J_A_P_A_N все записи автора

Куда идет демон
1

Первым это увидел разбойник по прозвищу Красноволосый Инумаро. Лет ему было ровно пятьдесят, и в волосах уже пробивалась седина. Раньше Инумаро был бонзой в Храме Западных облаков, Сэйундзи, что в стране Харима, но однажды, испытывая затруднения в деньгах, он украл из главного храма статую будды Нёрай из чистого золота, и с тех пор стал разбойником.
Его почерком было убивать людей в тех домах, куда он вламывался для кражи. Убить людей, и из опустевшего дома тихо, спокойно украсть золото. Были и такие, кому удалось схорониться в тайниках и спасти свою жизнь, они видели Инумаро с головой залитого кровью, брызгавшей из убиваемых им людей, и его звали с тех пор «красноволосым».
Сейчас Инумаро шел, почти бежал, сдерживая дыхание. Он забрался в маслодельню в Сливовом проулке недалеко от Большой дороги Феникса, но его увидели ребенок, вставший ночью по малой нужде, и его мать. Он убил мечом тати, что был при нем, обоих, и убежал, так ничего и не украв. И вот бежит.
Просто ребенок закричал перед тем, как меч вонзился ему в горло, и люди в доме проснулись. Пробежав по Сливовому переулку на восток, он пошел на юг по Большой дороге Феникса. Сейчас идет.
Ночь. Уже прошла половина часа Кабана. Белого цвета луна 14 ночей от роду (*14 ночь луны – ночь перед полнолунием) висит над горизонтом. Инумаро бос. Босые ноги с тихим шорохом наступают на собственную тень на земле.
Сейчас почти середина месяца Канмуцуки. Земля под босыми ногами холодна. Полы обтрепанного халата – хитатарэ - завернуты до бедер, поэтому от колен вниз ноги предоставлены ночному ветру. Роса собственно пока не выпала, но пятидесятилетнего Инумаро холодный ветер пробирает до костей. В правой руке он все еще сжимает окровавленный меч.

- Проклятье! – буркнул недовольно Инумаро. Когда он убивал женщину – ее он убил первой – кончик меча попал в грудную кость и хорошо рубануть мечем не получилось, пришлось ткнуть еще раз. Это заняло время, и ребенка он опоздал убить.
По большей части люди, когда что-нибудь случается, сразу не кричат. По опыту Инумаро знал это. Убиваешь одного, и в тот короткий промежуток, пока нет крика, можно убить еще одного. А здесь он оплошал, убивая женщину, и пока второй раз работал мечом, ребенок закричал. Когда горло ребенка перерезал меч, крик сразу оборвался, но этого крика вполне достаточно, чтобы разбудить людей в доме. Может потому, что ему уже за пятьдесят, Инумаро уже не может двигаться с той же скоростью, что раньше?
- Проклятье! – еще раз буркнул Инумаро, продолжая путь. Никто за ним не гнался. На ходу Инумаро опустил полы хитатарэ. А когда собирался убрать меч в ножны, тут Инумаро остановился. Но не потому, что он не мог не останавливаясь убрать меч в ножны. Он мог. А потому, что впереди увидел нечто странное. Голубое сияние. Тихий призрачный свет. Словно бы свет луны, льющийся с неба, в том месте сгустился в голубое нечто.
- Повозка? – прошептал Инумаро. С южной стороны Большой дороги Феникса, со стороны ворот Расёмон обращенная оглоблями в эту сторону стоит бычья упряжка. Быка нет, только повозка.
- И чего это здесь стоит бычья упряжка?
И только Инумаро так подумал, как невольно затаил дыхание. Потому что повозка, которая выглядела стоящей, на самом деле двигалась. Причем двигалась прямо в сторону Инумаро. Слышался тихий скрип. Скрипели колеса повозки. Тонкий звук, он вместе с повозкой в темноте приближался по направлению к Инумаро.
Скрип. Скрип. Скрип. Повозка показалась поначалу стоящей потому что ее движения были крайне медленны. Инумаро тяжело сглотнул.
- Почему повозка, которую никто не тянет, движется?
Он отступил на пол шага назад. Справа и слева от повозки Инумаро увидел две слабо сияющие человеческие фигуры. С правой стороны повозки – слева, если смотреть со стороны Инумаро – черная фигура. С левой стороны повозки – справа, если смотреть со стороны Инумаро – белая фигура. Чудеса! Ночь же, а черная и белая фигуры одинаково хорошо видны. Обе фигуры словно собрали вокруг себя лунный свет, льющийся с неба, и рельефно выступают в темноте.
- Они не из этого мира, – подумал Инумаро. – Нет сомненья, это оборотни.
А иначе разве может двигаться повозка без тягла?
- Скрип. Скрип.
Повозка и две фигуры медленно приближались. Они двигались, словно плыли по воздуху.
Инумаро работает по ночам, крадет, когда люди уснули и затихли, поэтому и раньше ему доводилось встречать чудовищ: тихо горящий демонский огонь; звук шагов, который гонится за тобой, хотя никого не видно; старую ведьму, выдирающую по волосинке волосы из трупа женщины, брошенного под разрушенными воротами; голого ребенка, плачущего на краю ночной дороги, причитая, что потерял глаз. Но это, сегодня ночью, необычнее всего, с чем он раньше встречался. Но и Инумаро был мужчина бесстрашный. Он знал, что кто бы перед тобой ни был, гневный ли дух, или как-то вид танук или лис, если ты будешь бояться его, пугаться, то результат, наоборот, будет еще хуже.
- Скрип. Скрип.
Повернувшись к приблизившейся повозке, Инумаро вернулся вперед на те пол шага, что сначала отступил. Расстояние между Инумаро и повозкой сократилось на половину от прежнего. Черная человеческая фигура – мужчина. Воин в черном одеянии «носи». На правом бедре – меч. Он спокойно и хладнокровно движется вперед. Белый силуэт – женщина. Одета в белое тонкое кимоно, а с головы на лицо спускается накидка «кадзуки». Двумя руками изнутри она поддерживает эту накидку. Тихо, словно плывя по воздуху, она переставляет вперед ноги. Но ни ноги людей, ни повозка не издают звук, которым ходят по земле. Только – скрип да скрип – слышится скрип повозки.
И когда наконец повозка оказалась прямо перед ним, Инумаро сильно замахнулся мечем и коротко спросил:
- Куда идешь?
Если это проделки танук, слабых на сопротивление, то тут повозка должна была бы исчезнуть. Но ответа не было. С той же скоростью мужчина, женщина и повозка спокойно движутся вперед.
- Куда идете? – спросил Инумаро с поднятым мечом в правой руке.
- Еду во дворец, с вашего позволения, - послышался женский голос. Голос из повозки. Бамбуковая занавесь плавно поднялась, и оттуда выглянуло красивое лицо женщины лет двадцати семи, двадцати восьми. Пухлые губы, в глазах – печаль. Одета в двенадцатислойное кимоно карагину. Наверное, она пропитала одежду каким-то благовонием: пряный аромат достиг носа Инумаро. Занавесь опустилась, скрылось женское лицо, но нос продолжал ощущать этот аромат. Повозка была уже прямо перед Инумаро. Вот и ярмо, покачивающееся, не одетое на быка.
С поднятым мечом шагнул вперед Инумаро, и его глазам в этот миг предстала омерзительнейшая вещь, привязанная к ярму.
Прядь длинных женских черных волос.
- Ах, чтоб тебя! – вскричав, Инумаро откатился далеко в сторону. Рядом с ним тихо проехала повозка. И сладкий аромат, дразнивший ноздри Инумаро в этот момент обратился в трупный запах.

2

Минамото-но Хиромаса сидел на досках веранды, сложив руки на груди. Веранда в доме Абэ-но Сэймея, что находится на Большой дороге Цутимикадо. Вечер. Идет дождь. Мелкий, мягкий, но холодный. От этого дождя весь разросшийся сад промок. Дождь идет уже три дня. Перед Хиромасой расстилается заросший сад, за которым практически совсем не ухаживают. Всего месяц назад еще цвела резеда, распространяя горьковато-сладкий запах, но сейчас ее цветы уже опали. И травы, буйствовавшие по всему саду, уже потеряли свою былую свежесть, они, выцветая, мокнут под дождем. Среди травы стоят и засохшие стебли. Среди них виднеются и фиолетовые колокольчики горечавки, и простые синие колокольчики. И видимо, где-то цветут хризантемы – несмотря на дождь, с ветром доносится сладкий запах хризантем.
Слева от Хиромасы лежит меч в красных лакированных ножнах. Справа от Хиромасы сидит высокий стройный мужчина с точеным лицом, и смотрит в сад. Это Абэ-но Сэймей, онмёдзи. Хиромаса сидит как скала, с прямой спиной, в противоположность ему Сэймей беспечен. Он поставил на правое колено локоть правой руки, а на эту правую руку оперся подбородком. Между Сэймеем и Хиромасой на полу стоит неглазурированная тарелка из обожженной глины. На тарелке россыпью – грибы. Грибы разных сортов вперемешку, но все они побывали над огнем. На краешке тарелки насыпано жареное мисо, и двое время от времени закусывают грибами, макая их в мисо.
Закуска к саке. Кувшин с саке и две чашечки стоят сбоку от тарелки, полной грибов. Саке из довольно таки большой бутыли уже более чем наполовину исчезло.
Хиромаса с грибами, как всегда один, неожиданно появился в этом доме часа два назад. Удивительно, но его встретил сам Сэймей.
- Эй, ты ведь настоящий Сэймей, да? – спросил Хиромаса.
- Само собой, нет? – со смешком сказал Сэймей.
- Знаешь что, у тебя тут постоянно то непонятные женщины какие-то, то мыши выходят, так что выйдет вот кто-то с лицом Сэймея, так я сразу не поверю, что это Сэймей.
- Я это, я… - ответил Сэймей, и Хиромаса разом успокоился. Зато в тот момент, когда лицо Хиромасы обрело спокойное выражение, низким грудным смехом засмеялся Сэймей.
- Ты что?
- Хиромаса! Ты вот такой подозрительный весь из себя, а значит, стоит существу с лицом Сэймея назваться тебе по имени, так ты и поверишь!
- Ты не Сэймей?
- Когда я сказал, что я не Сэймей?
- Ой, ну! Откуда же я знаю, Сэймей! – сказал Хиромаса, - Когда же это было? Было же когда-то, ты сам меня встречал, но и тогда я тоже чувствовал себя словно бы обманутым. Дружить с таким человеком, как ты, любящим запутанные разговоры – сил никаких нет! Короче, я вхожу! – сказав так, Хиромаса без приглашения поднялся в дом и пошел на веранду. А на веранде на досках пола лежал на боку Сэймей, которого он только что оставил за спиной. Опершись подбородком на подставленную правую руку, Сэймей, смеясь, глядел на Хиромасу.
- И правда что ль, настоящий Сэймей - здесь? – но стоило Хиромасе это договорить, как тело лежащего на веранде Сэймея не меняя позы взлетело, словно поддуваемое ветром, и вылетело в сад под дождь. Вылетев, оно тут же легко спланировало поверх травы, и пока смотрели, что на него капает дождь, оно начало таять.
- О! – вскрикнул Хиромаса, а на траве под дождем теперь лежала лишь вырезанная из бумаги куколка.
- Ну, как, Хиромаса? – раздался сзади голос. Хиромаса повернулся назад:
- Сэймей…
Там, в белом каригину, стоял Сэймей. Его красные как у женщины губы улыбались.
- Ну что, я был настоящий? – спросил Сэймей.
- Откуда я знаю! – сказал Хиромаса и сел на пол, скрестив ноги. Рядом с собой он поставил принесенную бамбуковую корзину.
- Ого! Грибы? – сев рядом, Сэймей заглянул в корзинку.
- Я-то пришел, думал, что мы вдвоем под них выпьем по чарочке, а теперь унесу.
- Почему?
- Рассердился.
- Не сердись, Хиромаса! Ну, давай, взамен я их самолично пожарю, - Сэймей протянул руку к корзинке.
- Нет, подожди! Не надо тебе самому ничего жарить. Можешь служебному духу какому-нибудь поручить, как обычно.
- Пустяки.
- Я соврал, что сержусь. Я просто хотел тебя в затруднительное положение поставить.
- Честный ты, Хиромаса. Хорошо же, я пожарю, - поднялся с корзинкой Сэймей.
- Погоди, Сэймей! – заторопился Хиромаса, но Сэймей уже пошел.
Грибы подоспели. На тарелке, которую принес Сэймей, лежали поджаренные грибы, распространяя аппетитный аромат. В другой руке Сэймей принес, зажав между пальцами, кувшин и две чашечки.
- Извини, Сэймей, - Хиромаса чувствовал себя виноватым.
- Выпьем.
- Выпьем, - и двое, глядя на мокрый от дождя сад, стали пить саке. С тех пор разговоров почти не было. Только наливая друг другу саке в чашечки, или когда принимали наполненные чашечки, двое обменивались тихим утвердительным хмыканьем.
Сад погрузился в тишину под вечерним дождем, и слабо доносился шорох дождя, падающего на листья и траву. Сад в цвете поздней осени.
- Знаешь, Сэймей… - коротко сказал Хиромаса.
- Что?
- Вот, когда я так, отсюда смотрю на твой сад… Почему-то последнее время мне начало казаться, что он хорош и так.
- Да?
- Что здесь не просто окончательно все заросло, а совсем наоборот. Мне кажется, это нечто другое, - Хиромаса говорил, рассматривая сад. Сад, в котором трава росла как ей угодно. Никакого ухода. Все оставлено на произвол судьбы. Как будто кусок земли их каких-то гор вырезали без изменений и поместили в сад.
- Это странно… - сказал Хиромаса.
- Что странно?
- Сад, что весной, что летом, что осенью выглядит всего лишь одинаково заросшим травой, но в каждое время года он другой. В зависимости от времени года есть заметные глазу травы, а есть не заметные. Вот с кустов леспедецы цветы уже давным-давно опали и сразу стало непонятно, где она растет. А взамен стали видны горечавка и колокольчик. А кто может сказать, где они были до сих пор?
- Хмм…
- Потому я и говорю «по другому». Однако, я сказал «другой», но на самом деле мне кажется и то, что этот сад – один и тот же, абсолютно не меняющийся никогда. Вот и …
- Вот и сказал, что странно.
- Да, – прямо кивнул Хиромаса, - он одинаковый, но при этом разный. Вроде бы разный, но при этом – одинаковый. Однако выбирать не нужно, все в этом мире существует таким же образом – обладает этими двумя чертами с рождения. Так мне стало казаться.
- Потрясающе, Хиромаса, - сказал Сэймей.
- Потрясающе?
- То, что ты говоришь, эти слова относятся к самой основной сущности сю.
- Опять сю?
- Да.
- Сэймей, я сейчас в кои то веки чувствую, как будто что-то понял, поэтому не заставляй меня своими разговорами переставать понимать, - сказал Хиромаса и выпил саке.
К удивлению, Сэймей замолчав, рассматривал Хиромасу. Хиромаса поставил опустевшую чашечку. Внезапно, почувствовав взгляд Сэймея, Хиромаса на секунду встретился с ним глазами, и сразу же отвел взгляд в сад.
- Слушай, Сэймей, а ты уже слышал тот рассказ? – сказал Хиромаса.
- Что за «тот рассказ»?
- Ну, что схватили Красноволосого Инумаро.
- Он схвачен?
- Да, вчера.
- Неужели.
- Четыре дня назад, вечером, Инумаро забрался в маслодельню. Как забрался, сразу убил женщину и ребенка, и убежал, ничего не украв. Все думали, что он на время покинул Столицу, но поймали его здесь же, в городе.
- Где в Столице?
- Он бродил по улицам на западной окраине Столицы с таким видом, словно из него вынули душу, там его и поймали. Его схватили, потому что он шел с липким от крови мечом, и на его одежде была кровь из ран.
- Да?
- Строго говоря, два дня назад было сообщение. Бродит с окровавленным мечом мужчина, похожий на Инумаро. Мы подумали, что быть такого не может, а оказалось правда, и его на самом деле схватили вчера утром.
- Вот повезло же, да?
- Повезти-то повезло, но, похоже, что этот проклятый Инумаро одержим демоном.
- Демоном?
- Похоже, что с того вечера, как он вломился в маслодельню, он не ел, не пил, просто бродил. Когда его схватили, он был в таком состоянии, что не мог даже сопротивляться.
- Надо же. И поэтому ты думаешь, что он одержим демоном?
- В темнице он бредит. В основном какой-то непонятный бред, ну как твое сю. Но если все сопоставить, то получится, что Инумаро, когда убегал из маслодельни, на Большой дороге Феникса повстречался с демоном.
- С демоном?
- С демоном, ехавшим в бычьей упряжке, - и Хиромаса пересказал Сэймею то, что выходило из бреда Инумаро.
- Эта женщина говорила: «Еду во дворец»? – переспросил Сэймей у Хиромасы.
- Да, нечто подобное.
- Ну, и? Приехала? Во дворец-то?
- Нет, не приехала. Потому что я ничего такого не слышал.
- Вот как.
- Ну и, вот, эта повозка, говорят, она исчезла.
- Исчезла?
- Проехав мимо Инумаро, доехала до 8 дороги, и там, похоже, исчезла.
- Это Инумару видел?
- Похоже. Он смотрел вслед удаляющейся по Большой дороге Феникса повозке. Она въехала на 8 улицу, и там внезапно исчезла.
- Ну, а Инумаро?
- Умер!
- Умер?
- Да. Вчера ночью.
- Так это же вечер того дня, когда его схватили!
- Именно. Когда его схватили, у него уже была страшная лихорадка. Все тело горело как в огне, и с приближением ночи становилось все хуже и хуже. А под конец, рассказывают, он умер, дрожа от страшного холода.
- Какой страшный рассказ.
- Так вот, Сэймей.
- Что?
- Про эту повозку. Похоже, Инумаро не врал про нее.
- Почему?
- Был еще один человек, который видел нечто подобное.
- Кто видел?
- Среди моих знакомых есть Фудзивара-но Норихира, придворный. Он большой любитель женщин. Любовниц завел по всему городу и к ним ездит. Этот Норихира видел, - понизил голос Хиромаса.
- Да?
- Вечером, три дня назад.
- Три дня назад, это вечер следующего дня, после того, как Инумаро вломился в маслодельню.
- Да.
- И?
- Норихира ездит к женщине, которая живет на западной окраине Столицы. И по дороге туда он видел.
- Хм…
- Видел он приблизительно в час Кабана. Место – перекресток Большой дороги Феникса и Седьмой улицы, - Хиромаса немножечко подался в сторону Сэймея.
- Час Кабана – поздновато, а?
- Он задержался, сочиняя стихотворение в адрес другой женщины.
- Для другой женщины?
- Он по ошибке послал сразу двум женщинам письма, что приедет той ночью. И вот, для одной из них он сочинял и красиво записывал стихотворение о том, что не сможет приехать.
- Трудяга!
- Ну, вот, Норихира торопился вниз по Большой дороге Феникса в повозке, но когда пересекал перекресток с Седьмой улицей, там-то он и повстречал повозку без быка в упряжи... – начал рассказ Хиромаса.
Первыми ее заметили трое сопровождающих слуг. Это был вечер первого дня, когда пошел дождь, и этот дождь, мелкий, словно туман, наполнял ночной воздух. Луна спряталась и не видна. Темнота такая, словно глаза зажмурены. Каждый сопровождающий нес в руке факел, так что все шли с факелами, но в это время вдруг заметили, что свет приближается со стороны ворот Расёмон. Тихое призрачное сияние. А в воздухе разносится скрип колес повозки. Не подумаешь, что там несут факела, но почему же идет такое сияние? Приближается – бычья упряжка. По сторонам повозки идут мужчина в черном одеянии и женщина в белом простом кимоно. Вместе с повозкой они приближаются к смотрящим.
Слуги сообщили господину, и Норихира, выглянув наружу из-за занавеси, прошептал: «Загадка…»
И вот, наконец, они приблизилась.
- Господин Норихира, если это чудовище, поскорее извольте убежать, - сказал слуга, и тут бык, тянувший повозку Норихиры, внезапно взбесился. Тряхнув шеей, он попытался убежать в сторону. Со страшной силой он дернул повозку в сторону, одна оглобля сломалась, повозка завалилась на бок. И тут же ярмо свалилось с шеи быка. Бык кинулся бежать и быстро скрылся из виду. Из трех слуг двое с громким криком побежали за быком прочь. Из поваленной повозки выполз Норихира. Он весь в грязи, ведь земля была мокрой от дождя. Повозка упала на факел, брошенный одним из убегающих слуг, огонь перекинулся на бамбуковую занавесь, и повозка Норихиры загорелась, выбросив вверх столб пламени.
Светящаяся повозка плавно приблизилась к Норихире и остановилась прямо перед ним. Внезапно из повозки раздался женский голос.
- Не дадите ли нам дорогу? – высокий женский голос. Однако Норихира не мог двигаться, он потянул поясницу.
- Куда направляется женщина такой поздней ночью? – из последних сил спросил не способный двигаться Норихира. И тут легко поднялась занавесь, и из повозки выглянуло женское лицо. Кожа ее была так свежа, что захватывало дух. Губы женщины тихо двигались.
- Я еду во дворец, - сказали пухлые губы женщины. До носа Норихиры донесся запах сладких духов. Женщина была одета в роскошное многослойное кимоно с накидкой и шлейфом - каракоромо. Все это было видно в пламени горевшей под дождем повозки. И все же Норихира не мог двинуться. Попытавшись двинуться, он в этот момент увидел то, что привязано к ярму. Черные длинные женские волосы. Прядь их была привязана к ярму. При виде этого поясница Норихиры еще раз отнялась.
- Что за! – вскрикнул он, но от страха Норихира уже просто перестал понимать что происходит. И то, что женщина красива и говорит тихо, это больше всего страшило его.
- Я сейчас в пути. Думаю доехать за 7 дней, - пока женщина говорила, стоявшие по бокам повозки мужчина и женщина молчали. Смотревший на происходящее со стороны слуга вытащил висевший на бедре меч. С громким криком, но трясясь и зажмурив глаза, он рубанул таинственную повозку. С треском порвалась бамбуковая занавесь, меч прошел внутрь. Раздался звук клацнувших зубов. Женщина в повозке зубами вцепилась в проникшее в повозку острие, и остановила его. Нет, это уже была не женщина. Она превратилась в синего демона с красными глазными яблоками, одетого все в то же двенадцатислойное кимоно. Завыла женщина в белом, скрытая покрывалом. Не успели моргнуть и глазом, как она опустилась на четвереньки. С ее головы слетела накидка, и оказалось, что у женщины – морда белой собаки. И лицо стоявшего с противоположной стороны мужчины в черном превратилось в морду черной собаки. Две собаки стремительно накинулись на мужчину, ткнувшего мечом, вгрызлись в его шею, перегрызли, отгрызли руки и ноги. А после этого две собаки сожрали тело мужчины, не оставив ни косточки. В это время Норихира уполз, подтягиваясь на руках. Когда сзади послышались хруст и чавканье – звуки пожирания собаками костей и мяса слуги, волосы на спине у него стали дыбом. А две собаки снова приняли, как прежде, человеческий облик и встали по бокам повозки.
Со скрипом повозка двинулась. Проехав уползающего Норихиру, прямо перед его носом, на выезде на Седьмую улицу повозка и женщина с мужчиной исчезли.

3

- И что? – спросил Сэймей у Хиромасы.
- Норихира сейчас лежит в своем доме, у него началась лихорадка, - складывая руки на груди сказал Хиромаса.
- Он попал под сглаз, видимо.
- Сглаз?
- Угу. Так же, как и Инумаро, что попал под него и умер.
- И Норихира тоже умрет?
- Нет, думаю обойдется. Инумару же был только что после убийства человека, залит свежей кровью, ведь так? Инумаро был в состоянии, особенно подверженном влиянию сглаза, а Норихира, наверняка, не таков, поэтому полежит 5 дней и выздоровеет, - сказал Сэймей и сам себе налил саке в опустевшую чашечку, - Значит, она говорила: «Еду во дворец»…
- Да.
- Значит говорила: «Доеду за семь дней» … - бормоча, Сэймей поднес к губам чашечку, - Как интересно…
- Разве ж это интересно? У меня-то из-за этого проблемы.
- В чем проблемы?
- В том, следует ли почтительно донести об этом до ушей императора, или нет.
- А, и правда! Если дело в таком виде, как сейчас, дойдет до императора, наверное что-нибудь придут сказать и мне, а раз пока ничего нет, значит императору еще ничего не рассказали.
- Да.
- Вот как.
- Меня вчера позвали к Норихире. Ну, и он мне рассказал все это. И просил совета, что теперь делать. Потому-то сейчас знаю только я.
- И что будешь делать?
- Вот, пришел к тебе за советом. Если это в бреду сказал вор, то до императорских ушей тоже достигнет. Если тебя еще не позвали, значит Император не обратил на это такого уж внимания. Но если придворный видел того же демона, и к тому же сожран один его слуга, то и император не сможет остаться спокоен.
- И почему ты еще не рассказал обо всем императору?
- Вот об этом – отдельно, Сэймей. Я же тебе говорил, что Норихира большой донжуан?
- Ну.
- Дурень Норихира в тот вечер соврал императору, а сам поехал к любовнице!
- Что?
- В тот вечер было полнолуние. Ты же знаешь, что обычно в такие вечера во дворце Сэйрёдэн устраивают любование луной и камерные состязания в стихах.
- Ну, да…
- Если луну не видно, то пишут стихи на тему того, что луна не видна. И Норихира должен был участвовать…
- Ага…
- Норихира, балбес, напрочь забыл об этом, и обменялся с женщинами письмом с просьбой о свидании.
- И он выбрал женщину.
- Чертов Норихира написал императору, что свалился от внезапной болезни и не может прийти на стихотворное состязание, написал парочку угодливых стихотворений, приложил одно зеркало, уподобив его луне, и послал все это со слугой во дворец.
- Хм, хм.
- Стихотворение было такого содержания: «Сегодня облака вышли и спрятали луну. А раз так, то, конечно, состязание не возможно. Потому я пошел за облака доставать луну. Луну-то, цель свою, я в руки заполучил, но от небесного ветра поднялась температура и сам я присутствовать не могу, а вот луну посылаю вам».
- Так, а сам поехал к женщине и повстречал демона.
- Ну и вот, ты же понимаешь, Сэймей! Если говорить про демона, то все узнают про ложь. Вот Норихира и советовался со мной.
- Понятно.
- Сэймей, что делать? – спросил Хиромаса.
- Ну что ж, сейчас я ничего не могу сказать. Пока не увижу повозку своими глазами.
- Увидишь? Повозку?
- Как на счет завтра вечером?
- Завтра вечером мы сможем ее увидеть?
- Скорее всего сможем увидеть на перекрестке Большой дороги Феникса и Третьей улицы в час Кабана.
- Почему ты так уверенно говоришь?
- Потому что! Женщина сказала: «Доеду во дворец за семь дней».
- Да.
- В первый вечер на Восьмой улице, на следующий вечер на Седьмой улице она была?
- …
- И то, что эта повозка исчезала.
- А?
- За это время повозка движется вверх по Большой дороге Феникса.
- Угу.
- В таком случае… Конечно, так как никаких случайных свидетелей не было, нельзя сказать со всей уверенностью, но: на третий день – Шестая улица, на четвертый день – Пятая улица. Сегодня пятая ночь, получается – Четвертая улица.
- Действительно! Вот как! Однако, Сэймей! Почему же эта повозка не может за один день доехать от ворот Расёмон по Дороге Феникса до ворот Судзакумон, входа во Двор, так, единым духом?
- Ну, может, есть по дороге разные дела…
- Получается, Сэймей, если оставить все как есть, послезавтра, то есть на седьмой день, повозка придет ко входу во Двор, воротам Судзкакумон.
- Скорее всего, так и будет, - когда Сэймей ответил, Хиромаса еще сильнее, чем прежде, сжал руки на груди и уставился в сад.
- У нас проблема, - глядя в сгущающуюся тьму сада, буркнул Хиромаса.
- Так я и говорю: пошли завтра, посмотрим.
- Повозку?
- Перед часом Кабана устроим засаду на перекрестке Большой дороги Феникса и Третьей улицы.
- И что-нибудь из этого выйдет?
- Сначала посмотрим. Если это будет нечто слишком уж плохое, то расскажем все императору, и сделаем для начала хотя бы «запутывание сторон света», или же подготовим какое-нибудь особое колдовство.
- Ладно, это твоя работа, на тебя полагаюсь. А еще, Сэймей. Честно говоря, есть еще одно дело, в котором мне нужен твой совет.
- Что?
- Я хочу, чтобы ты мне кое-что объяснил.
- Объяснил?
- Понимаешь, я от женщины письмо… ну, стихотворение… того… получил…
- Стихотворение?! Ты? Ты, Хиромаса, получил стихотворение от женщины?
- Ага. Ладно бы получил, но я же в стихах совершенно…
- Что, поэзия – совсем ни как?
- Да так же, как и твое сю. Путаница одна, - сказал Хиромаса. Сэймей только улыбнулся. Мускулистый Хиромаса сидел с таким видом, что любой бы согласился, что этому мужлану стихи не под силу, но дали бы ему в руки бива, его медиатор создал бы такие звуки, что никто не поверит, что это один и тот же человек.
- Прелести стихов не понимаю, - буркнул Хиромаса.
- Ну, и когда же получил?
- А, так это, помню точно: четыре дня назад. Вечером. Я как раз шел тогда в Тодзи, Восточный храм, чтобы передать туда сутру «Ханнёкё», переписанную императором. Вышел из дворца Сэйрёдэн и пошел. А когда проходил ворота Дзёмэймон, тут все и произошло. Из тени сакуры, что растет перед дворцом Сииндэн, вдруг выскочила девочка лет семи – восьми. И пихнула мне в руки это письмо. А в письмо… Ты представляешь, Сэймей? В письмо был даже вложен цветок горечавки!
- Ого-го! – Сэймей, довольно посмеиваясь, смотрел на Хиромасу. А Хиромаса, чувствуя на себе взгляд Сэймея, еще больше деревенел лицом.
- И вот. Я осмотрел письмо и цветок. Поднимаю голову - а девочки уже ни где нет!
- Хм.
- Быть не может, чтобы такая кроха одна там стояла. Наверняка ее какая-нибудь таинственная принцесса увела обратно во дворец. И тогда я раскрыл письмо. А там оказалось стихотворение!
- Ладно, покажи-ка мне эти стихи, - сказал Сэймей, и Хиромаса достал откуда-то из-за пазухи письмо и передал его Сэймею. Там было написано женским почерком:

Представь: я запрягу печаль.
Так что же за сердце привезет
Повозка редкого гостя?

- Ого! Ну, понятно, - глядя на стихотворение, кивнул Сэймей.
- Что? Что понятно-то?
- Что ты к какой-то женщине слишком холодно относишься.
- Холодно отношусь? Не помню такого! Бывало, что меня женщины отвергали, что чтобы я – женщину, такого никогда не было! – Хиромаса покраснел. – Сэймей! Объясни, что там написано?
- Ну, все очень просто и понятно.
- А я не понимаю! Потому тебя и спрашиваю! Я в этом мало сведущ, и такая изысканность как обмен стихотворениями чтобы сообщить друг другу о своих чувствах – мне не доступна. Если любишь, шепни «люблю», получи рукопожатие в ответ – вот это мне понятнее. Сэймей, слушай! Не делай вид, что тебе все на свете безразлично. Просто объясни для меня эту песню. – Хиромаса краснел все больше и больше. А Сэймей с интересом разглядывая Хиромасу, начал:
- Это стихотворение женщины. Она сообщает, что ненавидит мужчину, который к ней холодно относится.
- Потрясающе! А ты откуда это узнал, Сэймей?
- Видимо, эта женщина рассержена на мужчину, который слишком редко к ней приезжает.
- То есть, она показывает, что на него дуется?
- Ну, в общем, да.
- Но как же ты это понял?
- Ладно, слушай. На повозке мужчина едет к женщине. Бывает, что такую повозку везут люди, но в данном случае – бык. Бычья упряжка. Быка впрягают в повозку и заставляют ее везти.
- Ну и что из этого?
- Так вот, подобно тому, как быка впрягают в повозку, я в своем сердце «запрягла» «печаль» - это она сообщает своему мужчине.
- Вот же! – громко сказал Хиромаса.
- Очень предупредительно здесь дается и разгадка загаданного слова, разве нет?
- Разгадка?
- Да. Тут написано: «Что же за сердце привезет повозка». И уж если первую часть мы не разгадываем, связывая «печаль» с образом быка в упряжке… - и тут Сэймей вдруг замолчал.
- Если не разгадываем, то что же, Сэймей?
- Не разгадать – это так на тебя похоже, Хиромаса.
- Ты меня выставляешь дураком.
- Нет, я говорю, что такого тебя - люблю. Будь собой.
Хиромаса хмыкнул недовольно, лишь на половину соглашаясь.
- И что же, Хиромаса, ты ничего в связи с этим стихотворением не припоминаешь?
- Ничего, - просто ответил Хиромаса. – Но. Меня настораживает…
- Что?
- Смотри, пока ты разъяснял, мне засело в голову вот что. Я получил это письмо в тот день, когда появилась повозка, которую не тянет бык.
- Да.
- То ли есть какая-нибудь связь. То ли нет.
- Я не знаю, но если строить предположения, то какое-то объяснение в себе содержит тот цветок, что был приложен к письму, как ты говорил.
- Горечавка?
- Ладно, как бы там ни было, завтра вечером пойдем смотреть. Ну, повозку эту.
- Пойдешь?
- Пойдем.
- Пойдем.
Так они и сделали.
 

 

http://hikari.narod.ru/onmyoji.html