Выходит резидент со своей фамилией вместо прозвища – Незлобин. Местная публика его знает и любит. Его миниатюры часто сливаются в единый текст – Незлобин просто говорит со зрителями и травит байки. После возвращения с фестиваля Comedy в Турции рассказывал, как заказал проститутку в номер. Без Турции поводов для шуток тоже хватает – зачем куда-то ехать, если в Екатеринбурге феноменальные водители-частники?
За одним из столиков – серьёзная компания. Они редко улыбаются шуткам и, кажется, вообще приехали по ошибке. Один из них вроде бы понимает всё, но, заглушая резидентов, периодически выкрикивает «НЕ-СМЕШ-НО!».
- Мы же не мешаем тебе бабло пробухивать, вот и ты не мешай нам бабло зарабатывать, - парирует Незлобин.


Незлобин: «Кощунство – проспать
казнь лучшего друга»
Резидент Comedy Club Eburg Style Незлобин в миру и правда не злобен. Его зовут Саша Незлобин и он, пожалуй, самый известный из екатеринбуржских камедийщиков. Его выход на сцену – обычно последний или предпоследний. Он уже отметился в телеверсии «федерального» Comedy Club, а также в бесцензурных выступлениях в московском Атриуме и на Рублёвке.
- Как ты попал в Comedy?
- Сначала я выступал в заводской команде КВН в Полевском, а потом попал в сборную Екатеринбурга. И в момент моего прихода к ним, от них ушёл звукооператор. А я раньше был диджеем, и сел за кнопочки на пару игр. В результате, на три года прилип. Потом Влад Поздняков собрался открывать Камеди здесь, я ему позвонил и спросил: «Влад, ну что думаешь, кто у тебя на звуке будет сидеть?». Он говорит:
- А у тебя какие предложения?
- Ну, я буду выступать
- Всё, пиши
Я написал и стал выступать. В Камеди же хоть кто может попасть. Написал текст, принёс редактору, если хорошо, то вперёд.
- По сравнению с КВН разница ощущается?
Ну, Камеди это же американский вариант, стенд-ап. КВН – это коллективное искусство, в КВНе можно делать какие-то реквизитовые номера, а Камеди представляет собой живое общение с залом. Вот всякие Эдди Мерфи, Джим Керри – они же тоже оттуда. Отличия есть, но практически все, за исключением человек трёх, это я сейчас говорю про все Камеди, и большой и региональные, у всех была какая-то история с КВНом.
- О чём ты написал в первый раз?
О том, как ходил в «Рози Джейн» и убегал от гея. И как на смотровой площадке Антея мне Виталий Краев пытался в ж..у руку засунуть, как той вороне. Он был в зале, я его предупредил, чтоб не обижался. Он не обиделся. Вроде. А ещё у меня был хит-парад кощунств. Например, кощунство – это научить рыгать попугая. Кощунство - проспать казнь лучшего друга. Там их было штук пять, а всего я штук сорок написал.
- А какой процент правды в том, что ты на сцене говоришь?
- Примерно от 60 до 80 процентов. Очень часто имена совпадают, фамилии не вымышлены. Родственники реальные. Люблю родственников обстёбывать, знакомых, но это когда получается. Трудно сделать так, чтобы это было смешно для зрителя, который смотрит и не знает всяких предысторий, и в то же время подколоть кого-то лично. Наверняка есть непонятое, то, что я говорю для внутренней радости. У меня есть шутка – не шутка, не знаю, что это… Например, хочу, чтобы приятель ко мне повернулся, задрал футболку, а там у него из живота такой маленький человечек: «Квейд, ты должен спасти Марс…». Мне редактор говорит: ну хочешь – возьми… Мне она доставляет удовольствие, а люди вряд ли посмеются.
- Чем екатеринбуржский Камеди отличается от московского?
- Особо ничем, но… Московский камеди – это ведь что такое? Это раскрученные лица, которые уже воспринимаются зрителем. В ёбуржский может придти человек, который не был ни разу, для него это, возможно, будет ново. Для меня это различие незаметно, но говорят, что на Урале более прямой юмор. Стараются сделать, чтобы он бил прямо, сделать так, чтобы человек ржал. Не смеялся, а именно ржал.
- Публика наша от московской отличается?
- Ну, у нас добрее. В Москве могут засвистеть. Кинуть виноградом. Там ходят люди, которые считают, что у них уже всё есть. Это жестокие мажоры, они приехали на Бентли и им кайфово. Не все такие, но такие тоже есть. В Москве теряется эта клубность. Камеди – это же клуб прежде всего. В Москве люди ходят как на концерт. Здесь также было первые разы – люди приходили, как на концерт. А сейчас люди уже понимают, что может быть смешно, а может – несмешно. Я вот говорю со сцены, что у меня есть две шутки, может смешно, может нет. Люди слушают, реагируют. А там, особенно если съёмка, заранее сказали, это говорить, это нет. А здесь – что хочешь можешь делать – хоть орать.
- Когда ты в Екатеринбурге на сцене говоришь «Химмаш», все сразу понимают, о чём речь, и можно про него смело шутить. А как быть в других городах?
- В Москве я скажу «Бирюлёво» или «Бутово», и все сразу поймут, о чём речь. Московские эти отдалённости и районы, они тоже раскручены, за счёт телевидения. Теоретически всё можно адаптировать. Как районы, так, например, и стрёмное пиво. В каждом городе есть стрёмное пиво. Улица, на которой есть пробка, о которой знают все. Дерьмовое заведение, о котором знают все. Обычно, в каждом городе, узнаю как у них что и где.
- Что ты из своего привёз в Москву?
- Наркотики. (смеётся) Ну вот про частников. Что у них в переключателе скоростей обязательно паук или розочка. И что руль должен быть деревянный, и перстень золотой, чтобы такт отбивать