Озарения |
Есть птица в лесу, чье пение вас останавливает и заставляет
вас покраснеть.
Есть на башне часы, которые не отбивают время.
Есть овраг, где скрываются белые звери.
Есть собор, который опускается в землю, и озеро, в котором
вода поднялась.
Есть небольшой экипаж, оставленный на лесосеке или быстро
катящийся вниз по тропе и украшенный лентами.
Есть маленькие бродячие комедианты, что видны на дороге,
сквозь листву на опушке леса.
Наконец, есть кто-то, кто гонит вас прочь, когда вас мучают
голод и жажда.
Я -- святой, молящийся на горной террасе, когда животные
мирно пасутся, вплоть до Палестинского моря.
Я -- ученый, усевшийся в мрачное кресло. Ветви и дождь
бросаются к окнам библиотеки.
Я -- пешеход на большой дороге через карликовые леса; мои
шаги заглушаются рокотом шлюзов. Я долго смотрю на
меланхолическую и золотистую стирку заката.
Я стал бы ребенком, который покинут на дамбе во время
морского прилива, слугою маленьким стал бы, который идет по
аллее и головою касается неба.
Тропинки суровы. Холмы покрываются дроком. Неподвижен
воздух. Как далеки родники и птицы! Только конец света, при
движенье вперед.
После потопа
О драгоценные камни, которые прятались, цветы, которые уже
открывали глаза!
На грязной улице появились прилавки, и потянулись лодки по
направлению к морю, в вышине громоздящемуся, как на гравюре.
Кровь потекла -- и у Синей Бороды, и на бойнях, и в цирках,
где божья печать отметила побледневшие окна. Кровь и молоко
потекли.
Бобры стали строить. "Мазаграны" дымились в кофейнях.
В большом, еще струящемся доме дети, одетые в траур,
рассматривали восхитительные картинки.
Хлопнула дверь -- и на площади деревушки ребенок взмахнул
руками, ребенок стал понимать флюгера и петухов колоколен
под сверкающим ливнем.
Мадам *** установила фортепьяно в Альпах. Шла месса, и шли
церемонии первых причастий в соборах.
Караваны тронулись в путь. И Великолепный Отель был построен
среди хаоса льдов и полярной ночи.
С тех пор Луна стала слышать, как плачут шакалы в тимьянных
пустынях, и слышать эклоги в сабо, чье ворчанье разлетается
в садах. Затем в фиолетовой роще сказала мне Эвхарис, что
это -- весна.
Пруд, закипи! Пена, беги по мостам и над лесом! Черный
покров и органы, молнии, гром, поднимитесь, гремите! Воды и
грусть, поднимитесь и возвратите потопы!
Потому что с тех пор, как исчезли они,-- о скрывающиеся
драгоценные камни, о раскрывшиеся цветы! -- наступала скука.
О Королева, Колдунья, которая раздувает горящие угли в
сосуде из глины, никогда не захочет нам рассказать, что
знает она и что нам неизвестно.
Антика
Изящный сын Пана! Твоя голова, увенчанная цветами и ягодами,
вращает шарами из драгоценного камня -- глазами. В бурых
пятнах вина твои щеки. Сверкают клыки. Грудь похожа на
цитру, и звон пробегает по рукам твоим светлым. В лоне
бьется сердце твое, где спит твой девственный секс.
Шевельнув тихонько бедром, вторым бедром и левой ногою,
выходи по ночам на прогулку.
Being Beauteous
Перед снегом -- Воплощение Красоты высокого роста. Посвист
смерти и расходящиеся круги приглушенной музыки
подхватывают, и расширяют, и заставляют дрожать, словно
призрак, это страстно любимое тело; пунцовые и черные раны
взрываются на великолепнейшей плоти. Чистые краски жизни
высвобождаются и танцуют вокруг Виденья, которое еще
создают. И разбуженный трепет рокочет, и неистовый привкус
всех этих причин наполняется свистом смертельным и хриплою
музыкой: это мир, оставшийся далеко позади, бросает их в
нашу мать красоты -- она отходит назад, она поднимается
ввысь.
О! Наши кости оделись в новое, влюбленное тело.
О пепельное лицо, эмблема волос, хрустальные руки! Жерло
орудия, на которое должен я броситься -- сквозь ветер и
буйство деревьев.
Жизни
О огромные улицы священной страны и террасы храма! Что
сталось с брамином, который объяснял мне Притчи? Я все еще
вижу старух, как тогда их видел. Вспоминаю серебряные и
солнечные мгновенья около рек, вспоминаю руку подруги у себя
на плече и наши ласки в пряных долинах.-- Взлетают
ярко-красные голуби, и шум их крыльев раздается вокруг моих
мыслей.-- Изгнанный в эти края, имел я подмостки, где можно
играть драматические шедевры всех на свете литератур. Я мог
бы показать вам неслыханные богатства. Я храню историю
когда-то найденных вами сокровищ. Я вижу ее продолженье. Моя
мудрость презираема так же, как хаос. Что значит мое небытие
по сравнению с оцепененьем, которое вас ожидает?
Артюр Рембо "Озарения"
Рубрики: | Поэзия Читальный зал |
Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |