Так родились дети богов Идзанаги и Идзанами-но микото, ставшие островами Японского архипелага. Получается, что землю создаёт не единый Творец (как в христианской традиции), два божества, причём их соединение совершенно не воспринимается как нечто греховное. Наоборот – результатом вполне плотской любви оказывается космическое созидание. Не «это грешно и постыдно!», а «это хорошо!» – вот основная мысль, возникающая у японских возлюбленных при совокуплении. Поэтому вся история отношений мужчины и женщины в Японии очень долгое время (приблизительно до XVII века) не носит никакого налёта ханжества. Потребность в любви и интимных отношениях рассматривалась как нормальная потребность нормального организма, а исконная религия японцев – синтоизм – вообще никогда не знала такого важнейшего института европейского общества, как монашество. Следовательно, и о безбрачии тоже говорить не приходится.
Именно тщательной разработке любовной тематики во многом обязана своим блестящим расцветом литература эпохи Хэйан, когда любовь и связанные с нею переживания стали занимать выдающееся место в жизни аристократов, в их поэзии и прозе.

Дело, однако, изменилось, с приходом к власти воинского сословия – самураев.
Господство военных всегда означает общую маскулинизацию культуры, то есть первенство мужчины и открытую дискриминацию женщины. Теперь она начинает рассматриваться преимущественно в двух ипостасях – как объёкт сексуального наслаждения (возникают публичные дома) и как лоно, необходимое для продолжения рода.
Особенно это стало заметно с приходом к власти сёгунов Токугава. Идеальная женщина предстаёт как верная подруга мужчины, готовая переносить вместе с ним любые лишения. Она должна быть предана своему мужу, как тот – своему господину. Главное в ней – верность долгу, а не свободные душевные проявления.

Не случайно Ямамото Цунэмото, один из самых известных поборников «истинно» самурайского отношения к жизни, говорил, во-первых, о сладости любви невысказанной, неразделённой и, во-вторых, о том, что это должна быть любовь мужчины к мужчине (однополая любовь была явлением среди самураев достаточно распространённым).
Таким образом, для мужской культуры того времени однозначно было, что никакой любви и нежности в семье быть не может, ибо она по определению является исполнением долга. Вместе с тем литература была намного более раскованна и эротична, чем синхронная ей литература европейская. Однако любовь понималась там скорее не как нормальное чувство, которому подвержены все без исключения, но как проявления исключительно внесемейных обстоятельств; объектом изображения такой любви были почти всегда куртизанки.
© А. Н. Мещеряков «Книга японских обыкновений»

 

Брак в период Мэйдзи (1868-1912) означал отнюдь не добровольный союз двух граждан, но союз двух семей, точнее, переход жены из своего «иэ» (семьи) в «иэ» мужа. Надо ли удивляться, что в те годы немало влюбленных убегало из дома. Доходило порой и до двойных самоубийств, когда главы семей, или даже один из них, не одобряли данного брака, считая его неравноправным или невыгодным.

Однако до принятия Гражданского кодекса 1898 года ситуация в этом секторе семейных отношений была более гибкой. Проще было договориться о бракосочетании, чаще случались разводы и повторные браки. В 80-х годах прошлого века на 1000 человек населения ежегодно приходилось около трех разводов (сейчас - два). Введение института «иэ» наложило жесткие оковы на эту «вольницу». При заключении брака стороны исходили из того, что он продлится всю жизнь.

И в последующие годы понятия «брак по любви» в жизни японцев, за редким исключением в среде зажиточных горожан, практически не существовало. Приоритетом в браке служили экономические интересы двух «иэ» (семей). О свадьбе главы семей договаривались через посредников, и молодые зачастую получали возможность впервые увидеть друг друга лишь на церемонии бракосочетания. В прессе, особенно в женской, изредка появлялись публикации против подобной практики, приводились примеры «свободного замужества» в других странах, однако дальнейшего развития эти призывы не получали. Государство было заинтересовано в сохранении института «иэ» как базовой ячейки нации во главе с императором. Женщина продолжала считаться собственностью семьи. Нередки были случаи, когда вдову погибшего на войне сына заставляли выходить замуж за его младшего брата.
© «Япония сегодня»

 

Представления японцев о сексе, семье и браке могут показаться достаточно противоречивыми. Японское общество традиционно было – и в общем-то остается – морально ориентированным и склонно осуждать тех, кто отступает от канонов сексуального или семейно-брачного поведения. Однако на деле для него характерен моральный релятивизм: акцентирование внимания на необходимости укрепления семьи и поддержания ее традиционной структуры мирно соседствовало с признанием (правда, исключительно за мужчинами) морального права не только на сексуальные отношения до брака, но и на их относительную свободу после вступления в брак. Необходимо учитывать и то, что развод долгое время рассматривался как явление аморальное и антисоциальное, фактически как вызов обществу, хотя в последние годы такое его понимание сходит на нет.
Вкупе с влиянием «сексуальной революции» все это утвердило в сознании молодых японцев мысль о том, что ранние сексуальные отношения и сексуальные отношения вне брака ничего дурного собой не представляют. Но наряду с этим они продолжают серьезно относиться к социальной стороне дела, считая создание новой семьи не столько личным делом двоих, сколько важным общественным актом. Семья должна создаваться только тогда, когда создана необходимая материальная база и достигнуто определенное положение в обществе, хотя бы будущие муж и жена до того времени не только «встречались», но и жили вместе под одной крышей.

 

То, что секс занимает важное место в системе ценностных ориентаций японской молодежи, совершенно естественно. Однако и здесь появляются свои социальные проблемы, например «проституция тинэйджеров», известная в Японии под эвфемистическим названием «свидания для помощи» (эндзё косай). Проституция несовершеннолетних рассматривается сегодня как одна из глобальных проблем человечества, но в Японии она, разумеется, имеет совершенно иной характер, чем в Таиланде и даже в России.
Суть эндзё косай в следующем: школьницы 14–18 лет встречаются с мужчинами 40–60 лет и получают от них деньги, суммы которых измеряются десятками тысяч иен (сотнями долларов) за один раз. Большинство «встреч» (хотя и не все) заканчивается сексуальными контактами, что позволяет квалифицировать это явление как проституцию, т. е. нарушение закона. Разумеется, сразу же были найдены формальные оговорки: девочки встречаются с «дядями» по любви, как со своими бой-френдами, а те «помогают» им финансово и исключительно по доброте душевной делают подарки, которые на карманные деньги не купишь.
Когда возникло это явление, сказать трудно – в самой Японии оно считается приметой девяностых, периода после краха экономики «мыльного пузыря».

Беспокойство вызывают не только количественные, но и качественные показатели. Ведь абсолютное большинство «нимфеток» – не жертвы гнусного обмана и не девочки из малообеспеченных или социально неблагополучных семей, вынужденные торговать собой для того, чтобы заработать на лекарство для больной матери или на игрушки маленькому брату. Они принадлежат к «среднему классу», учатся в престижных (в том числе религиозных) школах и, как правило, имеют бой-френдов, т.е. вроде бы ничем не отличаются от своих сверстниц, не получающих «помощи».

 

«На что же расходуется «гуманитарная помощь»? В основном на дорогие, престижные вещи – одежду от знаменитых дизайнеров, сумки «с ласковыми именами» Луи Вюиттон или Палома Пикассо, элитную косметику. Понятно, что эти товары, цены на которые в Японии зачастую выше, чем в США и Европе, доступны только людям с достаточно высокими доходами.
Логика: какая разница – с бой-френдом или с «дядей», тем более что для девочек этого возраста сверстники, как известно, существенно проигрывают в сексуальном отношении более взрослым.

В отличие от настоящей проституции в эндзё косай пока нет никакой единой «сети»: «нимфетки» занимаются поиском «спонсоров» самостоятельно, хотя охотно делятся информацией и опытом с подругами. Другое дело, что некоторое количество их сверстниц задействовано в индустрии сексуальных развлечений, но они скорее «играют» школьниц. Способствуют развитию «свиданий для помощи» и «телефонные клубы» (тэрэкура), которые формально ничем не отличаются от брачных агентств или служб знакомств, бизнеса абсолютно легального, что делает доказательство их своднической сущности весьма нелегким. Однако они используются еще и для «секса по телефону», а потому привлекают внимание полиции». 

«Уже несколько лет эта тема постоянно обсуждается в японской печати. Естественно возник вопрос: кто виноват? Легче всего обвинить «безнравственных девчонок», позорящих приличные семьи, и столь же безнравственных «распутников», абсолютное большинство которых составляют отцы семейств. Но вскоре пришло понимание, что и само общество не без греха, что в нем достаточно питательной почвы для расцвета этого явления.

Во-первых, средства массовой информации, включая самые что ни на есть «приличные», давно насаждают образ школьницы (девочки лет пятнадцати и непременно в школьной форме) как главный, наиболее привлекательный секс-символ эпохи. Существует большое количество иллюстрированных эротических журналов, специализирующихся на изображениях школьниц, – их можно купить практически везде. Буклеты сомнительных «массажных салонов» и афиши эротических шоу очень часто изображают именно школьниц. Иными словами, мы имеем дело со стереотипом, возникшим задолго до распространения «помощи».

Во-вторых, известная терпимость японского общества к сексуальным отношениям вне брака, «раскрепощающие» последствия сексуальной революции вкупе с тотальной американизацией японской масс-культуры привели к максимальной деромантизации отношений между мужчиной и женщиной, и это не может преодолеть даже поток нарочито нежных, сентиментально-слезливых отечественных сериалов, заполонивших местное телевидение. Профанация, тотальное «удешевление» сексуальных отношений, сведение их до гигиенической процедуры вроде чистки зубов – японские авторы не жалеют горьких слов по этому поводу.

В-третьих, развитию эндзё косай, по общему мнению, активно способствует технический прогресс. Любовь японской молодежи к новейшей технике общеизвестна: отсюда и популярность и распространенность компьютерных программ и игр соответствующего содержания, и возможность использовать сотовые телефоны, пейджеры и электронную почту для связи, которая практически не поддается стороннему контролю.

Но главное – это глобальный «кризис ценностей» и «гедонизация» воззрений на жизнь, которые японские аналитики относят уже не к одному только молодому поколению, но к обществу в целом».
© В. Молодяков – «Япония сегодня»