- Так погоди, тебе же еще тридцати нет! Защитишься. Кандидатскую, потом докторскую. Будешь доцентом. Потом профессором. Потом, глядишь, завкафедрой. Деканом! Напишешь научный труд. Монографию! Поедешь поработать в Европу. Или в Индию, не знаю! Или переведешь какой-нибудь английский роман! Потом второй, третий! А? Будешь известная переводчица. Я помогу с редактурой, со стилем. И с рецензиями. А?
- Не хочу.
- А чего ты хочешь?
- Входить в аудиторию и говорить "Good morning!".
- И вот так всю жизнь? Погоди. Ты, наверное, просто в себе не уверена. У тебя что-то с самооценкой. Мы вместе все это вместе отработаем и одолеем. Будешь у меня доцент как минимум. Лингвист и переводчик. Слово даю.
- Вот видишь, – она грустно покивала сама себе. – Ты меня будешь тянуть. Вперед и вверх. А этого не хочу. Прости. Я тебя люблю, конечно, но…
- Но что? – он был мало сказать удивлен.
Ошарашен, обескуражен, даже оскорблен как мужчина. Или она хочет, чтобы он ее подольше поуговаривал?

- Может быть, я тебе как-то не так сделал предложение? – спросил он, стараясь быть спокойным. – Но это еще не официально, так сказать… Мне просто хотелось узнать твое, так сказать, мнение. А потом будет букет, обед с гостями, помолвочное кольцо… Хочешь, вместе выберем, или я сам куплю, чтобы сюрпризом. Ты как хочешь? Не молчи!
- Я тебе уже сказала свое мнение.
- Мне уходить? – сказал он.
- Нет, что ты! – улыбнулась она и протянула к нему руки, и обняла его, и поцеловала. – Ложись. Давай спать. Уже половина двенадцатого, а у меня завтра первая пара.
Он поцеловал ее в ответ, но встал с постели.
- Прости меня. Я очень, – он подчеркнул и повторил это слово – я очень тебя люблю, но… Но после таких слов… После того, что ты мне сказала, люди расстаются.
- Зачем же? – она чуть руками не всплеснула. – Ты ведь сказал, что меня любишь, ты ведь не соврал? Ты приходи ко мне… Приходи, когда захочешь. Пока не разлюбишь. А сейчас спать пора, правда пора.
- Нет! – сказал он, быстро оделся и ушел.
Навсегда, разумеется.

***
Ах, как хочется закончить эту историю так, что он быстро спился с круга, а еще лучше – трагически погиб непризнанным гением. Ну или остался бы у себя в редакции самым мелким сотрудником. А она бы, наоборот, расцвела – то ли всё как он сказал, и теперь она профессор, завкафедрой, или уехала бы в Индию и вышла замуж за какого-то магараджу, или в Европу – замуж за банкира, или даже еще смешней – за лауреата Нобелевской премии по литературе. И стала бы переводить его романы.
Ах, если бы!

Но нет.
Она так и осталась просто преподавателем английского без степени. Так и не вышла замуж, так и жила в той однушке, от родительских щедрот.

А он стремился вперед и вверх, издал восемь поэтических сборников и два романа, ездил на фестивали и ярмарки, выступал в библиотеках и кафе, номинировался на премии, но его известность не вышла за пределы маленькой группы таких же шумных неудачников.
***
Так что сто раз подумаешь, чья жизнь была интереснее и полнее – в смысле смысла.

https://clear-text.livejournal.com/540295.html


заявка на сценарий сериала

Пятница, 26 Февраля 2021 г. 13:56 + в цитатник
НАСЛЕДНИК ВСЕХ СВОИХ РОДНЫХ

В провинциальном дачном поселке проводят летние каникулы две сестры, Таня – восемнадцати лет, и шестнадцатилетняя Оля.
Они дружат со студентом-химиком Володей, которому двадцать.
Тот приводит в гости своего приятеля Женю. Женя старше Володи года на четыре, он поселился рядом, в доме своего недавно умершего дяди. Женя не работает и живет на деньги от сдачи многочисленной недвижимости, которую получил в наследство.
Таня влюбляется в Женю, пишет ему в Вотсапе и Фейсбуке, посылает свои фото, вызывает на свидание – но он резко и насмешливо отказывается от всякой романтики. Таня обескуражена и оскорблена. Потом она смотрит в зеркало и грустно понимает: да, она некрасивая, и ей не суждено счастье в любви.
На дне рождения Тани происходит внезапная ссора Володи и Жени, потому что Женя неожиданно начинает ухаживать за Олей, которую все считают Володиной невестой.
Молодые люди выходят, чтобы поговорить по-мужски.
Скоро Женя возвращается и заявляет, что Володя неожиданно убежал от него в ночную чащу и куда-то пропал.
Наутро сам Женя тайком уезжает из поселка.
Через несколько дней Таня и Оля на прогулке находят в лесу труп Володи; следствие пришло к выводу, что это была внезапная остановка сердца.
После смерти родителей городскую квартиру и дачный домик у сестер отбирают ловкие родственники.
Оля поступает в полицейское училище.
Таня, лишенная средств и крыши над головой, устраивается домработницей к людям, которые купили дом у исчезнувшего Жени – он так и не показался на глаза, а действовал через адвоката.
Делая уборку, разбирая старые вещи, сложенные на чердаке, Таня неожиданно раскрывает тайну смерти Володи. Ей страшно, и она решает молчать.
В доме хозяев Таня знакомится с их гостем, немолодым столичным чиновником высокого ранга. Он сначала хочет просто переспать с ней. Она смеется над ним. Он, очарованный ее остроумием, достоинством и пока еще незаметной красотой, вдруг делает ей предложение.
Таня уезжает с ним в столицу, они справляют свадьбу, на которой присутствуют многие важные персоны.
Проходит несколько лет. Татьяна становится блестящей красавицей, яркой звездой на столичном светском небосклоне, а ее муж получает новые чины и ордена.
Сестра Ольга оканчивает Высшую школу полиции, выходит замуж за офицера. Татьяна и ее муж помогают им в карьере.
Тем временем в поселке вдруг появляется Женя. Он приходит в свой бывший дом. Сумев обаять новых хозяев дома, он просит разрешения зайти на чердак.
Он обнаруживает, что замаскированный в стене тайник вскрыт, а конверт с документами и шкатулка с ядами – исчезли. Хозяева говорят, что на чердак вообще никто не заходил, кроме бывшей домработницы Татьяны, которая сейчас стала женой важного человека…
***
Чем всё закончится?
Сумеет ли Женя ликвидировать свидетельницу?
Спасет ли Таню ее сестра Оля, которая уже стала капитаном полиции?
Кто помогал Жене получать наследство родственников, которые все как один якобы "внезапно заболевали"? Советник губернатора Флянов или местный олигарх Пустяков?
Обо всем этом – в следующем сезоне!

https://clear-text.livejournal.com/539992.html


что бы такое посмотреть...

Четверг, 25 Февраля 2021 г. 14:37 + в цитатник
ПОСОВЕТУЙТЕ ХОРОШИЙ СЕРИАЛ!

Но не такой длинный, как "Две минуты Мэрилин Доу", "Парк в Орландо" или "Наш берлинский корреспондент".
Но и не слишком короткий, как "Старое пальто", "Хирург и гомеопат" или "Непорочная".
Не такой страшный, как "Пропуск в рай", "Возвращение с Нептуна", "Шестая печать" или "Внутри кольца".
И не такой тоскливый, как "Сумерки", "Бисер", "Профессия: безработный" или "Послезавтра увидимся".
Но и не слишком уж веселый, как "Спокойно, мамочка!", "Венеция" или "Ловец девчонок".
Не такой заумный, как "Личный фотограф миссис Кинки", "Пейзаж с пятью фигурами" или "Каникулы Михаэля".
Но и не такой тупой, как "Остров счастья", "Второй состав" или "Вексель".
И чтоб не детектив, как "Виртуальная смерть", "Школьный друг", "Отель “Зоммерштайн”" или "Ваш звонок очень важен для нас".
И, упаси бог, чтоб не костюмная историческая драма, типа "Нанси", "Элеоноры" или "Трех Дугласов".
Чтобы секса было не очень много, не как в "Тридцать шестом этаже", "Бумбоксе" или "Греческих богах",
Но и совсем без секса, как в "Северо-Западе", "Окнах" или "Верхнем течении" - тоже не надо...
В общем, что-нибудь вот как я объяснил.

https://clear-text.livejournal.com/539658.html


опыт сетевой рецензии

Среда, 24 Февраля 2021 г. 20:37 + в цитатник

ЧТО БЫ ЭТАКОГО ПОСМОТРЕТЬ?..

Посмотрел сериал "Шмон".
Обойдемся без вежливых обтекаемых фраз. Скажем прямо: режиссура, к сожалению, сильно хромает. Невооруженным глазом видно, что Иннокентий Макадамов мало-помалу исхалтурился (прошлый сериал "Шухер" был гораздо сильнее, а дебютный "Карачун" по сравнению с ними кажется вообще шедевром).

Сценарий провисает в первой, третьей и пятой сериях. Много сюжетной путаницы. Неясно, зачем и почему герои едут на полгода в США, если младший сын под следствием, на коттедж упала сосна и проломила крышу, городскую квартиру затопили соседи, а любимая дочка, как вдруг выяснилось – от другого человека? Тем более, что эти моменты потом никак не отыгрываются в сюжете, а Флориду явно снимали в Анапе.
Татьяна Снухорская играет очень плохо. Безуспешно пытается изобразить простодушную искреннюю русскую деваху, деревенскую красавицу, ставшую женой бизнесмена – хотя по фактуре она типичная столичная оторва, которую неплохо сыграла в сериале "Секс в Янтарной камере".
Захваленный глянцевой прессой Евгений Чикманов играет еще хуже, он всеми интонациями и жестами повторяет сам себя в "Кончать не больно" и в уже упомянутом "Шухере".
Все остальное – тупые штампы. Сыщики все сплошняком полковники (хоть бы один майор или капитан для смеха!), все жулики – евреи, все героини второго плана – силиконовые курвы, все бандиты громко хвастаются связями на высшем уровне.
Монтаж ниже всякой критики – на крупных планах герои говорят в разные стороны.
Озвучка на тройку с минусом, часто – мимо губ.
Реалии вообще позор: в квартире модного живописца, который пишет портреты олигархов и соблазняет их гламурных жен – дешевый машинный ковер на стене и полированный бабушкин сервант с выставленным напоказ сервизом "Мадонны". Наверное, продюсер сэкономил на художнике-постановщике. Что уж тут говорить о бесконечных ляпах по части напитков, часов, сигарет, костюмов и автомобилей…
Но в целом – очень хорошо.
Точно отражает наше время во всей его поганой красоте. Смотрится на одном дыхании. Рекомендую!

https://clear-text.livejournal.com/539574.html


источник повышенной опасности

Вторник, 23 Февраля 2021 г. 21:11 + в цитатник
ПИСАТЕЛЬ КАК ВАМПИР

Один мой старший товарищ, мне было пятнадцать, а ему уже целых семнадцать лет, сказал мне:
- Я собираюсь жениться несколько раз. Не меньше трех, а лучше пять или семь.
- Зачем?
- Затем, – серьезно объяснил он, – что я хочу стать писателем. Писатель должен знать жизнь. Но не только ездить на по стране и пробовать разные профессии. Это тоже важно, но этого мало. Самое главное – это получше узнать людей. А как иначе узнаешь человека, если не в семейной жизни? Представляешь себе – жена, а у нее есть отец и мать, братья и сестры, разные родственники. Целый мир другой семьи! И вот я его буду изучать!
- А потом? – спросил я.
- А потом, – сказал он, – а потом разведусь и женюсь еще раз. Я так решил: первая жена у меня будет обязательно дочка военного.
- Зачем? – повторил я.
- По контрасту с моим расхлябанным семейством, ты уж прости, что я так про своих родителей. Я их люблю и обожаю, но надо же правде в глаза смотреть! Папа переводчик, мама редактор, работают дома, завтракают в одиннадцать, ну ты понял. Мне нужен контраст! Дисциплина, строгость, за плечами суровая гарнизонная жизнь, самоотверженная мама типичная жена офицера, и все такое. Понял?
- Понял.
- А вторая жена – из провинциальной или даже лучше из деревенской семьи, такие добрые работящие, окладистые люди, семья с устоями! С народными традициями! Третья жена, – увлекся мой приятель, – пусть будет из семьи ученых. И сама такая же. Но обязательно чтобы физики или химики. В общем, технари. А то мои родители, да и все наши друзья семьи сплошь гуманитарии. Четвертая – для разнообразия какая-нибудь спортсменка, и чтобы папа ее тренер, и мама чемпионка, и все друзья такие… Дальше я пока не придумал. Может быть, артистка. Но пока не уверен.
Я, конечно, подумал, что это очень нехорошо, потому что я был в общем и целом хороший мальчик, да еще и Канта читал (ну или о Канте читал) в свои пятнадцать лет. "Человек – не средство, а цель"; нельзя использовать человека ради своих интересов.
Я и сейчас так думаю.
***
Но поглядите на биографии писателей! Вряд ли вы найдете что-то доброе и благородное, нежное, семейно-заботливое. Кругом жестокость и мучительство. Одни сплошные страдания приносят писатели своим близким – развод или измена здесь еще самая малая беда (хотя попробуй найди писателя-однолюба или писателя-семьянина с полувековым стажем!). Тут все на свете – нищета, пьянство, скандалы. Даже преступления. Проигрыш всех семейных денег, как у Достоевского, или ежедневный моральный садизм, как у Льва Толстого. Вплоть до доведения до самоубийства.
И все эти кошмарные личности создавали свои бессмертные тексты, как бы питаясь болью и горем своих близких! Иногда кажется, что они нарочно терзали своих жен и прочих родственников, чтобы "получше узнать людей".
Рассказывают, что какой-то древнегреческий художник специально прибил гвоздями к доскам своего раба, сидел рядом и зарисовывал его вплоть до самой его смерти – чтоб изобразить человека, умирающего от невыносимых мучений. Не таков ли и писатель?
Так что же, не бывает писателей, которые безопасны для своих близких? Конечно, бывают! Например, писатели исторические. Или вот я: все мои рассказы и повести – это копание в старых радостях и обидах, сорока- а то и пятидесятилетней давности.
Но если писатель пишет про наше время – берегись!

https://clear-text.livejournal.com/539265.html


рассказ моего приятеля

Понедельник, 22 Февраля 2021 г. 21:16 + в цитатник

НА ВСЕ ЛЕТО С ДЕВУШКОЙ К МОРЮ

Мой старый товарищ (ныне его уже нет с нами), режиссер из Казахстана, рассказывал мне:
***
"Снял свой первый фильм, получил постановочные, а фильм вдобавок получил премию в Москве и на зарубежном фестивале тоже – за это еще денег дали от родной студии.
Вот тут одна красивая девушка – я за ней немножко ухаживал раньше, но она всё как-то так, ни "да", ни "нет" – вдруг эта девушка говорит:
- А давай поедем на лето к морю!
- Давай! А куда?
- Я давно хочу в Прибалтику, – говорит. – Я на Черном море была, а в Прибалтике ни разу.
- Давай! – говорю. – Конечно!
Хотя я, конечно, понимал, что она не со мной ехать хочет, а просто погулять по Прибалтике. Но я думал – а вдруг? Вдруг что-то получится хорошее?"
***
Надо сказать, что этот мой товарищ был человек очень талантливый – но робкий, скромный, малорослый, некрасивый и какой-то неловкий в осанке и поступках. То, что его первый фильм получил сразу два приза – это было удивительное схождение благоприятных звезд. Но увы, это была его первая и последняя удача. Хотя он, конечно, еще что-то снимал. Но уже не то, не так.
***
"Поехали. Денег много! Заранее заказали гостиницу тут, гостиницу там, это был еще СССР, приходилось на лапу давать, чтоб нас в одном номере поселили. А сразу пожениться она не хотела. "Надо хорошенько узнать друг друга". Ладно.
Прилетели самолетом. Шиковали. От аэропорта не автобус, а такси, между Ригой и Вильнюсом на четыре часа брали купе СВ, все такое. Купались в море. Верней, она купалась, я на берегу сидел. Гуляли. Смотрели разную старину. Обедали в ресторане. Даже разговаривали. Спали вместе – что было, то было. Почти два месяца прогуляли. Потом деньги стали кончаться. Я ей говорю:

- По-моему, нам пора домой.
- А почему?
- Деньги кончились почти совсем.
- Жалко, – говорит. – Ладно, что делать! На самолет осталось?
- Тебе на билет осталось, – говорю.
- А ты как? – спрашивает.
- Я на поезде.
- Не обижаешься?
- Что ты, что ты! – говорю. – Хорошо ведь отдохнули!
- Отлично, – говорит. – Спасибо! Ты меня проводишь?
Проводил я ее до аэропорта, потом на вокзале купил билет только до Москвы. Больше у меня денег не было. В Москве пришел к НН (он назвал имя-отчество знаменитого режиссера, у которого учился во ВГИКе), одолжил у него двадцать два рубля на билет до Алма-Аты… Как раз цена за плацкарт.
Вот и всё".

***
- А пожрать купить в дорогу? – спросил я. – Три дня ведь ехать!
- Жрать как-то не хотелось, – сказал он.
***
Вот и всё.

https://clear-text.livejournal.com/538888.html


из жизни пикаперов

Понедельник, 22 Февраля 2021 г. 00:23 + в цитатник
КОШМАР И УЖАС

Сидоров сидел в новом электробусе, радуясь ранней весне и раннему утру – светило солнце, воздух был влажный и мягкий, а на табло под потолком было восемь ноль четыре.
Электробус ехал по такому району, где жители в это время еще спят или едва просыпаются, ибо профессия или деньги избавили их от необходимости спешить на службу – поэтому в салоне было почти пусто. Да и сам Сидоров принадлежал к счастливой компании тех, кто заработал себе право быть совой. Но сегодня с утра пораньше ему надо было в поликлинику.
Пассажиров, кроме него, было еще два человека, всего-то! Он их рассмотрел. Очень бодрый сухонький старичок в кепке и драповой куртке – и девушка. Они были в масках. Сидоров тоже был в маске – в черной, с белым принтом "Не бойся меня!". Старичок же был в дорогущей маске, с пластмассовым респиратором – то есть не рядовой пенсионер, куда там! На девушке была маска тоже не самая дешевая, с выпирающим носом, отчего она сделалась похожа на северную морскую птицу под названием "тупик". Или на симпатичного тапирчика. Хотя всем своим видом она была вовсе не тапирчик: стройная, рослая, красиво одетая, с хорошей сумкой – она стояла спиной к дверям, держась за поручень и небрежно оглядываясь.
"Жаль, что мне надо в поликлинику! Такой чудесный тапирчик!" – подумал Сидоров, когда она улыбнулась, заметив принт на его маске. Улыбнулась одними глазами, поскольку была в маске. И он, по той же причине, ответил ей улыбкой своих глаз. Кажется, она поняла и даже как будто бы кивнула.
"Жаль, что мне сейчас выходить! Ах ты мой тупик!" – вздохнул он в уме. Тем более что он очень хорошо умел знакомиться на улице и вообще где угодно. Пикапер высшего класса. Да. Жаль. Но не сегодня.
Электробус стал притормаживать.
Сидоров, обойдя девушку и еще раз послав ей беспредметный, но ласковый сигнал глазами, спрыгнул на тротуар, постоял буквально полсекунды и обернулся, потому что захотел помахать ей рукой – но вдруг увидел, что она выходит тоже.
Он тут же протянул ей руку со всей галантностью.
Она приняла его руку, сошла со ступенек электробуса, кивнула, отвернулась и вытащила из сумки смартфон.
Сидоров кивнул в ответ, краем глаза заметив, что бодрый худой старичок тоже выскочил наружу и быстро пошел – почти побежал – влево, и свернул во двор. Сидоров пошагал за ним, потому что там и была поликлиника.

Это была "недлявсехняя" поликлиника. Пропуск надо было сначала показать на проходной, а потом уже в здании, после раздевалки.
Сидоров увидел, как старичок бойко прошел через турникет. Смешно! Значит, старичок "свой". Недаром у него такая крутая маска, дизайнерский драповый куртян и породистая английская кепка.
Отдав в гардероб пальто и надевая бахилы, Сидоров вдруг увидел, что та самая девушка снимает у стойки свою куртку. У нее была просто отличная фигура, черт! Сидоров протянул ей пару бахил.
- Благодарю вас, – пробормотала она и холодно, как ему показалось, добавила: – Вы очень любезны.
Сидоров повернулся и пошел по коридору.
Старичок обогнал его.

- Направления на анализ достаем, крышечки снимаем! – сказала медсестра в широком окне, за которым виднелись лабораторные шкафы. – Крышечки снимаем, бросаем в контейнер, направления кладем вот сюда на стол. Не на подоконничек, а ко мне вот на стол! – это она обращалась к старичку, который стоял первым. – Открытые баночки ставим на направления, и до свидания, и завтра результаты у доктора.
Сидоров сделал все, как велено.
Моча старика была прозрачная, густо-янтарная, как хороший коньяк. Его собственная – здорового соломенного цвета, как сухое белое вино, и тоже прозрачная.
Сидоров развернулся идти, но у него соскочила бахила. Нагнувшись, он стал ее поправлять, и тут вошла та самая девушка. Не обращая на Сидорова никакого внимания, она достала из сумки баночку и поставила ее куда полагается. Быстро вышла в коридор.

Сидоров не удержался, выпрямился и посмотрел.
У нее моча была мутная, неприятного серо-бежевого цвета, как будто нефильтрованное пиво. Казалось, даже с пеной.
"Кошмар! – подумал Сидоров. – Ну а чего такого, казалось бы… Но всё равно. Ужас, ужас, ужас. Нет, нет, нет!".
Хотя никто ему ничего не предлагал, и он это прекрасно понимал, вот что самое смешное.

https://clear-text.livejournal.com/538665.html


педагогика и логика

Воскресенье, 21 Февраля 2021 г. 12:34 + в цитатник
ПОЛОСКА СВЕТА ПОД ДВЕРЬЮ КАБИНЕТА ОТЦА

Есть замечательная педагогическая фраза. Некий человек, добившийся в своей жизни успеха и признания, рассказывает: "Меня никто специально не воспитывал. Но ребенком, идя спать, я всякий раз видел полоску света под дверью кабинета отца. Отец работал за своим письменным столом до поздней ночи. И вот эта полоска света меня воспитывала". То есть воспитала во мне упорство и трудолюбие, преданность своему делу и т.д., и т.п.
Эту фразу про "полоску света" приписывают физикам Нильсу Бору (сыну крупного ученого) и Эрнесту Резерфорду (хотя его отец был простым новозеландским фермером), и философу Вл. Соловьеву (якобы полоска света была под дверью его отца, знаменитого историка и ректора Сергея Соловьева – то есть это вроде бы достоверно, но такой цитаты нет). А также – почему-то Набокову, академикам Вавилову, Лихачеву и Сахарову, священнику-философу Павлу Флоренскому, режиссеру Крымову, учителю Сухомлинскому, психологу Выготскому (или его дочери, тоже психологу) – и даже Льву Толстому (хотя его папа отнюдь не был кабинетным ученым). И ещё "какой-то женщине-академику".
Хотя скорее всего это придумал великий советский педагог Симон Соловейчик. Он писал об этом, а я однажды даже слышал это от него лично. Вот так, в разговоре тет-а-тет. Со ссылкой на некоего "замечательного человека". То есть это явный педагогический прием.
Но фраза и на самом деле красивая, убедительная. Что может быть лучше вот такого воспитания, без красивых слов, без настырных понуканий – только лишь своим примером!
***
Но недавно я эту фразу услышал в ином контексте:
- Вот мой папа, царствие небесное, все время работал, работал, работал! Помню, ложусь спать, а у него из-под двери свет. Загляну тихонечко, а он читает, выписки делает. Бывало, чаю хорошенько напьюсь перед сном, и в час ночи проснусь, пойду пи-пи, мне лет двенадцать было, уже большой мальчик на горшок ходить… Вот я босичком по темному коридору в сортир, а из-под папиной двери – свет. Папа работает…
Мой сорокалетний собеседник вздохнул, налил себе вина, сделал глоток и продолжал:
- Сидит и работает, как привязанный… У меня уже в детстве вопрос появился: зачем? Чтобы что? А когда я подрос, ответ вышел обидный. Ну вот сидел мой бедный папа ночами. Размышлял, читал, конспектировал. Стал доктором наук, потом профессором… Один из тысяч – а может, десятков тысяч! – рядовых профессоров. Член Академии наук? Нет. Хоть какое-то ерундовое открытие сделал, чтоб в учебнике мелким шрифтом упомянули? Нет. Хоть какую-то премию получил, чтоб в визитке указать? Нет. Какой-то особенно любимый лектор, легенда факультета, кумир трех поколений студентов? Нет. Известный автор научно-популярных книг для детей и юношества? Нет. "Заслуженный деятель науки", говорят, это прибавка к пенсии? Нет. Тогда хоть влиятельный, то есть начальник? Хотя бы в своем тесном кругу? Ректор, проректор, декан или хотя бы зав кафедрой? Тоже нет. Ну и зачем так себя истязать? Скажу вам честно: вот эта полоска света под дверью кабинета отца – она меня воспитала. Я твердо понял, что жить надо не так.
- А как? – спросил я.
- Да так, как я живу! Папа умер, потом за ним ушла мама, я квартиру сдаю, и бабушкину тоже сдаю, а сам то в Гоа, то на Бали! Вы, конечно, скажете, что я великовозрастный бездельник, лоботряс, иждивенец и все такое прочее. Как мой папа говорил про плохих ленивых мальчиков. Очень может быть…
Он помолчал и завершил свою речь так:
- Может быть, во всем виновата эта проклятая полоска света под дверью его кабинета. Она мне глаза раскрыла на тщету стремлений и бессмысленность трудов. Ах, если бы не она!
Он несколько цинически засмеялся, поднял свой бокал, увидел, что он пуст, взял бутылку, она тоже была пуста – и позвал официанта.

https://clear-text.livejournal.com/538429.html


к альтернативной истории русской литературы ХХ века

Суббота, 20 Февраля 2021 г. 15:43 + в цитатник
О ДЕТЯХ И ПАРАЗИТАХ

Вспомнилась знаменитая фраза Шкловского: "По гамбургскому счету – Серафимовича и Вересаева нет. Они не доезжают до города".
Дело, однако, не только в качестве прозы.
Дело еще и в той жизни, которая за окнами.
Напряжем фантазию и представим себе, что Николай согласился на "ответственное министерство", то есть, по сути, на конституционную монархию. Или мы бы жили в республике Львова, Милюкова и их преемников.
Картина литературы изменилась бы радикально.
Прежде всего, никто бы никуда не эмигрировал. Разве что Олеша и Бабель (см. далее)
В России жили бы Бунин и Куприн, Шмелев и Осоргин, Замятин и Алданов, Мережковский и Гиппиус, Тэффи и Аверченко и многие, многие, многие другие. Философы-литераторы в том числе: Бердяев, Шестов, Лосский, Карсавин, Трубецкой, Франк, Степун.
Скорее всего, Набоков вернулся бы в Россию (в родовое гнездо, в особняк на Большой Морской).
Поэтому талантливые М. Горький и Алексей Толстой играли бы более скромную роль, не были бы "живыми классиками", государственными кумирами.
Спокойно жили бы и творили русские поэты – Маяковский, Есенин, Гумилев, Мандельштам, Ахматова, Цветаева, Пастернак и многие другие. Никто бы их не расстреливал, не арестовывал, не травил в газетах и с трибун
Работал бы Сологуб. Расцветал бы талант Булгакова.
Катаев был бы крепким эпигоном бунинской школы. Жил бы под сенью мастера. Сочинял бы наперегонки с Леонидом Зуровым и Галиной Кузнецовой; летом они все трое жили бы во флигелях его орловского имения, а зимой – ездили бы с мэтром в Петроград и Москву.
Юрий Олеша был бы хорошим польским писателем.
Исаак Бабель писал бы блестящие эротические новеллы по-французски и сам переводил бы их на русский; был бы не раз судим за порнографию, жил бы по преимуществу во Франции. То есть был бы кем-то вроде Набокова.
А многих – в том числе и неплохих – писателей просто бы не было.
Например, Петра Павленко, Федора Гладкова, Федора Панферова и жены его Антонины Коптяевой, Леонида Соболева, Георгия Маркова, Анатолия Иванова, Ивана Стаднюка, Бубеннова, Бабаевского, Кочетова, имя же им легион. Они бы занимались каким-то полезным трудом.
Не было бы Шолохова, как ни смешно. Вообще. В принципе.
Фадеева, скорее всего, тоже.
Сомневаюсь в появлении писателей, которые начинали "рабкорами" и вообще газетчиками - Андрея Платонова, например. Ильфа и Петрова. Ну или бы у них была совсем другая биография.
И уж конечно, не было бы писателей (особенно поэтов) нынешняя слава которых на 80% состоит из того, что их "запрещали при советской власти".
Эти мысли – не просто упражнение.
Каждый писатель, хороший или плохой – дитя эпохи.
Но не каждый – ее паразит.

https://clear-text.livejournal.com/538248.html


литературная учёба

Пятница, 19 Февраля 2021 г. 19:21 + в цитатник
МАЛЕНЬКИЕ ШТАМПЫ, БОЛЬШИЕ ШТАМПЫ

Неприлично писать, используя старые пошлые штампы.
Прыщавый юнец; угловатый подросток; молодой задор; скупая мужская слеза; лоб, прижатый к холодному стеклу; травленая челка из-под синего берета проводницы в вагоне; звон ложечек в стаканах, а за окном потянулись перелески. В общем, как писал король штампа, популярнейший в свое время исторический романист Николай Гейнце (1852-1913): "Как подкошенный, он упал, не раздеваясь, на диван в своем кабинете и заснул, как убитый".

Но это еще не всё.
Кроме этих глупых "маленьких штампов", состоящих из одного-двух-трех слов, есть кое-что похуже. Есть еще штампы, так сказать, "большие".
***
"Большие штампы" бывают двух сортов: структурные, часто охватывающие весь текст или его значительную часть, и содержательные – они, как правило, занимают от половины страницы до двух-трех и более страниц.
***
Собственно говоря, "большие структурные штампы" – это некая подражательность стиля. Хемингуёвина (натужный лаконизм); достоевщина (нервические фразы, порою с нарочитыми ошибками, плеоназмами, повторами слов), толстовщина (длинные периоды с бесконечными "который"); прустятина (слишком подробные описания чувств, внешностей и предметов с постоянными возвратами к только что сказанному); и т.п.
Это нехорошо. Но не потому, что заимствовать форму нельзя – можно, можно! Это нехорошо не в смысле этическом, или, упаси Боже, в юридическом, а в смысле эстетическом. Сразу видно, что писатель усвоил несколько формальных приемов и использует их как кулинарные формочки. Лепит "подтекст", или "психологию", или "эпичность", или "утонченность".
Но это еще так-сяк. Так же, как можно стерпеть вдруг появившегося одинокого "прыщавого юнца", который "заснул, как убитый" – точно так же можно стерпеть общую хемингуёвину или даже прустятину, или джойсятину, розановщину, зощенковщину или что ты только хочешь из инструментария предшественников – было бы автору о чем рассказать и что сказать.
***
"Большие содержательные штампы" гораздо хуже.
Вот, например:
"Сергей вошел в комнату, и на него обрушился нестройный гам голосов. Табачный дым плавал слоями: розовый абажур, низко висящий над столом, застеленным старой застиранной цветастой скатертью и заставленный тарелками с остатками салата и недопитыми разнокалиберными рюмками, едва был виден за синеватыми полосами. Курили все немилосердно – и парни, и девушки. Алексей сидел, настраивая гитару и пощипывая струны своими прокуренными желтыми ногтями. Сергей заметил, что Вера, как и в прошлый раз, смотрит на Алексея влюбленными глазами. Борис Семенович что-то негромко доказывал сидящему напротив Коле Калужанинову, но его басовитый самоуверенный голос заглушался теньканьем гитарных струн. Впрочем, Сергей примерно знал, о чем они говорят – вернее, что проповедует Борис Семенович: опять о России и о том, что надо совместить, сопрячь православие, демократию и исконную тягу русского человека к правде, которая одновременно и истина, и справедливость. Сергей слышал эти разговоры уже в который раз, и только удивлялся Колиному терпению, потому что тот был убежденный западник. Ах, да! Кажется, Борис Семенович был бывшим мужем его матери, бывшим отчимом, если можно так выразиться, причем отчимом, как все говорили, безупречным – от этого Коля и слушал его так терпеливо. Кому-то другому- он быстро бы сказал: "Закрой варежку, дядя!", поскольку был грубияном и к тому же имел первый разряд по боксу. Сергей не раз был свидетелем таких маленьких скандалов.
Сима Савельев сидел на диване, небрежно приобняв Надю, что-то шепча ей на ухо, от чего она вспыхивала и смеялась. Ясно было, что они говорят не об идеалах России будущего, а о чем-то куда более земном и веселом. Видно было, что Савельев на чем-то легонько и изящно настаивает – ну конечно, приглашает после ужина поехать к нему в гости! – но Надя, хоть и смеется его шуточкам, но все же отрицательно мотает головой, прикусив пухлую губку.
Еще было несколько совсем не знакомых – или уже забытых – молодых и не очень молодых людей.
Сергей увидел свободный стул, уселся, придвинул к себе пустую стопку, посмотрел ее на свет, чиста ли. Попросил незнакомого соседа передать бутылку, где на дне оставалось немного водки. Не колеблясь, вылил себе всё. Оглянулся, ища, с кем бы чокнуться. Потом все-таки выпил в одиночку. Понюхал лежавшую рядом корочку орловского хлеба и приметливо усмехнулся: хлеб-то – вчерашний, а то и третьегодняшний. Ах, Наташа ты моя Наташа…
А вот и она.
Дверь распахнулась, и Наташа вошла, держа в руках обмотанную полосатым полотенцем здоровенную кастрюлю. Поставила на стол, сняла крышку. Из кастрюли повалил густой вкусный пар. "Картошка, картошка!" - заголосили все и потянулись к ней вилками. Алексей отставил гитару, Сима Савельев оставил Надю, и только Борис Семенович продолжал бубнить. "Наливаем!" - скомандовал кто-то. "Погодите! – засмеялась Наташа. – Сейчас селедку принесу!" - и выбежала в кухню. Сергей, сам не зная почему, встал и пошел за ней".
***
Вот это всё, друзья – тоже штамп.
Длинный, подробный и кошмарный именно своей затертостью, банальностью, фальшью и пустотой.
Лучше уж, честное слово, упасть на диван, как подкошенному.
И спать, как убитому. Не раздеваясь.

https://clear-text.livejournal.com/538044.html


контрапункт

Пятница, 19 Февраля 2021 г. 11:51 + в цитатник
ТУРГЕНЕВ НЫНЧЕ И ВСЕГДА

"У бабы-вдовы умер ее единственный двадцатилетний сын, первый на селе работник.
Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон".
***
Это слова из коротенького тургеневского рассказа вдруг, непонятно почему и откуда, из восьмого или какого там класса – всплыли в его голове.
Сына этой бабы звали Вася.
Это он точно помнил. Вернее, вспомнил.
Но по порядку.
По причинам, о которых ему не хотелось распространяться, он оказался днем у одной своей знакомой. Он – по тем же самым причинам – в последнее время часто к ней заглядывал. Она была милая, добрая, сильно моложе него, но никак от него не зависела, ни по службе, ни по деньгам, никак вообще, поэтому он считал себя морально свободным.

И еще – жутко уставшим. Она понимала его усталость и сочувствовала ему всем сердцем, хотя никаких подробностей не знала. Иногда ему казалось, что у нее тоже было что-то такое, поэтому она так его любит. Хотя тоже ничего не говорила. А может быть, она просто была добрая и хорошая.
А он был вымотан вконец. Задерган, расстроен, измотан и опечален. И, казалось ему, сегодня ни на что не способен.
Поэтому по дороге к ней он зашел в аптеку и купил таблетку виагры. Одну. В отдельной упаковке. Не российский аналог, а американский подлинник. Задорого. Выдавил красивую таблетку на ладонь и прямо во дворе ее дома проглотил, запив водой из пластиковой бутылочки. Потом выбросил упаковку и пустую бутылочку в железную урну у подъезда, и позвонил в домофон.
Они обнялись. Поговорили. На кухне она покормила его салатом и рыбным филе. Предложила коньяку, но он отказался. Выпил чаю. Зашел в туалет и в ванную, прополоскал рот от рыбного привкуса, и даже взял на палец немного пасты и помазал себе зубы, и выполоскал рот еще раз, чтоб был приятный мятный запах.
Вышел.
В комнате они еще раз обнялись. Кажется, виагра начинала действовать. Обнял ее сильнее, поцеловал совсем уж откровенно. Да, да. Сорок пять минут уже прошло. Замечательно.
Он шепнул ей, чтоб она расстелила постель. Смотрел сзади на ее ноги, и ему уже по-настоящему, совсем по-молодому хотелось. Фармацевты, черт!

Она поддернула пододеяльник за кончики, чтоб одеяло не бугрилось. Пошла в ванную.
Он вытащил из кармана мобильник. У него был не смартфон, а большой удобный кнопочник. Он выключил в мобильнике звук и положил его на стол экраном книзу. Стал раздеваться, весело слушал, как за стенкой в ванной шипит и журчит вода. Краем глаза увидел, что в мобильнике что-то засветилось ненадолго. Смс, наверное.
Зачем было брать? Мог бы подождать часок-другой. Болван.
Там было: "Вася умер".
Вася был сын. Ему было всего семнадцать. Поздний их с Наташей ребенок. Поздний – поэтому, наверное, родился больной. Они его тащили, надрываясь. Менялись, дежурили по очереди. Уставали страшно. Родители уже поумирали, на сиделок он зарабатывал из последних сил. Вот сейчас он собрал деньги и отправил Васю с Наташей в Германию. Вылечить не обещали. Только выровнять. Ну вот и пожалуйста. Сегодня утром Наташа звонила, что в три часа ночи был приступ, очень сильный, с судорогами и остановкой дыхания, но его удачно купировали, и теперь Вася спит, и обещают улучшение.
Вот и пожалуйста.
Бедный Вася. Бедная Наташа. Бедный он. Бедные все.
Он подумал, что всё. Какое тут, к черту. Но нет! Эта сучья виагра работала, тем более что в глазах его крутился не Вася, не Наташа, а скульптурные ноги, нежные руки и горячие скользкие губы его подруги.
Ну а что он должен был делать? Когда она войдет? Вот уже вода в душе перестала литься, вот звенят колечки душевой занавески…
Крикнуть: "У меня сын умер?"

Броситься звонить по телефону и рыдать в трубку?
Одеться и убежать? Куда? В пустую квартиру? Пить водку? Нет, водку с виагрой нельзя, можно вовсе ласты склеить.
В голове снова зазвучал Тургенев.
Деревенская баба, у которой умер сын.
***
"Стоя посреди избы, перед столом, она, не спеша, ровным движеньем правой руки черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой. Лицо бабы осунулось и потемнело; глаза покраснели и опухли… но она держалась истово и прямо, как в церкви".
***
Щелкнула дверь, и в комнату вошла, легкими шагами почти вбежала его подруга. На ходу она снимала халатик.
Он шагнул к ней, остановился в полуметре и стал снимать с себя рубашку, брюки, майку, трусы, бросать на пол. Обнял ее чуть влажное тело.
Подумал: Господи, Твоя воля. Как же так? У меня полчаса назад в немецкой клинике умер сын, мое горе и мое счастье, моя неисполненная надежда. Моя любимая жена сейчас рядом с ним, то есть с его мертвым телом. А я мало того, что не ответил ей на смс и не позвонил, я обнимаю сейчас живое красивое теплое тело любовницы.
Как это вообще можно?
Как?
***
"Господи! – подумала барыня. – Она может есть в такую минуту… Какие, однако, у них у всех грубые чувства!"
А баба продолжала хлебать щи.
Барыня не вытерпела наконец.
- Татьяна! – промолвила она. – Помилуй! Я удивляюсь! Неужели ты своего сына не любила? Как у тебя не пропал аппетит? Как можешь ты есть эти щи!
- Вася мой помер, – тихо проговорила баба, и наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам. – Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они посолённые".
***
"Щи ведь посолённые, – думал он, валясь на кровать рядом со своей подругой, обнимая ее, вжимаясь в нее, смыкаясь с ней, чувствуя радостную дрожь ее бедер. – Щи посолённые, виагра закуплённая и проглочённая, не пропадать же… Какие, однако, у нас у всех грубые чувства".
Но потом, опрокинувшись на спину и полежав минуты две молча, все-таки спросил:
- Наташа! – она тоже была Наташа. – Прости, Наташа, ты когда-то говорила, как-то вроде мельком… Если я правильно помню. Не сердись. Ты говорила, что у тебя был ребенок, когда-то давно.
- Неважно! – резко сказала она.
Тоже помолчала минуты две.
Встала, попила воды и снова легла к нему обниматься.

https://clear-text.livejournal.com/537833.html


долго меня не было, но вот я снова здесь

Четверг, 18 Февраля 2021 г. 19:26 + в цитатник
"ТРЕТЬЕ ЛИЦО ДЕНИСА ДРАГУНСКОГО"


...на сотню негодяев, циников, трусов и безумцев в этой книге от силы наберется человек пять честных, добрых, нормальных людей – Лигнер (рассказ "Наследство"), продюсер Сергей Аполлонович ("Хороших сценариев нет"), Марина ("Свадьба на восемь персон"), Лариса ("Вдовы и сироты" - к слову сказать, выписанных так же выпукло, как герои "отрицательные"...

Диляра Тасбулатова о моей книге рассказов "Третье лицо".
https://story.ru/recomendacii/knizhnaya-polka/trete-litso-denisa-dragunskogo/

https://clear-text.livejournal.com/537495.html


дорогая моя граница

Четверг, 30 Июля 2020 г. 11:57 + в цитатник
ЖЕНЯ, ЖЕНЯ И МОСКВА

Женя Колодкин получил разрешение на въезд и жительство в Москве. Второй степени. Степень разрешения считалась снизу: первой степени – это только для тебя одного; второй степени – для двоих, то есть можешь взять жену или любого кровного родственника. Третья степень – ты и еще двое, то есть трое общим числом. Четвертой степени не было, вместо нее была карта "И", то есть "исключительный случай", если ты какой-то обалденный спортсмен или там, не знаю, математик. На карту "И" можно было вывезти до четверых человек.
Женя подавал на третью степень, потому что хотел взять с собой маму и любимую девушку, на которой предстояло жениться.
Но не вышло. Где-то споткнулся. Сам не понял, где именно, а в ответе этого не было. Объяснений не полагалась. "Вам выдано разрешение второй степени", и точка. Хотя это грандиозное везение, конечно.

***
Проверок было много. Биомедицинская, первым делом. Потом генеалогическая. В Москву брали только чистокровных. Не обязательно русских. Никакого шовинизма. Татарин, калмык, еврей, бурят, мордвин – пожалуйста. Хоть грек. Но чтобы на четыре поколения чистокровный, со справками. Понятно, зачем – еще один барьер, только и всего. Дальше – тесты. Интеллект, психореактивность, общая культурность. Математика, язык, государство и право.
Особое испытание – спортивное. "Курьерское десятиборье". Сначала поднятие тяжестей. Дальше – быстро, но не нарушая правил, ехать по городу на машине. Потом на мотоцикле. Дальше велосипед. Плаванье. Карабкаться через стены, вроде скалолазания. Бокс или карате, дзюдо – на выбор. Бег. Ориентирование по навигатору и по приметам. Скоростной подъем по лестнице на пятнадцатый этаж – и наконец вручить адресату пакет с яблочным пирогом.
Потому что в Москве для приезжих никакой другой работы не было. Только курьером. Но – только на первые три года. А там уж новые тесты, новые успехи, новые вершины.
Итак, вторая степень. Соискатель плюс один человек.

***
Женя все-таки решил взять с собой маму.
Трудный был выбор. Мама была против. Она говорила, что скоро умрет. У нее был стафулоз в тяжелой стадии, какая-то новая зараза. Мама говорила: "Езжайте с Женечкой. Распишитесь – и езжайте. А я тут как-нибудь".
Девушку Жени Колодкина звали тоже Женя.
Он сначала обрадовался такому маминому решению, тем более что и его Женя очень хотела с ним в Москву, но не говорила ни слова, потому что знала, какое ему предстоит трудное решение. В общем, Женя уже совсем было собрался пойти со своей Женей в МФЦ и подать заявку на брак, но вдруг подумал: "Господи Боже, что ж я делаю! Это же мама! Мать! Она меня родила, растила-кормила, после папиной смерти образование дала, а я ее бросаю! Древние греки, кажется, говорили – жён-мужей и детей может быть сколько хочешь, а матери новой не будет! Что ж это я за подлец такой? Нет!".
В общем, он сказал матери, что берет ее с собою. И что в Москве обязательно найдется лечение от стафулоза: либо больница, либо просто лекарство, которого здесь нет, а в Москве, наверное, в каждой аптеке навалом.

Брать с собой много вещей не разрешалось – по чемодану пятьдесят пять на сорок на двадцать пять, и бумажник с документами.
***

Когда перешли наружную границу, там был двухдневный карантин. Им с мамой дали отдельную комнатку. На другой день зашел врач, посмотрел обоих, сказал маме: "Прилягте, гражданка, я сейчас вернусь". Но не вернулся. Вечером мама позвала Женю присесть рядом и сказала:
- Зря ты Женечку вместо меня не взял.
- Да ладно! – засмеялся он.
- Так в Москве и не побывала, – сказала мама и заснула.
"А и правда – подумал Женя. – Это только наружный периметр. Карантинная граница. А настоящая Москва там, в конце коридора, где второй контроль".
Утром мама была уже холодная.
Врач и полицейский не велели Жене брать мамин чемодан. "Заразно!".
Женя проводил взглядом каталку, на которой лежала мама, а в ногах у нее, клонясь и чуть не падая, стоял серый чемодан с ремешками крестом, вспомнил про крест, перекрестился и пошел, подхватив свой чемоданчик, в конец коридора.
Там он выложил свои документы на прилавок и напористо изложил ситуацию. Типа что его мать, указанная в документе как законный спутник по разрешению второй степени, ранним утром скончалась от стафулоза, вот справка.

- Ну и? – спросил пограничник, старик в толстых очках.
- Ну и я имею право въехать со спутником. Имею право вернуться и привезти спутника. В смысле спутницу. Разрешение действует год с момента выдачи. Прошло меньше месяца.
- Знаете, что? – вдруг засмеялся пограничник, снял и протер очки. – Вы знаете, нас учили никогда не говорить гражданину: "Вы правы!". Надо всегда говорить: "Вы ошибаетесь, есть параграф такой-то пункта такого-то!". Гражданин не может быть прав перед официальным лицом. Но вот тут, – и он надел очки на свой толстый пористый нос, блестящий от жира, – но вот тут все-таки нет! Вы всё-таки правы! Такой редчайший случай, можно сказать…
Он вбил какие-то цифры в компьютер, а потом переписал их в конторскую книгу. Долго писал, пыхтя и склоняя голову.

- Ишь! – вздохнул Женя.
- Сервера горят, – ответно вздохнул старик. – Или жгут их, черт знает. Может, диверсанты? Саботёры? Как думаете?
- Без понятия, – честно сказал Женя.
- Я тоже, – сказал пограничник. У него от старости немножко тряслась голова. – Вот ваш паспорт и разрешение. Езжайте за подружкой! – он подмигнул.
***
Когда Женя вернулся в родной город, он первым делом, прямо с поезда, пошел на кладбище. Заказал в конторе, чтоб на могиле папы подтюкали мамино имя-отчество-фамилию: Колодкина-Семендеева Фаина Макаровна.
Потом сразу побежал к любимой девушке Жене, чтоб она его утешила в несчастье, это раз. И чтоб они быстро сбегали в МФЦ оставить заявление на брак, это два. И чтоб она тоже начала собирать чемоданчик ехать с ним в Москву, это три.
Когда он подошел к домику, где она жила с родителями посреди яблочного сада и двух курятников, он увидел, что там пристроены еще две комнаты, примерно шесть на шесть.
Женя сидела в саду на скамеечке, резала яблоки на варенье, а вокруг бегал ребеночек года в полтора. Еще немтырь, но веселый: Женя ему говорила: "Мишенька, Мишенька", а мальчик гукал в ответ и кричал вроде "Да! Да!" и ручонки тянул к тазу с резаными яблоками.
Он полюбовался этой милотой, но сказал:
- Жень, когда успела?
- Привет! – сказала она. – Да вон сколько времени прошло, как ты меня тут оставил ради мамки своей.
- Она померла.
- Царствие небесное. Хорошая была женщина Фаина Макаровна, а ты мамочкин сынок. Тьфу. Все профукал.
- Женя! – вскричал он. – Так ведь меня всего четыре дня не было! Ты что?
- У нас тут время быстрее идет. Не знал? В сто раз примерно. Или даже еще. Вон ты какой молодой, а у меня уже морщины пошли.
- Да какие морщины! – он потянулся было к ней, но она сказала:
- Ступай откуда пришел!
Ребеночек закричал. Собака залаяла, загремела цепью.
***
Ну и ладно! Значит, одному в Москву.
А в Москве тот же самый пограничник сказал и показал, что в разрешении написано: "однократное пересечение границы". А он, значит, ее уже пересек и обратно уехал. Вот штампики. Так что пардоннэ муа.
- Нет уж это вы пардоннэ! – твердо возразил Женя. – Я пересек только наружную границу. Карантинную! А за внутреннюю не заходил. Границу Москвы в собственном смысле слова я не пересекал. Там должен быть второй, главный штампик. Вы его не поставили! Пропустите меня!
- Экие вы все умные стали, – бормотал пограничник, глядя в бумаги то сквозь очки, то поверх очков. – "В собственном смысле!", – передразнил он. – Вы опять-таки правы. С точки зрения здравого, так сказать, смысла. Но в разрешении не сказано про две границы. Написано: "однократное пересечение границы"! А какой – карантинной или административной – не записано. Знаете, что?
- Что? – сказал Женя, холодея и надеясь одновременно.
- Оставьте ваши координаты, с вами свяжутся.
- Какие еще координаты? – выдохнул Женя. – Вы сканировали мой паспорт!
- Сервера горят, – закивал головой старик-пограничник. – Что ни день горят. Саботёры, пароль д-онёр! Давайте я лучше в книжечку запишу.
Он достал конторскую книгу, растрепанную и замусоленную, поплевал на карандаш, склонил голову набок:
- Диктуйте!
***
Вернувшись домой, Женя вспомнил, что так и не увидел живую Москву, хотя бы из окна поезда. Когда подъезжал к пропускному пункту, и когда отъезжал – тоже. Там были сплошные мосты и стены, стены и мосты, а домов совсем не видать.

Тем более что туман.
"А может, Москвы и вовсе нет, кроме как в телевизоре?" – подумал он и стал доставать из чемодана брюки, майки и прочее свое небогатое добришко.

https://clear-text.livejournal.com/537124.html


причал межпланетных кораблей

Вторник, 28 Июля 2020 г. 15:55 + в цитатник
НЕЖНОСТЬ

Мой приятель рассказывал:
"Строили что-то уж не помню, что – то ли склад, то ли коровник – в Н-ской области. Студенческая бригада типа "стройотряд". Хорошие деньги. Но и вкалывать надо ой-ой-ой. Вот не помню, что именно строили. Кажется, все-таки коровник. Но была там не совсем прямо уж деревня, а вполне себе совхоз. Даже были длинные двухэтажные дома городского типа, из белого силикатного кирпича – с квартирами, как в городе, с водопроводом и отоплением. Молокозавод, гараж, ремонтные мастерские. Котельная. Водонапорная башня. Дом культуры, библиотека в отдельном домике. Скверик, бетонный Ленин. Все, как у людей.
Но снаружи, за городской, так сказать, чертой – деревенская жизнь. Река, луга, стога, коровы пасутся.

В Доме культуры, конечно, танцы.
На танцах познакомился с девушкой. Совсем простая, но зовут Алиса. Хорошо, такая вот у нас страна чудес. Если честно, она меня сама выбрала. Подошла и пригласила, и потом ни с кем танцевать не отпускала. Там вообще девчонки смелые, смелей московских. Девчонок там, кстати говоря, было втрое больше, чем ребят. Потому что, когда приходишь на танцы в каком-нибудь таком поселке, сразу проблема: "местные". Мы, значит, приезжие, а они тут хозяева. Могут и морду набить, если на танцах что-то не так. Но вот тут "местных" почти не было. Уж не знаю, почему, но факт.

Короче, потанцевали, потом пошли гулять.
Луна светит, улица кончается и выходит к полю. Пошли по полю. Там что-то впереди – типа дом с косой крышей, под крышей окна, сквозь них звезды. Луна, поле и такая фигня – как в кино про другую планету. Сеновал, оказалось. Залезли внутрь, там сено разными кипами лежало, мы на небольшую такую забрались, и ну целоваться. Она первая начала, что характерно. Прямо раз – и в губы взасос. Потом легла на спину, руки раскинула, на нее косой такой луч лунного света ложится из верхнего окошка – красиво. Сама она тоже красивая, беленькая такая, шейка тонкая, ключицы хрупкие. Я-то как думал – сейчас трахнемся разок и обратно на танцы пойдем. Но вот я на нее посмотрел, и такая вдруг во мне нежность поднялась, господи, никогда со мной такого не было. Вот именно что нежность. Хотелось ее целовать осторожно и медленно, гладить вот эту русую стрижечку, прикасаться губами к глазам, к вискам, к ушкам и шее.
- Алисонька, – говорю, – какая ты чудесная… Девочка моя сладкая, дай я на тебя налюбуюсь, дай я тебя поглажу тихонечко, дай мне свои плечики, дай мне свои сладкие грудки, дай я их поцелую, милая моя, ласковая моя…
Вдруг она как дернется. Поднялась, села и говорит:
- Ты чего?
- А? – говорю.
- Ты вообще? Совсем уже?
Я даже не понял, что это она вдруг. Обнял ее и дальше шепчу что-то такое ласковое.
А она вырвалась и чуть не крикнула:
- Ну и не надо!
Спрыгнула вниз и убежала.
Да. Интересно любят Н-ские девушки.
Посидел, передохнул, пошел назад. Там всего ходу было минут десять. На танцах ее уже не было. Ладно. Бывает.
Следующее воскресенье опять танцы. Прихожу, верчу головой, ищу свою Алисочку. И тут ко мне подходит другая девушка. Тоже, кстати, ничего себе. Я ее еще в тот раз заметил, она была вроде атаманши. Ходит, на всех слегка покрикивает. Вот она ко мне подходит:

- Эй, москвич, как тебя звать?
- Саша, – говорю.
- А я Валентина. Пойдем покурим, разговор есть.
Вышли с танцев.
Идем по той же дороге. Луна светит, но уже не такая, как неделю назад. Молчим. Минут пять идем, вышли в поле, вот и сеновал виднеется, как ангар межпланетный.
Она вдруг голос подает:
- Я ж сказала – покурим!
Дал ей сигарету. Щелкнул зажигалкой.
Дальше пошли. Она молчит, я молчу. Потом говорит:
- Некогда мне тут раскуриваться. Гаси давай.
Затоптала сигарету и пошла на сеновал. Я тоже сигарету заплевал, выбросил, и за ней. Смотрю, она высоко забралась. Протягивает мне руку:
- Залазь сюда.
Залезли.
- Ну? – говорю.
- Баранки гну! – смеется.
- Постой, Валентина, а какая у нас с тобой, извини за выражение, тема разговора?
- То есть в смысле?
- Ты же сказала: есть разговор. Говори, я слушаю.
- Зачем ты Алиску обидел? – сказала Валентина. – Она сегодня даже на танцы не пошла. Ты чего?
- А чего я? Чего я не так? – у меня голова кругом пошла от этих заявок.
- А чего ты как баба рассюсюкался? Алиска говорит: я в него прямо втюрилась, сразу решила – мой, а он как баба. "Глазки-губки, плечики-грудочки!" – передразнила она. – Алиска прям так и сказала: "Может, он пидарас? Я в него влюбилась, а он как будто пидарас!"
- Ненормальная твоя Алиска! У меня к ней нежность проснулась, ты понимаешь?
- А может, ты правда пидарас? – спросила Валентина.
- Дуры вы обе! – закричал я и чуть не треснул ее по башке, но сдержался. – Вы хоть живого педераста видели? Охренели совсем! – я схватил ее за плечи и сказа – Нежность, понимаешь? Хотелось ее ласково поцеловать, сказать нежное слово! Поняла?
Я отпустил ее плечи и лег на спину.
Она склонилась надо мной.
- Херня это все, твоя нежность. Глупости и вранье. Вот я тебе нравлюсь, например? Чего молчишь? Алисочки стесняешься? Да она к тебе больше за полкилометра не подойдет, нежный какой… Ну, чего молчишь?
- Про что?
- Вопрос не понял? Я тебе нравлюсь?
- Ну, нравишься, – сказал я на всякий случай.
- Не "ну", а точно! – чуть не зарычала она. – Да? Нет?
- Да.
- Тогда давай, – и она ловко стянула с себя платье. – Давай, не задерживай! Стоит? Поехали. Не стоит – сейчас подыму!
Она громко причмокнула губами, как кучер лошадям, и завозилась с пряжкой на моих брезентовых стройотрядовских брюках.
***
Я лежал, то глядя в черный потолок, то косясь на Валентину, и понимал, что счастье, правда и смысл жизни – вот они. Рядом со мной. Что все слова – это вранье, что нежность – это глупость и лицемерие, что есть только сильная женщина, горячее дыхание, колючее сено и звезды в проемах под крышей сеновала.
Я точно знал, что такая не разлюбит, не бросит, не выдаст.
Но я понимал также, что не смогу остаться здесь. Что я здесь буду делать? И увезти ее с собой в Москву, жениться на ней и плюнуть на все – тоже не смогу. Потому что в Москве пятый курс, мама-врач и папа-доцент, в Москве выставки и концерты, в Москве любимая девушка Лиля Лейферт и еще одна, тоже очень хорошая и очень любящая Таня Морозова, и, хотя с этой секунды мне на них наплевать, – все равно. Да и Валентина не захочет. Я для нее забава, момент, быстрая месть болтуну-москвичу за подругу… Не говоря о ее маме-папе, братьях-сестрах, которые у нее, конечно, есть, но которых я не знаю и знать не желаю.
Но на всякий случай спросил:
- Валь, а поедешь со мной в Москву?
- Зачем?
- Жениться! – и тихо добавил: – Ты очень хорошая.
- Опять нежности! – громко и искренне захохотала она.
Я вежливо посмеялся в ответ, сунул руку в карман и нашарил там скрепку, простую канцелярскую скрепку, вчера вечером мы заполняли ведомости по нарядам. Из этой скрепки я согнул такой хомутик, чтобы газовая зажигалка не гасла, когда отпустишь палец. Чтоб этот хомутик, значит, все время давил.
Достал зажигалку, чиркнул, открутил пламя посильнее, надвинул проволоку на клавишу и кинул в самую середину сеновала.
Кажется, Валентина все-таки успела выскочить.
Я – нет".
***
- Погоди! – сказал я. – Ты чего несешь? Ты что, там сгорел?
- Дотла! – усмехнулся он. - А то ты не помнишь! Вы хоронили меня всем курсом. В закрытом гробу. Ты держал под руку Лилю Лейферт. Боже, как она плакала…
Он сжал мне руку выше запястья, встал и вышел.

На руке осталась черная пятерня, след жирной сажи.

https://clear-text.livejournal.com/536984.html


и не введи нас во искушение

Понедельник, 27 Июля 2020 г. 15:48 + в цитатник
СОБЛАЗН

"Более простой случай: дело было летним вечером тоже в парке,
было чересчур прохладно. Мужчина великодушно накинул на плечи
девушки пиджак. Через некоторое время она отошла в кустики,
попросив спутника отвернуться. В пиджаке были документы и деньги,
как зовут и где живет он не знал".
(1iveter)

Вечером сидели в ресторане, отмечая важную сделку между двумя фирмами. Одна фирма продала другой фирме свое предприятие в городе Т.
- Я никогда там не был, кстати говоря, – сказал юрист Власов.
- Ну как же? – удивился финдиректор Федосеев. – Ты же за этот месяц семь раз туда ездил!
- Я имею в виду, раньше не был, – объяснил Власов. – Вообще странно, чудесный город, два часа от Москвы, а я не был… Мы вообще плохо знаем Россию, даже смешно.
- Американцы тоже, – подал голос инвестор Беленко. – Я был, правда, довольно давно, в Вашингтоне на стажировке, решил съездить в Нью-Йорк, а секретарша, американка, говорит: "А зачем?" "Как зачем? Нью-Йорк же все-таки!" А она отвечает, такая дамочка лет сорока: "А я в Нью-Йорке не была и вообще не собираюсь. Зачем?" Всего три часа ехать, между прочим.
- Ну-ну! – иронически хмыкнул вице-президент Лялин. – Америкосы, они тупые, известное дело.
- Кстати! – вдруг сказал Власов. – Кстати, друзья! А я на самом-то деле в этом славном Т очень даже был! Был, был, году этак примерно в девяносто шестом. Или седьмом? Нет, все-таки в шестом. Но сразу же забыл. Потому что приключилась там со мною одна малоприятная история.
- Вытеснил по Фрейду! – инвестор Беленко поднял палец. – Что за история?
***
История глупая, пошлая и обидная, – стал рассказывать юрист Власов. – Приехал я в Т в командировку – и было это, значит, в девяносто шестом. То есть было мне ровнехонько двадцать шесть лет. И там я совершенно случайно знакомлюсь с очень милой девушкой. Буквально, что называется, разговорились у газетного киоска. Приятная, тихая, скромная. Такая, как бы сказать, провинциальная в лучшем смысле слова. Слово за слово, уж не помню, о чем мы говорили, но как-то вот само собой пошли гулять в парк – недалеко было от гостиницы. Идем по старому безлюдному парку, вечереет, прохлада спускается… или наоборот, поднимается от воды – парк над рекой… Конец августа. Она в легком платье с короткими рукавами. Зябнет. Я, конечно, снимаю пиджак, набрасываю ей на плечи, она улыбается так нежно и ласково, идем дальше, и вдруг минут через десять она говорит: "Ой, простите, мне нужно отойти". Отойти? Куда, зачем? Она на меня поднимает глаза и говорит наивно: "В кустики…" И краснеет. Я улыбаюсь в ответ, и меня все это как-то даже умиляет. Она идет через газон к такой, что ли, купе густых кустов, на полдороге оборачивается и говорит: "Вы только не смотрите, не смотрите!"
Я, как джентльмен, разумеется, отвернулся.
Отвернулся и стою пять минут. Десять. Пятнадцать.
Ну, вы всё поняли.
Ушла моя провинциалочка вместе с моим пиджаком. В пиджаке ключи от гостиницы и от московской квартиры, и бумажник, в бумажнике деньги и документы.
Я так взбеленился – на себя в первую очередь – что даже забыл, как ее зовут. Напрочь! Навсегда. Вытеснение по Фрейду, как вы точно заметили, – он кивнул инвестору Беленко. – Впрочем, в милиции сказали, что имя ничего не даст.
Однако утром позвонили. Пиджак с ключами нашелся в каких-то других кустиках, а мои документы, а именно паспорт, права и пропуск, лежали в урне рядом со входом в парк. Нарочно сверху мусора, чтоб сразу заметно было.
- Насчет ключей повезло! – сказал финдиректор Федосеев. – Неопытная попалась. Дурочка-одиночка.
- А что? – не понял Власов.
- Ну ведь два часа езды! Ключи и твой паспорт со штампом о прописке. Если бы это банда была, они бы в ту же ночь к тебе домой наведались.
- Да какая банда! – махнул рукой Власов. – Глупая девочка. Я во всем виноват сам.
- Вот как? – спросили все чуть ли не хором.
- Так, так, – вздохнул тот. – Я ее соблазнил. Нет, не то, что вы! Мы с ней даже под руку не прошлись, не успели. Я ее соблазнил пиджаком, в котором она нащупала толстый бумажник. Вот не накинул бы я ей пиджак на плечи, а повел бы в кафе, проводил бы до дому на такси. Взял бы ее телефон… Позвонил бы из Москвы. Ну или не позвонил бы, какая разница. Она не виновата.
- И это говорит юрист про воровку! – засмеялся инвестор Беленко.
- Да никакая она не воровка, в сущности… Это не от хорошей жизни. Такая, что ли, мелкая нищенская ловкость. Я тут читал какой-то роман, там про каких-то бедных детей в прошлом веке. Которые все время старались ухватить кусочек съестного. Хватали объедки со столов в трактире. Упавшее с телеги яблоко, даже если оно упало в грязь, они вытирали его о штаны и тут же сжирали. Они не виноваты. Они всегда были голодны. Они все время искали пропитание. Они были как маленькие животные.
- Ну прямо уж, животные! – возмутился вице-президент Лялин. Его передернуло от неожиданного гнева. – Это люди! Ваши… то есть наши с вами соотечественники!
- Этот роман про заграницу, и это не я говорю, а автор говорит, – пожал плечами Власов, но потом решил, что спорить не о чем, и ссориться не надо. – Но вы правы, да, конечно. Нельзя так о людях. Вот я и говорю – я сам виноват. Соблазнил бедную девушку на кражу. А самое обидное, – продолжал он, – самое обидное и досадное вот что. У меня в Москве была своя девушка. Постоянная. Как бы даже почти невеста. И она подарила мне обручальное колечко своей покойной мамы. Я его носил, у меня тонкие пальцы, и мне оно пришлось впору. Я любил эту девушку. Мы потом поженились и прожили девять лет… Но я не о том. Но я, хоть и любил ее, при этом был обыкновенный кобель и жеребец. Поэтому, когда я приехал в командировку, я на всякий случай снял это кольцо и положил в бумажник, там был кармашек под молнией. Ну и все, тю-тю мое колечко. Пришлось в Москве срочно бежать в ювелирный, и потом обтирать его об кирпич на крыльце, чтоб стало старенькое, как было…
Вот и я думаю, что это меня Бог наказал, – закончил свой рассказ Власов. – За то, что я колечко снял с руки и спрятал, в надежде на приключения в городе Т.
- Как же ее все-таки звали? – спросил Лялин.

- Убейте, не помню! – Власов комически прижал руки к груди. – Вытеснение по Фрейду, вот господин Беленко подтвердит! Давайте выпьем…
- Давайте, давайте…
***
Лялин ехал домой, смотрел в затылок шофера и злился, что Власов не вспомнил имени этой девицы, которая сперла у него пиджак с ключами и бумажником.
Потому что в девяносто седьмом году он тоже был по каким-то делам в городе Т, он тоже был молод и игрив, и тоже познакомился с чудесной, милой, скромной девушкой, и они тоже пошли гулять в парк, и начало вечереть и холодать, туман поднимался от реки, и девушка зябко потирала себе голые руки выше локтей – но он не стал накидывать пиджак ей на плечи. Он на такси повез ее в ресторан, они поужинали, потом он отвез ее домой, проводил до подъезда, всё очень скромно и строго, записал ее телефон, потом стал звонить ей из Москвы, потом приезжал к ней, и вот они женаты уже двадцать два года. Еще три года – и сильвер, извините, веддинг. Трое детей. Старшему двадцать, среднему шестнадцать, младшей девочке тринадцать.
Когда они познакомились, у нее было обручальное колечко: она что-то туманное объяснила, вроде от покойной бабушки, а носит она его, потому что к женщине с кольцом другое отношение. Даже в магазине от продавщиц.
***
Умывшись, переодевшись в пижаму, он зашел в спальню и спросил жену, которая лежала в постели с книгой:
- Марина, прости, помнишь, когда мы с тобой познакомились, у тебя было кольцо?
- Не помню, – сказала она, продолжая читать.
- Ну как же? Такое совсем тоненькое, как будто обручальное…
- Да, кажется.
- Где оно?
- Куда-то делось, когда мы переезжали. Не помню. Может быть и скорее всего, вообще потерялось.
- Ага, – сказал он. – Понятно, бывает… Марина, а откуда оно у тебя было?
Она положила в книгу красивую кожаную закладку, захлопнула ее и положила рядом с лампой. Потянулась, подняв руки кверху и показав выбритые подмышки. Уронила руки на одеяло.
- Тебе это обязательно знать? – но, встретившись с его темным взглядом, сказала: – Хорошо, пожалуйста. У меня был, извини за выражение, парень. Он ушел в армию. Просил меня ждать. Я обещала. Он дал мне это колечко. Надел на палец.
- И ты не дождалась…
- Нет, что ты! – усмехнулась она. – Я дождалась. Цинкового гроба.
- Прости меня, – сказал он.
- Ничего, ладно, – вздохнула она. – Иди ложись наконец.
- Прости меня, но ты говорила, что это кольцо покойной бабушки…
- Я соврала. Я боялась тебя расстроить.
- Ясно, ясно, ясно, – вздохнул Лялин и забрался под одеяло.
Она погасила лампу и пристроила голову к нему на плечо.
***
Лялин поцеловал ее макушку и подумал:
"Вот если бы я набросил пиджак ей на плечи – она бы попросилась отойти в кустики, спиздила бы мой бумажник, и мы бы больше никогда не увиделись. Я бы женился на Асе Ройтер, или на Наташе Звонаревой, или вообще бы ни на ком не женился, и не было бы у меня троих детей, и старший не намекал бы на студию в квартале "Шувалов", а младшие бы не клянчили что ни полгода – макбуки и айфоны самых распоследних моделей".
Нет, конечно, они хорошие ребята, и денег у него было хоть жопой жри, но бесила наглость.

https://clear-text.livejournal.com/536632.html


в порядке безудержной саморекламы

Воскресенье, 26 Июля 2020 г. 12:49 + в цитатник
СЕГОДНЯ В 15.00 НА "ЭХЕ МОСКВЫ"

в передаче "Книжное казино" я буду
представлять свой новый роман "Богач и его актер".


Будет время - включите радио!

https://clear-text.livejournal.com/536405.html


литературная учёба

Воскресенье, 26 Июля 2020 г. 00:42 + в цитатник
"ТОРЖЕСТВОВАТЬ ПРИДЕТСЯ ОДНОМУ"

Когда-то давно, очень давно, еще до того, как я начал сочинять рассказы, я увидел по телевизору передачу с одним неплохим, в общем и целом, поэтом. Поэт был очень стар, но бодр, и красиво, как-то по-французски одет. Я даже сначала принял его за какого-то старого русского эмигранта, черт знает... Но нет, поэт был бесспорно советский.
***
Он рассказывал разные интересные истории о писателях, художниках, актерах, с кем он общался в течение своей жизни. От Маяковского до Пастернака, от Бабеля до Олеши, от Мейерхольда до Акимова, от Эйзенштейна до Пудовкина и так далее.
Ведущий смотрел на него так, как будто он был они все.
Я подумал - как, наверное, грустно и противно жить этому старику, потому что его принимают за целую эпоху.
А он, меж тем - просто он.
Сам, со своими собственными заслугами и провалами, нравится это кому-то или нет! А вовсе не свидетель жизни знаменитых режиссеров, актеров, поэтов.
Вот такое у него вдруг возникало выражение лица, когда неожиданно тускнел взгляд, и он смотрел вниз, на свои тощие колени, отрисованные полотняными брюками - дело было летом, на дачной веранде.
Но потом он поднимал голову, глаза его взблескивали весело и даже горделиво, губы складывались в надменную усмешку, и казалось, что ему кажется - он и есть одновременно Маяковский, Бабель, Мейерхольд...
***
Даже захотелось написать повесть или целый роман вот о таком "последнем из плеяды". О тяжком грузе то ли обидного долга перед в сто раз более великими ушедшими друзьями - то ли вынужденного, но все же приятного воспоминательства, которое чуть-чуть отдает самозванством.
Но как-то не собрался.

https://clear-text.livejournal.com/536248.html


литературная учёба

Суббота, 25 Июля 2020 г. 16:15 + в цитатник
ЯЗЫК, КОТОРЫЙ САМ

Поэт Виталий Пуханов недавно опубликовал такую притчу:
"За одного мальчика стихи писал его пиджак. Выйдет мальчик покурить, повесит пиджак на спинку стула, вернётся, а пиджак уже восьмистрочник классический выдал с глубокой жизненной мыслью. Или двенадцать строк напишет, или даже шестнадцать и двадцать строк, но реже. Мальчик пришёл с пиджаком к доброму волшебнику и спросил: что теперь делать? "Понимаешь, – тревожно начал волшебник, – с поэтами традиционной версификации иногда случается такое, что стихи начинает сочинять за них сам метод".

***
История известная.

Примерно о том же писал Шиллер аж в 1797 году:
"Друг! Ты пока не поэт, хоть порой сочиняешь удачно;
Литературный язык пишет стихи за тебя".
В подлиннике:
"Weil ein Vers dir gelingt in einer gebildeten Sprache,
Die für dich dichtet und denkt, glaubst du schon Dichter zu seyn?"
Подстрочник:
"Если у тебя получается стихотворение на выстроенном языке,
Который за тебя говорит и думает неужели ты веришь, что ты поэт?"
***
Добавлю лишь, что такие конфузы – когда сам метод начинает сочинять за поэтов стихи – случаются не только с поэтами-традиционалистами.
С новаторами порой даже чаще.

https://clear-text.livejournal.com/536016.html


литературная учёба

Пятница, 24 Июля 2020 г. 18:21 + в цитатник
ПОЭЗИЯ И ПРАВДА

Моя знакомая в ФБ опубликовала чудесный отрывок:
Однажды Леон Бакст влюбился в очаровательную молодую француженку. И позвал ее в Версаль, надеясь, что в романтической атмосфере королевских садов она скорее отзовется на его уговоры. Пока они сидели, мечтательно созерцая оформление в стиле Ватто, он взял ее за руку, а когда придвинулся к ней, она задумчиво взглянула на него и заметила:
- Какое потрясающее место для самоубийства.
***

А вот как всё было на самом деле:
"Я позвал ее погулять в Версаль. Романтика, королевские сады, воспоминания о дамах и кавалерах Ватто. Антураж, думал я, поможет мне. Взял ее за руку, подвинулся к ней, а она тихо прошептала:
- Пятьсот франков, мсье.
- С ума сошла? – изумился я.
Она задумчиво взглянула на меня и заметила:
- Взять меньше пятисот для меня равносильно самоубийству!
- Но почему? – воскликнул я.
- Об этом все узнают, поймут, что я демпингую, и сутенеры меня зарежут.
- Но Аннет! – возразил я, крепко держась за карман с бумажником; там было ровно пятьсот франков. – Я никому не скажу! Это будет нашей тайной! Может быть, все-таки четыреста? Ну хорошо, пускай четыреста пятьдесят!
Она помолчала, и вдруг порывисто обняла меня, сильно и нежно прижалась ко мне, и я на миг ощутил ее юную упругую грудь… Но потом она по-сестрински ласково поцеловала меня в лоб, встала, еще раз отрицательно покачала головой, повернулась и пошла по аллее, созданной гением Ленотра и Лебрена.
Я сидел, окаменев, и глядел ей вслед с тоской неизбытой мужской страсти; это чувство причудливо смешалось в моем сердце с печалью бедного студента, которого отвергла дочь богатого человека. В этой печали было много личного, друг мой.
Она скрылась за стрижеными деревцами.
Я встал, одернул пиджак и почувствовал, что бумажника нет".
(из письма Леона Бакста Сержу Дягилеву)

https://clear-text.livejournal.com/535693.html


литературная учёба

Четверг, 23 Июля 2020 г. 13:04 + в цитатник
НЕТ ХОРОШЕГО ФИЛЬМА О ЧЕХОВЕ

А ведь можно было бы.
Жизнь Чехова очень интересна, и очень кинематографична. Просто даже сериальна. Таганрог, Москва, медицинский факультет, журналистика, первая пьеса, рассказы, женщины, публичные дома, Сахалин, кругосветное путешествие, Суворин, Чайковский, Мелихово, романы – Бонье, Мизинова, неудачный роман с Авиловой, слава. Ялта, Толстой, Бунин, Горький Станиславский. Потом Книппер, и смерть в Баденвейлере.
Но взять что–то одно.
О фильме "Сюжет для небольшого рассказа" 1969 года я и не говорю. Вроде и актеры хорошие. Но зато никакого секса! Хотя Мизинову играет Марина Влади, а секса в этом треугольнике – Чехов, Мизинова, Потапенко – было очень много. Честно говоря, там только секс и был. Но зато в СССР в 1969 году секса не было – по крайней мере, в кино.
Сделать фильм, например, про случай с Авиловой. Хотя такой фильм уже, кажется, есть, называется "Поклонница", недавний, но он как-то проскользнул незаметно: вроде и хороший, но очень мягкий. Нежный, добрый и лиричный.
***
А снимать надо очень жестко. Беспощадно.
Чехов и Авилова не как великий писатель и его поклонница, тоже как бы писательница – а просто как мужчина и женщина, которых тянет друг к другу, но им так и не удается сойтись, лечь в постель. Какие-то глупые и смешные обстоятельства мешают (напр., внезапный приход гостей, когда у Авиловой уехал муж, и она уж приготовилась; поразительно трагикомическая и какая-то фрейдистская история). Кроме того, она любит Чехова, хочет Чехова, но при этом любит и мужа, и детей. В общем, дорожит своим браком.
Все у них как–то по-дурацки – и встреча в маскараде, и условная цитата в книге, и последнее свидание в больнице. Но не должно быть видно, что это великий писатель. Да, известный писатель – но которого с пошлыми насмешками расспрашивает женщина, пришедшая к Авиловой в гости: он для нее просто "автор", рассказы которого вызывают у нее вопросы и несогласия, и она это выдает безо всякого пиетета. Да и для Авиловой он тоже "известный автор", но никак не "великий писатель". Это место уже занято Львом Толстым.
***
Поэтому главное:
Нужен взгляд не из нашего времени, а оттуда, из того времени.
Потому что если смотреть "отсюда" – то режиссер говорит актеру, и актер говорит сам себе: "Ты же Чехова играешь! Ты понял, чей образ ты воплощаешь? А? Вот то-то же!". И непременно получается, что наше теперешнее знание о гениальности Чехова, о его всемирном значении как реформатора литературы, и т.д. и т.п. – будет отражаться в каждом взгляде, в каждом жесте актера. Значительность его произведений перейдет в значительность его слов и интонаций – будь то усталая грусть "Дома с мезонином", сочувствие народу из рассказа "Мужики", трагическая недосказанность "Чайки", и все такое. Из его уст будут звучать либо мудрые сентенции, выдранные из "Скучной истории", либо веселые цитаты из рассказов Антоши Чехонте, либо лирический туман "Трех сестер". А скорее всего – по очереди, в зависимости от ситуации.
И это будет (и уже сто раз было) – ужасно.
Надо совсем по-другому.
Чехов? А это кто? Ах, да! Есть такой. "Автор", "сочинитель". Популярный даже. Говорят, его сам Лев Толстой похвалил, за то, что он написал рассказ против женского равноправия. Но вот пьесы его проваливаются. Хотя на самом-то деле он неплохо пишет, уж точно не хуже Потапенко! Но – крайний пессимист, что делает его хуже Потапенко. Зато Чехов очень красивый, рослый. Говорят, жуткий бабник. Кругом сплетни, с кем он спал, кого бросил. С тем же Потапенко у них общая дама была.
Всё.
Вот и всё, что знали о Чехове при жизни. Во всяком случае, вот что о нем знала и понимала Авилова (единственная женщина, которую он, по уверениям Бунина, любил по-настоящему; возможно, потому, что так и не сумел с ней переспать).

Авилова в своих мемуарах так и пишет – жизнь Чехова пропала, потому что он не сумел ее – Авилову, то есть – сделать своей, добиться. Вот добился бы, увел бы от мужа, жил бы с ней долго и счастливо. Его жизнь состоялась бы. А так – пропала твоя жизнь, Антон Павлович (так она считает).
***
Но вот мы теперь знаем, что этот человек – Чехов.
Не просто красавец с бородкой, донжуан, сочинитель и "певец сумеречных настроений в обществе" – а Чехов, блин!
ЧЕХОВ! Поняли, козлы?! Ч–Е–Х–О–В, суки!!!
Вот тогда зритель будет офигевать.
А когда изображают, смешивая "тогда" с "теперь", путая взгляд неглупой дамочки Авиловой (или неглупой дамочки Мизиновой) с "нашим нынешним взглядом на Чехова" – получается нервный хрупкий рефлектирующий и сам себя цитирующий интеллигент, на которого смотреть противно.

https://clear-text.livejournal.com/535512.html



Поиск сообщений в lj_clear_text
Страницы: 25 [24] 23 22 ..
.. 1 Календарь