КАКОЙ ЖЕ НАДО ИМЕТЬ ПОРЯДОК, ЧТОБЫ ТАК ЕГО ОХРАНЯТЬ?
В ЛОНДОНЕ 26 812 полицейских, ТОКИО — 36 673, НЬЮ-ЙОРКЕ — 40 000. В МОСКВЕ — БОЛЕЕ ЧЕМ 150000



Через неделю с одной улицы на другую пришел ответный милицейский факс. Он сообщал, что можно написать, хотя это сведения лишь для служебного пользования, что в Москве «насчитывается больше ста тысяч милиционеров».
В самое последнее время, когда в московской милиции обнаружились крупные неприятности, оказалось, что их гораздо больше, чем «больше ста тысяч». Печать сообщила, что милиционеров сто пятьдесят тысяч!
Поразительно: один процент всего населения России, считая дедушек, бабушек и младенцев обоего пола, носит милицейские погоны — один миллион шестьсот тысяч человек! Гораздо больше, чем, например, в Японии — там полицейских почти в восемь раз меньше, чем у нас: 220 000 тысяч. А в ее огромной столице, которая еще больше нашей, 39 673 полицейских. Почти столько же, как в другом гигантском городе Нью-Йорке — там их 40 000.
Юркие японские стражи порядка, наверное, самые бедовые на свете. Они раскрывают 90 процентов преступлений, которые совершаются в Токио. Даже их нью-йоркские собратья должны покраснеть: у них — всего 17 процентов «раскрываемости». Токийские полицейские так застращали свой японский народ, что преступность в их столице все уменьшается — в один из предпоследних годов там было убито всего 127 человек обоего пола, изнасиловано 170 женщин, ограблено 600 мужчин, женщин и детей... В любой другой столице мира подобные скорбные происшествия исчисляются цифрами, которые в десятки, в сотни раз больше. Особенно в Москве.
Несмотря на то, что в нашей столице круглым числом 150 000 стражей порядка, однако в критическую минуту ни одного из них почему-то не сыщешь. Где же они? Куда они все деваются?
По моим наблюдениям, больше всего их:
на муниципальных рынках,
возле бойких незаконных торговых мест, где тепло одетые вполне мирные бабки продают свой штучный фруктово-цветочный товар,
и в каждом приличном муниципальном присутственном месте.

На рынках их боятся больше всего. Не воры, не бандиты — даже честные, но пугливые продавцы. Бывалый приезжий торговец прежде всего стремится обзавестись в Москве спасительным милицейским знакомством. На рынке с трагическим названием «Китеж» (в честь легендарного города, который за свою нечестивость пошел на дно) бойкие молдаванки, украинки, но особенно их хозяева, успешно промышляющие здесь, знают каждого рыночного милиционера по имени, заискивающе здороваются, а молодухи — почти всегда напрасно — строят глазки. Потому что рыночный милиционер — царь и бог и воинский начальник. От него зависит все.
Не мною замечено: многие рыночные милиционеры утром приходят на свою боевую службу, по-армейски размахивая обеими свободными руками, а вечером, довольные жизнью и погодой, уходят с тяжелыми сумками. В обеих руках. Какие трогательные мужья — все в дом! ничего из дома! Но, может быть, надобно отбросить обидные подозрения: понимаете, просто им попалась удачная покупка.
Каждый день попадается...
Если бы не откровения тепло одетых бабок, торгующих в людных местах у подземных переходов своим штучным товаром, вполне можно было так объяснить и хорошее настроение, и полную вечернюю занятость крепких мужских рук. Но я слышал исповедь приезжей торговки, которая без всякого дозволения промышляет у подземного перехода разным незаконным товаром. Большей частью — белорусской «смятаной», также сырками в шоколаде, купленными целой коробкой на молокозаводе имени Горького за три рубля и продаваемого поштучно по четыре.
Нехитрое дельце можно было бы считать очень выгодным, если бы не «горький» милицейский налог... Какой бы местный милиционер сегодня ни дежурил бы, надо еще спозаранку отдать ему авансом 30 (тридцать) рублей. Как бы торговля потом ни шла. Получается, что первые 30 (тридцать) сырков продаются без всякой прибыли. Покупатель и не догадывается, что он содержит еще и милиционера. Не было бы этого незримого налога, и моя бабка могла бы продавать сырки немного дешевле.
Совершенно легально милиционеры проникли и в роскошные магазины, в которые ходит только богатая публика и которые промышляют дорогими товарами высшего класса. Наших охранителей туда пригласили стеречь клетки с оставленными сумками: в торговый зал предлагается входить со свободными, как у утреннего милиционера, руками.
С недавних пор в шикарной «Березке» в Астраханском переулке наблюдает за поведением покупателей капитан милиции по имени Боря. Он очень бдителен — не спускает с входящего глаз и очень послушен каждой торговой даме. В гулком зале то и дело раздается ласковый женский голос: «Боря, подойди сюда — я тебе что скажу». Наверное, это условный сигнал: Боря не идет, не трогается с места, но глаза его начинают блестеть больше — в упор смотрят на человека, который только что прошелся мимо бутылок с алкоголем.
Где милиция нашла лишнего милиционера, убрала с холодной улицы, послала служить в светлый зал? Откуда администрация магазина нашла лишние деньги, чтобы нанять своего милиционера? Только на второй вопрос ответ очень легкий: деньги взяла с покупателя — каждый товар стал еще немножечко дороже... Так что милиционеру, посланному в тепло с неуютной криминальной улицы, платим мы сами, господа покупатели.
В недоброе прошлое время, когда Моссовет, оказывается, радел только партийной и советской элите, в его красно-белое здание на Тверской (улице Горького) мог войти с улицы любой избиратель. Только в позднее советское время просили показать паспорт — наверное, чтобы в святая святых городской народной власти не проник бы чужеземец. Сейчас в мэрию, похорошела и выглядит куколкой, обыкновенный избиратель не войдет, будь у него и паспорт или даже свидетельство, что она Мать-Героиня, а он — Герой Труда. А некоторые наивные москвичи, когда их где-то обижают, угрожают: погодите, я пойду в мэрию, пожалуюсь на вас...
Пойдет, но не войдет. Дорогу ему заступят суровые милиционеры властного нрава. У входа их два. Один проверяет документы (они должны быть очень солидные) и тех, кого дозволено, впускает по одному через магнитные воротца, а другой выпускает — тоже по одному, через вертушку. А если достойный гость, пришедший в мэрию по делам загодя и услышавший носом аппетитный запах, захочет еще заглянуть в буфет, то ему в парадном длинном туннеле, идущем под улицей в другое здание городской власти, встретятся две новые преграды: третий милиционер, еще более суровый и бойкий штатский охранник в измятом, давно нестиранном белом халате.
Штатский — это Николай Васильевич. Он один из самых старых работников Моссовета/мэрии. Можно сказать — ветеран городской власти. Он стоял препятствием еще в те времена, когда через голодную Москву прямиком в Моссовет везли из Серпухова лучший на свете творог, с фабрики «Спартак» — самую густую, непорочную сметану...
В «закрытой», чистенькой столовой мэрии среди разнообразно одетых гражданских чиновников выделяются своей строгой формой стражи порядка. Неужели все милиционеры работают в мэрии?

Наша милиция бережет всех чиновников городского уровня от попадания простой публики в штаб неусыпно и надежно. Если, например, случилось несчастье и не находится места на кладбище, если вас жестоко обидели в магазине, раньше шли в Департамент потребительского рынка и услуг. Там внимали жалобам. Теперь у входа сидит в уютной конторке неумолимый спецназовец, одетый в пугающую зловещую черную форму. Он ни за что не впустит простого москвича в здание, скажет, что такой-то начальник «отъехал», или на заседании, или за границей до четверга.
В коридоре третьего этажа, на котором находится кабинет Верховного Руководителя Департамента, сидит за столом еще один спецназовец — тоже в черном, молодой и, наверное, очень образованный. Кажется, его зовут Сережа. Когда я там ждал опаздывающую начальственную даму, Сережа (?) все время успешно разгадывал кроссворд. У него было спокойное лицо, потому что мимо него проходили только свои люди. Одну женщину он с улыбкой вдруг остановил и воспитанно спросил: «Не знаете ли породу попугаев из трех букв?» Женщина сначала надулась, услышав что-то насчет трех букв, потом улыбнулась и уверенно сказала: «Ара». Спецназовец очень обрадовался и вписал слово в свободные клетки.
Когда я вышел из Департамента на Тверскую, выяснилось, что на самой главной улице что-то произошло. Плакала женщина — то ли ее ударили, то ли срезали сумочку. Взволнованный народ сочувствовал ей и спрашивал в недоумении: ну куда же, куда подевалась милиция? Я бы мог ответить...

Так ли необходимо присутствие спецназовцев и простых милиционеров внутри магазина, возле кабинетов начальства? Мировой опыт говорит, что на криминальной улице не бывает искусственных островков безопасности. Начинать бороться с преступниками надобно с того места, где живет, колготится весь народ.
В ратушу Стокгольма, которая ворочает делами всей шведской столицы, может зайти всякий прохожий, даже не показывая местного паспорта. Вблизи от входа сидит приветливая одинокая мирная женщина, которая объясняет посторонним, где кто сидит.
А мэр Тайбэя, что на Тайване, пошел еще дальше: в его выходные дни можно зайти в пустой его кабинет и посмотреть, откуда в будни берется городская власть. И посетители убеждаются, что она не расходует напрасно муниципальные деньги ни на роскошную утварь, ни на «евроремонт». Неужели наши власти боятся, что народ увидит, как хорошо, с каким удобством, с каким комфортом сидят теперь наши слуги народа?
...Подумал: а если бы милиция всей нашей страны, эти здоровые, красивые парни вышли из прекрасных разных офисов, из проходных конторок, из закрытых столовок, из роскошных магазинов, оторвались от борьбы с бабками у подземных переходов — накинули бы на плечи свои фирменные куртки, потому что на улице еще холодно, и — смешались с нами, с народом. Они вдруг стали бы заметны — ведь их много больше миллиона! В одной Москве их, подумать только, 150 000! На каждую улицу — по пятнадцать стражей порядка.




Анатолий РУБИНОВ


02.03.2000