Представляя себе стиль 1930-х годов, мы неизбежно вспоминаем о легко узнаваемых прическах той эпохи. Волны, которые выбирали голливудские дивы прошлого - Джин Харлоу, Бэтти Дэвис, Марлен Дитрих и другие, то и дело вновь возвращаются в моду

Эпоха Великой депрессии сказалась на всем - в том числе и на прическах, которые были в моде в то время. Они стали менее пышными и роскошными, чем в предыдущие десятилетия.
Все чаще девушки делали выбор в пользу более коротких стрижек, чем раньше.
Лучше всего стиль эпохи описывают фотографии тех, на кого в 1930-е годы ровнялись женщины - кинозвезд, признанных красавиц своего времени.

• Не так давно мне довелось услышать радиовыступление одной дамы-литературоведа, которая говорила о Вирджинии Вульф, касаясь, прежде всего, «неразрешимой» загадки романа «Орландо». Напомню, сюжет этой изысканной, как фарфоровая статуэтка, вещи посвящён некоему существу, которое до тридцати лет жило в образе юного джентльмена, а потом каким-то волшебным образом превратилось в очаровательную леди. Более того, Орландо жило с XVI века по 1928 год и, вероятно, ходит среди нас и поныне, однако же, повествование заканчивается именно этой датой – датой рождения сего литературного образа. Литературоведы спорят о загадке, хотя отгадка кроется именно в этих цифрах – 1928. Пик популярности типажа девушка-гарсон, которая не то мужчина, не то женщина. Страсть к переодеваниям и к гендерным девиациям (не всегда связанным с сексуальными девиациями!).
  
  
• Эль Лисицкий. Плакат конца 1920-х годов.
• Жозефина Бейкер в мужском костюме.
  
  Мода на плоскую фигуру, не исключавшую, впрочем, соблазнительности и оголения – в моде телесные чулки, показывающие ноги во всей красе, обнажённые спины, длинная шея, ещё больше подчёркнутая коротенькой стрижкой. Бриллианты и боа не мешают делать резкие, мужские, движения. Французский беллетрист Виктор Маргерит создаёт свою «Монику Лербье» - историю девушки, которая разочаровавшись в любви и традиционных женских радостях, бежит от них в опасном направлении – стрижётся, курит, выбирает любовников и (простите, если вас сие шокирует) – любовниц. Но это 1920-е! «Несомненно, она! Но как меняет лицо эта мальчишеская прическа. Сейчас она стала символом женской независимости, если не силы. В древности Далила остригла волосы Самсону. Теперь, чтобы сделаться мужественной, она состригает свои», - пишет прямолинейный Маргерит. Переносимся на другой конец Европы – в Россию...
  
  
• Карикатура 1920-х: нравы 1920-х.
• Актриса Клара Боу в образе.
  
  И …подслушиваем диалог: «- Во-первых, - перебил и его Филипп Филиппович, - вы мужчина или женщина? -Я – женщина, признался персиковый юноша в кожаной куртке и сильно покраснел. -В таком случае вы можете остаться в кепке…». Итак, Орландо – не то леди, не то джентльмен. (Кстати, в XVIII веке многие дамы из породы либертинок были как бы среднего пола, а уж переодевание в мужское платье было популярно у героинь Карла Гольдони и у русских императриц). Возможно, мне показалось, но самые интересные моменты «Орландо» посвящены именно Галантному Веку: «То в бриджах - сама прямота и честь, - то сама обольстительность в юбках…» Эпохи совпали во вкусах – эра джаза и времена «красных каблуков и величавых париков…» одинаково интересовались девушкой-мальчиком.
  
  
• Девушки-flappers.
• Реклама с изображением коротко стриженых девушек.
  
  Безусловно, мужчины негодовали, требуя вернуть даме – долгополые юбки и длинные косы. Француз Маргерит занимается морализаторством: «Теперь вы сравнялись с теми мужчинами, против привилегий которых когда-то так протестовали? Ей захотелось крикнуть: "К чему мне это равенство, когда я из-за него несчастна, одинока и не вижу цели в жизни. Мир мне так противен, что я уже не в силах с ним бороться! А отвратительнее всего для меня - это я сама!"» В СССР эта мода на бесполого «товарища» имела, впрочем, идеологическую подоплёку и с плаката Эля Лисицкого на нас смотрит …всё та же Орландо – не то юноша, не то – фемина с надписью USSR на «общем» лбу. Разве что Орландина - аристократка, а это существо - пролетарка.
  
  
• Марго Лион в своих любимых образах.
  
  На западе становится популярен типаж под названием flapper - девица-хлопушка, которая соединяет две противоположных модели поведения - сугубо дамскую (мода, танцы, шопинг, бриллианты) с типично мужской - откровенное распутство с элементами бравады, курение, свобода передвижения, страсть к технике. В берлинских кабаре царит Марго Лион – соблазняющая дамочка, переодетая кавалером. Ей подражают, её ненавидят, на неё рисуют карикатуры. Одним она кажется исчадием ада, других она завораживает. Равнодушных нет. С ней знакомится молоденькая и ещё не звёздная Марлен Дитрих, как вы помните, полюбившая этот образ на всю жизнь. И не просто знакомится, а выступает вместе с Лион в шоу «Это носится в воздухе». Ещё одна фамм-фаталь – агрессивная, экзотично-распутная танцовщица Джозефина Бейкер постоянно позирует во фраке и цилиндре. На этом фоне Орландо – типична и органична, посему никакой загадки. Это… носится в воздухе.
  
  
• Открытка 1920-х годов.
• Амелия Эрхарт в модном платье и рядом с модной техникой.
  
  Теперь – о вечной жизни и долгой молодости Орландо. Предоставим слово Филиппу Филиппычу: «Я заботился совсем о другом, об евгенике, об улучшении человеческой породы. И вот на омоложении нарвался». В 1920-х годах тема воскрешения, омоложения и вечной жизни – тоже носится в воздухе. Владимир Маяковский писал: «Лет до ста расти нам без старости. / Год от года расти нашей бодрости. / Славьте, молот и стих, землю молодости». Учёные умы во всём мире полагали: в ближайшем будущем мы достигнем практического бессмертия или, на худой конец, активного долголетия. Научимся воскрешать мёртвых, будем создавать людей в пробирках и регулировать уровень их здоровья, интеллекта, возможностей. Кстати, именно в этом кроется причина ошеломляющего безбожия той эпохи – зачем Бог, если живёшь вечно, а если и помираешь, то от усталости? Лет в 300. Не боишься ада, не стремишься в рай – всё на Земле. Потому и Орландо живёт долго – она и есть воплощённая реальность 1920-х. Вирджиния Вульф уловила Zeitgeist – дух времени. И никакой «загадки». Одна только правда жизни.