- Ну и что ты натворил? Да тебе надо было не в музыканты идти, а в актеры. Поверь, ты бы сделал неплохую карьеру. К чему этот спектакль, Томми? – Герард развернул стул и уселся напротив меня.
- Спектакль? – нужно было что-то говорить, не в коем случае не сдаваться.
- Помилуй меня, ты же не малолетняя девица. Падать в обморок от неожиданного известия. Я, конечно, тоже был шокирован, но эмоции нужно уметь держать в себе, дорогуша! – мужчина протянул вперед руку и сжал мой подбородок.
- Убери руки!- я вложил в голос столько ненависти, насколько только был способен, но двинуться все же не посмел.
- Хорошо, я уберу. Но завтра же твой братец тоже уберется отсюда на все четыре стороны. Причем «уберется» насовсем! – я замер, слишком хорошо я успел узнать Герарда за год. Такие, как он слова на ветер не бросают.
- Что передумал? Ты явно дорожишь им больше, чем собой. Но скажи мне, пожалуйста, чем он заслужил подобную заботу? – Герард убрал руку и придвинулся еще ближе.
- Он мой БРАТ! – я откинулся на спинку, приготовившись к самому худшему.
- Вот только не надо врать, не люблю я этого. А хотя, впрочем, не хочешь не говори. Мы же не на допросе, правда?
- Уж лучше бы на допросе, - я огляделся по сторонам, нервно забарабанив пальцами по столу, но мой немой призыв о помощи никто не услышал.
Плевать, я готов на то, что сейчас произойдет.
Надо быть готовым ко всему.
- Не бросайся словами, малыш. Запомни одну святую истину: чем больше молчишь, тем дольше живешь. Кое-кто вот не смог сдержать язык за зубами и скоро отправиться к Аиду. Ах да, я же тебе не сказал. У твоего обожаемого братишки в Германии осталась большая и чистая любовь. Ты бы видел, как он смотрел на него в аэропорту. Я даже позавидовал немного! – Герард облокотился о спинку стула и стал накручивать на палец мои дреды, потихоньку притягивая к себе.
- Что? – я замер, смысл слов дошел до меня не сразу. Билл любит еще кого-то?
- Что слышал. Был у меня старый знакомый Дженис. Да ты знаешь его, он как-то приходил к нам, учил Гретти игре на фортепьяно. Высокий такой, белобрысенький. А твой братишка смотрю падкий до блондинчиков, - да, я вспомнил. Черт возьми, я все вспомнил.
Нет. Я в это не верю. Билл же сам говорил мне, что никого не любил, кроме меня.
Но вся эта загадочная молчаливость, «игры» с ножом. Господи, ответ оказался настолько простым, что мне стало до невозможности противно. Я прекрасно понимал, что Герард сказал мне это нарочно, чтобы позлить. Он мог просто нагло соврать. Но его слова звучали так убедительно, что хотя мой мозг упорно и сопротивлялся этому, но сердце уже согласилось.
За что? За что мне все ЭТО?
- Ой, мы, кажется, расстроились. Ну ничего, я тебя утешу! – Герард резко и грубо притянул меня за волосы и впился в мою шею.
Я лишь судорожно сглотнул комок воздуха, застрявший в горле, и попытался расслабиться.
Не вышло.
Герард обхватил мое лицо руками и слегка прикусил нижнюю губу. Не больно, но довольно ощутимо.
Надо было попытаться получить от этого наслаждение. Я представил Билла, извивающегося в объятьях этого вездесущего Джениса, вколачивающего его в матрас. Мои кулаки невольно сжались. Я ненавидел Билла, ненавидел себя, ненавидел жизнь.
Герард уже по-хозяйски орудует у меня во рту, мне стыдно, но я отвечаю на поцелуй.
Стыдно.
Что вообще такое стыд?
Никогда. Больше никогда в жизни я не буду любить по-настоящему. Да, это великое чувство. Да, оно прекрасно. Но слишком больно терять любимого человека. Я уже достаточно натерпелся.
Больше не сопротивляться. Ничему. Просто нет сил.
- Нас могут увидеть. Но я знаю одно укромное место… - мужчина схватил меня за руку и потащил куда-то в дальний конец кухни.
Герард отодвинул штору, висевшую на стене, и с довольным видом уставился на серую дверь.
Я прислонился спиной к стене и мысленно стал считать до трех. Этот способ всегда помогал мне успокоиться.
Раз.
Где-то наверху Гретта, наверное, играет с новым любимцем.
Два.
Билл…. Биллу плевать на меня!
Три.
Надо съездить в церковь. Я обещал.
- Ну, наконец-то! – Герард щелкнул ключом и открыл дверь.
Четыре.
Нет, до четырех нельзя. Да какая к чертовой матери теперь разница!
Герард впихнул меня в какую-то маленькую, почти неосвещенную комнатку, захламленную всякими старыми вещами. По всей видимости, это была кладовка.
Чтож, секс в кладовке – это что-то новенькое.
Ну, вот, и я начал медленно превращаться в шлюху.
Все когда-то бывает впервые.
Глаза никак не могли привыкнуть к темноте. Лучше бы я вообще ничего не видел.
Герард повернул меня к себе лицом и резко резким движение сдернул с меня футболку, зажав мои руки высоко над головой.
Грубые, не нежные, скорее граничащие с болью поцелуи рассыпаются по моей груди. Я плотно сжал зубы, чтобы не закричать.
_
Дождь закончился. Как-то непривычно, даже неприятно.
Хотелось, чтобы он вернулся, чтобы плакал заместо меня.
Я подошел к окну и вдохнул свежего вечернего воздуха.
Вдруг меня что-то кольнуло в грудь. Я вздрогнул и задрал футболку. Ничего кроме белой кожи и многочисленных уже не заживающих рубцов.
Такое чувство, что кто-то полоснул меня невидимым ножом.
Снова кольнуло, на этот раз сильнее, но уже в районе сердца.
Странное чувство какого-то непонятного ужаса медленно растекалось по сознанию.
Что-то происходило.
_

Герард тяжело дышал, мне казалось, что я слышал стук его сердца.
Надо же, у него есть сердце.
- Встань на колени! – я подчинился. Что может быть легче. Вот только я давненько не делал минетов.
Герард расстегнул ширинку и достал свой возбужденный член. Я в нерешительности замер.
Мир замер. Мира нет. Никогда не было.
Мужчина схватил меня за волосы и ткнул головой в свой пах. Я осторожно обхватил его член рукой и слегка дотронулся губами до распухшей от возбуждения головки.
- Черт, возьми его, Каулитц! – Герард почти срывался на крик, слова с хрипом вырывались из его груди.
Заказ будет выполнен.
Я взял его в рот и начал сосать, медленно, нарочно почти не шевеля губами, что бы не доставлять этому ублюдку слишком много наслаждения.
Похоже, Герарду это не очень понравилось. Он вновь запустил руки в мои дреды и стал яростно дергать меня. Я невольно ускорил ритм, давясь огромным членом, не позволяя ни одной слезинки катиться по щекам.
_
Это становиться невыносимым.
Том.
С ним что-то случилось. Я это чувствовал, всегда чувствовал.
Я ломанулся к двери, повернул ручку, но она не открылись.
Брат запер дверь. Но зачем?
Вина. Безумная, воющая и, до невероятности глубокая заполняла душу.
Не откупиться. Уже ни чем. Слишком поздно.
Он всегда пытался возложить всю ответственность на себя.
Я обессилено опустился на пол, прижавшись спиной к двери, и попытался заплакать.
Не вышло.
Мои слезы испарились вместе с верой в надежду и счастливую жизнь. Ушли вместе с Томом.
_
Герард резко остановил меня и рывком заставил подняться на ноги.
- Расслабься, - он сдернул с меня штаны вместе с нижним бельем, развернув лицом к стене, швырнул на какой-то стеллаж.
Я больно ударился локтем об металлическую полку и схватился за нее, как за последнюю надежду.
Герард навалился на меня, я чувствовал его дыхание около самого уха. Сильным движение, мужчина заставил меня прогнуться, надавив на спину, а потом резко, без подготовки ввел в меня сразу три пальца.
Вот тут я уже не удержался от крика, но Герард зажал мне рот рукой и начал быстро двигать пальцами внутри меня.
Противно, но это доставляло мне наслаждение. Смешанное с болью, но, тем не менее, это было наслаждением.
Затем Герард убрал пальцы и в следующую секунду резким движением вошел в меня до самого основания.
- Будь умницей, осталось немного! – он еще может говорить?
Толчок, за ним еще один. Все смешалось: стук сердца, мигание перегорающей лампочки под потолком, скрежетание мыши в дальне углу этой чертовой кладовки.
Я обхватил свой член свободной рукой и в исступлении задвигал им в такт толчкам.
Герард с шумным вздохом излился внутри меня, я кончил парой секунд позже, измарав в казавшейся мне как никогда противной сперме все руки.
- Все, теперь мы в расчете. Если ты, конечно, сам этого не захочешь. – Герард сжал мои плечи, так и не выходя из меня.
Хочу ли я? Я уже больше ничего не хочу. Даже теплых губ Билла, которые всегда служили мне безотказным лекарством.
Все провалилось в какую-то зловонную яму.
Но по другому нельзя.
По-другому просто невозможно.
_
Волна противного возбуждения захлестнула меня с головой. Я выгнулся, невольно обхватив напряженный член рукой и до крови закусил губу.
Он все-таки сделал это.
Ради меня.
Сирень? Какая к черту сирень! Это все глупые мечты. Мечты, которых я недостоин.
Я даже умереть не могу, не то, что жить.
Все прекратилось. Но на смену пришла еще более ужасающая холодная пустота. Я прикрыл глаза и сжал в руках мокрую от спермы ткань брюк.
В голове одна за другой стали рождаться строчки.
Augst haben auf einmal dich,
Machen sie bitte die mich fur auf.
Du zum gespott werden dir gesicht.
Du entbehren konnen meiner?
Может мне снова стоит начать писать стихи?
Я словно умер. Мне стало страшно, но это было так.
По- другому нельзя.
По-другому просто невозможно.


Глава 11. Всегда…
Скрежет дверного ключа оборвал то забытье, в которое я впал ближе к утру, до боли впившись ногтями в собственные ладони. Я отполз от двери. На полу оставались тонкие красные полоски.
Дверь с легким скрипом открылась, и я нервно сглотнул, невольно задержав дыхание.
Том стремительно прошел мимо, даже не взглянув на меня, и, плюхнувшись на кровать, стал в исступлении бить кулаком по бархатному покрывалу. Я поднялся, ухватившись за подлокотник стоящего рядом кресла, и на дрожащих ногах подошел к брату.
Я хотел обнять его и прижать к себе, но в последнюю секунду моя рука нерешительно застыла в воздухе, и я лишь опустился на самый краешек кровати.
- Том… - я закусил губу, брат уже успокоился и теперь неподвижно лежал, закрыв лицо руками.
- Том, послушай, - я дотронулся до его холодной руки.
- Замолчи! Ты врал мне, врал все это время! - он как-то брезгливо отдернул руку и отодвинулся от меня.
- Что? - я непонимающе уставился на Тома, во рту пересохло, воздух в комнате внезапно стал невыносимо горячим. Он обжигал потрескавшиеся губы, не давал нормально дышать.
- Что слышал. Тебе всегда нравилось быть шлюхой. Нравилось выгибаться под чужими телами и развратно стонать, когда тебя трахали! - брат, резко выпрямившись, сел. Его щеки были мокрыми.
Я было открыл рот для возражения, но Том, размахнувшись, ударил меня по лицу. Я отвернулся. Щека горела и ныла, но я не смел даже дотронуться да неё.
- Кому еще ты шептал на ушко нежные слова, а, братец? Кому клялся в вечной любви? - я чувствовал на себе издевательский, полный ненависти и отчаяния взгляд.
- Никому! - я, наконец, повернулся и, готовый к новому удару, вызывающе уставился на Тома.
- Врешь! Ты всегда врал! - но удара не последовало. Вообще ничего не последовало. Последние слова гулко ударились о стены и растворились в тишине, даже ветер, бушевавший за окном всю ночь, затих.
Уж лучше бы Том кричал.
- Том, я… - нужно было что-то говорить.
- Замолчи, - брат резко оборвал меня. В его голосе больше не было той злости и ярости, что была вначале. На смену ей пришло холодное безразличие. По спине пробежали мурашки.
- Я всегда буду… - Том наклонился ко мне и уткнулся носом в мое голое плечо. Кожу тут же обжог приятный жар его дыхания.
- Всегда, - брата начало трясти, и я почувствовал на плече его слезы.
Наверное, я всего в третий раз в жизни видел, как Том плакал. Он всегда держал эмоции в себе. Первый раз у него была страшная истерика в десять лет, когда его бросила первая любовь. Второй раз… нет, пожалуй, это нельзя было назвать слезами, скорее всего, просто сгустком злобы. Том побил все зеркала в доме, когда наша группа распалась. И вот сейчас он сидит такой беспомощный, прижавшись к моему плечу, и я не могу понять, простил он меня или нет.
- Я, понимаешь… - Том замотал головой, опять не дав мне договорить, и прикрыл мой рот ладонью, слегка касаясь губ кончиками пальцев.
Я не выдержал и невольно поцеловал их. Они были теплыми и слегка солоноватыми, но от них пахло противным мужским одеколоном.
Том отдернул руку и сжал её в кулак.
- Билл, ты слишком хороший, ты почти Ангел… - Том отстранился от меня и вытер щеки рукавом кофты.
Эти слова окончательно запутали меня. Он назвал меня ангелом. Меня, человека, во второй раз испортившего его жизнь, человека, который продавал своё тело за деньги!
- Ты не прав! - я почти выкрикнул эти слова, а потом вздрогнул под обжигающим взглядом Тома.
- Ты Ангел, Билл. Продажный Ангел. Может так тебе будет легче? - Том вытащил что-то из заднего кармана брюк и сунул мне под нос.
Я сначала толком не понял, что это такое. Но потом, приглядевшись, узнал стоевровые купюры.
- Зачем? - мне стало страшно, я попытался встать с кровати, но Том крепко удерживал меня за руку.
- Бери, - брат резким движением затолкнул деньги под ремень моих штанов и, повалив меня на спину, прижал своим телом к кровати.
- Что ты делаешь? Не надо! - Том угрожающе завис надо мной.
- Ах да, извини, я забыл. Поцелуй же стоит дороже. Сколько тебе платил твой Дженис? Или, может, ты с ним бесплатно трахался? - Дженис? Откуда Том узнал про него.
Боже… Герард! Он сделал это специально! Все с самого начало было четко спланировано.
- Так-то лучше, братишка! - еще одна бумажка хрустнула в моих штанах.
Том грубо схватил меня за подбородок, до боли сжав пальцами кожу и впиваясь в неё ногтями. Я терпел, даже не шевелился, и почти не дышал.
Его губы накрыли мои, я с готовностью ответил на поцелуй, но Том тут же отстранился и каким-то издевательским взглядом обвел комнату.
- Посмотрим, что тут можно найти, - брат слез с меня. Я остался лежать, испуганно следя за действиями Тома. Он достал из шкафа длинный кожаный ремень и медленно подошел ко мне.
- Протяни руки! - я повиновался, и брат скрутил мои запястья грубой кожей.
Том схватил меня за волосы и, слегка приподняв, бросил на середину кровати, а затем уселся сверху.
Я зажмурился. Мне еще никогда не было так страшно. Где же эти чертовы слезы?
Я не открывал глаза, даже когда Том порвал на мне футболку и отшвырнул её прочь. Было холодно, до ужаса холодно. Брат покрывал мою грудь отрывистыми поцелуями, больше походящими на удары и почти вгрызался зубами в кожу.
_
Что я делаю? Зачем? Но теперь уже слишком поздно, теперь уже не остановиться! Я старался причинить Биллу, как можно больше боли и унижения, чтобы он почувствовал, каково было мне. Но каждый поцелуй невидимым ножом впивался мне в спину, и я слегка вздрагивал, плотно сжав зубы, стараясь не закричать от боли. А Билл сейчас походил на беспомощную куклу. Он спокойно лежал на кровати, не стонал, почти не дышал, лишь изредка его грудь резко поднималась вверх, а потом с шумным вздохом опускалась обратно. На его щеках выступил какой-то еще совсем детский румянец, губы плотно сжаты, глаза прикрыты, только часто подрагивают длинные ресницы.
Я рванул ремень на штанах брата. Деньги, которые я туда засунул, подхваченные потоком воздуха, поднялись в воздух, а затем стали медленно опускаться на пол, подобно высохшим осенним листьями. Я проследил за ними взглядом, а потом снова вернулся к своему нехитрому делу.
Пара быстрых движений, и джинсы Билла вместе с трусами полетели вслед за разорванной футболкой. Я немного отклонился и посмотрел на брата. Он лежал передо мной беспомощный и обнаженный, и мне стало жаль его. Но всего на пару мгновений. А потом я резко склонился к нему, раздвинув худые ноги, и резко, безо всякой подготовки ввел в сразу два пальца. Билл выгнулся, по его телу пробежала волна дрожи, но с губ так и не сорвалась ни единого звука. Это начинало походить на пытку, вот только пытали в очередной раз меня.
Я добавил третий палец и начал ритмично двигать ими, стараясь задевать простату. Снова никакой реакции. Вообще никакой. Не вынимая пальцы, я дотронулся кончиком языка до головки уже успевшего напрячься члена. А затем взял его в рот целиком и начал сосать, одновременно в бешеном ритме проталкивая свои пальцы все глубже внутрь брата.
Билл снова изогнулся, но на этот раз с его губ сорвался слабый стон, больше походящий на всхлип. И снова нас окружила тишина. Будь она проклята!
Я понял, что больше не могу. Отстранившись, я поспешно стянул с себя брюки и, зажмурившись, резко вошел в Билла. Ощущение его сжавшихся мышц вокруг моего члена на какой-то момент дало мне забыться, окунуться в спасительную пустоту. Но потом я начал двигаться, и сознание вновь вернулось ко мне. Я посмотрел на брата. Его лицо было каменным, Никах эмоций, никаких ощущений.
- Я л ю б л ю т е б я… - Билл резко распахнул свои почти черные из-за расширившихся зрачков глаза, и отчетливо проговорил каждую букву.
Я молчал, лишь продолжал инстинктивно врываться в его податливое тело. По щекам уже без остановки текли слезы.
Билл кончил, оросив наши тела теплой спермой, а все еще продолжал яростно вбивать его в матрац. Долгожданное облегчение все не приходило.
Билл закусил губу, в его затуманенном взгляде, промелькнула искорка отчаяния.
Я кончил, впившись ногтями в ягодицы брата, и опустился сверху на него.
_
Я с ненавистью смотрел на подрагивающее в камине пламя, нервно сжимая в руках плед.
На стене до неприличия громко тикали часы, напоминая о том, что скоро ужин. В холле было пустынно. Гретта наверху возилась со щенком, а Герард подстригал кустарники в саду. Ему всегда очень нравилось этим заниматься, и он ни кому не доверял это дело. А Билл…
Я боялся думать о том, что сейчас делает брат. Когда я ушел, развязав его, он все так же неподвижно лежал на кровати, уставившись невидящим взглядом в потолок.
Моему поступку не было оправдания. Я понимал это. Еще мне не давали покоя последние слова, сказанные Биллом. Зачем он произнес их в тот момент? Но было настолько плохо, что я не мог об этом надолго задумываться. Все провалилось в пустоту. Черную, неподвластную времени.
На лестнице послышались шаги. Я нехотя оторвал взгляд от огня и, подняв голову, посмотрел наверх. Билл стоял на втором этаже, цепляясь за перилла, на нем были кое-как натянуты джинсы. Брат открывал рот и судорожно ловил воздух, словно силясь что-то сказать.
Я непонимающе уставился на него и привстал с кресла. Билл сделал неуверенный шаг вперед, бросив на меня какой-то умоляющий о спасении взгляд и, пошатнувшись, упал, скатившись вниз по лестнице. Я сначала даже толком не понял, что произошло, лишь вскочил и застыл на месте.
Но через пару секунд сознание вернулось ко мне, и я бросился к неподвижно лежащему в неестественной позе Биллу.
Прижав его хрупкое тело к себе, я начал судорожно трясти его и беспорядочно хлопать по щекам. Билл не приходил в себя, его голова запрокинулась назад, глаза были плотно закрыты. Я в ужасе приложил ухо к его груди. Сердце почти не билось.
- Нет! - я выронил брата и в ужасе пропятился.
- Помогите! Кто-нибудь! Пожалуйста! - я вновь опустился на колени и прижал тело Билла к себе.
Никто не откликнулся. Мир словно умер в эту секунду, оставив меня одного с умирающим братом на руках. Мне казалось, что я даже слышал издевательский смех у себя за спиной. Ощущение невероятной слабости и беспомощности стальными тисками сковало тело, не давало собраться с мыслями.
- Где вы? Помогите! - я почти не слышал собственного голоса, он казался мне чужим, доносящимся откуда-то издалека.
Слово из другого мира. Другой жизни.
Наконец, на мои крики прибежала Гретта.
- Что слу… - она не договорила, испуганно уставившись на меня.
- Я позвоню в скорую! - Гретта бросилась к телефонному аппарату. Я слышал её взволнованный голос, во время разговора. Меня начала бить крупная дрожь. Чтобы не случилось, я никогда не прощу себе этого.
НИКОГДА!
- Они будут тут через пару минут, - я уже ничего не видел. Передо мной все стоял затуманенный взгляд брата, а в ушах беспрестанно звучали, будто на заевшей записи три злосчастных слова: "Я люблю тебя". Возможно последних в его жизни…
Губы Билла начали бледнеть, я приложил руку к его шее - сердце не билось.
Пару минут? Они не успеют! Слишком долго. Надо как-то остановить время! Оно - наш главный враг. Из-за него все беды. Но часы все тикали на стене, и стрелка беспощадно медленно отмеряла секунды.
Тик - так.
Мое сердце тоже не билось. Я его не слышал.
Тик - так.
Гретта всхлипывала на верху. Она любит меня. Мы будем счастливы вместе. Наверное…
Тик - так.
Я тоже люблю тебя, Билл. Больше всех на свете. Больше жизни, больше смерти. Больше мечты, в которую ты верил.
Тик - так.
Всегда любил. ВСЕГДА! Ты и я. Никого нет больше. Никто не важен. Ничто не важно.
Тик - так.
Все померкло. Воздух больше не врывался в грудь. Слезы не капали из глаз.
Тик - так…