Странник_Су все записи автора Автор - Сиротка_Мегги

Единственное, што роднит меня с А.С. Пушкиным – это то, что и у меня, и у него была няня.

Мою Арину Родионовну звали Дуней.
В нашей семье она появилась до войны, совсем молодой, но уже плоховидящей – болезнь, передававшаяся по женской линии.
В девчонках она пасла гусей «У господ», как она говорила.
Почему-то мной это воспринималось, как у Господа Бога, и я долго не могла понять, как же это так.
Но это было много позже.

А сначала она жила в нашей семье, как домработница, и её все любили и считали членом семьи.
Во время эвакуации она оставалась в Москве, берегла квартиру.
Нянчила сперва старшего брата, а потом, уже совсем старенькая, - меня.
Ну, относительно нянчила – гуляла со мной во дворе и рассказывала сказки.

Соседки любили с ней советовацца – она была мудрой и никогда не выдавала чужих секретов.
Звали они её тётя Дуня.
А мои ровесники, обожавшие её сказки, звали бабой Дуней.
А подруги по двору – Дуняшей.

Папа прописал её к нам, и у неё была своя комната при кухне – вся в иконах и фотографиях родных и близких.
Она не видела уже, практически, ничего, но не любила в этом признавацца, всё делала по памяти, старалась быть полезной, хотя мама уже ограждала её от какой-либо работы.
Дуня тогда обижалась.
В итоге она отвоевала право мыть кастрюли и чистить картошку.
И она так и не узнала, что мама потом перечищала эту картошку, убирая все островки оставшейся кожуры, «глазкИ» и прочие огрехи.
Наоборот, всегда Дуню хвалила, и та радовалась, что может ещё приносить пользу.

Зато гулять я с ней обожала, хотя она меня порой здорово дезориентировала.
Мы жили тогда в кирпичном одноэтажном доме на ул. Обуха, внутри Садового Кольца.
Тогда много стояло по Москве армянских сапожных будочек.
В ближайшей сидел старый горбатый армянин дедушка Давид.
Совершенно сказочный персонаж из каких-нибудь персидских сказок.
Дуня часто меня к нему водила, усаживала в кресло, и он чистил мне ботиночки. А Дуня с ним болтала.
Так вот, она всегда говорила: «Пойдём, матушка (матушка – это я, мой брат, мама, неважно, все были матушки.) на Красную Площадь к дедушке Давиду».
И я на голубом глазу верила, што мы ходим на Красную Площадь.
И горячо спорила с ребятами из своего двора, что нет на Красной Площади никакого Мавзолея, и не дедушка Ленин там, а дедушка Давид вовсе.

Она была почти слепая, своей семьи у неё не было, только племянницы, и нас с братом она считала чуть ли не собственными детьми. И называла нас с братом кроме «матушки» ещё «сынок» и «дочка»
Она была мудрым, преданным и добрым человеком, я росла на её бесконечных сказках, рассказах, и мне это очень много дало в жизни.
Помню, как мы выходим с ней гулять во двор.
Я накутанная, как колобок. Мы садимся на сложенные во дворе брёвна, она достаёт из кармана душистую желтоватую антоновку.
"Дуня, крестичком"- прошу я её.
Она расстёгивает шубу, вытаскивает серебряный крестик на верёвочке, разрезает им яблоко.
Дети со всего двора облепляют её. "Дуня, расскажи сказку!"

Потом мы играем в "Барыня прислала 100 рублей" и в "краски" : Кто там?-Сенька-поп.- Зачем пришёл? - За красками. -Тебе какую? -Голубую!
Танька Горячева срывается с места и убегает - она голубая краска.
Сенька-поп, он же Мишка-татарин бежит за ней.
-Мишка, - просит тётя Лена, соседка. - Спой песню!
Мишка, не чинясь, запевает:
«Каким ты был, таким остался
ОРЁ степной, КАЗА лихооой!»
Взрослые покатывются со смеху.
А нам нравится песня. И что смешного?

Я читала ей вслух. Она очень любила «про любовь», и плакала, когда я читала ей «В лесах».
Наверное, вспоминала свои молодые годы, про которые никогда никому не рассказывала.

Когда я подросла, она гадала мне на картах.
Происходило это так: она карты раскладывала, а я говорила ей: «Десятка червей» или «Король пик».
А ещё я писала ей записки для церкви – «за здравие» и «за упокой»
Я до сих пор помню, все эти «воина Ивана» и «воина Александра», «болящую Людмилу» - дочь бывших хозяев, а сама там числилась, как «отроковица Ольга»
Потом кто-то из подруг носил записки в церковь, а саму Дуню водили крайне редко, к тому времени, как я появилась на свет, у неё уже были больные ноги, и её водили в храм только на Пасху.

Она очень переживала, что не видит, как я расту, какая я.
Но любила плести мне косы и утверждала, что я – красавица.
Потом, когда я выросла, лет в 20, она убеждённо и одобрительно говорила, проводя рукой мне по спине – «Ну не девка – город!»
Очевидно, моя крупнокалиберная фигура очень её радовала, и сравнение с городом расценивалось, как комплимент.

Её день рожденья отмечался 14 марта – первое марта по старому стилю,
Евдокии именинницы, день, когда "если курочка воды напьёцца, то в Егорьев день барашек травы наестся».
Мама всегда жарила ей ко дню Рожденья свиной окорок с жареной картошкой и пекла пирог «с решёткой». И дарила материю на платье, штапель, как правило – Дуня наша очень любила обновки, и подруга по двору, Прасковья Марковна, шила ей халаты и платья. И на День рожденья пекла ей пирог с вареньем.
В числе приглашённых были мы с братом, подруга Дуниной молодости Даша, и эта самая Прасковья Марковна с пирогом.
И больше никого.
Мне очень нравились эти посиделки, мама водила меня перед этим днём выбирать подарок «от меня» - красивую чашку или платок на голову.
Дуня разглядывала подарки своими слепыми глазами, поворачивая к свету, и очень хвалила.

Она давно умерла, моя няня, прожив долго и почти не болея.
И вот сегодня – четырнадцатое марта.
Евдокии именинницы.
А мне некому подарить ни чашку, ни платок на голову.
Да и курочка сегодня фиг воды напьёцца.
Чего уж говорить о барашке.
Какая трава, вы што.
Снегу по колено.

ЗЫ. А вот песня Вероники Долиной, она так и называется: "баба Груша".
Вот каждое слово - про меня, практически. И Сретенка, и Чистые Пруды - моё децтство.
Только звали иначе мою няню.
Послушайте песню.
Хорошая.