Musulmanka_1984 все записи автора http://www.booksite.ru/fulltext/3sh/ala/mov/9.htm

ИРИНА СИРОТИНСКАЯ

ВАРЛАМ ШАЛАМОВ: ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ

Пусть не сочтут за нескромность, если я напомню присутствующим слова надписи В. Шаламова на его последней прижизненной книге «Точка кипения» (1977 г.), подаренной мне: «Моему верному товарищу и другу».
Я познакомилась с Шаламовым в 1966 году, ранней весной. Долгие годы мы часто встречались, беседовали, спорили, ходили вместе на выставки, в театры, в кино, читали по очереди те же книги, часто – вместе с моими детьми – гуляли в парке. Возьму на себя смелость сказать, что мы были душевно близки друг другу, были единомышленниками, поэтому он и назвал меня «товарищ», как называл близких по душе и жизни людей. В одном из писем он писал мне: «Мы очень с тобой похожи». Я до сих пор не могу разделить личность Варлама Тихоновича и его прозу и поэзию. Для меня это – его речь. И я не могу воспринимать ее «остраненно», только как художественную данность. Поэтому я говорю о Шаламове прежде всего как исключительном человеке.
По поводу Берлинской стены мне известно высказывание Шаламова – он считал нелепостью разъединение великой нации и неизбежностью – ее воссоединение.
Сейчас же я хотела бы говорить о тех предвидениях будущего, которые содержатся в текстах каждого великого писателя, хотя Шаламов принципиально не признавал позу пророка приемлемой для писателя.
Часто говорят о «неверии» Шаламова. Однако я хочу спросить – тот, кто не предал братьев своих в муках, тот, кто память о них воскресил, тот, кто не искал мирских ценностей, а лишь истины и справедливости – кто он? Поступки его – поступки человека христианской, истинно христианской традиции. Поступки, а не слова важны и нужны людям, а главным принципом жизни Шаламова было соответствие слова и дела. Не этого ли требовал от своих учеников Иисус Христос? Не афишировать напоказ свою религиозность, как фарисеи, а наедине с собой в любом испытании быть верным обретенной тобой вере и правде. Шаламов не возвеличивался над людьми, но говорил: «Писатели «новой прозы» не должны ставить себя выше всех, умнее всех, претендовать на роль судьи. Напротив, писатель, автор, рассказчик должен быть ниже всех, меньше всех. Только здесь – успех и доверие. Это – и нравственное, и художественное требование современной прозы».1
Не верность ли это великим заповедям Учителя? И это не противоречит известным словам Шаламова: «Писатель – судья времени». Он потому судья, что художественными средствами, сообразуясь только с выстраданным глубочайшим знанием жизни, отнюдь не навязываемыми поучениями, он определяет нравственные ориентиры для людей.
Наследие Варлама Шаламова, уже общепризнанного великого писателя, в основной своей части опубликовано, но не освоено глубоко сознанием общества. Поневоле вспомнишь: быть великим писателем – это значит стоять в шкафу.
Его «Колымские рассказы», «новая проза» – воспринимаются часто только как свидетельство очевидца, а это лишь верхний слой сложной философской прозы. Лишь редкие и драгоценные для меня исследования Е. Волковой (Россия), Е. Михайлик (Австралия), М. Берютти (Франция), Ф. Апановича (Польша) и немногих других проникают в поистине бездонную глубину «новой прозы».
«Колымские рассказы» – это сага о трагедии человека XX и XXI века, о мировом кризисе христианской цивилизации.
«Человек второй половины XX столетия, человек, переживший войны, революции, пожары Хиросимы, атомную бомбу, предательство и, самое главное, венчающее все – позор Колымы и печей Освенцима (...) просто не может подойти к вопросам искусства иначе, чем раньше».2
Хиросима, Освенцим, Колыма – словно зловещие знаки, предрекающие крах цивилизации. Неизменно говорил о них именно так Шаламов. Общие черты катастрофы: безнаказанное массовое уничтожение мирных, безвинных жителей.
Кто понес наказание за Хиросиму? За Колыму? Наверное, живы и здравствуют надсмотрщики за печами Освенцима. «Колымские рассказы» – словно крик: «Бог мой! Зачем ты оставил этот мир!» Разве не об этом писал Шаламов в 1973 году: «Любая цивилизация рассыплется в прах в три недели, и перед человеком предстанет облик дикаря. Хуже дикаря, ибо все дикарское – пустяки по сравнению со средствами уничтожения и давления. Не будет сопротивления, а удар вооруженного противника, какой был применен Гитлером...»3
В чем причина этого кризиса цивилизации? Видимо, в социальном неравенстве не только «классов», но и стран, континентов человек разумный оказался неразумен, жесток – поистине хуже дикаря. «Человек оказался гораздо хуже, чем о нем думали русские гуманисты XIX и XX веков, да и не только русские, зачем это скрывать? КР об этом именно и говорят. Условия? Но условия могут повториться, когда блатарская инфекция охватит общество, где моральная температура доведена до благополучного режима, оптимального состояния. И будет охвачено мировым пожаром в 24 часа».4
Криминализацию постсоветского общества мы наблюдаем своими глазами. Нравы блатного мира становятся нравами общества и его так называемой элиты. Перечтите «Очерки преступного мира»: право сильного и жестокого, бесправие и незащищенность слабого. Человеческая жизнь теряет свою цену. Великие христианские заповеди живут лишь в душах немногих людей, но не в обществе, государстве, не в политике и экономике.
«Как могли люди, воспитанные поколениями на гуманистической литературе, прийти при первом же успехе к Освенциму и Колыме? Это, очевидно, мировой вопрос».5
Балканские события, ракетно - бомбовые удары по Югославии стоят в том же ряду убийств и насилия над невинными жертвами. Международное право превращается в пустые слова. Однополюсный мир на нашей маленькой планете не гарантирует не только справедливости, но и жизни.
Но есть еще соль земли, люди, к которым мы обращаемся за нравственной поддержкой.
Таким был и Варлам Тихонович. Без всякой позы и самолюбования, без претензий на роль пророка. Прежде всего – в себе самом, в своей душе он искал опору и истину.
В безмерно тяжких условиях ада Колымы «он никого не предал и не продал ни на следствии, ни в лагере. Ему удалось много сказать правды, ему удалось подавить в себе страх».6 Именно бесстрашие сохранило душу Шаламова от растления. Об этом, лично своем Сопротивлении он написал в рассказе «Бесстрашие» (отрывки из него опубликованы в ЛГ30 января 2002 г. – прим. составителя):
«Раба из меня не сделают. Клейменый, да не раб!»
Именно такова была духовная его опора в самые черные лагерные дни.
Он не ловчил на чужой крови, отказался стать бригадиром («лучше, думаю, умру»). Он был мучеником. Да. Но не хотел, чтобы его так называли. Он был победителем. Словом попрал он растление лагерей. Словом правды и таланта воскресил он миллионы погибших для памяти живых. В душе своей он всегда ощущал себя свободным: «Я никогда не был вольным, я был свободным во все взрослые мои годы».7 Человек, который носит в душе это чувство, – носит в душе Бога, ибо свободен от мира зла и суеты.
Не надо его жалеть. Надо постараться сделать что-то достойное.
Его проза требует не только прочтения, но поступка.
«Я пишу не для того, чтобы описанное – не повторилось. Так не бывает, да и опыт наш не нужен никому. Я пишу для того, чтобы люди знали, что пишутся такие рассказы и сами решились на какой-либо достойный поступок».8
Виктор Некрасов в своем эссе «Сталинград и Колыма. (Читая Шаламова)» написал: «Шаламова надо перечитывать. Твердить, как некую молитву» (1986, Париж). Ибо, скажу я, молитва подвигает на доброе дело – великое или малое, как кому по силам.
В каждой русской семье должна быть книга Шаламова. Надо издать полное собрание его сочинений, ибо столько драгоценных слов сказано им мимоходом.
Мы должны читать и перечитывать Шаламова, чтобы пережить душой страдания людей для обретения правды-истины и правды-справедливости.
Он оставил нам свое Слово, глубокое и живое, связанное множеством нитей с культурным контекстом веков и обретающее во времени, в общении с читателем, новые оттенки – смысловые, знаковые, художественные.
Читайте! Читатель – это высокое призвание.

Примечания

1 В. Шаламов. Собр. соч., т.4, М., 1997, с. 365.
2 Там же, с. 375.
3 Письмо А.А. Кременскому. «Знамя», 1993, №5, с. 155.
4 Там же, с. 154.
5 Там же, с. 155.
6 Собр. соч.,т.1,с.168.
7 Там же, с. 231.
8 Из дневников 1966 г. «Знамя», 1995, №6, с. 145.