"Йонесси – Древо, на котором стоит мир"

Река как древо жизни – и жизнь как Река - центральные метафоры книги Александра Григоренко. Слова "русло", "течение", "берег" употребляются в переносном значении едва ли не чаще, чем в прямом. "…Показалось, что жизнь его не просто сделала изгиб, но переменила русло и течет непонятно куда". "Он искал в памяти тот день, когда жизнь изменила русло". "Были безбрежные реки людей… и что я значил, капля этих рек?"

Поиск своей реки, своего берега – места, судьбой назначенного человеку, - один из сюжетообразующих мотивов романа: "Ибо так задуман мир, что не бывает человека без своей реки. Она предназначена ему по праву рождения". На Древе Йонесси стоит мир, населенный людьми и духами. С рекой-"Древом" связаны и основные сюжетные повороты романа, и образ человека, странствующего в поисках своих корней, и настойчиво повторяющееся сравнение жизни с рыбацкой сетью, которую нужно перебрать ячейку за ячейкой: "Жизнь спутанной сетью лежит у моих колен…" "Он… начал перебирать прожитое, как запутанную сеть, чтобы отыскать день, когда сломалась его жизнь". Своё "гнездо на Древе" ищет Ильгет; "встряхнуть Древо", чтобы восстановить нарушенный миропорядок, собирается Ябто; гнёзда с ветвей Древа сметает человек, разбудивший Кровавое Небо, - Чингисхан. Символический образ реки, на которой стоит мир, вновь возникает в финале романа, когда ветер судьбы уже отбросил Ильгета бесконечно далеко от Йонесси: "Моя маленькая река течёт через весь мир. Я вижу степи, горы, пустыни, другие озёра и реки, но точно знаю, что странствую по ее берегам". Вера в свою реку – то единственное, что остаётся у героя, утратившего всё, даже страх смерти.

"Моя судьба уместилась в три имени"

Вэнга – Собачье Ухо, Ильгет – Человек Земли, Сэвси-Хаси - Слепой-и-Глухой. Имена – этапы жизни главного героя; связь их с судьбой отмечена уже в названии романа. Найдёныш – приёмный сын – раб – предводитель племени – снова раб и нищий на улицах Самарканда, города, куда принёс Ильгета ветер судьбы. Сами слова "судьба", "участь" встречаются на многих страницах книги. "Сила и разум не живут в человеке, они приходят к нему, как гости, когда участь позовет их". "Разум соединял мою участь, как осколки глиняного сосуда". "Приручить судьбу", узнать, "как она выглядит", задумал Ябто. Вера в свою судьбу – единственное, что есть у Ильгета, решившего идти навстречу врагу, чтобы найти свою реку. Своих детей Ильгет собирается научить главной мудрости, которую, по его словам, "дала ему участь": имея своё, никогда не желай большего. Попытка разгадать замысел судьбы – главная цель героя, который обрёл всё – и всё потерял. "Зачем?", "для чего?" – те вопросы, которые он непрестанно задаёт себе и другим. "Я хотел знать, для чего она была, моя нерадостная жизнь". "Во мне билось: "Кто ты – всё дал и отнял?" "Зачем?" - старик Кукла Человека, над которым судьба подшутила, даровав бессмертие, тоже задает этот вопрос: "Всякий дар для чего-то, а мой для чего?"

"Все пути пересекаются… у людей, у духов"

Книга напоминает густой бульон; текст насыщен до предела: и событийно, и метафорически, и философски. Здесь все приметы магического реализма: чудеса, большие и маленькие, соседствуют с бытом, с реальностью, подчас жестокой. Фантазия автора создаёт сюжеты мифологические: здесь и история о племени, потерявшем огонь, и "большой аргиш" - уход мертвых с земли, которую суждено навсегда оставить живым, и бессмертие Куклы Человека – именно он заставит Вэнгу-Заморыша бежать от отца, сделавшего его рабом, а в финале объяснит герою смысл его третьего имени – "Слепой-и-Глухой". К мифологии отсылает и один из самых драматичных эпизодов книги - искалеченная мужем женщина, спасённая волком-вожаком, превращается в волчицу, чтобы насытить свою месть кровью обидчика.

Человеком, по мысли героев "Ильгета", управляет демон, сидящий у него между лопатками: он толкает вперёд, даёт совет или молчит, не зная, что ответить. Вера в сверхъестественное – неотъемлемая часть сознания героев романа: чудеса не воспринимаются ими – а вслед за тем и читателем – как нечто из ряда вон выходящее, а магические ритуалы осознаются как жизненная необходимость. Обиженной людьми Матери Огня нужно принести в жертву человека – без этого племя ждёт неминуемая гибель. Съеденное победителем сердце врага даст его силу и мужество – тем более, если это был сонинг - раб, шедший на бой без оружия. В мире, созданном автором, внезапное обретение или утрата дара не удивляют человека. Так, просоленное ядро, позволяющее видеть умерших, возвращает Ильгету людей прошлого, даёт возможность говорить с ними – и он, не изумляясь чуду, пользуется этой возможностью. Прислонясь к просоленному ядру, говорит он и с тем, кто в тексте зовётся просто "Он", с человеком, задумавшим стать хозяином мира, - Чингисханом.

" - Ты – пламя гнева?

- Да, я пламя…"

Диалог – наяву или во сне - "маленького человека" с могущественным и жестоким правителем (или тем, кто хочет им быть), попытка осмыслить логику всепоглощающей жестокости – мотив, уже знакомый в русской литературе (Пугачёв – Гринёв у Пушкина, Сталин - Зыбин в "Факультете…" Домбровского, Пилат – Иешуа у Булгакова). В романе Григоренко подобный разговор ведут нищий Ильгет (теперь – Ильхан, "князь", так его насмешливо называют горожане) и "хозяин мира" Чингисхан. Неожиданно для себя Ильгет узнаёт в собеседнике Ябто, своего приёмного отца. Так в роман входит ещё один знакомый русской литературе мотив – двойничества.

Ябто, предводитель отряда "обиженных", воюет за такой мир, в котором "лучшие не умирают вместо худших", "всякая вещь лежит на своём месте". И Чингисханом, обиженным судьбой и людьми, у Григоренко движет идея перекроить мир согласно собственным представлениям о справедливости и порядке: "Выбравшись из ямы, я не затаил ни капли зла на людей. Я решил помочь им, задумал исправить корень их жизни и ради этого поднял степь". Глядя на Чингисхана, Ильгет вдруг видит перед собой человека, совсем не похожего на бога: "Так же, как Ябто, он боялся судьбы, всего, что не приручено, что живёт само по себе".

Страх перед неведомой силой – и жалость к поверженному божеству, поиск истины – и крушение обретённого мира, попытка преодолеть Пустоту – и новые мучительные вопросы Мирозданию. Таков он, путь Ильгета. "И кто виноват в том, что мир оказался не таким, как мы думали, что повелевает в нём сила, которой мы не знаем?"