Naked_Lunch все записи автора
В канун 60-летия Игги Попа, главного панка XX века, корреспондент RS побывал у него дома в Майами. Проводя экскурсию по своему «культурному центру», певец поведал о прогулке по Красной площади в середине 70?х, месяце, проведенном в психлечебнице, и новом альбоме своей группы The Stooges.

Я молод, невежественен, я хочу стать великим художником, самостоятельно всему научиться и прожить всю свою жизнь, создавая музыку, — говорит Игги Поп, встречая меня на пороге своего флоридского дома. — Едва ли кто-то в современной Америке захочет произнести подобные слова и встать рядом со мной. Вместо этого жители Штатов будут канючить: “Мне нужно придумать, как быстро заработать десять миллионов, не отрывая задницы от компьютера, чтобы ни о чем не париться к тридцати двум годам».

В этом году одному из первых панков на Земле исполняется шестьдесят лет — свой юбилей Игги отпразднует в ходе гастрольного тура главной группы своей жизни The Stooges. Но в настоящий момент Поп пока еще находится у себя дома в Майами, радушно принимая журналистов со всего света.

Резиденция Игги, которую он называет своей мастерской и культурным центром, напоминает нечто среднее между хижиной Дяди Тома и жилищем луизианского дьявола Луи Сайфра из паркеровского «Сердца Ангела».

Внешне дом представляет собой продолговатый белый сарай с просторным двором, проволочным забором и калиткой, ведущей прямо к реке.

Когда чуть позже я спрошу Игги, планирует ли он прожить тут до самой смерти, певец недоуменно выпучит глаза: «Вот те на! Сразу в лоб! Чисто русский вопрос, что тут скажешь. Мы тут, в Америке, когда говорим о смерти, ерзаем на стуле, деликатничаем, как можем, а ты так вот сразу».

Поп строит жутковатую гримасу и повторяет замогильным голосом: «До самой смерти!»

Игги знает, о чем говорит, — в 70-х люди из его окружения гибли один за другим. Сейчас Игги, по его словам, хоть изредка и покуривает марихуану, в общем-то, ведет вполне здоровый образ жизни.

Маленький жилистый старикан в розовых кальсонах водит меня по дому и демонстрирует местные достопримечательности. В углу гостиной я замечаю огромную куклу черной женщины, раздвинувшей ноги и взирающей на меня стеклянными глазами.

«Это принцесса Памела, — поясняет Игги. — Произведение местной кукольницы. Обычно она изготовляет каких-то депрессивных существ, вот только одна эта такая большая и счастливая».

На самом деле Игги Поп живет совсем не в этом странном месте, полном гротескных экспонатов. Другой его дом располагается за рекой, а здесь Игги принимает гостей, записывает музыку и общается с журналистами.

«Это мой культурный центр, а я — его президент, — радостно сообщает мне певец. — А за речкой у меня самый настоящий особняк с бассейном, теннисным кортом и прочей хренотней. Я называю это ранчо “Лицо со шрамом”, а еще там вместе со мной обитает весьма сексуальная спутница жизни (роскошная двухметровая гаитянка. — Прим. ред.). Я ей всегда говорю, что желал бы умереть в ее объятиях. Здесь Майами, мужик, и в любом случае я гораздо богаче своих соседей. Уже неплохо, правда?»

Мне остается только вежливо кивнуть и поинтересоваться, кто из местных знаменитостей мог бы составить Игги конкуренцию по части известности. «Ну, конечно, я тут главный, — хохочет певец. — Я и, пожалуй, Шакил О’Нил. Честно говоря, я не фанат командных видов спорта, но меня всегда распирает от гордости, когда Miami Heat проводят хороший сезон. А с самим Шаком я познакомился, ты не поверишь, в Италии. Гуляю однажды по Риму, а мимо проезжает лимузин — опускается стекло, оттуда высовывается башка, и на всю улицу начинает грохотать о’ниловский бас: “Эй, Игги! Это я, Шак!” С тех пор мне тут не одиноко».

Игги и химиотерапия

«Раньше я заявлялся в гей-бары голым по пояс, выкуривал косяк и строил рожи местным педикам, отчего впадал в полную эйфорию, — посмеивается Игги, с которым мы уже час беседуем о возрожденной группе его молодости The Stooges. — Теперь с эйфорией проще: я просто сажусь у себя во дворе в солнечный день и до посинения смотрю на пробегающие облака. Или прыгаю в свою крутую тачку — сейчас таких уже не делают — и отправляюсь на пляж. Если я захочу выйти ночью на улицу и снять красивую телку с обалденными сиськами, длинными ногами и плоским животом, да еще в два раза выше и в два раза моложе меня, — я легко сделаю это».

60-летний Игги явно доволен своим положением дел, однако и о золотых временах старой-новой группы он вспоминает с огромным удовольствием. Игги Поп начинал музыкальную карьеру как ударник в школьных командах мичиганского городка Ипсиланти.

Одна из этих групп называлась The Iguanas — сокращение от этого слова и стало творческим псевдонимом Джеймса Ньюэлла Остерберга. Засветившись в нескольких группах, сын бейсбольного тренера отправился в Мичиган, а затем в Чикаго — вникать в музыку местных блюзменов.

Ориентируясь на саунд чикагских блюзовых составов, певец сколотил группу Psychedelic Stooges, именно тогда окрестив себя Игги Попом. Вторая часть псевдонима появилась после того, как Игги перед одним из концертов сбрил брови и сделался удивительно похожим на своего приятеля по фамилии Попп, как раз в этот момент проходившего курс химиотерапии.

«У The Stooges никогда не было репутации, которой хоть в какой-то мере нужно было соответствовать, — признается мне Игги. — Мы не нравились никому, кроме кучки странных, но при этом адекватных людей. Вот для них мы были чем-то вроде Иисуса Христа».

Когда прошлой осенью Игги Поп решил записать новый альбом The Stooges и собрал в студии своих товарищей по панк-пионерии братьев Эштонов, мало кто верил, что из этой затеи выйдет что-то путное, особенно после недавних спорных воссоединений других героев прошлых лет — The Who и New York Dolls.

Благодаря диску под названием «The Weirdness» (то бишь «Странность») имя Игги Попа уже сейчас активно муссируется в профильной прессе. Журналисты наперебой вспоминают, что именно он первым начал кромсать себя на сцене битым стеклом и изобрел стейдждайвинг, как добровольно ложился в психушку и питался черным хлебом в московской гостинице «Метрополь».

Я замечаю, что, воскрешая такую группу, по идее нужно было бы снова начать дебоширить, на что Игги только скептически качает головой: «После нас было до фига артистов, которые вытворяли на сцене гораздо более грязные и декадентские вещи. Но их музыка не дотягивала до уровня их внешнего эпатажа. А у The Stooges в самой музыке, в самой ее сердцевине, было что-то глубоко оскорбительное для публики! И в этом вся разница! Для того чтобы музыка вышла на новый уровень, она должна распространять ощущение эйфории. А я здорово научился вгонять в эйфорические состояния — поэтому спустя четверть века мне уже не нужно опять начинать вести себя по-жлобски».

Игги и гаитянский квартал

Игги Поп усаживает меня на кухне под картиной местного художника Первиса Янга. «Первис — типичный черный бездомный алкаш, — сообщает Игги. — Отличный художник, раньше он разрисовывал здания. Потом приехали арт-авторитеты из Нью-Йорка, заключили с ним контракт на все будущие картины и посадили в сарай. Представляешь, буквально в сарай! Теперь он сидит там и выдает картины тоннами — они потом продаются по несколько тысяч баксов каждая. Кстати, вот эта работа мне обошлась всего в четыреста. Говорю тебе, в этом городе до хрена талантливых людей!» Именно в этой своеобразной творческой мастерской, где мы сидим в данный момент с Игги, возрожденные The Stooges приступили к черновым наброскам своего первого с 1973 года студийного альбома.

В Майами Игги Поп живет с 1998 года — с тех пор, как покинул Нью-Йорк ради пенсионерской столицы Америки. Резиденция Игги располагается посреди тропического рая Южной Флориды, в самом центре гаитянского квартала. «Это как бы граница двух миров, настоящий долбаный кордон, — заявляет Игги Поп. — Часть этого квартала — гаитянская, но если продвинуться вглубь, то окажешься в самом настоящем заколдованном месте, где живут охреневшие от трудовых будней афроамериканцы».

Когда я замечаю, что, наверное, именно здесь располагается идеальное место для проживания Игги Попа, певец качает головой: «Да как тебе сказать… Честно говоря, мне бы не хотелось жить прямо в центре этого пригорода, но мне нравится постоянно быть начеку. Понимаешь, если я заеду в самую глушь, типа в магазин или прогуляться, то есть твердые десять процентов, что я влипну в какую-нибудь историю. Ты же понимаешь, что я мало похож на двухметрового негра! — Игги начинает зычно хохотать во все горло и, чуть успокоившись, продолжает: — Америка — суровая страна, мужик, но мне нравится жить в реальном мире. Мой район — это такая маленькая деревня, которая втиснулась между Майами и глухими пригородами. Хотя тут все жалуются на бандитизм, с моим домом ничего не случалось, — Игги с силой бьет по столу. — А если бы грабители сюда и залезли, они бы просто не врубились, что им воровать!»

Игги и психиатрическая клиника

«Спенсер, помой машину, твою мать!» — неожиданно начинает вопить Игги, обращаясь к вошедшему тихому парню, который некоторое время назад встретил меня и фотографа у дверей в особняк. «Спенсер у меня и садовник, и мусорщик, — гордо объясняет певец. — Прикинь, я даже мусор теперь сам не выношу! Но такая благодать бывает не всегда — у меня случаются стрессы, иногда нужно мощно вкалывать, но я справляюсь». После очередного распада The Stooges (в 1975 году скончался басист группы Дэйв Александер) для Игги Попа настали тяжелые времена. «Я с реактивной скоростью катился по наклонной, — вспоминает Игги. — Каждую неделю просыпался то в тюрьме, то в окружной больнице. Тогда я мотался по Голливуду, одному из худших мест на Земле. Уверяю тебя, в Кабуле жить куда комфортнее. Пусть там падают бомбы и нечего жрать, зато человечности куда больше.

Я потерял контакт с реальностью, вся моя жизнь превратилась в театр. Однажды я проснулся в заброшенном здании и чувствовал себя хуже некуда. К счастью, у меня была с собой страховая карта, которую оплачивала моя мама, и я воспользовался этой картой — просто встал и прошагал пять километров до ближайшего дурдома. На входе мне попался молодой доктор, который в этой больнице проходил стажировку. Врач сразу заявил, что с головой у меня порядок, но я ответил: “Мужик, нужна помощь”. Так вот, этот парень на месяц посадил меня в камеру к реальным психам. Все было как в кино: один сумасшедший беспрерывно что-то бормотал и жег туалетную бумагу, другой думал, что за ним охотится ЦРУ. За месяц я выходил на улицу только раз — это был так называемый дневной отгул, когда мы все шли куда-нибудь в супермаркет пить кофе, держась за руки. Так вот, проходя мимо кинотеатра, я увидел афишу «Пассажира» Антониони. Ну и в голове заиграло: “I am the passenger”. Так родился мой “The Passenger”».

Игги и штык у Мавзолея

Мы с Игги Попом беседуем уже почти три часа, и певец уже явно начинает уставать. Самое время устроить фотосессию — мы выходим во двор, и я интересуюсь, кого Игги Поп может назвать своим прямым наследником. Игги что-то бурчит себе под нос и неожиданно выдает: «Пока я такого не вижу, но, думаю, он появится откуда-то из ваших краев». Глядя на мое недоумевающее лицо, Игги начинает хохотать. «От первой поездки в Россию у меня осталась масса приятных воспоминаний, — сообщает певец. — Это был вроде бы 1976 год, точно не помню.

Вместе с Дэвидом Боуи мы выехали из французского Бреста, добрались до Польши, а потом в Финляндию через Москву». Только что вышедшего из дурдома Игги взял под опеку Дэвид Боуи, сводивший альбом The Stooges «Raw Power». Поп и Боуи, которых в те времена многие считали любовниками, вместе участвовали в туре в поддержку «Station To Station», а затем отправились в Западный Берлин. Именно тогда увидели свет классические пластинки Попа «The Idiot» и «Lust For Life» и состоялось историческое путешествие Игги и Боуи на Транссибирском экспрессе.

«Удивительные вещи тогда творились, — смеется Игги. — Первое, что я помню, — это как мы приближаемся к границе с СССР. Вдруг откуда-то появляется странный человек в котелке и круглых ленноновских очках. Абсолютный шпион из фильмов про холодную войну! Подходит к нам и говорит: “Хэллоу! Меня зовут Сергей, я ваш гид из “Интуриста””. Тут я и думаю: “Ну вот, начинается!” У нас ведь даже виз тогда не было — друзья убедили нас, что они нам не понадобятся, мы были транзитными пассажирами. В общем, пограничники отобрали у Боуи пару “Плейбоев” и разорвали их на мелкие кусочки.

Еще у Дэвида с собой оказалась книга про Геббельса, которую тоже забрали. Потом на нас напали несколько грузных, но весьма энергичных пожилых мужчин, которые тут же стали клянчить у нас американские монеты — десять центов, двадцать пять». Останавливая этот поток воспоминаний, я замечаю, что это были обыкновенные русские, желавшие отовариться в магазине «Березка».

Игги понимающе кивает головой: «Не совсем понимаю, о чем ты, но верю. Потом мы погуляли по Красной площади в абсолютном одиночестве. Там я заступил за какую-то линию перед Мавзолеем и едва не получил штыком в пузо. Помню, мы остановились в “Метрополе”, обедали в колонном зале. В меню было полно всякой всячины, но заказать можно было только борщ с черным хлебом и “Советское шампанское”. На следующий день мы уехали, и в поезде к нам постоянно кто-то лез с водкой».

Игги и аспирин в чемодане

Фотосессия заканчивается, а мы с Игги все еще продолжаем болтать, обсуждая его любимые кавер-версии собственных песен — «No Fun» Sex Pistols, «I Wanna Be Your Dog» Эмили Симон и особенно обожаемую вокалистом The Stooges «Nightclubbing» Грейс Джонс. Специально для меня Игги устраивает прощальную экскурсию по резиденции: на кухне «культурного центра» стоит скульптура вудуистского всадника — воинственного скелета будто бы из мультфильмов Тима Бертона; на стенах дома гаитянские иконы развешаны вперемежку с православными, а компактный виниловый проигрыватель венчает белоснежный череп.

Когда я интересуюсь, зачем Игги повесил икону над плитой, где она может потрескаться, тот довольно хохочет: «Так я этого и добиваюсь, мужик!» Маленькую библиотеку певца украшает старый глобус, а возле шкафа разбросаны аудиокассеты с надписями типа «The Best Of Haitian Voodoo».

Мы возвращаемся в залитый солнечными лучами двор, где отлично уживаются статуя католической святой, псевдоантичные бюсты кудрявых красавцев, двухмерные листовые скульптуры монстров и отреставрированный «Олдсмобиль» 1973 года. Я интересуюсь у Попа о том, что он думает о съемках своей биографии — на главную роль в фильме заявлен Элайджа Вуд. «Я однажды видел Вуда в телешоу и думаю, что он неглупый парень, — сообщает мне Поп. — Я даже заметил определенное сходство между нами — у меня в молодости тоже были огромные глаза. Еще ничего не утверждено, но я пока не дал согласия и не уверен, что дам».

На прощание я прошу Игги сравнить содержимое его чемоданов 1997-го и 2007 годов. «Вау! — с удивлением тянет Игги. — Я уж и не помню, что там было в 1997?м. Подозреваю, что с тех пор изменилось немногое: пара джинсов, пара ботинок, пара маек. А, вспомнил! В 70-х я носил резинки для волос, а сейчас не ношу. Зато сейчас там валяется аспирин».