ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Бетховен
Мозаика желтых листьев на мокром холодном асфальте будто аппликация или рисунки мелом, тает в розовых предзакатных оттенках квартал, небо серое, беспросветное, но эти розовые полосы на нем как царапины, как порезы, как шрамы, в лужах отражаются тени, полуголое дерево дрожит на ветру, прохладные острые капли бьют по лицу… ощущение нереальности бытия. Глупо? Да, пожалуй. Ведь до декабря еще много времени, ведь до декабря так мало времени.
В кармане позвякивают ключи, связка. Между пальцев зажата намокшая тлеющая сигарета, сизый дымок теряется, растворяется в дожде, как растворится весь этот проклятый прекрасный мир совсем скоро в бездне, на пороге которой так приятно стоять, быть немного выше остального и остальных, смотреть на встречных людей со снисхождением и не сочувствовать ни одному из них.
В листьях затерялся шприц, игла в крови и чем-то еще. Рядом стоят дети, простые обыкновенные дети. Лет 10-12, не больше. И они точно знают, что было в этом шприце, они точно знают, что вводили себе в кровь, сквозь тонкую кожу в разбухшую вену. Гнусное зрелище.
Стоит повернуть голову вправо – и вот, пожалуйста, не менее гнусное зрелище. Их трое, они стоят под крыльцом какого-то подъезда, в котором мне, к счастью, жить не довелось. Девятиэтажка. Одна из немногих, еще не снесенных. Эти трое ругаются матом на всю улицу, покрытую тонкой пленкой света уличных фонарей, те зажигаются неторопливо, по очереди, освещая мой путь. Эти трое распивают… водку? Нет, похуже. Одеколон. Из одинаковых бутылочек в горло зеленая жидкость со скверным запахом. По второй. По третьей. Не поделили, один врезал другому, третий взялся за нож. Смотреть противно. Меня раздражают люди.
Может быть, никто не замечает, но конец уже начался. Да, именно здесь. На таких улицах. Они думали, что все начнется с катастроф, с разрушительных волн высотой в десятки метров, с горящей лавы, стремительно летящей вниз с вершин, с вихрей, забирающих в себя, как черные дыры, все, что попадется на их пути, с Всемирных потопов и погаснувшего солнца, но нет, конец начинается в сердцах людей, как бы пафосно это ни звучало, так оно и есть. Черные сердца, чернее ночи, в них с каждым годом существования человечества было все меньше места для доброты, все заняли зависть и жадность, а люди во власти этих пороков, и город во власти пороков. Самых разных. Меня раздражают люди.
Эти люди, наркоманы, алкоголики, воры и убийцы ничем не хуже тех, других, что закрывают на это глаза, что проходят мимо, спасая свою шкуру, будто нет ничего ценнее ее, они готовы отдать на растерзание чудовищам своих детей, чтобы только остаться невредимыми. Меня раздражают люди.
На остановке стоит старушка, опираясь на клюку. Она зло смотрит по сторонам, на тех несчастных, что стоят рядом с ней, должно быть, проклинает каждого из них за то, что они вообще родились, проклинает, наверное, и меня за то, что отвечаю ей таким же взглядом. Меня раздражают люди.
Никто из них даже не знает, не может представить себе, как близок конец теперь, как они ловко приблизили его к крайней точке, как отняли время у себя и у всей Земли. Этот город пал первым. Мне страшно за другие города. А где-то, наверное, в далекой стране дисгармония и дисбаланс достигли своего апогея, и руины душ сперва там породят руины городов. Потом руины цивилизации… Конец всего. Меня чертовски раздражают люди. И они виноваты в своем падении. В падении всего.
Когда я закрываю глаза, мне кажется, что я слышу, как тихо перемещаются стрелки огромных часов. Обратный отсчет. До судного дня, до часа X, до момента истины. До финала этой длинной пьесы под названием «Жизнь на земле». Я чувствую, как песчинки перевернутых часов стремительно ускользают в небытие. Прощай, человечество, я не хочу тебя спасти и не имею права…
Но…
Люди не только разрушали, нет. Они создали нечто очень прекрасное. И это достойно быть спасенным.
Литература. Музыка. Живопись. Скульптура. Театр… Можно продолжать список и дальше, но проще сказать одним емким словом – искусство. То, чего требует моя суть. Так же как требует суть человека разрушений. Но, чертов парадокс, без людей искусство невозможно, поэтому… я… должна… попытаться? Или же…
Но что я могу сделать? Они не одумаются, они не повернут время вспять и не успокоят потревоженную землю…
Они никогда не изменятся, они не поймут, они ничтожные человечки со своими проблемками, они даже не видят, как изменился мир, как меняется, как меняются они сами… И все им кажется естественным. Глупцы!
Я затянулась сигаретой, тряхнула мокрыми волосами и продолжила путь. Мимо пробегали двое. Цветные шарфы. Болельщики. Нет, нет, не так, фанаты. За ними гнались другие. Шарф другого цвета. Я прошла по лужам, а там за моей спиной – крики, хлесткие удары, наверное, кровь… Кретины, что им делить? Без этих шарфов, под этими шмотками они одно и то же, нет отличий, те же органы, поврежденные алкоголем и холестерином. Даже увлечения те же – футбол. К несчастью, только наблюдать, а не участвовать. Впрочем, это ведь особый тип людей. Им нравится наблюдать.
А мне? Разве мне не нравится наблюдать, как мир обращается в пепел? Разве мне хотелось бы участвовать? Может быть, спасать? Хотя бы ради искусства? Не знаю, не могу ответить себе на этот вопрос. Он кажется слишком сложным, он в самом деле слишком сложный. Не знаю, чего я вообще хочу…
…разве что рисовать, да.
…разве что докурить эту сигарету, продолжая мокнуть под дождем, вдыхать никотин, перемешанный с влажным воздухом.
…разве что поговорить с этой девушкой, которую даже не знаю, только потому что она произнесла эту фразу. «Двадцать первое декабря».
Я подняла глаза и увидела, что уже подхожу к этому зданию за забором с советскими звездами.
Забавно всю жизнь избегать таких вот заведений, а сегодня прийти сюда дважды. Да еще к незнакомой девушке. Да еще и чтобы поговорить. Да, и впрямь начало конца, не иначе.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Dead Can Dance - Song Of The Dispossessed
Монотонный и убаюкивающий стук колес, под который так приятно засыпать... Я тоже пыталась спать, но сидение было слишком жестким, да и опасения, что пока я буду спать кто-нибудь вырвет у меня из рук сумку не давали сомкнуть глаз. Я сидела, вжавшись в угол, сидячего вагона ночного поезда Санкт-Петербург-Москва, и уныло разглядывала проносящиеся в темноте огоньки. Мне безумно хотелось выйти на какой-нибудь остановке, в ночном незнакомом городе, бродить по его улицам, лишь бы только не достигнуть конечного пункта назначения. Впрочем, возвращаться назад мне тоже совсем не хотелось... А что тогда остается? Я украдкой разглядывала людей, без особого интереса, и пыталась разобрать в царящем хаосе чьи-то отдельные мысли. Какая-то женщина, сидевшая напротив, точнее сказать развалившаяся – в отличии от меня ей удалось уснуть, облокотившись головой о плечо своего спутника – сорокалетнего дистрофика, ее гражданского супруга с болезненным лицом и усталым взглядом, во сне блаженно причмокивала губами и что-то тихо бормотала. Ее супруг читал газету, и судя по его мыслям был очень далек от ее текста, едва ли в ней писали о кризисе среднего возраста, застигнувшем его врасплох и какой-то Любочке, которая очень неоднозначно на него смотрит. И весь этот житейский мусор – развлечение на пятнадцать минут, успевшее уже прискучить мне в самом начале пути, как и эти огоньки за окном.
На меня почти никто не обращал внимания – всем как-то не было дела, у них были свои заботы, только благовидная старушка посетовала про себя, что такая маленькая и беззащитная девочка путешествует одна. Куда смотрят ее родители? Действительно, и куда они только смотрят?
Куда они смотрели, когда я неслышно прикрыла за собой дверь просторной квартиры и быстро, словно за мной кто-то гнался, побежала вниз по высоким ступеням. Когда последней заходила в метро, ехала в пустых вагонах до вокзала и там, замерзая, ждала свой поезд... В новую жизнь.
Наивная маленькая дурочка, и не могла представить себе, что новая жизнь – это все та же старая, просто с новыми проблемами. И может быть этой новой жизни... Уже никакой... скоро не будет.
Я подняла голову со сложенных рук, тряхнула растрепавшимися волосами и огляделась – похоже, я задремала здесь, под мерный шепот дождя по стеклам, так напоминающий стук колес. В кабинете было пусто – к моему счастью Савельев куда-то свалил, и я могла предположить, что место его пребывания – кабинет главврача, с которым они мило попивают чай, или ларек через дорогу, где продают сигареты, или... Обход? А может быть он сейчас орет на каких-нибудь студентов или несчастную уборщицу тетю Машу, которая всегда попадается ему под руку, когда у него плохое настроение, так кстати.
А если я начну отыгрываться за свое плохое настроение? – эти мысли даже заставили меня встать, потянуться, как кошка после сна, и простучав по кабинету каблуками, которые я ненавидела, но упорно носила подойти к окну. Силуэты деревьев, домов, прохожие на улице...
Что я смогла бы сделать с ними, если бы захотела этого? Смогла бы я сделать то, что видела во сне... То... Нет, едва ли. Смогла бы я это остановить? Зачем? Ради таких, как этот бесполезный Савельев, не менее бесполезный главврач и остальные люди, которые живут, не оплатив права на жизнь глупо и бессмысленно.
Какой вздор... И зачем я согласилась встретиться с этой ненормальной девицей, купилась на ее тревожные мысли, поддалась тому, что в себе так ненавидела... Той наивной маленькой дурочки, которой когда-то захотелось стать самостоятельной. Той наивной маленькой дурочке, которая верит, что даже Савельев имеет право на жизнь. Той наивной маленькой дурочке, которая по-прежнему еще живет где-то внутри моей взрослой, и я, надеюсь, разумной души.
Я вытянула из пачки сигарету, откинула волосы назад, проклиная их за то, что они все время, как бы я их не зачесывала, выбивались из общей массы и падали на лицо. Затянулась дымом, выдыхая его в приоткрытую форточку.
... Едкий черный дым над мертвой землей. Изумленная в немом ужасе природа...
Хватит. Ты ненормальная, чокнутая идиотка, иди почитай Фрейда, которого ты так любишь и все время вспоминаешь. Или может быть лучше Нострадамуса, раз с некоторых пор ты вдруг видишь в своих снах, нечто большее, чем сны, предзнаменования.
Но это... действительно больше, чем сон.
Я чертыхнулась, стала нервно ходить по кабинету, думая, что ненавижу каблуки. В конце концов, я их сбросила, взяла в одну руку, во второй сжимая сигарету, и повторила уже без них, босиком ходить было легче. А что если доктор Савельев меня в таком виде увидит? Я прислушалась к голосам, и за одно мыслям за дверью, но там как раз проходила тетя Маша, она думала, выключила ли она утюг и торопилась домой.
А сколько у нас времени?
Я опомнилась, и даже туфли выронила, они грохнулись на пол, а я также босиком подошла к столу и глянула на экран сотового. Неужели я боюсь опоздать на встречу с этой... этим... эксцентричным чучелом? Я потушила сигарету о край стола Савельева зло усмехнувшись про себя, что он сам так не раз делал, и от одной моей сигареты его столу уже хуже не станет.
Туфли... собрать. И вещи. Какие-то бумаги, что-то нужно было взять домой. И мысли, свои собственные мысли, их бы тоже не мешало в порядок привести. О чем я вообще думаю? Какое мне дело до этого конца света?! Конец света и конец света, и черт с ним...
Я произнесла это про себя, чтобы отгородиться от своего страха, который все сильнее захватывал власть надо мной... Я боюсь!? Я боюсь, что этот сон гораздо больше, чем сон, чем побочная деятельность мозга. Картины слишком яркие для моей скудной фантазии, слишком реалистичные и правдоподобные.
И нарастающее предчувствие смерти...
Хлопнула дверь, когда я уже успела одеть туфли обратно и сменить больничный халат на пальто, по карманам которого было рассовано много разной дряни. В руках у меня бумаги и зонт с длинной деревянной ручкой. Я не любила сумки, особенно дамские, хотя, возможно их можно было бы использовать как средство обороны.
- Рита, ты уже уходишь? – нет, я просто так переоделась в пальто, хмыкнула я про себя, даже не посмотрев на вошедшего Савельева. Он ломался, предложить ли мне сходить сейчас куда-нибудь или нет. Я все за тебя решила.
- Да, я тороплюсь, у меня дела, - облом, дорогой. Я сегодня нашла себе развлечение увлекательнее – конец света, и варианты его предотвращения. И конечно новый объект изучения психоанализа на практике, куда поинтереснее, и, конечно же, посимпатичнее, чем ты.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Мелькнула чья-то тень
- Двадцать первое декабря… - растерянно повторила я не то ее слова, не то свои мысли. В голове вихрем страшные картины конца… Одна за другой, сменяют друг друга, пролетают, пожалуй, слишком быстро, так быстро, что я не могу разглядеть лиц погибающих людей, не могу расслышать предсмертных стонов… Я тряхнула темными волосами и снова посмотрела на эту строгую девушку. У нее были голубые глаза, да, большие голубые глаза… Красивые. Но… холодные. Странное впечатление.
Строгий черный костюм, белый халат поверх него, все линии резкие, четкие. Лицо нет, напротив, кажется, утонченным, аристократичным? Хм. Нет, что-то другое, не могу подобрать слов. И эти светлые волосы, зачесанные назад, лишнее подтверждение жесткости. Что же… Человек, видимо, с характером, видимо, с непростым… Только какое мне дело до каких-то там людей? Только если…
Нет, ну какого черта вместо того, чтобы думать о том, что она только что сказала, я рассматриваю ее? Есть в ней что-то… Что-то такое… Нельзя объяснить. Отлично, Диана, тебе лечиться надо, человек искусства, блин. Ну вот, раз лечиться надо, значит, пришла по адресу. В этом диспансере меня и оставят. Оставят точно, если я расскажу врачам о том, что видела, о том, что ждет этот мир…
- Слушай… - обратилась я к ней, глядя в глаза. Нелегко подобрать слова… Вдруг мне это вообще послышалось? Я в последнее время слишком часто думаю о конце, вот и слышится всякое… Едва ли! Она сказала это, она отчетливо назвала дату. – А ты… - нет, ну что эти глаза смотрят на меня так, будто я ей что-то должна?! Будто я ей обязана по гроб жизни за то, что она потратила на меня 15 секунд своего драгоценного времени?! Ну что за бред. – В общем, встретимся вечером? – предложила я наконец. Черт побери, неужели я не одна схожу с ума в этом отвратительном городе? Неужели кто-то еще видел то, что видела я? Неужели именно она?.. – Ты… - «ты такая же сумасшедшая, как и я? Давай поговорим об этом». Черт побери, гениально! Нет… Нельзя говорить о конце… Пока я не узнаю, пока я… В общем, нельзя и все тут. Тем более, здесь, в этом месте, спрятавшимся за железным забором с советскими звездами… Здесь полным-полно психиатров. Да и сама она, должно быть, из них… Но выяснить я должна. А что потом? Такое впечатление, что мне просто нужна компания, чтобы встретить конец! Смешно. Просто выяснить, просто узнать, видела она то же или нет, или это всего лишь мои глупые фантазии… Вот и все.
- Ты не могла бы не мямлить, у меня мало времени, - вздохнула она. – Назначай время и место.
Ей что даже не интересно, зачем я ее приглашаю?! А вдруг я маньяк и наброшусь на нее в темном переулке? Впрочем, мне же лучше, что ей не интересно. Да, не хотелось бы объяснять все сейчас, не хотелось врать.
- Ладно. Во сколько ты заканчиваешь? – спросила я, раскручивая конец шарфа. Забавная бахрома.
- В пять, - ответила она. Как ее зовут, интересно? На лбу имя не написано, бейджа нет. Да и в этих бесполезных бумагах в ее руках тоже.
- Отлично, я зайду за тобой, я живу недалеко, - лишнее. Да, это было лишним. Впрочем, какая разница? Она только кивнула как-то равнодушно и пошла дальше по коридору, ее каблуки стучали по полу.
Без сомнения она… не из обычных людей. Одного взгляда хватит, чтобы понять. Рыбак рыбака, как говорится. Двадцать первое декабря… Так мало осталось. Так чертовски мало для этих листопадов, для ветра, заставлявшего дрожать тонкие стекла, для Земли. И слишком уж много для этих людишек, который из века в век, из года в год, изо дня в день уничтожали данное им по рождению! Иногда мне кажется, что они не заслуживают и мгновения, иногда мне кажется, что, будь моя воля, конец наступил бы прямо сейчас, когда они, выстроившись в очереди, занятые своими проблемами, ворчат и проклинают друг друга.
Глупые люди. Погибнуть, так и не постигнув ни одной из истин. Прощай, человечество, мне не жаль. Мне жаль планету, которая носила тебя на земле, которая будет наказана за доброту. Черт побери, что за мысли?! Пора бы отвлечься и…
- Исаева, - ну какому кретину я могла понадобиться здесь? Я обернулась и увидела сокурсницу. Не припомню, как ее зовут, с такой частотой посещения института, как у меня, вообще странно, что я ее узнала. Впрочем, да, ее было сложно не узнать, и хорошенькая, но бестолковая головка, красивая одежда, под ней белое кружевное белье, под ним роскошное женственное тело – само по себе произведение искусства, его бы в масле на холсте - и татуировка, как ни странно, мышь. Может, поразвлечься и заглянуть немного глубже? Какие белые кости. Что дальше? Поискать мозг? Нет, нет, это же невежливо копаться в чужом черепе!
- Что? – спросила я, ничуть не вежливее, чем копаться в чужом черепе, однако.
- Твоя очередь, - ответила безымянная не представляющая – не считая чисто художественного – интереса сокурсница, я чертыхнулась и вошла в кабинет врача без стука. За столом, заваленным бумагами, сидел никчемный человек с квадратной головой. Нет, серьезно, квадратная такая голова, я даже удивилась и посмотрела немного глубже: нет, череп у него круглый. Как и очки.
- Господи… - он посмотрел на меня, как на какое-то пугало, и закатил глаза. – Представьтесь, присаживайтесь, - усталые дежурные фразы, вроде бы вежливые, но было понятно без слов, что я ему неприятна. Поздравляю вас, господин психиатр – как Вас там? Савельев? – ваше чувство неприязни взаимно. И не думаю, что есть смысл в моем полном обследовании, не так ли?
- Исаева Диана, я никогда не состояла на учете в психдиспансере, и у меня нет никаких отклонений, - заявила я, врач отыскал среди остальных мою карту, полистал, разумеется, не нашел ни одной отметки о психозах и расстройствах, и посмотрел на меня поверх очков.
- Все равно я обязан провести… - ну нет, у меня не так много времени, до встречи с той девушкой, мне нужно успеть заскочить домой и закончить последний эскиз, так что извините. Я задержала взгляд на обыкновенной чашке, из которой поднимался к потолку белый пар от чая или кофе…
- Ааа! – простонал он, когда чашка опрокинулась ему на брюки. Горячо, да? Ничего-ничего, потерпите.
- Похоже, Вам не до меня, - сказала я, едва сдерживая улыбку. – Я пойду?
- Постойте, я же… - и снова он не успел договорить, дурацкие очки свалились на пол. Отлично. – Идите, идите уже, считайте, что уже прошли и тесты, и все, что полагается, - сказал он, негромко ругнулся, и я самодовольно вышла прочь.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - The Kilimanjaro Darkjazz Ensemble - Parallel Corners
В сером небе черные вороны. Я подумала о том, что это, наверное, хотя и банально, но на самом деле очень красиво и поэтично – эти мрачные угрюмые птицы в полете, как пятна чернил. И если бы я умела рисовать, я бы обязательно нарисовала именно это – серые стальные небеса и кружащихся в них птиц. Может быть еще крыши домов, немного улицы и ярко-желтых листьев еще не осыпавшегося клена. Картина была бы черно-белой, а эти листья... золото. Или может быть пурпурный? Или кроваво-красный... Как небо.
Я тряхнула головой, прогоняя наваждения, провела рукой по зализанным назад светлым волосам, и наконец-то оторвала свой взгляд от созерцания скучной улицы за окном.
Мои мысли снова и снова возвращались назад, к увиденному во сне... И я снова и снова пыталась растолковать его, но ничего не приходило мне в голову, кроме разве что только одной единственной версии... Нет, нет, нет. Это полный и абсолютный бред, это моя больная глупая фантазия, это... Толковать свои сны как предзнаменования это даже не средневековье, это какой-то каменный век, это времена в которые такого понятия как наука не существовало, и у меня совсем нет желания уподобляться древним людям. Еще не хватало только начать гадать по кофейной гуще или погодным условиям... К чему у нас там серое небо, переменная облачность?
- Маргарита, – я вздрогнула от неожиданности, уничтожающим взглядом сверила доктора Савельева, посмевшего оторвать меня от моих мыслей. С его носа поспешно сползли старомодные круглые очки и грохнулись на стол, я криво ухмыльнулась, наблюдая как он торопливо водружает их на место.
- Маргарита, - повторил он мое имя, словно оно ему так нравилось, впрочем, он считал, что мне нравиться, когда он называет меня по имени. И вообще что он мне нравиться, и по этому в своей голове, которая мне почему-то из-за его дурацкой стрижки казалась квадратной строил какие-то глупые и нелепые планы, как после практики пригласить меня в кино. – Ты не могла бы отнести эти бумаги главврачу? – наконец-то заговорил он, и кивнул в сторону стопки каких-то бумаг на краю его стола, заваленного разным хламом. Убираться там он не любил, и этот постоянный беспорядок раздражал меня еще больше, чем сам обладатель этого стола.
Что я могу, ему собственно ответить? Дорогой, будь добр сам возьми и отнеси, я тебе не девочка на побегушках, чтобы бегать туда сюда и носить тебе чай или кофе, или еще какую-то ерунду, которую ты сам в состоянии донести куда нужно. Как жаль что ты, в отличии от меня, не можешь читать мыслей, и сейчас я, получается разговариваю сама с собой.
- Хорошо, Владимир Иванович, - с наигранной уважительностью согласилась я, захлопнула книгу, которую делала вид, что, читала, хотя на самом деле успела прочитать ее уже много раз и знала наизусть ее содержание. Я неторопливо встала, взяла бумаги, украдкой пробежавшись взглядом по первой странице. Какие-то личные дела, каких-то совершенно незнакомых мне людей, можно подумать, что это меня волнует.
Савельев тем временем, пока я стояла, пробежался по мне оценивающе-восторженным взглядом и подумал что-то, за что мне очень захотелось въехать ему острым каблуком, допустим в глаз, или ударить по квадратной – или мне все-таки кажется? – голове стоящим у него на солее декоративным керамическим быком, которого ему подарили очень много лет назад на новый год и до сих пор хранил его здесь. Дедушка Фрейд был прав – в очередной раз убедилась я, и мне даже совсем не хотелось читать мысли Савельева, это как-то нечаянно получалось, - очень-очень прав. И у некоторых людей вместо головы либидо.
Я поспешила уйти, но у порога кабинета Савельев меня окликнул и заставил остановиться.
- Рита, - сказал он как-то доверительно, и мне это совершенно не понравилось, лучше уж Маргарита, а еще лучше по имени и отчеству, а еще лучше... Все, дальше продолжать, точно не стоит. – Сегодня должны студенты прийти на диспансеризацию... Если там есть кто-нибудь в коридоре, пусть по одному заходят, - думал он конечно не о студентах, но его мысли меня мало волновали, разве что только как пособие по изучению? – или все-таки подтверждению – того, о чем писал Фрейд, и не только он.
- Хорошо, - мрачно согласилась я и хлопнула дверью, отчего-то разозлившись. То, что я прохожу здесь практику вовсе не значит, что я буду работать его секретаршей или еще лучше... Я как-то не заметила, как, выходя из злосчастного кабинета, сбила с ног какую-то девушку и от неожиданности выронила все бумаги, которые несла. Я чертыхнулась, посмотрела на девушку и присвистнула – ну и кадр, впрочем каким еще бороздить коридоры психоневрологического диспансера номер восемь? И куда она только так вырядилась, на прием к Савельеву? Тяжелые огромные высокие ботинки, это я еще могу понять, двинуть такими в его... кхм лицо было бы очень даже неплохо. Вся увешанная цепочками, как новогодняя елка, в серых коротких шортах и полосатых гольфах, длинной футболке не холодно интересно? На улице уже октябрь... И куртка еще поверх всего этого, как у какого-нибудь панка – кожаная, вся в заклепках и шипах, а сверху намотан длинный полосатый шарф. Девушка еще некоторое время смотрела на меня растерянно и с интересом, а потом бы обе синхронно опомнились и принялись поднимать с пола мои разлетевшиеся бумаги. Среди них теперь царил полнейший беспорядок, который меня ничуть не огорчил – я все свалю на доктора Савельева, при его привычке вести дела это не мудрено.
- Извини, - длинными пальцами в кружевных перчатках, с аккуратными черными ноготками она протянула мне последние листы. Я предпочла промолчать, и уже собиралась идти дальше, но что-то заставило меня остановиться.
Гораздо более важное, чем все эти бумаги, чем бесконечные коридоры диспансера, чем все эти люди с их делами и проблемами, чем просто слова.
- Двадцать первое декабря, - по слогам произнесла я.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Бетховен
Дата конца.
Написана карандашом в уголке белого листа, на нем едва намеченный набросок старой церкви. Осенний ветер вырывает его из рук, хочет затянуть в круговорот желтых сухих листьев. Круговорот так похож на смерч. Смерч так похож на смерть. Немного кружится голова, и кажется, что земля уходит из-под ног. Все дальше, дальше, но этот чертов день все ближе, ближе. Растрескавшийся асфальт под ногами, грязный, серый, растрескавшаяся земля, прорывающаяся из-под нее наружу раскаленная магма перед глазами. До сих пор. Хотя она видела все это так ярко и ясно минут 10 назад. Целых 10 минут, маленькая вечность, а вечность кончится так скоро. Или не она вовсе. Всего лишь жизнь всего лишь на земле. Всего лишь. Не более того. На площади от Сатурна до его самого большого кольца уместился бы миллиард таких планет, как Земля. Подумаешь, одной меньше… Нет, не позволять себе такой роскоши, как равнодушие. Не время.
Она постояла еще немного у кладбищенской ограды, вслушиваясь в крики встревоженных воронов. Может быть, и они знают? Нет, едва ли… едва ли кто-то, кроме нее, почувствовал начало конца, пропустил его через себя, так, что душа содрогалась, как от холода. Она посмотрела в серое небо, над головой эти желтые листья. Пляски смерти, почему-то эти слова пришли на ум. Она тяжело вздохнула и прижала к груди альбом с рисунками. Может, все эти люди… людишки… правы, и просто похолодало? Всего лишь. Октябрь. Быть может, скоро зима? Может, ее неслышные шаги заставляют трепетать в тяжком ожидании конца?
Нет, едва ли. Просто они не могут даже представить себе, что случится. Они не способны. Озабоченные своими проблемками, они живут и думают, что жизнь прекрасна, что так будет всегда, что миру ничего не грозит, если даже топтать его ногами, если плевать на него, если жечь заживо. Но мир отомстит. Непременно. Не выдержит. И уйдет в бездну, унося с собой тех, кто никогда не сможет понять простых истин.
Она остановилась у ворот, железных, тяжелых и открыла альбом снова. Торнадо. Потоп. Землетрясение. Извержение вулкана. Метеорит. Кровь, кровь, смерть, смерть… Наброски катастроф. Она видела их сегодня. Она видела их и знала, когда увидят другие. Что теперь? Ждать?
Мертвая земля, мертвые люди, мертвое небо над головой. Перед глазами. Снова и снова. Она закрыла их всего на минуту, а, открыв, посмотрела из-под густой темной челки на прохожих. Они ничего не знают, они еще ничего не знают. Но даже узнав, не остановятся, не прекратят разрушать себя и планету, не остановятся, пока не смогут сделать это. Она же знает когда. Она знает как. Вот они, чертовы рисунки карандашом на плотной белой бумаге. Страшно? Скорее, предсказуемо. И все-таки слишком скоро, слишком мало времени. С лишком мало, чтобы остановить, слишком много, чтобы насладиться страшно-красивым зрелищем. Это все равно, что стоять на самом краю, на пороге бездны и, улыбаясь, смотреть вниз на пожары до самых небес, на летящую сквозь этажи музыку костра, на танцы пепла и таких вот желтых листьев, вдыхать дым полной грудью, чтобы застревал в легких, и знать, что это не повториться никогда. Потому что ничего никогда не будет. Больше не будет. С наступлением той даты – точной даты, всего несколько цифр – все исчезнет, но не сразу, не вспышкой, мучительно и долго будет растворяться во мраке, распадаться на атомы, переставать секунда за секундой быть тем, чем было, лишаться своей сути. Впрочем, это началось еще давно. Разрушение, постоянное вечное разрушение, войны, попытки покорить природу… Чего еще они ждали за это? Законная расплата, законное наказание… но тогда почему ей так больно было видеть это?! Будто осколком по глазам, слезы на щеках, дрожь по телу. Почему так больно?..
Вся боль земли в одном сердце, все слезы мира в одной слезинке по горячей щеке… Листья, кругом листья. В небе, над крышами домов, в лужах, под ногами. Везде сухие листья, как напоминание. За осенью приходит зима. Лед, оковы мороза, могильный холод. Зима тоже похожа на смерть, сродни ей. Да, зима – это маленькая смерть. Конец – это смерть всего.
Она думала об этом. Она думала об этом и раньше, но теперь просто не могла не думать. Точная дата, точное расстояние.
От ласковой осени до колючей зимы один шаг, от ненависти до любви один шаг, от начала конца до самого порога бездны немного больше. Три шага.
Три, два, один…

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Мой Розовый Фашистик - Под прицелом
Пролог.

Раз, два, три…
Отсчитать до трех, и позволить себе открыть глаза, жадно вглядываясь в зыбкий сумрак комнаты. Жадно вдыхать воздух, чтобы осознать, что это уже стальные объятия реальности, а не сладостные и дурманящие сна. Впрочем, сон, от которого она сейчас очнулась совсем не напоминал обычные и размытые картины волшебного бреда расслабленного сознания, он был слишком похож на реальность…
…Ей снился город, горящий, полыхающий в море огня, город, разрушенный и умирающий, корчащийся в своей последней агонии. Пурпурные небеса, проглядывающие сквозь тяжелые грозовые тучи, в которых зарождались вихри и смертоносные торнадо, в которых зарождался тяжелый как ртуть дождь, как миллионы сверкающих пуль ударявший по полыхающим руинам. Еще вчера бывшими олицетворением благополучия и долголетия, сейчас в них не осталось и тени ушедшего дня. Впрочем, тени как раз остались – тени, которые когда-то были людьми, ослепленные болью и ужасом они метались между полуразрушенных домов, падая на засыпанную камнями землю, исторгая из обожженной груди душераздирающий крик отчаяния.
… Она прижимала пальцы к ушам, чтобы защитить барабанные перепонки от этих страшных и пугающих звуков, от гула падающих самолетов, от оглушающего треска поднимающегося прямо к небу пламени… Но звуки становились прозрачными как воздух, и все равно проникали в ее голову…
Она тряхнула светлыми волосами, села на кровати, заторможенным взглядом блуждая по всем предметам в комнате. Ей по-прежнему казалось, что сон продолжается, что сейчас она встанет, отодвинет тяжелые занавески, и…
….На мгновение тяжелые черные тучи расступились, словно давая ей возможность увидеть за секунду до конца самое прекрасное и в тоже время страшное, что она видела в своей жизни… В пурпурных, пылающих отблесками огня на земле, небесах, выстроившись в ряд, словно соблюдая все законы геометрии, сверкало множество ослепительных солнц. И она не могла даже вспомнить теперь, какое из них еще вчера было другом теперь погибающей планеты, под чьими теплыми лучами когда-то так радостно росли трава и деревья, теперь охваченные пламенем смертоносного жара.
Раз, два, три…
Она заставила себя встать, слегка пошатываясь, босиком дошла до тяжелых занавесок, скрывавших окно. Она поймала себя на каком-то странном, почти неосознанном страхе, увидеть за ним…
Конец.
… Ветер вздымал огромные волны, поднимавшиеся выше шпилей новостроек, и из-за огня волны, казались темно-бордовыми, словно кровь. Впрочем, может быть это и была кровь, умирающей земли, оскверненные недра которой больше не могли сдерживаться под тонкой корочкой обожженной почвы, и теперь спешили вырваться на свободу, к солнцу, которое из друга превратилось в злейшего врага…
Здесь – конец всех меридиан, здесь – стрелки компаса сходятся в одной точке, не в силах больше различать магнитных полюсов, здесь – конец истории, всех календарей и всех цивилизаций…
Здесь – конец.
Вот он – долгожданный Армагеддон, предсказанный столькими людьми в разные годы, разделенные пеплом прошедших столетий и сменившихся эпох… Вот он – тот Апокалипсис, о котором говорили все мировые религии, перекрикивая друг друга в предостережениях и страшных пророчествах…
… Она постояла некоторое время около занавесок, потом решительно раздвинула их в стороны резким и каким-то грубым движением. Вместо чудовищных картин хаоса и разрушения перед ней, за тонкими стеклами лежал спящий город. Он был охвачен огнем, только… Огонь света окон домов, неоновых вывесок, фонарей на спящих улицах… Небеса – темно-фиолетовые, у горизонта казались красными, пурпурными. Ей стало не по себе, она поспешно задернула занавески, поймала себя на мысли, что то, что она увидела сегодня во сне, гораздо больше, чем просто игры разума…
… Разум теперь бессилен, он – обожжен и растоптан отчаянием и страхом. Тонкая черта, отделявшая человека от животного стерта и развеяна по ветру, словно пепел кремации. Ветру, со свистом поднимающему в воздух облака пыли, рваной бумаги, мусора, всего, что было ненужными и смешными напоминаниями о погибнувшей жизни… Все, что еще вчера было важным теперь только грязные кровавые комочки, втоптанные в разбитый асфальт. Все, что еще вчера было смыслом, теперь обесценилось и померкло. Померкла и красота, едва ли способная теперь спасти этот мир… Едва ли вообще кто-то способен теперь спасти его… Реанимация не поможет уже начавшему гнить трупу, и глупо тратить силы на бессмысленную надежду и бесполезные смешные попытки…
Она, словно очнувшись ото сна, быстро подошла к столу, и взяв остро заточенный карандаш поспешно принялась записывать что-то на листе бумаги. Несколько чисел, несколько букв, вместе образовывающие дату…
Дату конца.