N_Sore все записи автора -В Москве вы сделаете новую серию фотографий?



– Нет. Я сделаю одну фотографию. Я планирую вернуться в Москву в ноябре, потому что меня пригласили сделать выставку в галерее Татинцян. И если эта фотография будет работать хорошо, то я могу попытаться сделать другую. Я путешествую по разным местам, и что мне интересно – это культурные особенности людей и мест, дающие возможность для фотографирования.



– Вы действительно видите культурные различия между людьми в Москве и в Нью-Йорке, например?



– Абсолютно! Я работал в Эстонии и в Польше – лица совершенно другие, и они зависят от культурного контекста. Я думаю, у каждой личности есть дух и у каждого места есть дух или душа – в людях, в том, как они движутся, в том, как строят собственную цивилизацию.



– Что вы знаете о своих русских корнях или о своих еврейских корнях в России?



– Каждый человек, который прибывал из Киева, был «русским», приезжая в Штаты. Но мы – через мою сестру – провели исследование семейной истории – и обнаружили, что мои дедушка и бабушка происходили из Литвы – они попали в Киев на пути в Штаты. Мой отец был американцем в первом поколении, и он хорошо здесь вписался, разве что он был полон такой жажды жизни... у него был особый тип юмора и очень сильный индивидуализм. Моя мать была итальянкой и католичкой, мать и бабушка приехали из Италии, из района Неаполя. Моя бабушка приехала в Соединенные Штаты с 30 долларами. Я думаю, что эти предпосылки были важны для моей работы.

Я получил хороший шанс. Мой отец был не только рабочим, но и игроком. И моя мать также – на свой манер. Они были художниками или хотели ими быть. Мой отец хотел быть виолончелистом, но по причине бедности (ему нужно было выживать) он стал стекольщиком, как и его отец. Моя мать хотела быть пианисткой, играть для немых фильмов, но когда появился звук, она не могла этого делать и стала бухгалтером – так что она любила числа. Моя мать также играла в карты, в бинго, она была игроком. Моя мать и мой отец разошлись из-за религиозных различий.



– У них были творческие амбиции, но вы реализовали их амбиции за них?



– Нет. Они помогли мне. Когда моя старшая сестра заинтересовалась пианино, то моя мать послала ее не к местному учителю, а к учителю в Карнеги-холле, что было очень хорошо. Моя мать обладала итальянским, средиземноморским, невероятным чувством поэзии и искусства. Ей нужно было видеть своих детей художниками. Мой брат рисовал на обочинах улиц, и моя мать послала его на уроки рисования и живописи, а теперь он – очень известный в Штатах художник, он профессор живописи в университете Сиракузы, уважаемый и знаменитый. А я сам... (Уиткин показывает, как именно его мать складывала руки в молитве, и посмеивается.) – она все время молилась за меня. У брата был интерес к музеям, мы ходили в Метрополитен, в музей Уитни, Музей современного искусства. И там мы находили рай, потому что в том месте, где мы жили – в Бруклине, – был очень бедный район.



– Он и сейчас очень бедный.



– Нет. В действительности тот район, где я вырос – Вильямсбург и Гринпойнт, – сейчас продолжение Нью-Йорка; там есть большие лофты новых галерей. Теперь это предместья, но не дно.



– У вас есть русские дальние родственники?



– Я ничего об этом не знаю. Потому что мы никогда не знали истории того места, откуда мы пришли. Все осталось позади. Большой океанский прибой смыл наше прошлое. И единственное, что выжило, – стремление начать новую жизнь в Штатах.



– Вы сами – мультикультурны?



– Моя семья формировалась в американской культуре, но моим первым языком в детстве был итальянский, потому что я жил с матерью и бабушкой. Я пошел в школу и учил там английский, но это был бруклинский английский. Затем я сам продолжал образование. Я получал высшее образование в Купер Юнион. Купер Юнион – это прекрасная школа в Нью-Йорке, совершенно бесплатная; чтобы поступить, нужно пройти конкурс – они берут одного из 60 абитуриентов. В то время я также делал фотографии (мне было 11 лет), я еще не нашел своего пути. Но я окончил Купер Юнион как скульптор. Когда мне было 14, я встретил Ви-Джи. Он был невероятным, очень странным человеком – и тоже из Восточной Европы. В 16 я встретил Стайхена, потому что я позвонил ему и показал свои работы – это были маленькие слайды. Я брал цветную пленку, и результаты были готовы немедленно – на следующий день. И он отобрал мои работы для выставки с невероятным названием "Шедевры фотографии". Эти слайды стали частью коллекции, и я сказал себе: "Да! Я должен быть фотографом".



– Давайте поговорим немного больше о вашей русской фотографии. Вы будете использовать бездомных?



– Я действительно нашел модель. Не на улице. Он был в музее, и когда он снимал пальто, потому что он только что приехал, чтобы увидеть выставку, я немедленно сказал Марине, моей переводчице, – поговори с ним, потому что я хочу, чтобы он был моделью. И я еще не знаю, будет ли этот человек работать – он может и передумать. Я могу рассказать вам идею. Вот как я работаю (Уиткин разворачивает большой альбом, в котором от руки сделан карандашный набросок всклокоченного человека.). В музее я увидел этого парня – это очень странный, почти безумный человек, совершенно прекрасный и очень русский. Но у него будет женская грудь, на его грудной клетке. Я хотел сделать такую фотографию в Берлине в 1998-м. Это будет метафора любви, и безумия, и одиночества. Я надеюсь, что женщина, которая вскоре подойдет, обладает такой грудью, какая мне нужна. Для того, чтобы осуществить снимок, я работаю с «Мосфильмом». Будет сделан слепок. Грудь из латекса будет присоединена к мужскому телу. Мужчина-модель выглядит совершенно по-русски – это фантастика! Даже те люди, которые окружают меня, сказали, что он великолепен. Если он будет моделью, то это будет очень романтическая, необычная фотография.



– Вы здесь ходили в церкви?



– Я гулял по Красной площади. Сегодня я иду в собор Василия Блаженного. Очень красивые купола. На меня произвела большое впечатление история о том, что Иван Грозный, увидев красоту этой церкви, приказал вырвать глаза архитекторам. Я не знаю, правда ли это.



– Легенда. Романтическая легенда.



– Но мне это нравится, В Штатах такого нет. Что есть в Штатах – это общество, которое построено на английском и немецком отношении к реальности, которое скорее объективно, чем субъективно. И я думаю, что средиземноморская культура, так же как и восточноевропейская, дает эту тягу к фантастическому, к сказке. Вот что делает людей очень энергичными в жизни – очень влиятельными культурно и исторически.

Я вырос как католик, а не как еврей, потому что отец не имел на меня влияния. Но быть наполовину евреем... – это делает меня даже более христианином. И церкви, и богослужения здесь невероятно прекрасны и мистичны.



– Вы знаете что-нибудь о современной русской фотографии?



– Да. Я видел периодические издания и книги в университете Нью-Мехико. Я изучал там фотографию. Наиболее запомнившийся мне фотограф (я не помню его имени) – снимал матерей над мертвыми телами солдат, трупы, лежащие поперек траншей, не вспомню его имени... я читал историю о его детстве, что он был брошен, мыл поезда, скреб их, чтобы выжить. Он нашел разбитую бутылку, посмотрел сквозь нее на мир и открыл для себя камеру. Он стал великим фотографом Второй мировой войны. Я думаю, что его дочь еще живет в Москве. Его имя Ба...



– Бальтерманц!



– Бальтерманц – один из моих великих героев. Я хочу знать о нем больше. Но негативы Бальтерманца – в Штатах, в Нью-Мехико – не знаю, как это произошло, возможно, его негативы были проданы дочерью, но я не уверен.



– Московский дом фотографии как раз пару недель назад открыл большую выставку Бальтерманца в Париже. Она идет сейчас.



– Ну ладно! Через пару дней я буду в Париже...

Из досье
Джоэл-Питер Уиткин родился в 1939 году в Бруклине (Нью-Йорк). Ныне живет в Албукерке, штат Нью-Мехико. Среди его международных наград – французское звание Кавалера искусств и ремесел. А перечисление только всех его персональных выставок, прошедших за 35 лет (с 1969 года), могло бы занять несколько стандартных страниц, среди них – выставки в Стеделийк музеуме (Амстердам, 1983), Гран Пале (Париж, 1985), Музее Гуггенхайма (Нью-Йорк, 1995) и в десятках других музеев от Хайфы до Сан-Франциско и галереях, расположенных от Японии до Эстонии. Им опубликовано множество фотокниг, а о нем написаны тысячи различных статей, авторы которых колеблются от обожания до ненависти.

2005-03-22 / Михаил Сидлин