poor_and_innocent_thing все записи автора

 

5 февраля 1961 года недавно разведенная и психически истощенная Мэрилин Монро, по совету своего лечащего врача, становится пациентом психиатрической клиники Пейн–Уитни. 1 марта, отдыхая в Нью-Йоркском госпитале, она пишет это письмо своему психиатру Ральфу Гринсону, где рассказывает, через что ей пришлось пройти. Спустя год он найдет ее мертвой.

 

На do-nuts

 

1 марта 1961-го

Только что я смотрела из окна госпиталя, как снег покрывает все вокруг, как весь мир становится приглушенно зеленым. Трава, запущенный вечнозеленый кустарник (хотя деревья меня не сильно обнадеживают), одинокие и голые ветки, обещающие, что, может быть, наступит весна и что, может быть, она принесет надежду.

Вы уже смотрели «Неприкаянных»? В одном эпизоде вы, возможно, сможете увидеть, что значит для меня голое и холодное дерево. Я не знаю, станет ли это вам понятно? Я не люблю некоторые сцены, которые попали в фильм. Когда я начала писать это письмо, четыре бесшумные слезы упали. Я не знаю почему.

Всю прошлую ночь я опять не спала. Порой я удивлялась циферблату. Вряд ли время для меня вообще существует — это все как один долгий-долгий ужасный день. Так или иначе, я думала, что поступаю разумно, когда решила почитать письма Зигмунда Фрейда. Как только я открыла книгу, я увидела фотографию Фрейда на внутренней стороне титульного листа, и я тут же расплакалась — он выглядел очень подавленным (должно быть, снимок сделан незадолго до его смерти), будто он умирал разочарованным человеком. Но доктор Крис говорил, что Фрейд терпел много физической боли, о которой я читала в книжке Джонс, — я знаю это, но я доверяю самой себе, потому что я вижу тяжелое разочарование на его кротком лице. Книга показывает (хотя я не уверена, что чьи бы то ни было любовные письма должны публиковать), что он вовсе не был жестким. Я говорю о его нежности, мрачном юморе и энергии, которая всегда была в нем. Пока мне не удалось прочесть много, потому что в это же время я читаю первую автобиографию Шона О’Кейси (я говорила, что однажды он написал стихотворение для меня?). Эта книга волнует меня настолько, насколько могут волновать вещи, о которых он пишет.

Нет никакого сочувствия в Пейн–Уитни¹ — у этого должны быть очень плохие последствия — они устраивали допрос, после того как посадят меня в «клетку» (я имею в виду цементный блок) для беспокойных пациентов с депрессией (за исключением того, что я чувствовала себя в тюрьме для преступников, которые ничего не совершали). Нечеловеческая жестокость. Они спрашивали меня, почему я несчастлива здесь (все было под замком, все закрыто на ключ, спрятано; электрические лампочки, ящики, ванные, туалеты, затворы на окнах — а в дверях есть окошки, чтобы пациенты были все время на виду. Следы издевательств над бывшими пациентами все еще видны на стенах). Я отвечала: «Ну, я должна быть сумасшедшей, чтобы мне здесь нравилось». Потом какая-то женщина начинала кричать из своей клетки — они всегда кричали, когда жизнь становилась невыносимой. В такие моменты я чувствовала, что сейчас психиатр должен поговорить с ними. Возможно, он даже на какое-то время облегчит их страдания и боль. Я думаю, они (доктора) могу учиться чему-то еще — но всем им интересно только то, что они читают в своих книжках, — я удивлена, потому что они сами это понимают. Может быть, чья-то жизнь, чье-то человеческое страдание сможет открыть им больше — у меня такое ощущение, что они в основном смотрят за дисциплиной и дают своим пациентам выходить только после того, как те «присмирели». Они попросили меня смешаться с толпой других пациентов и пойти на трудотерапию². Я сказала: «И что мне делать?» Они ответили: «Вы можете вязать, играть в шашки или даже в карты, вышивать». Я попыталась объяснить им, что в тот день, когда я начну делать это, у них станет на одного психа больше. Эти вещи не укладывались у меня в голове. Они спрашивали меня, почему я думаю, что я «особенная» (видимо, в отличие от других пациентов). Тогда я решила, что раз они и в самом деле настолько тупы, я должна дать им очень простой ответ, поэтому я сказала: «Просто так и есть».

В первый день я общалась с одной пациенткой. Она спросила меня, почему я выгляжу такой подавленной. Она посоветовала позвонить друзьям, чтобы мне не было так одиноко. Я сказала ей, что доктора говорят, что телефона на этом этаже нет. Она была шокирована: «Я покажу тебе телефон», — и вот я уже ждала в очереди, чтобы воспользоваться им и разглядывала охранника (на нем была полностью коричневая униформа), а когда я пошла к телефону, он преградил мне путь и очень строго сказал: «Вы не можете по нему звонить». К слову, они гордятся тем, что здесь царит «домашняя» атмосфера. Я спросила доктора, как это проявляется, и он ответил: «На шестом этаже у нас ковер, покрывающий весь пол, и современная мебель». Я ответила, что любой хороший декоратор смог бы с этим справиться — нужны только деньги. Но почему, если они работают с людьми, интерьер не должен быть человеческим?

Девушка, которая помогла найти телефон, показалась мне таким трогательным и спокойным существом. Она сказала мне: «Простите, я не знала, что они так поступят». Потом она рассказала о себе: «Я здесь из-за своего психического состояния. Я несколько раз резала себе горло и запястья», — три или четыре раза, пояснила она потом.

Только что я придумала джингл:

«Общение не для тех, кто уже родился одиноким».

Ох, ну да, мужчины карабкаются на Луну, но их, похоже, совершенно не интересуют бьющиеся человеческие сердца. Тем не менее все можно изменить, но это уже стало привычкой — кстати, это одна из тем «Неприкаянных». Но никто этого даже не заметил, потому что сценарий был изменен и произошел некоторый перекос в режиссуре и …

(дописано позже)

Я знаю, что я никогда не буду счастлива, но я также знаю, что я могу быть веселой. Вспомните, я рассказывала: Казан говорил, что я была самой веселой девушкой, которую он знал, и уж поверьте — он многое понимал в этом. Но он любил меня один год, а однажды он даже убаюкивал меня, словно я маленький ребенок. Он предложил мне пройти исследование, а позже посоветовал мне работать со своим учителем Ли Страсбергом.
Это Милтон написал «Счастлив тот, кто не родился»? Я знаю, как минимум еще двух психиатров, которые используют более позитивный метод.

Этим утром. 2 марта

Я опять не спала прошлой ночью. И я забыла вам кое-что написать вчера. Шестой этаж — это психиатрический этаж. Доктор Крис сказал, что встретится со мной завтра. После этого вошла медсестра и устроила мне медицинский осмотр, включая обследование грудных желез на предмет опухоли. Я стала возражать, но не агрессивно, а так, чтобы она поняла, что доктор, который поместил меня сюда, этот глупый человек доктор Липкин уже проводил полное медицинское исследование меньше чем тридцать дней назад. Но я сразу поняла, что все это впустую, до медсестры было не достучаться. Я спросила ее, почему это нужно снова сделать, и она ответила: «Это психиатрический этаж». Когда она ушла, я оделась, а затем произошла та история с телефоном. Я подождала лифт, который выглядел точно так же, как все кабинеты, только без номера на двери, и спустилась к себе в комнату. Я лежала, обманутая, на кровати и думала, как бы я поступила, если бы точно такая же ситуация произошла со мной в кино. И я придумала — это называлось «Не беспокоить». Я подняла легкий стул и сломала его, и это оказалось непросто сделать, потому что я никогда ничего не ломала в своей жизни — намеренно о стекло. Пришлось долго стучать, чтобы получить малюсенький кусочек стекла. Потом я спрятала стекло в руке, пошла и села тихо на постель, ожидая, пока они придут. Они пришли, и я сказала им: «Если вы собираетесь обращаться со мной как с психом, я буду вести себя как псих». Я признаю, дальше было глупо, но я и правда делала это в кино, только бритвой. Я хотела показать, что, если они не выпустят меня, я причиню себе вред, — это была чуждая мне мысль, так как — вы знаете, доктор Гринсон, — я актриса и никогда бы намеренно не поцарапала себя и не оставила на своем теле отметин. Настолько я тщеславна. Помните, когда я пыталась покончить с собой, я сделала это очень осторожно, взяв десять таблеток секонала и десять туинала и проглотила их с облегчением (так я чувствовала себя тогда). Я отказывалась сотрудничать с ними в чем бы то ни было, потому как не могла верить им. Они попросили меня успокоиться и пойти с ними, а я отказалась шевельнуться и оставалась сидеть на постели, поэтому они подняли меня все четверо — двое здоровенных мужчин и две мощные женщины, понесли в лифт, чтобы подняться на седьмой этаж. Я должна признать, что у них по крайней мере хватило такта нести меня лицом вниз. По крайней мере — не лицом вверх. Я просто тихо плакала всю дорогу, пока они несли меня в камеру. Одна из тех мощных женщин рявкнула на меня: «Примите ванну!» Я начала объяснять ей, что приняла ее только что на шестом этаже, тогда она опять очень грозно сказала: «Когда вы меняете этажи, вы должны принимать другую ванну!» Здесь есть еще один человек, который вечно бегает по коридорам, как в какой-нибудь средней школе, доктор Крис называет его «администратор». Ему позволяется говорить со мной и задавать вопросы. Он сказал мне, что я очень, очень больная девушка и что я очень, очень долгие годы уже такая больная девушка. Он спросил меня, как я могу работать, когда нахожусь в депрессии. Он думает, что это мешает моей работе. Он абсолютно точно уверен в этом. Мне пришлось ответить: не думает ли он, что, возможно, Грета Гарбо и Чарли Чаплин, возможно, и, возможно, Ингрид Бергман иногда были подавлены, когда снимались. Но это то же самое, как сказать, что бейсболист ДиМаджо, отбивая мячи, страдает от этого депрессией. Прелестная глупость.

У меня есть что-то вроде хорошей новости. Джо сказал, что я спасла ему жизнь, когда направила его к психотерапевту. Джо говорит, что он вытащил сам себя из петли после развода, но он сказал, что если бы он был мной, то поступил, как и я, развелся бы с ним. В рождественскую ночь он прислал много корзин с пуансеттиями. Я спросила у своей подружки Пэт, которая была со мной, от кого этот чудесный сюрприз. Она ответила: «Не знаю, на карточке написано: «Лучшей, Джо». Есть только один Джо. Поскольку это была рождественская ночь, я позвонила ему и спросила, почему он послал мне цветы. «Во-первых, — начал он, — потому что хотел, чтобы ты позвонила и поблагодарила меня, во-вторых, кто, черт возьми, еще есть в твоем мире? Я был женат на тебе и никогда не раздражал тебя или вел противозаконно». Он пригласил выпить с ним, когда у меня будет время. Но я знаю, что он не пьет, но он сказал, что теперь он изредка прикладывается. Нужно выбрать очень, очень темное и неизвестное никому место. Он спросил, чем я занимаюсь в рождественскую ночь. Я ответила как есть: ничем, я здесь с подругой. Он захотел, чтобы я приехала, и я была рада этому. Правда, наверное, мне нужно было сказать ему, что я сонная и подавленная, но почему-то мне хотелось к нему приехать.

Я думаю, мне лучше остановиться, потому что у вас есть и другие дела. Но спасибо, что выслушали.

Мэрилин М.

P.S. Когда я назову его имя, вы нахмуритесь и посмотрите в потолок. Угадайте кто? Он был очень заботливым другом. Я знаю, вы не хотите в это верить, но вы должны доверять мне и моим инстинктам. Это был своего рода порыв. Я никогда ничего подобного раньше не делала, теперь — сделала. Он очень бескорыстный в постели.

От Ива³ я ничего не слышала, но я не против таких теплых, сильных, необыкновенных воспоминаний.
Я почти заплакала…

¹ Психиатрическая больница в Нью-Йорке
² O.T. — Occupational Therapy
³ Ив Монтан — французский певец и киноактер. Снялся с Мэрилин Монро в фильме «Миллиардер»

lettersofnote.com / Максим Вечкин