ellinchik все записи автора

Название: «Героиня»
Автор: Pani.KA
Бета: Juliet’t
Пейринг: Том/Билл
Рейтинг: NC-17
Жанр: P­WP
Предупреждение: много для пвп, канонично, банально и так далее. Вы уверены, что оно вам нужно?))

Волосы длинные, и спадают практически до плеч. Отбрасываю одну прядку назад и слегка поворачиваю голову, любуясь. Такая прическа действительно идет мне куда больше, я стал воистину неотразим. Скоро такие понятия, как Билл Каулитц и красота станут синонимами, я уверен. Нас уже практически невозможно разделить, ведь мы – это одно целое. Потому что я действительно, чертовски, невероятно красив. И, да, скромен. Без этого в наше время никуда.
Я слегка взбиваю волосы, чтобы смотрелось объемнее. Удовлетворенно смотрю в зеркало, наслаждаясь результатом. Никогда не думал, что смогу нравиться себе еще больше…
Да будет благословлен тот человек, который предложил мне сменить имидж. Пусть Бог наш придаст ему сил, чтобы прожил он долгую и счастливую жизнь. Я, бесспорно, выгляжу взрослее. Сексуальнее. Теперь меня сложно не желать. Если, конечно, вы не какой-то гребаный извращенец, который ни черта не понимает в прекрасном.

Хотя тут логика может подвести кого угодно. Можно сколь угодно хорошо разбираться в красоте и всем, что с нею связано, но ни черта не понимать во мне. Потому что я – это одна сплошная загадка, тайна, головоломка для ваших умов. Познать меня означает познать невозможное, объять необъятное, и так далее. Я не возвожу себя в Боги, нет, это не имело бы смысла. Если бы я был выше, чем вы, то нас нельзя было бы сравнивать в одной категории. Я такой же человек, просто куда красивее, оригинальнее и талантливее.
Я осторожно провожу пальцами по нежной коже и улыбаюсь. Она нежная и ровная, наверное, даже не нужно наносить тональный крем. Это в данном случае будет только лишнем. Будем брать если не естественностью, то ее налетом. А потом на меня посмотрят и скажут: «Он такой… такой… такой живой». После этого следует восхищенный выдох и обожающий взгляд в никуда. Но я никогда не буду принадлежать вам, я для всех, а, точнее, для себя. Но я не все, нет…
Беру в руки черный карандаш и осторожно подвожу левый глаз. Я не хочу переусердствовать, все, абсолютно все должно быть в меру. Если я переборщу с косметикой, то журналистам будет за что зацепиться. Они будут только рады, что я наконец-то ошибся, что можно вдоволь посмеяться надо мной.
Я мог бы обвинить их в глупости и сказать, что в действительности это меня ни капли не волнует, их нападки так глупы и ничтожны, что я совсем их не замечаю. Но ведь это не так. Я испытываю боль, сравнимую разве с физической, мне не нравится, жутко не нравится, когда обо мне говорят плохо. Когда надо мной смеются. Когда люди не воспринимают меня всерьез…
Ведь я улыбаюсь, пою, наверное, даже дышу ради них. Ради этих самых обычных серых людей, чье обожание и чья любовь мне так необходимы. Они для меня как вода, не смогу прожить без них более трех дней. Просто истаю от изнеможения. Мне мало своего собственного восхищения, нужно и чужое. Да и со всеми так, хоть в этом я не оригинален, что не может не радовать.
С подводкой покончено, и остались лишь завершающие штрихи в моей сегодняшней маске. Немного объемной туши, чтобы глаза сильнее выделялись на лице.
Мне не нравится цвет своих глаз. Голубые или зеленые лучше бы дополнили общий фон, они ярче. Но не важно, я слишком самокритичен. Девочки стихи слагают о красоте моих глаз, так что глупо жаловаться.
Теперь готово. Смотрю на себя в зеркало и не могу сдержать радостной широкой улыбки. Это не репетиция перед выходом на публику, это то, что я действительно сейчас чувствую. Радость, гордость и безудержное счастье.
Безумно хочется сейчас послушать комплименты на счет своего идеального макияжа, но в номере вместе со мной только братец и Дэвид.
Первый улыбнется, бросит взгляд на стену, а следом снова посмотрит на меня, слегка поигрывая сережкой в губе. Затем заговорит, но без какой-то надменности, он, как и я, очень быстро тарабанит слова, иногда их даже нельзя понять. «Ты похож на дорогую шлюху», - таков будет его окончательный вердикт, и мне останется только обиженно надув губы бежать к Йосту.
Тот посмотрит на меня более изучающе, действительно пытаясь отыскать какие-то огрехи, чтобы не дай Бог, я не вышел на публику неготовым. Следом удовлетворенно кивнет, оставаясь довольным тем, что видит. «Это будет хорошо продаваться», - легко читается в его глазах. Ему ведь больше и не надо, ведь мы, все мы, для него лишь товар. Наверняка, всех людей в мире он разделил на три категории – этих можно будет выгодно продать, этих нельзя, а над этими нужно слегка поработать. Но уже взрослый, ему можно так смотреть на мир.
Я знаю, что мне скажут, а поэтому не вижу смысла. Я доволен, и все, пошло остальное к черту. Поэтому одеваю на шею даже не ошейник, а скорее просто полоску кожи и подмигиваю сам себе.
Не может не радовать то, что в этом мире всегда будет хоть один человек, который никогда меня не разлюбит.

2.
Изо рта вылетают давно заученные слова, за спиной играет давно заученная музыка, перед лицом расположена давно изученная толпа. Но я не сказал бы, что мне скучно. Мне это нравиться, жутко нравиться, иначе бы я не занимался этим. Я черпаю энергию у этих людей, я купаюсь в их любви, и я действительно счастлив.
Меня не волнует, сколько раз это еще будет повторяться. Хоть миллионы, я все равно буду отдавать на концертах всего себя, без остатка.
Мне не жаль, ведь забираю то я все равно куда больше…
Я знаменит. Я красив. Я, черт побери, молод. Вам этого мало, чтобы признать меня идеальным? Мне – да. Потому что есть еще довольно много областей, где я никак не раскрылся, совершенно никак. Например, в личной жизни. Я даже не думаю, какой будет из меня отец, но какой любовник?..
Да, за шестнадцать лет своей жизни я ни разу не был с девушкой. Тем более с парнем, хотя пол для меня особого значения не имеет. И дело тут в банальном отсутствии выбора.
Да, передо мной целая толпа визжащих девчонок, которые были только рады, если бы я пригласил их к себе в номер на ночь. Они бы что угодно сделали, лишь бы запрыгнуть ко мне в постель. И делают ведь, только я игнорирую.
Потому что у меня есть принцип. Не принцип, не привычка, а скорее некая брезгливость. Я не хочу быть ни с кем, кто красивее меня. Не хочу чувствовать себя ущербным. Каждый день смотреть на человека и завидовать… даже если не каждый день, а всего лишь одну жалкую ночь. Боже, да я с ума сойду от осознания того, что я хуже кого-то. Но так бывает со всеми, к этому люди привычны.
Я не хочу быть ни с кем, кто, не побоюсь этого слова, уродливее, чем я. Не хочу, и все. Мне противно от одной мысли. Лечь в постель с кем-то, кто никогда не сравнится со мной… сам не знаю, почему, но меня корежит от такой картины. Да, я брезгливый. Мне нужен кто-то, кто будет равен со мной в красоте.
Поэтому я и дальше буду осматривать зал влюбленными глазами и говорить всем журналистам, что жду свою единственную. Потому что это не ложь. Я действительно жду, и, причем, с большим нетерпением.

3.
Я лежу на полу перед диваном, закрыв глаза и улыбаясь неизвестно кому. Том же развалился на этом самом диване и смотрит порно. Ему это явно интересно, потому что когда у нас один номер на двоих, мой братец не решается приводить в номер девочек. Причем он никогда не мог внятно ответить на вопрос «почему?», ведь я никогда не сказал и слова против. Никогда не поверю, что он стеснялся. Это ведь мой брат.
Рука Тома свесилась с дивана, и осторожно перебирала мне волосы. Прикосновения легкие и практически незаметные. Так приятно чувствовать родное тепло.
Нет, если закрыть глаза, то мне даже нравиться этот, кхм, фильм. У них стоны красивые, выразительные такие. Или они хорошие актеры, или действительно получают удовольствие. Уж мне ли не знать, что от игры можно получать наслаждение, и, причем какое…
Наверное, некрасивых стонов просто не бывает. Даже в тех, что происходят из боли, можно найти что-то красивое. Потому что мы не имеем над этим контроля, потому что мы хотим больше и больше, потому что мы желаем…
Да, я возбудился. Да, я возбудился оттого, что всего лишь слушал порнофильм. Но это ведь не делает меня гребаным извращенцем? Я ведь всего лишь подросток, у которого никогда не было девушки. И парня не было. Никого.
Мой член напряжен уже до боли, и я действительно хочу проклясть себя за то, что ношу узкие обтягивающие штаны. Может быть, в них моя задница и смотрится куда привлекательнее, но в таких ситуациях… в таких ситуациях хоть тревогу бей. Потому что мне действительно плохо от наслаждения. Три «ха».
Я не решаюсь потрогать себя. Не при Томе. В конце концов, все исчезнет само собой. А если не исчезнет, то… то надеюсь, что он ничего не заметит. Братец и так постоянно надо мной подшучивает на тему отсутствия у меня секса. Сам-то ни одной юбки не пропускает.
Ну и что. У меня принципы. Мне нужно найти того, кто будет так же красив, как и я.
Сверху (так и хочется сказать «с неба») льется горячая вода, и стенки кабинки уже запотели от пара. Я стою, прислонившись к своеобразной пластиковой стене, и нервно отбрасываю с лица волосы. Нет, я доволен своей новой прической, но мне не нравится, когда чертовы волосы лезут куда не надо. Это как минимум раздражает, и как максимум сводит с ума.
Нерешительно, действительно боясь неизвестно чего, веду руками по телу вниз. Неуверенно провожу руками по бедрам и снова обхватываю себя за плечи. Не хочу, но, черт побери, без этого так сложно. Господи, почему ты сделал так, что подросткам в этом мире жить так сложно? Точнее, в этом плане. Когда вокруг тебя все только и думают о сексе или занимаются им, трудно оставаться чертовым девственником и изображать из себя святую невинность. Честно, иногда мне хочется наплевать на свои глупые принципы, и воспользоваться положением гребаной рок-звезды на полную катушку. Но для этого я слишком красивый, не так ли?
Слегка прикусив нижнюю губу, все-таки возвращаю руку назад, и обхватываю ею свой член. В голове сразу всплывают те стоны, то тепло внизу живота, рука Тома в моих волосах и теплый полумрак. В номере в тот момент была такая интимная обстановка… Это не сравнится ни с какими там порно-журналами брата, которые я иногда листаю от скуки. Мне не нужны фотографии полуобнаженных силиконовых красоток, мне нужны ситуации, живые, реальные.
Я неторопливо, хотя бы потому, что некуда торопиться, вожу рукой по всей длине своего члена, иногда замирая, чтобы сдержать непрошенные стоны.
Голова откинута назад, глаза закрыты, но я все равно чувствую, что в помещении светло. Нельзя сказать, что меня это радует, всегда больше любил сладкую темноту. Она меня возбуждает. Когда ты один, и когда в комнате полумрак, то можно представить себе все, что угодно… абсолютно все. Я ведь мечтатель, и еще какой.
По всему телу проходит судорога наслаждения, и я прикусываю губу еще сильнее, чтобы не застонать. Не хочу слышать этого сейчас. И не важно, что все равно не сдержусь, главное – это попытка. Я пытаюсь, я могу, и не важно, что губе уже больно. Мне нравиться именно стараться, это важнее всего.
Из губ вырывается тихий выдох, и мне приходится ускорять двияжение руки исключительно для себя, да и нет здесь никого больше.
Локтями упираюсь в стену, потому что сил практически не осталось, и я могу запросто сползти вниз. Не хочу садиться голой задницей на холодный пол. Это мало того, что не гигиенично, так еще и неприятно. Я вообще люблю тепло и комфорт. Как сейчас, когда по всему телу приятный жар, и в темноте полузакрытых глаз тоже бушует пламя. Разве я не говорил, что люблю мечтать?
Все-таки не выдерживаю, и сквозь плотно сжатые зубы вырывается один короткий стон. Скорее обиды, и какого-то уже маниакального желания, чем наслаждения.
Я с силой сжимаю ладонь вокруг своего члена и продолжаю двигать рукой вверх-вниз, искусав свои губы уже в кровь. Дыхание вырывается короткими всхлипами, и я кончаю, все-таки теряя из себя громкий стон. Следом сползаю вниз по стене и протягиваю руку вперед, чтобы смыть с руки чертову сперму. Липкая, белая, и мне так противно, не важно, что это из меня. Как раз это и является самым гадким. Вот если бы она была из кого-то другого. Если бы кончили на меня, чья-то шершавая рука размазала семя по животу, а следом губы, чьи-то сильные губы поцеловали меня за ушком…
Чертовы гормоны. С ума сойти можно.
Поднимаюсь с пола, и, выдавливая на руку немного вишневого геля для душа, торопливо растираю его по всему телу. Хочу смыть с себя грязь.
Мне нужно найти того, кто будет так же красив, как и я. И чем быстрее, тем лучше.

5.
Сидим в студии и неторопливо обедаем. Дэвид говорит поспешить, потому что сегодня еще много работы, но мы дружно его игнорируем. Когда это мы слушались Дэвида? Нет, слушались, конечно, но не в этом случае. Мы хотим отдохнуть. Мы устали.
Лениво ворошу вилкой салат, а следом отпиваю из стакана. Я так устал, не хочу больше сегодня работать. Хочу закутаться в теплое одеяло, наесться до тошноты шоколадного печенья с теплым молоком и смотреть диснеевские мультики. Все для того, чтобы на следующий день с новыми силами придти на концерт, на запись, куда угодно…
- Дэвид, когда у нас будет выходной? – капризно протянул я, погребая огурец под листьями салата.
Тот осекся, я перебил его на середине речи, и неприязненно посмотрел на меня. Я знаю, что он не любит, когда его перебивают. Наш великий продюсер, который привык все держать под своим контролем. У него и овощи, как в той рекламе, строем ходить начнут, дружно распевая песни.
- А вы его заслужили? – интересуется Йост и насмешливо переводит взгляд с меня на Тома.
Брат меланхолично что-то жует, совершенно не обращая ни на что внимания. Георг и Густав уже давно ушли, а мы все сидим здесь и тянем время неизвестно зачем. Ну, не хочется нам работать, не хочется, и все. Мы, вообще, дети, или как?
Откидываю с лица волосы и кокетливо смотрю на Дэвида, чтобы тот, наконец, перестал нависать над нами, как коршун. Мы же не цыплята.
Том смотрит на всю эту картину неприязненно. Интересно, когда я хмурюсь, то выгляжу так же глупо? Надеюсь, что нет. Все равно нужно побольше улыбаться, это идет нам обоим, хоть братец и не обращает на такие мелочи никакого внимания. Пока девочки к нему липнут, его ничего не волнует.
- Вот уж в безграничной глупости и нежелании работать вы точно одинаковы, - процедил сквозь зубы Дэвид и ушел.
Том лишь пожал плечами и продолжил пережевывать чертов салат, а я сидел, как обухом по голове ударенный.
Одинаковы?..
Боже, я такой глупый, как же сам не догадался?..

6.
Мы вчетвером сидели в нашем с Томом номере после концерта. Все были уставшие и поэтому говорили тихо, уже на грани сна. Я же вообще молчал, полностью погруженный в свои мысли.
Диван был мягкий, но ко сну не располагал. Совсем. Хочу в теплую постель.
Я так устаю от всех этих записей и концертов, что у меня даже кожа потускнела. Мне это не нравиться, я не хочу терять свою красоту из-за каких-то глупостей.
- Знаешь, Том, я бы хотел тебя трахнуть, - все с той же задумчивостью тяну я, накручивая на палец прядь волос.
Все разговоры в комнате моментально утихли, Георг и Густав смотрели на меня с безграничным удивлением и непониманием, а Том с усмешкой. Наверно, полминуты прошло, пока он не догадался рассмеяться. Его смех, совсем не детский, ехидный смех, моментально разрядил обстановку.
- У тебя совсем что-то в голове перегрелось от недотраха? – тихо спросил Том и снова рассмеялся. – Найди себе девочку, и хватит уже париться по пустякам.
Постепенно в комнате снова завязался разговор, а я оставался сидеть на чертовом диване, даже позы не сменив. Брат говорил полную ерунду. Ведь еще неделю назад, в студии, я все понял. Осознал своей глупой, но чертовски красивой головой то, что не замечал долгое время.
Мне нужен кто-то, кто будет так же красив, как и я. Зачем ждать и искать, сбивая подошвы на кроссовках, когда у меня есть брат-близнец? Точно такой же, как и я, разве что прически разные. Но ведь это не делает его менее красивым. Мы одинаковые. Совсем. Полностью. А это значит, что на него не распространяется мой запрет.
Я думал об этом целую неделю. Перебирал в голове моральные запреты, все то, что вложила в меня мама в детстве. Чертовски много сомневался, не решался и боялся. Все-таки, в нас одна кровь. Мы братья. Родные братья.
И почему люди называют это чем-то плохим? В конце концов, у нас же не могут родиться дети. А больше и нет каких-то логических доводов, что это не правильно. Ведь наоборот, если мы братья, мы лучше знаем друг друга. Никогда не причиним боли. Не уйдем. Всю жизнь вместе будем.
Ненужные, пустые сомнения, и то, что совсем не имеет значения.
Я всегда знал, чего я хочу. И знаю сейчас. Кто-то желает с этим поспорить? Неужели есть самоубийцы?
- Я серьезно, Том, - чуть ли не шепчу я. Но голову вверх задрал, гордец.
И снова в комнате воцарилось молчание, только на этот раз очень короткое, практически незаметное. Брат улыбнулся мне, слегка склонив голову на бок, и продолжил что-то обсуждать с Георгом.
Я ведь все равно своего добьюсь. Для начала сделаю родного братишку собственной подстилкой, а после возведу в ранг любовника. У меня есть для этого все данные, не так ли?
В комнате тишина, только часы тикают. Они меня так раздражают, кто бы знал. Хочется сломать их, но нет желания потом получать выговор от Йоста за то, что порчу имущество гостиницы. Еще раскричится ведь.
Тома нет, и кровать напротив пустует. Ушел на какую-то очередную вечеринку, получает удовольствие от жизни. И, вообще-то, правильно делает. Он же не такой глупый, как я, у него нет принципов. Я за него рад, ему не приходится мучаться и дрочить в ванной.
Надо бы уже уснуть, завтра рано вставать, но сил нет. Да, у меня нет сил, чтобы уснуть. Я совсем сошел с ума… или банально запутался. Одно из двух, нет желания придумывать еще варианты.
Дверь открывается с тихим скрипом (и не могли они петли смазать?), и в комнату входит Том. Не один. Ведет за руку какую-то девчонку, судя по смеху, совсем молоденькую. Была бы взрослее, так и вела бы себя по-другому. Хотя, может, просто пьяны слишком сильно.
Я натянул на голову одеяло и отвернулся к стене. Не может быть, чтобы Том не заметил, что я «дома». Просто такой пьяный, что плевать ему на все. И даже на меня. С ним бывает такое, и хорошо, что не часто. Он все же мой брат.
Одеяло приглушает звуки, но не то, чтобы особо хорошо. Поэтому я слышу все, что происходит сейчас между ними. Слышу, как расстегивается молния на ее кофточке, их глупое хихиканье, тихий голос брата. Он что, комплименты ей говорит, чтобы трах стал не таким пустым? Это так на него похоже, говорить пустые слова, в которые не верит никто, кроме его самого.
Судя по всему, уже упали на кровать, избавившись от остатков одежды. Сейчас начнется самое неприятное – стоны. То есть, это как раз для меня самое «приятное». Только я не хочу возбуждаться оттого, что подслушиваю, как собственный брат трахает какую-то девчонку. Мне противно.
Первой тихо стонет она. Ей нравится, нравится, когда ее трахает мой брат-близнец. Блять, я тоже хочу знать, понравилось ли бы мне это. Тоже очень, очень хочу это знать. И в кого он только такой упрямый? Уж точно не в меня. Вот если бы сам Том первым захотел меня поиметь, то я бы никогда не смог ему отказать. Он все же мой брат, и я люблю его.
Звуки становятся все громче и настойчивее, и я отчетливо чувствую, что мои трусы явно стали слегка малы мне. Отвратительно.
Все же они были не слабо пьяны, и мне не пришлось терпеть эту пытку слишком долго. Стоны утихли, и я решил высунуть голову из-под одеяла, уж больно под ним было жарко.
- Разве я хуже, Том?.. – еле слышный шепот вырывается из-за моих губ.
Ничего не отвечает. Спит. Ну и ладно. Если я нашел, то я своего добьюсь. Всегда добивался, и этот упрямый и тихо сопящий случай не станет исключением.

8.
В гримерке было так душно, что я даже не смел мечтать о кондиционере, мне бы и веера хватило, или хотя бы маленькое дуновение свежего ветерка. Невыносимо.
Грим мне уже нанесли, я переоделся, и сейчас были чертовы двадцать минут свободного времени, которые нужно было на что-то потратить. Йост сказал из гримерки не выходить, и поэтому нам с Томом оставалось сидеть здесь и тяжело дышать от невыносимо затхлого воздуха. У меня появляются такие плохие ассоциации, что даже становится чуточку странно. Но я уверен, что во всем виноват фильм ужасов, что мы смотрели вчера вечером. Я сидел, тесно прижавшись к Тому и положив голову ему на плечо. Никто не обратил на это никакого внимания, и правильно, ведь мы же братья. К тому же близнецы, нам все позволено.
Как бы я активно не приставал к нему, тот, казалось бы, совершенно этого не замечал. Или очень искусно делал вид. Этот ублюдок играется со мной. Выводит меня из себя.
Ненавижу. Но это лишь подбивает меня на более активные действия. Я добьюсь, обязательно добьюсь своего.
Кошусь на часы, осталось еще пятнадцать минут. А смысл сейчас сидеть, сложа ручки?..
Поднимаюсь (с трудом, да) со стула и мягким пружинистым шагом подхожу к креслу брата. Пока тот не успел опомниться, сажусь ему на колени и, обхватывая руками за шею, крепко прижимаюсь щекой к щеке.
- Бля, Билл, мне жарко, - ворчит себе под нос и пытается меня спихнуть. Слегка отстраняюсь от него, но не больше. Пусть знает меру. – Да слезь же с меня!
Том отбивается уже активнее, но я вцепился в него крепко, не отпущу, не дождется. Мне нравится, когда он так близко. Очень нравится…
Наклоняюсь и осторожно целую его в шею. Сначала просто и по-детски, но следом приоткрываю губы и осторожно засасываю нежную кожу. Неумело, случайно прикусывая зубами, но ведь мне никогда раньше не приходилось этого делать. Я только учусь.
Руки Тома упираются мне в грудь, но голову он откинул назад, будто бы сам не может решить, что делать. Путается? Никогда не поверю, потому что это мой брат. Он всегда точно знает, что делает и зачем. Скорее всего, он просто что-то задумал… черт. Мне это не нравится. Если братец именно сейчас решил поставить меня на место, то он точно выбрал не самый удачный момент.
- Я же говорил, что серьезно… - шепчу, и снова пытаюсь прижаться к нему всем телом. Руки Тома не дают, держат на расстоянии. Сволочь. – Почему ты такой упрямый, Томми? Может, хватит уже ломаться, как какая-нибудь малолетка?
Наклоняюсь над ним, и пытаюсь поцеловать. Между нашими губами каких-то несколько чертовых сантиметров, но братец не позволяет больше, издевается. Я даже чувствую его дыхание, мятное, он жует жвачку.
И следом стук в дверь.

9.
И снова мы вдвоем в номере. Только я уверен, что на этот раз Том меня к себе даже близко не подпустит. Он уже так устал за этот месяц от моих приставаний, что говорит, что даже в зеркало не хочет смотреть, потому что это напоминает ему обо мне. Сука. Не понимает, что меня эта ситуация тоже уже чертовски раздражает? Может, уже даже больше, чем его. Я вообще с ума схожу, потому что я чертов подросток, который может думать только об одном.
Лежу на диване, закрыв глаза и подтянув ноги к животу. Так теплее. Так… не знаю. Удобнее что ли. Только мне обычно говорят, что когда я лежу так, то похож на маленького беззащитного ребенка. Не хочу выглядеть маленьким, не хочу…
Том вошел на удивление бесшумно, и сел у меня в ногах. Потянулся к пульту, но я тут же пнул его ногой в бок, чтобы не смел. Не хочу сейчас ничего слышать.
- То-ом? – тяну я, подложив под голову руки и вызывающе смотря на него.
- Боже, ну только не начинай снова… - обреченно произнес он, и попытался все-таки дотянуться до чертового пульта.
Я уже был на ногах (точнее на коленях, но один черт), и осторожно гладил его колено, напустив на себя при этом самый невинный вид. Да, я очень невинный, причем в прямом смысле этого слова.
- Развратишь меня, Томми? – мурлычу я, продолжая свою мысль. – Я очень, очень хочу стать плохим.
Осторожно ползу пальчиками под его необъемную футболку, добираясь до горячего тела. Он такой красивый… прямо как я. Мне так нравится прикасаться к нему. Мне так все это нравится.
Не увидев обычного сопротивления, забираюсь к нему на колени и стаскиваю с него эту чертову футболку. Братец без нее смотрится таким худым, и широкие штаны сразу становятся какими-то неуместно глупыми. Нужно будет обязательно их снять в скором времени. Чем быстрее, тем лучше.
- Поцелуй меня, пожалуйста, - тихо шепчу я, и сам тянусь к его губам.
Том все еще не предпринимает никаких попыток меня остановить, но и никакой инициативы не проявляет. Последнее конечно не есть хорошо, но первое не может не обнадежить. Значит, все может получиться.
Наши губы соприкоснулись, и я замер, наслаждаясь его теплом. Только видимо Тому надоело изображать из себя каменного истукана, и он резко схватив меня за лицо, проник языком в мой рот. Я от неожиданности даже ответить на поцелуй не мог. А может не только поэтому. Я никогда не целовался с парнем, и… и может, не знал, как это делается. Хотя нет, конечно же, знал, просто непривычно было, когда кто-то хозяйничает в твоем рту своим языком.
Том целовал меня очень жестко, страстно, как ни одна из тех немногочисленных девушек, что у меня были до возникновения моих чертовых принципов. От одного этого поцелуя я возбудился. И совершенно непроизвольно терся джинсами об его обнаженный живот, стремясь получить хоть эту маленькую толику удовольствия. Руки Тома переместились на мою талию, и даже заползли под футболку. Он позволяет себе маленькие вольности… еще бы я был против. Я только рад, безумно рад.
- Блядь, Том… - хнычу я, крепко прижимаясь к нему всем телом.
Мой братец сразу понимает, что мне нужно. Еще одно подтверждение тому, что у близнецов есть астральная связь?
Он ставит меня на ноги, и неторопливо стаскивает штаны, что-то бурча себе под нос на счет их узости. Стянул заодно и футболку, а следом уложил на диван, нависая сверху.
Я уже совершенно не мог сдерживать себя, и в голос стонал, шепча на ухо брату какие-то признания и глупости. Тот это полностью игнорировал, и только целовал меня в шею, водя рукой по моему члену. Я почти мгновенно кончил, ведь это был первый раз, когда кто-то дотронулся до меня т а м. И это было так здорово, что хотелось еще и еще, чтобы это никогда не заканчивалось.
- И ты еще хотел меня трахнуть? – насмешливо прошептал мне в ухо Том и попытался подняться, но я его не отпустил, крепко прижав к себе. Он был такой теплый.
Я осторожно провел пальчиками по его обнаженной груди. Том практически лежал на мне, перенеся лишь часть своего веса на диван, и я прекрасно ощущал, что он совершенно не был возбужден. Это меня… это меня обижало. Можно сказать, что очень.
- Ты меня не хочешь, да? Ты совсем не возбужден… - все с той же капризностью тяну я, царапая его своими острыми коготками.
- Я не такой извращенец, чтобы возбуждаться оттого, что мой брат-близнец только что кончил мне в ладонь, - с усмешкой отвечает Том, все тем же заговорщицким шепотом. И почему боится говорить вслух?
- Может, тебе помочь? – отвечаю тем же шепотом, и осторожно выскальзываю из под него.
Скольжу вниз, сам боясь того, что собираюсь сейчас сделать. Но я не хочу, что бы все закончилось на том, что он мне дрочил. Я хочу… да, я хочу, чтобы он меня трахнул. Как всех тех своих девочек. Только мне то на утро он не улыбнется, и не выставит прочь из номера.
Добравшись до его паха я еще, наверное, с минуту возился с глупой молнией на штанах. Следом слегка приспустил их вместе с трусами, и с легкой неуверенностью посмотрел ему в глаза. Брат смотрел на меня с насмешкой, как, в общем-то, и всегда. Я уже привык, так что к черту.
Все еще слегка смущаясь, я обхватил его член рукой, и осторожно дотронулся до головки губами. Следом несколько раз чуть ли не грубо лизнул языком, и вобрал его член себе рот так глубоко, как только мог. Том не застонал, как я ожидал, вообще ни звука не издал, только запустил руку мне в волосы. Я хотел его немного подразнить, но потом понял, что лучше не нужно. Это ведь неприятно.
Я двигался медленно, и несколько раз чуть ли не сорвался на зубы. Только все равно мне было этого мало. Ведь я – это не какая-то девочка на одну ночь. Томми так просто от меня не избавится, пусть даже не надеяться.
- Ты ведь не откажешься, м?.. – тихо спросил я, оторвавшись от своего занятия и снова поднявшись к его лицу. – Я твой, полностью твой.
Том смотрел на меня уже не с насмешкой, а с сомнением. Я попытался его поцеловать, но он только отвернулся, от чего мои губы попали куда-то ему в щеку.
- Лежи здесь, - сухо сказал он, и поднялся с дивана. Подтянул на ходу штаны, и направился куда-то в район ванной.
Глупый, зачем он это сказал? Будто бы я мог куда-то уйти. Да у меня даже мысли такой не мелькнуло, хоть и было чуточку страшно. Я боялся, да, но жутко хотел. Почувствовать кого-то в себе… не кого-то, а Тома.
Он вернулся с баночкой какого-то крема, и презервативом. Он что их в ванной хранит? Или это подарок от гостиницы? Глупость какая.
Я привстал на локтях, недоуменно смотря на него. Мне нужна была подробная инструкция, что и как делать. Хотя Тому то откуда знать? Я уверен, что он до этого тоже ни разу не был с мужчинами. Он же мой брат, рассказал бы мне, я уверен. Томми всегда мне все рассказывал.
- Развернись, - скомандовал он, и я послушно перевернулся на живот. Но Тома это явно не устроило, и он за талию поставил меня на колени.
Было несколько неудобно стоять перед ним… так. Я даже оглянуться боялся, и посмотреть на его лицо. Может, во всем было виноваты мои чертовы красные щеки? Мысль о том, что брат может это заметить, совсем меня свела с ума. Я положил голову на руки, уткнувшись носом в обивку дивана. Дышать стало тяжелее, зато на душе куда легче.
Где-то через полминуты я почувствовал, что в меня осторожно, но настойчиво пробирается палец Тома. Я отчаянно пытался не зажиматься, но выходило плохо. Правда, мой братец был нежен и аккуратен со мной. В нем не было и капли нетерпеливости. Может, это все, потому что он не хотел меня? Вполне возможно, только мне не нравится. Он должен, просто обязан меня желать.
Через минуту, или около того, во мне было уже два пальца. Это было несколько неприятно, но, в общем-то, терпимо. Да я все был готов вытерпеть, ради того, что бы добиться своего. Пусть хоть пытает меня на дыбе.
Пальцы из меня исчезли, и послышался треск разрываемой упаковки. Я все-таки решился оглянуться, и увидел Тома, который уже все-таки с долей нетерпения надевает презерватив.
Поняв, что последует за этим, я снова покраснел и уткнулся носом в спинку дивана. Конечно, бояться было неуместно, но все же…
Том резко вошел в меня одним толчком, и только его руки позволили мне удержаться на месте, и не податься вперед. Было больно, может, даже слишком. Только я терпел. Если Том тоже испугается, то потом это ни разу не повторится.
Он дал мне всего лишь мгновение, что бы привыкнуть, и начал двигаться. Боль постепенно уходила, освобождая место безудержному наслаждению.
Тихие выдохи при каждом движении, и громкие стоны, когда его рука легла на мой член. Было хорошо, слишком хорошо, что бы я мог сдерживаться. Только хотелось подольше растянуть это удовольствие, поэтому я терпел, сам не зная зачем, и все отговорки со словами вдруг показались такими глупыми и неуместными, что захотелось возненавидеть их, уничтожить, размазать по стене, что бы памяти о них не осталось…
Том был во мне, так глубоко, что это с ума меня сводило. Его руки на моей талии, его горячее тело, прижатое к моему, и это сумасшествие, что творилось между нами. Мораль была съедена хищными акулами под именами Страсть и Желание, о ней забыли все, кто только мог.
Я снова кончил ему в руку, кусая жесткую обивку дивана, что бы хоть чуточку приглушить стоны. Потом потерся об это место щекой, и сошел с ума от прохлады, потому что все к черту залил своей слюной. Том тоже скоро кончил. В меня, он кончил в меня. С ума сойти.
Он выскользнул из меня, и я тут же перевернулся на спину, ловя его испытующий взгляд.
- Ты такой красивый… - его слова, не мои. От меня было только желание.

10.
- Не упрямься же, Томми! – я смеюсь и настойчиво пытаюсь удержать его на месте. – Хватит быть таким серым.
Он все равно вырывается, и пытается скинуть меня со своих колен. Сейчас ведь доиграется.
- Я просто хочу сделать тебя чуточку красивее… подведем тебе глазки, и все, хорошо? – громко смеюсь, смотря на его искривленное какой-то слишком наигранной злостью лицо. Такой смешной. – Хватит уже артачиться! Я не хочу, что бы ты был похож на мою жалкую тень. Мне нужен красивый брат. Очень красивый.
- Уж лучше быть тенью, чем таким как ты. Волосы дыбом, косметики на лице больше, чем у какой-нибудь порно-звезды, а на одежду без смеха и смотреть невозможно, - с непроницаемым лицом говорит он, и даже не показывает намека на улыбку. Да как смеет?
Тыкаю его карандашом в плечо, и шутливо целую в нос. Лицо Тома смягчается, и он обхватывает меня руками за талию, крепче прижимая к себе. Пытается поцеловать, но я не даю, крепко сжав его лицо и осторожно водя карандашом под левым глазом. Как это не удивительно, но брат больше не вырывается. Обычно он не сдается так быстро.
- Иногда мне кажется, что мне нужно сняться в каком-нибудь порно-фильме, чтобы полностью угодить тебе, - шепчу я, аккуратно «рисуя» ему все тот же глаз. Даже кончик языка высунул от усердия наружу. – Больно уж часто ты о них говоришь…
Том ничего не отвечает, лишь обнимает меня еще сильнее. У меня покорный братец, он готов ради меня на все. Да и разве можно сопротивляться мне? Нельзя. Никому и никогда нельзя.
Потому что как не крути, но я все равно очень красив. А рядом с Томом тем более.