Скажите, из какого языка происходит слово «история»?

Правильно – из греческого.

А кого называют «отцом истории»?

Снова банальщина – Геродот из Галикарнасса, всё верно. Не Сыма Цянь, не Вьяса. Грек Геродот.

Именно греческое наследие, вместе с римским, и определило каноны историописания в европейской науке, задало общую форму повествования, заложило определённые нормы так называемого «историзма». Конечно, современные историки реже взывают к теням Геродота и Фукидида, чем это делаю философы в отношении досократических школ, но их отражение всегда есть, было и будет в работах любого историка, так же как отзвук простейших одноклеточных жив в современном человеческом организме. Они не уйдут в прошлое.

Но стоит помнить, что Геродот и Фукидид, и иже с ними – часть большой греческой цивилизации, которая находится весьма далеко от нас, и обладает глубочайшей культурной спецификой. Любые тексты, выдернутые из контекста своей эпохи, сильно теряют в своей ценности, ведь нам будут неясны сами их творцы, и мы будем автоматически примерять к ним нормы своей культуры, своего мышления. Именно поэтому необходимо заглянуть за кулисы историософской кухни древнегреческих историков, и понять, как они видели свою собственную историю.

Быть может, фигура философа Алексея Лосева многих оттолкнёт от рассматриваемого сочинения – уж слишком специфической была фигура этого мыслителя, плоть от плоти русской религиозной философии. Его взгляд был взглядом метафизика и мечтателя, глубокого эстета, постигающего не просто логические связки между различными аспектами бытия, но и пытающегося почувствовать их в своей «целокупности». Эта же самая причина может привлечь и слишком обострённое внимание со стороны его приверженцев, без тени сомнения считающих Лосева одним из самых выдающихся мыслителей прошлого века. И то, и другое, конечно же, несправедливо. Безусловно, нужно учитывать глубокую специфику мировоззрения этого человека, но и не забывать, что он был весьма въедливым и внимательным исследователем, не просто конструировавшим воздушные замки из километров словоблудия, но и тем, кто пытался выстроить им соответствующий каркас.

Поэтому и стоит учитывать его в высшей степени оригинальный взгляд на античность, в том числе – и на их историософию, так как Лосев смещает своё внимание с титанических фигур великих историков, и начинает, мягко говоря, издалека.

Лосев – философ, который превыше всего ценит единство, внутреннюю цельность того явления, которое изучает, поэтому частные фигуры и тексты его интересуют постольку, поскольку они отображают эту цельность. И главной проблемой его небольшой книжки становится тема восприятия времени. Этот подход был вполне оправдан, молчаливое разрешение на изучение восприятий был дан после многочисленных трудов историков и философов 1960-70-х, немаловажную роль играл и труд «Категории средневековой культуры» (1972) Арона Гуревича, где восприятие времени было вынесено в отдельную главу. Поэтому, отболтавшись парой обязательных сентенций про рабовладельческий строй и классовый детерминизм, Лосев целиком ушел в изучение этой проблемы, сразу охватив времена, задолго предшествовавшие появлению классического полиса…

Чем весьма хорош Лосев – он чувствует разницу между мировоззрением человека, входящем в специфическое полисное социальное, и тем, кто находится в рамках «родового», то есть биологически детерминированного семейного коллектива, подчинённому общему круговороту времён года. Это, сугубо архаичное состояние общества именуется «мифологическим», поскольку отсутствие постоянного изменения, по Лосеву, заставляет воспринимать время как нечто неподвижное, как своего рода вечность, застывшую в одной точке. Деяния же, которые не вписываются в повседневность, которые и создают какое-то движение, воспринимаются скорее параллельно «вечности», это время не абстрактное, оно находит воплощение в конкретных событиях, как, например, в «Илиаде». Но, в силу того, что движение запускается экстраординарными событиями, то это время именуется «эпическим», не входящим в рамки, великим, творимым героем, то есть личностью, выходящей за рамки привычных отношений.

Но социальное полиса выдвигает уже другое понимание времени. Община граждан, использующая рабский труд, уже в состоянии вырваться из круговорота повседневного бытия, и способна воспринимать движение не как круговорот или «вечное возвращение», а как процесс нескончаемого изменения, собственно, как «время». Однако и эта концепция формируется далеко не сразу. Философы-досократики и авторы великих трагедий уже начали воспринимать время как абстракцию, как некую текучесть, происходящую за пределами субъективного восприятия, как это выражено, например, в трагедиях Эсхила, однако уже Софокл допускает вызов неумолимости его течения, человеческую борьбу за своё «Я», пусть даже и не всегда оценивая её доброжелательно.

Однако новое восприятие мира как целостности всё более совершенствовалось и уточнялось, натурфилософы вроде Демокрита приходили к идеям атомизма, идеям индивидуальности и структурности, «скульптурности» бытия, ведь каждый атом – индивидуален и неповторим, неповторимы и вещи, из которых они и состоят. Одновременно с этой идеей и пришла концепция атомистического времени, разбитого на отдельные точки-события. Именно в этот момент, в момент осознания единства и, одновременно, атомарности процесса течения времени, и возникает понимание истории, характерное для Геродота, Фукидида и Ксенофонта. Это идея «материального развития» человеческой истории от родового общества «тёмных веков» к развитым гражданским общинам полиса.

Но, для пытливого читателя становится сюрпризом то, что вершиной историософии становятся у Лосева не великие греческие историки, а любимые им Платон и Аристотель. Уходящая в бесконечность фактологическая историография его не удовлетворяла, так как распадалась на отдельные фрагменты и феномены, по факту, игнорируя время как самоценную вечность. Именно фигуры двух великих философов, создававших цельный и диалектически выверенный облик космоса как всеединства, должен был соединить вечное и непоколебимое время-вечность и время полисное, прагматическое, атомарное. У Платона он выделяет концепцию «вечного становления», становления времени как неподвижной вечности и вечности как подвижного времени, то есть на основе умозрительной диалектики. В «Диалогах» идея, «эйдос», находит своё воплощение в материи, а сочетание материи и идеи как воплощения последней и создаёт «вещь» как, собственно, объект бытия. Таким образом, и процесс развития истории является воплощением эйдоса Вечности. В этом плане Аристотель, конечно, заметно проще, он не игнорирует идею «материального развития», отдавая себе отчёт в глубоком отличии социальных порядков архаики и классики.

И именно эти методы, по всегдашнему мнению Лосева, ставят греческую философию истории едва ли не выше, чем новоевропейскую, по всем показателям – именно в силу превосходства древнегреческой философии над «буржуазной». Но, в общем-то, автор и не делает на этом такого большого акцента, зато его презрение даже к римской историографии видно невооружённым глазом. Так, по его мнению, Греко-римский историк Плутарх излишне идеализировал образы героев Афинского полиса, лишив жизненной наполненности общую концепцию истории. Причём Плутарх хотя бы упомянут на этих страницах, вполне себе античные Тит Ливий и Публий Корнелий Тацит вовсе не заслуживают упоминания в этой плеяде. Нет, античная философия истории оказалась непроницаемой глобулой, недостижимой высотой, вершину которой делят Платон и Аристотель…

В общем и целом, это крайне интересный взгляд на «историю истории», которая, неожиданным образом уводит нас от очевидных имён греческих классиков, и бросает в пучину глубокой философии. Таким образом, это не столько книга об античной философии истории, сколько часть авторского видения древнегреческой культуры, которая находится в крепкой сцепке с основным стержнем – многотомной «Историей античной эстетики». Если взять во внимание специфику авторского взгляда на античность, то эту книгу будет очень полезно прочесть. Это весьма специфическое, но добротное и оригинальное, самодостаточное философское произведение, вполне достойное прочтения. Что до критики… Честно признаюсь – при всём моём скепсисе в отношении Лосева – просто ещё не дорос…

https://chto-chitat.livejournal.com/14303904.html