В результате на долю администрации выпала «нелёгкая задача» распределения незначительного числа женщин среди исключительно мужской колонии. Трудность эта была побеждена назначением особых уроков: всякий, кто желал получить в сожительство женщину, должен был доставить 60 брёвен или перевести известное количество груза. Такой порядок распределения женщин продолжался до 1893 года и был заменен раздачей их в виде награды «достойнейшим» уже без всякой платы.
Сахалин всегда с трепетом ожидал осеннего «сплава», когда с парохода сойдут на пристани Александровска преступницы и «вольные» жены, вытребованные мужьями. Сильный пол заранее воровал на складах и в магазинах, грабил прохожих на улицах, снимая с них шапки и галоши, чтобы предстать перед прибывшими женщинами в самом «шикарном» виде. А если у тебя еще завелась гармошка да способен угостить бабу конфетами, ну, тогда, парень, тебе в базарный день и цены нет! Для пущего соблазна слабой женской натуры женихи обзаводились цветными платками из дешевого ситца, держали наготове в кулечках мятные леденцы.
- А чо? - рассуждали женихи. - Платок-то на нее накину, на гармони сыграю дивный вальс «Утешение», конфетку в рот суну, чтобы пососала, а потом веди куды хошь... уже моя!
- Гадьё! - говорили женихам окружные исправники, вертя в руках синие шнуры от револьверов. - Ведь вас, хвостобоев, вусмерть увечить бы надо... Небось приведешь бабу, на гармони сыграешь ей, а потом сам же на улицу погонишь, чтобы она тебе, калаголику паршивому, деньги на водку добывала.
- А что? - говорили женихи, не стыдясь. - На то она и баба, чтобы с нее, со стервы, мужчина верный доход имел... Зря мы, чо ли, на энтих каторгах страдаем?
Таким образом, многие из поселенцев испрашивали себе женщин с исключительной целью - создать из них предмет промысла. Отказ женщины от сожительства влёк за собой тюрьму, карцер и новую высылку на поселье. Даже когда женщине удавалось доказать, что сожитель принуждает её к разврату, она ничего не выигрывала, так как вслед за этим её отправляли в другое поселье, где она оставалась такой же беспомощной и беззащитной.
Побывавший в то время на Сахалине доктор Поддубский говорил, что отправить женщину на поселье равносильно осуждению на самую необузданную проституцию, так как в таких селениях на 50-80 одиноких мужчин приходится от 2 до 5 женщин.
Вступив на остров, женщина переставала быть человеком, становясь предметом, который можно было купить или продать. Женщин обменивали на водку, продавали, проигрывали в карты, заставляли заниматься развратом...
Вот лишь небольшой отрывок из Правительственного сообщения от 1899 года: «Трагический недостаток женщин порождает разврат, подрывающий семейные начала, без которых колонизация Сахалина невозможна... Вступив на остров, женщина перестает быть человеком, становясь безличным предметом, который выдается поселенцу вместе с коровой и свиноматкой, женщину могут отнять у него, продать, изуродовать, уничтожить».
Изредка случались и обратные случаи. Иногда грозная сожительница закабаляла своего хлипкого «мужика», лупила его, таскала за патлы и бороденку. Причем сам неудачливый сожитель ничуть не возражал против такого с собой обращения, опасаясь только одного: как бы его «баба» не ушла к другому.
Превращенная в товар, сахалинская женщина отомстила за свою честь паразитическим тунеядством: «Если бы сожитель вздумал требовать от нее серьезной работы и взвалил бы на нее обязанности жены крестьянина, она сразу бросила бы его и ушла к другому». Правда, бывали очень счастливые браки, возникшие из случайной связи, когда муж и жена, соединив свои судьбы по прихоти начальства, горячо любили друг друга. Но общая статистика браков на Сахалине была жуткая: в среднем на одну женщину приходилось семь-восемь мужчин, отчего на Сахалине бытовала безобразная полиандрия. Сами же тюремщики хвастались перед приезжими:
- У нас баб не бьют! Это в России лупят их чуть не оглоблей или дерут вожжами, а здесь даже пальцем не тронут.
- Зато, слыхать, у вас женщин убивают?
- Это правда. Убить бабу - пожалуйста, это можно, а трепать их нельзя, иначе к соседу убежит. Потом ведь волком извоешься, пока другую найдешь...
Следует сказать, что практика принудительного сожительства была официально прекращена с 26 июня 1899 года, но фактически продолжала иметь место вплоть до русско-японской войны.
Самое ужасное состояло в том, что предметом «сексплуатации» становились малолетние дети. Почти все дети на Сахалине были незаконнорожденными. Чтобы хоть как-то упрочить семьи, администрация на каждого ребенка выдавала один продовольственный пай, какой получали и арестанты в тюрьме. Зачастую именно этот пай закреплял сожительство, создавая некое подобие семьи. Возникал немыслимый вариант семейной жизни: не родители кормили своего ребенка, а младенец, еще лежащий в колыбели, уже являлся кормильцем своих родителей. Ребенок становился спасением от голода, он «делался выгодным и дорогим приобретением, и таким путем создавались новые семьи, конечно, весьма непрочные», - писал ботаник А. Н. Краснов, проникший в тайны сахалинского быта.
Вырастая, ребенок продолжал приносить доход своим родителям, причем доход этот получался самым отвратительным образом. Врач Н.Н. Лобас отмечал, что «с малых лет сахалинский ребенок, находясь под влиянием преступных родителей, впитывает в себя их порочные наклонности. Ребенок слышит, как отец посылает мать торговать собой, он видит, как его мать передают другому сожителю... Не раз мне приходилось свидетельствовать девочек 12-13 лет, и они производили впечатление готовых проституток».
В сахалинской практике были известны случаи сожительства с мужчинами 8-10 летних девочек. Д.А. Дриль указывал, что в его бытность на Сахалине в Александровском лазарете лечилась зараженная сифилисом 9-летняя девочка.
Надо отметить, что 12-13-летние подростки совершенно открыто жили на содержании у тюремных надзирателей и различных чинов администрации. Родители же не только не протестовали, но и поощряли подобные деяния своих «возлюбленных чад», ибо они служили источником семейного дохода.
Так, ссыльнокаторжные Онорской тюрьмы Франс Подлес и его жена Франциска Подлес торговали своей 10-летней дочерью Марией, которая, обучаясь в школе, сожительствовала со ссыльнокаторжным Иваном Варнаковым. Последнее дело отличалось своей исключительно грустной подробностью: прибывший на следствие Подлес в перерыве между допросами в одной из чайных села Рыковского торговал женой и дочерью, собирая с охотников поживиться женскими прелестями по «пятачку».
Известен случай продажи 13-летней Василисы Илютиной в сожительство Ипатию Васильеву в обмен на корову. Однако вскоре Василиса сбежала от Васильева к некоему ссыльному Плотникову. Возмущенный таким поворотом дела, несостоявшийся любовник подал на «изменщицу» в суд. На суд явилась маленькая худенькая девочка с бескровным лицом и лихорадочно блестящими глазами. Ответчица не разошлась с истцом относительно существа дела, мотивировав свой уход от Васильева коротким замечанием: «Нашим обсеяться надо, а у Ипатия овса нет, вот я и пошла за 20 рублей к Плотникову». позднее возникло следственное дело по обвинению родителей Илютиной в умышленном развращении нравственности.
Мировой судья Преображенский рассказывал, что торговля детьми специально велась родителями преднамеренно открыто, с целью быть осужденными за умышленное развращение нравственности и получить в качестве осужденных пищевое и одежное довольствие.
Таким образом, применение на Сахалине законов о сводничестве и злоупотреблении родительской властью приводило к обратным результатам. Здесь не только оставался безнаказным покупатель, но и родители по местным условиям вместо наказания получали премию.
Подрастая, дочери активно вступали в семейный проституционный бизнес, составляя весомую конкуренцию матери. Как правило, дочь пользовалась «на сахалинской панели» большим спросом и тем самым не блюла материнских интересов.
После русско-японской войны и отмены каторги в положении сахалинских женщин наступило некоторое улучшение, ибо почти весь каторжный элемент с острова бежал. По переписи, проведенной в декабре 1905 года, на русской части острова числилось всего 3359 взрослых и 3141 детей. Процентное соотношение мужского и женского населения Сахалина уже не составляло такой разрыв как в каторжные времена. Но тем не менее годы каторги не прошли бесследно. Военный губернатор Северного Сахалина А.М. Валуев отмечал, что у местного населения весьма низкий уровень нравственности, ибо на гражданский брак оно смотрело как на вполне нормальное явление.
Но спокойная жизнь на острове длилась недолго. В 1920 г. русский Сахалин был захвачен японскими войсками. После оккупации на остров прибыла масса молодых мужчин. В это время на Северном Сахалине процветали проституция, разврат и морфинизм. Кажется прямо невероятным: в Александровске с населением в 3000 жителей было 107 домов терпимости. К счастью, оккупанты и прислуживавшие им белогвардейцы, покидая остров, захватили с собой все эти «культурные учреждения».
Следует сказать, что тогда оплата любви для многих женщин служила единственным средством к существованию. Разумеется, что беременность ставила под угрозу возможность получения заработков от занятия проституцией. Поэтому, забеременев, многие женщины стремились сделать аборт. Русские медицинские представители, не сдерживаемые угрозой наказания за аборты, в погоне за иеной охотно оказывали соответствующие услуги всем платежеспособным желающим. Таким образом, абортизм на русском Сахалине свил себе прочное гнездо. К моменту окончания оккупации к нему сплошь и рядом прибегали даже семейные женщины, стремящиеся избегнуть увеличения семейства. Беременная женщина в Александровске являлась по тем временам редкостью.
В 1925 году на острове была установлена Советская власть. началось строительство новой жизни, борьба за «светлое будущее». Естественно, что «светлое будущее» и проституция были вещами несовместимыми. Поэтому распоряжением окрздравотдела от 2 июня 1925 года в целях борьбы с проституцией, угрожающей распространению венерических заболеваний, органам милиции было поручено усилить надзор за подозреваемыми в проституции элементами и при задержке доставлять последние для осмотра, а так же надзор за местами притонов.
В конце 20-х годов началось интенсивная промышленная колонизация Северного Сахалина. Однако прибывших на остров переселенцев встречала отнюдь не «светлое будущее», а жуткое настоящее. Зная о крайне скверных жилищных условиях на Сахалине, переселенцы прибывали на остров без семей, в связи с чем процент мужского населения Сахалина значительно увеличился. В скором времени проявились и отрицательные последствия этого.
Побывавший на Северном Сахалине Лев Алпатов в своей книге «Сахалин. Путевые заметки этнографа» рассказывает о таком случае: «На комсомольском собрании треста «Сахалиннефть» разбирался вопрос об исключении из комсомола 3-х человек. Они участвовали в насилии над девушкой. Рядом со мной сидел начальник милиции:
- Оно, конечно, помрачение получилось. Природа человека преломляет. Насчет баб в Охе стихийное бедствие. Разве можно человеку без бабы? Природа требует».
Что ж, всё было как всегда: мужская природа требовала, женская природа страдала. Однако требования к женщинам предъявляли не только мужская похоть, но и государство.
27 июня 1936 года в СССР был принят закон о запрещении абортов. Тем самым государство делало попытку вмешаться в личную, можно даже сказать, интимную жизнь своих граждан, регулируя рождаемость законодательными актами. Однако женщины не захотели мириться с «государственной политикой» подобного рода, вспомнив недавний опыт времен оккупации. Следует сказать, что в некоторых случаях это приводило к печальным последствиям.
Так, летом 1936 г. на рыбозаводе Верещагино был обнаружен подпольный абортарий. Занималась абортированием некая гражданка Сидора Древель. После произведения аборта этой, с позволения сказать, «акушеркой», три женщины были доставлены в районную больницу в тяжелом состоянии. Разумеется, что данное дело было передано следственным органам.
Также были известны случаи сожительства несовершеннолетних учениц с учителями, да и не только с ними. 7 декабря 1936 г. на заседании бюро обкома ВКП(б) было принято постановление «О вскрытых преступных фактах разложения малолетних девушек». В постановлении отмечалось выявление многочисленных фактов развращения малолетних и обнаружения на острове соответствующих притонов. Также отмечались отдельные факты изнасилования малолетних и факты полового разврата с малолетними девушками со стороны команд катеров «Сахалинлеса», «Сахалинснаба» и ряда других организаций. Правоохранительными органами и прокуратурой были зафиксированы случаи спаивания девочек, случаи вступления отдельных учителей в половую связь с малолетними ученицами. На заседании было вынесено решение закончить расследование по подобным фактам в максимально короткие сроки и провести в области публичный судебный процесс.
Состоялся ли подобный «образцово-показательный» процесс, или нет - сведения об этом в архивных документах отсутствуют. Однако если он и имел место быть, то особого влияния на повышение уровня нравственности среди местного населения не оказал. В 1940 г. в стенограмме заседаний Пятой Сахалинской областной партийной конференции находим следующее интересное высказывание: «В ряде школ Северного Сахалина мы имеем факты бытового разложения, разврата, выхода замуж несовершеннолетних учениц… и прочих уголовных преступлений. Пример: ученица 7 класса Пилевской средней школы пионерка К. находится в положении от комсомольца К., работающего на рыбозаводе. Учащаяся 7 класса комсомолка П. сделала самоаборт…».
Спрашивается, если школа не могла за всем уследить, то куда же смотрели родители? Сложные условия производства и постоянная занятость приводили к тому, что многие из них не имели времени воспитывать своих детей. Впрочем, некоторые родители сами отказывались от воспитания, сваливая эту работу на школу. В результате нерадивых пап и мам было решено привлекать к ответственности через прокуратуру.
Пока на советском Сахалине рабочие и колхозники строили светлую жизнь, на японском Сахалине (Карафуто) интенсивно шло освоение природных богатств. Для этой цели на Южный Сахалин из Японии ежегодно завозилось огромное количество колонистов. К 1935 году на острове проживало 322475 человек. Однако крайне тяжелые климатические условия, высокие цены и налоги побуждали многих колонистов возвращаться обратно в Японию.
Пытаясь удержать население в колонии, японские власти начали создавать в населенных пунктах целую индустрию развлечений. Как по волшебству вырастали в городах и посёлках острова рестораны и чайные домики. Для их обслуживания на Карафуто завозились официантки и гейши.
Институт гейш сложился ещё в феодальной Японии. Известно, что гейши были сродни древнегреческим гетерам. Они развлекали своих клиентов остроумной беседой, песнями и танцами. Таким образом, гейша должна была быть артисткой с многосторонними дарованиями.
Предприниматели соответствующего рода устраивали для гейш нечто вроде артели. Обычно туда отдавали девушек из бедных семей. Хозяин кормил их, обучал танцам, пению, игре на самисэне... Довольно часто такие гейшевские артели заезжали «на гастроли» в сахалинскую колонию, а некоторые из них оседали там на более значительное время.
Как же объясняли появление на острове публичных домов сами японцы?
- Всё дело в том, - говорили они, - что каждое лето на побережье Карафуто прибывают десятки тысяч сезонных рабочих из Кореи и Китая. Подавляющее большинство из них являются мужчинами и, следовательно, от их любовной страсти могут пострадать дочери и жены колонистов.
Вот для этого «пришлого элемента» в целях «сохранения семьи и нравственности» и были открыты публичные дома! Поначалу они имелись только в Тойохара (Южно-Сахалинск), Отомари (Корсаков) и Маока (Холмск). Для работы в них приглашались «высококвалифицированные» проститутки. К примеру, в 1934 году в Тойохара имелось 58 зарегистрированных проституток, а в Маока - 39.
В скором времени ограничения на организацию публичных домов были сняты, и к концу второй мировой войны подобные заведения имелись почти во всех крупных поселках острова.
Ну а как относились к подобным «шалостям» своих мужей жены колонистов? Следует сказать, что в начале ХХ века японская женщина, как и в старину, в семье и в общественной жизни была абсолютно бесправна. Как самые высокие добродетели в японской девушке воспитывались послушание, смирение, покорность судьбе. Для них изготавливали специальный символ смирения - трёх обезьянок. У одной закрыты глаза, у другой - уши, а у третьей зажат рот. Смысл сей скульптурки расшифровывается очень просто - не ревнуй, ничего не замечай, не перечь!
Интимная жизнь японцев была подчинена строгим правилам: на людях нельзя было обниматься, целоваться, оказывать друг другу знаки внимания... Японский мужчина в своей жизни женился только один раз. Все заработанные деньги он отдавал жене, которая занималась ведением хозяйства. В публичный же дом женатые японские мужчины ходили, не имея при себе ни одного сена (копейки). На другое утро после бурно проведенной ночи мужчина шел домой в сопровождении своей ночной подружки. Жена встречала мужа на пороге дома, любезно раскланивалась с его спутницей и приглашала войти выпить чаю. Во время чайной церемонии гостья незаметно подавала супруге счет за посещение её мужем дома свиданий. Таким образом, японские жены сами оплачивали похождения своих мужей.
С целью профилактики венерических заболеваний все проститутки один раз в неделю подвергались бесплатному медицинскому осмотру врачами больниц губернаторства. Уклонившимся от осмотра грозил крупный денежный штраф.
Следует сказать, что не все девушки поступали в проститутки добровольно. Многих корейских девушек во время второй мировой войны насильственно мобилизовывали в увеселительные заведения. Как правило, их обманывали, говоря о том, что они отправляются работать в военные госпитали. На самом же деле их продавали в рестораны и публичные дома. Японцы активно использовали бесправное положение молодых девушек, заставляя нелегально принимать клиентов. За одну ночь приходилось обслуживать до десятка человек. Именно среди этой категории женщин было отмечено много больных венерическими заболеваниями, именно эти девушки часто совершали самоубийства, не выдержав унижений и оскорблений.
После введения на Южный Сахалин советских войск все дома любви были закрыты, а женщины трудоустроены на различные производственные предприятия.
А. Осташев

Впоследствии внетюремное население острова получило разрешение покупать спирт исключительно по высокоторжественным дням, да и то не более одной четверти бутылки на каждого сельского жителя. Тем не менее, частная торговля спиртными напитками на острове осталась под запретом, а продажа алкоголя находилась в руках образованного в конце XIX века Сахалинского экономического фонда, состоявшего в ведении агронома С. Мицуля. Прибыль от этой деятельности должна была идти на поддержку и развитие колонизации острова.
Но после смерти Мицуля фонд стал обыкновенной лавочкой, а торговля крепкими напитками заняла доминирующее положение в его деятельности. За ведро спирта фонд платил 13 рублей 15 копеек, а ведро водки продавал по 10 рублей. А так как из ведра спирта получалось обыкновенно 2 ведра водки, то, следовательно, наценка составляла около 80%. В этом отношении фонд стоял вне конкуренции. Только в 1895 год водочная прибыль составляла более половины всех доходов фонда. В защиту оригинальности экономического фонда нужно заметить, что он не всегда довольствовался 80%-й прибылью и часто продавал ведро спирта по 30 рублей. В приказе губернатора Сахалина от 25 августа 1895 года за № 178 находим следующее любопытное место: «Из книг фонда усматривается, что выручка одного дня по винной лавке иногда превышает 4000 рублей, что отпуск спирта прогрессивно возрастает и параллельно с ним возрастает и задолженность населения, и количество преступлений».
В начале XX века положение в области виноторговли ничуть не изменилось. В октябре 1901 года с прибившего к берегам острова парохода «Нингута» было снято 1600 ведер спирта и 10000 бутылок водки, не считая равных вин, наливок и пива. Уже к Рождеству вся водка была продана за 54600 рублей, или свыше 27 рублей за ведро спирта. Дабы пополнить запасы, заведующий фондом спешно был снаряжен в Николаевск, где приобрел еще 2800 ведер спирта, который был доставлен на Сахалин по нартовому пути. Итак, за один только винный сезон 1901-1902 годов в продажу поступило более чем на 100 тысяч рублей водки.
Разумеется, что при таких условиях на острове была широко развита беспатентная продажа вина. Начало ее было положено в 70-х годах XIX века, когда в сахалинских тюрьмах существовало строгое правило: выдаваемую по высокоторжественным дням порцию водки ссыльнокаторжные должны были тут же выпивать, и никакой посуды с собой приносить не дозволялось. Многие непьющие подходили по очереди, набирали в рот водку и, отходя в сторону, сливали с компаньонами в заранее заготовленную посуду. Полученная таким путем водка носила название «слюнявка» и находила на острове своих любителей, покупавших эту водку за хорошую цену.
После того явился на Сахалин один механик с немецкой фамилией и научил сахалинцев самым простым способам курить водку из недозрелого хлеба. Некоторые его последователи достигли в этом деле большого искусства и далеко позади себя оставили своего учителя. Например, Алмазов, водка которого на Сахалине пользовалась такой же популярностью, как водка Петра Смирнова в России. Налитая в обыкновенную водочную бутылку, «запечатанная поддельной печатью», «такая водка своей чистотой и прозрачностью на вид могла ввести в заблуждение любого знатока».
В Тымовском округе лучшей маркой самодельной водки считалась «Самосадка» Гусятникова, который сколотил на этом производстве хорошее состояние. В скором времени остров покрылся целой сетью тайных винокуренных заводов. Они возникали неподалеку от казенных мельниц, кирпичных заводов, угольных ям, дроворезок... В общем, там, где работали ссыльнокаторжные. Разумеется, надзиратель знал об изготовлении подпольной водки, но молчал, так как кругом тайга, он один, а каторжных десятки.
В обширном Тымовском округе можно было найти насколько десятков хищнических винокуренных заводов, в каждом доме приобрести их продукт. Мечтой любого сахалинца было приобрести подобный завод. Его оборудование обходилось не дороже 20 рублей. Где-нибудь в брошенной избе на краю селения или в тайге около речки ставится самодельный самовар из жести из-под керосиновых банок, несколько клепок - и завод в ходу. В качестве рабочих на заводе действовали беглые каторжники и бродяги.
Самогоноварением занималось даже туземное население. Так, достижения цивилизации долины реки Поронай были наглядно представлены самогонными аппаратами в каждом туземном доме, и в аппаратах булькало варево из японского риса. Именно из японского, отчего казалось, что самураи заинтересованы в спаивании аборигенов не меньше сахалинских чиновников.
Курили водку в домах, в печах, на задворках, в сарае, за околицей и в глухой тайге, куда ведя тяжело проходимые тропы тайную войну с конвойными командами, которые получали денежные награды за каждый отдельно открытый ими случай винокурения. Обычный способ винокурения состоял в. следующем: а деревянной кадке заваривали барду. По окончании процесса брожения сливали жидкость в герметически закупориваемый сосуд из керосиновых банок. Сосуд нагревали, и жидкость по изогнутым коленно-жестяным трубкам перегоняли в холодильник, представляющий тоже герметически закупоренную керосиновую банку. Здесь отстаивалась жидкость, если ей давали отстаиваться, и затем полученная белесоватого вида сивуха с присутствием полностью всего количества сивушных масел разливалась по бутылкам и шла в продажу от 20 до 60 копеек за бутылку, смотря по качеству водки. Опившемуся такой отравой человеку достаточно было назавтра выпить стакан воды, чтобы снова быть пьяным до беспамятства.
Надо сказать, что самодельная водка и другие спиртозаменители оказывали на человека самое ужасное влияние. В качестве примера можно привести такой факт: компания из нескольких домовладельцев решил отпраздновать первое винокурение. Выпили бутылку, вторую... Уже через час после начала попойки изба представляла картину мамаева побоища. Хозяин валялся на печи с проломленной головой. Один из гостей без признаков жизни был скинут своими подельниками в подполье и на нём спал охмелевший убийца. Остальные более или менее пострадавшие были растащены по домам. Или такой случай. Крестьянин с надзирателем пили в продолжение целого дня. Их видели гуляющими по селу в обнимку. Вдруг вместо поцелуя крестьянин откусил у надзирателя нос. На следующий день ни тот, ни другой не могли объяснить, как это произошло.
А.А. Панов отмечал, что «в посту Александровском на каждом шагу встречались поселенцы и свободные люди с отекшими сырыми лицами, с красными глазами, дрожащие руки и грязные лохмотья которых красноречиво свидетельствуют о том, как глубоко пустил алкоголизм свои корни в этой части населения и как безнадежна всякая попытка к ее исправлению».
Спиртные напитки употребляли не только каторжники и ссыльнопоселенцы, но и женщины, которых на острове было совсем немного. Побывавший на Сахалине в начале XX века мировой судья Преображенский, в своей книге «Проклятая быль» так описывает женщину, подвергшуюся воздействию спиртного: «Неприятно видеть пьяного мужчину, но как беспомощна и жалка пьяная женщина. Космы жиденьких волос выбились из-под грязного головного платка, одежда растерзана, нижняя челюсть отвисла. Глаза бессмысленно блуждают по сторонам, а через слюнявый рот сыпется нецензурная брань. Она опилась самосадкой. Ею пользовалось несколько мужчин, и, может быть, последний ее любовник унёс с собой все её двугривенники - цену истощенного нуждой тела. Пробуждение будет тоскливо. Ее голова будет страдать от страшной боли, будут ныть издерганные нервы, и, зарывшись в грязный хлам неприбранной, сколоченной из досок кровати, она будет тихо стонать и всхлипывать. Только рюмка водки может избавить ее от такого настроения. Много у нее в прошлом, и еще более в будущем таких дней, а жизнь, прожитая так ужасно, дана однажды...».
Сознательно спаивая сахалинцев, спекулируя пресловутыми «записками» о выдаче спирта, чиновники при этом жестоко карали самогоноварение, с которым всегда связано что-то темное, что-то преступное. Человеку, пойманному за изготовлением самогона, грозила тюрьма от 2 до 4 месяцев и крупное денежное взыскание, по­чему истинные хозяева винокуренных заводов обыкновенно скрывались за спинами работников-ссыльнопоселенцев. При поимке рабочие никогда не выдавали действительного собственника и несли всю тяжесть наказания, пока высшей администрации острова вдруг не пришло в голову, что, оказывается, на Сахалине акцизный устав не действует и виновных в винокурении можно карать лишь штрафом до 50 рублей. Тем не менее, хозяевам винокуренных заводов тоже приходилось не­сладко. Зачастую они становились жертвами своих же клиентов либо конкурентов, собственной кровью расплачиваясь за полученную ранее «сверхприбыль».
В качестве примера можно привести такой случай. Неподалеку от Александровска, три матерых бандита решили нагнать для себя побольше самогона. Далекие от знания физики и химии, они приспособили для выгонки "первача" громадный бидон, похищенный ими с электростанции города. Нелюдимая тайга надежно укрывала их ухищрения от людских взоров. Преступники вели себя в лесу совершенно свободно, не догадываясь, что за ними давно следят острые, безжалостные глаза человека с винтовкой. Уверенные в полной безнаказанности, бандиты прихватили с собой и свою сожительницу, которая, подобно кухарке возле плиты, больше всех суетилась над бидоном, в котором бурлила закваска вонючего пойла.
- Первач! - возвестила баба. - Давай кружку.
Затвор винтовки, продернутый уверенной рукой, уже дослал до места первый патрон. Мушка прицела сначала нащупала кадык на запрокинутой шее бандита, алчно глотавшего из кружки, потом нащупала сердце второго бандита.
- Эй, - слышалось от бидона, - сосай, милок... Грянул выстрел, и "милок" сунулся головой в пламя костра, его волосы ярко вспыхнули. Девка в растерянности застыла с кружкой в руке, но тут рухнул второй спиртоизготовитель.
Из трубки еще вытекал самогон, и баба, не сразу уразумев, что произошло, стала хлебать "первач". Наконец и до нее дошло, что смерть неизбежна - надо спасаться.
- Люди добры-ые-е!.. - завопила она и ринулась бежать к лесной опушке.
Три бандита валялись мертвыми, а женщина с криками убегала вдоль таежной тропы. Человек вскинул винтовку в одной руке, словно это был пистолет, и последний выстрел гулко расколол тишину лесной долины. Убийца дождался, когда бидон с бурдою отработал наружу весь спирт. Затем, взвалив бидон на плечи, он отправился в путь к посту Александровскому...
Надо отметить, что если в европейской России на душу населения в начале XX века приходилось в среднем 0,45 ведра спирта в год, то на Сахалине - 0,57 ведра. С отменой в 1902 году акциза на алкоголь цена бутылки спирта снизилась в 3 раза, что привело к увеличению его потребления на 11,4 бутылки ежегодно. Таким образом, с 1902 года каждый сахалинец выпивал дополнительно по 0,5 рюмки в день. Однако отмена акциза на алкогольные напитки нисколько не уменьшила производство сивухи и первача. В 1905 году прибывший для принятия Северного Сахалина от японских властей полковник А.М. Валуев отмечал, что тайное винокурение уничтожало ежегодно до 50000 пудов зерна, или одной трети всего зерна, выращиваемого на острове. Он же констатировал, что курение крепких напитков из картофеля на острове не практикуется, так как оно малопродуктивно, а главное - устройство завода для такого способа курения очень громоздко, что при тайной работе неудобно.
Чтобы искоренить тайное винокурение, борьба администрации с которым как непосильная является бесплодной, сахалинский губернатор предложил разрешить на острове свободную продажу спирта, а с пьянством бороться не насильственным, а естественным путем. В 1907 году после упразднения каторги на Северном Сахалине была разрешена свободная продажа алкогольных напитков, что нашло свое отражение в увеличении их потребления. К тому же водка в ту пору была самой дешевой вещью на острове. Вся эта совокупность факторов плюс тяжелые условия жизни толкали многих сахалинцев в кабаки и притоны. Прибывавшие на остров переселенцы, соблазняясь небывало дешевой водкой, заглушали свои алкогольные позывы столь неумеренно, что нередко пропивали при этом и правительственное пособие, и собственные трудовые накопления.
Губернатор Северного Сахалина А.М. Валуев в 1907 году отмечал, что «с разрешением… по отмене ссылки свободной продажи спиртного население неудержимо отдалось массовому пъянству... Дешевая безакцизная водка, не принося никакого дохода казне, развращает более бесхарактерную часть населения... и может вредно отразиться на переселенческом деле. Если признаётся преждевременным уничтожать на Сахалине порто-франко, то скорейшее, введение акциза на крепкие напитки необходимо». Правда, в своем верноподданнейшем отчете губернатор уточнил, что «горькими пьяницами» на острове было только 10% населения. Остальные пили умеренно и по праздникам. Однако, продолжал губернатор, «русская рабочая артель обязательно празднует все наши многочисленные праздники. А в дни после них рабочие прогуливают. В результате рабочая неделя на Сахалине длится всего 4 дня».
Праздники же сахалинцы отмечали весьма своеобразно, причём каждый поселок отличался в этом отношении чем-то особенным. В одном, к примеру, устраивались бега голых женщин с призом - бутылкой водки для самой быстроногой. В другом - сосед резал соседа из зависти, что жена того может выпить больше, чем его собственная.
Пытаясь отучить сахалинцев от пьянства, их внимание старались привлечь различными культурными зрелищами. С 1907 года на острове работал нестационарный театр, но из-за мало­численности зрителей он вскоре прекратил своё существование. В конечном итоге, не мудрствуя лукаво, 13 февраля 1909 года власти ввели на острове акциз на водку. Как отмечал сахалинский губернатор, «напитки вздорожали, пьянство сократилось, а казна получила свыше 35 тыс. руб.».
Оптовыми торговцами и получателями спирта в посту Александровском, а, следовательно, и в области являлись только 3 фирмы: «Кривошеин и К», « Швец» и «Русланов». Все они вы­писывали почти исключительно спирт германского происхождения. Германский спирт они выписывали вовсе не из-за его прекрасных вкусовых качеств, а только потому, что выписка русского спирта приносила им одни убытки вследствие самих условий выписки, установленных законом. Особенно тяжелым условием являлось то, что спирт должен был оплачиваться акцизом потому количеству, какое было при отправке из Одессы, а не по тому, какое оказывается при получении в посту Александровском. Как это ни странно звучит, но в дороге таинственным образом «испарялось» до 20% всего закупленного и оплаченного акцизом спирта. В случае устранения указанного затруднения торговцы торжественно поклялись закупать только русский спирт.
Несмотря на то, что на Сахалине за германский спирт торговцы платили не таможенные пошлины, как на материке, а лишь акциз, и притом ещё по наличному при получении количеству спирта, цены на спирт и водочные изделия в посту Александровском были ни­чуть не ниже, чем на материке. Это обстоятельство указывало на то, что в посту Александровском торговля спиртом и водочными изделиями не только не была убыточна, но и давала хороший доход. В пост Александровский ежегодно ввозилось около 10000 ведер сорокаградусного вина, а между тем всего взрослого русского и инородного населения на острове числилось чуть более 5000 человек. Таким образом, на каждого человека приходилось по 2 ведра водки в год. Следует сказать, что ввоз на Сахалин германского спирта наносил казне громадный ущерб. Поэтому за выгрузку германского спирта губернатором острова была установлена плата по 1,25 руб. с пуда. Плата за выгрузку русского спирта была установлена всего в 60 копеек с пуда.
В начале 1917 года остров погрузился в пучину революционных вихрей. Многие жители острова связывали с революцией надежду на окончание длившейся вот уже 4-й год мировой войны, на прекращение поборов царских чиновников и установление нормальной счастливой жизни. Но, увы, надежды островитян на райскую жизнь не оправдались. Стремительный рост цен, инфляция, безработица - вот далеко не полный перечень всех тех бед, с которыми пришлось столкнуться жителям Сахалина после Февральской и Октябрьской революций. По­этому местное население с новой энергией предалось водочной вакханалии. В целях успешной борьбы со спиртоношеством Александровским и Михайловским волостными комитета­ми было выработано следующее обязательное постановление: «воспрещается во всех участках Сахалина перевозка, переноска и хранение спирта в чистом и разбавленном виде, а также кваса и прочих напитков крепостью свыше 1,5 процента». Виновные в нарушении данного постановления карались тюремным заключением на срок до 6 месяцев.
В 1919 году Северный Сахалин попал в сферу влияния Омского правительства адмирала А. Колчака. 23 июня 1919 года уполномоченным по охране государственного порядка и общественного спокойствия в Сахалинской области было издано постановление, в котором воспрещалась беспатентная и тайная торговля крепкими спиртными напитками, спиртоношество и хранение крепких напитков в домах частных лиц. Кроме того, запрещалось распитие спиртных напитков на улицах, дорогах и площадях, а также появление в нетрезвом виде в общественных местах. Виновные в нарушении данного постановления подвергались денежному штрафу 3000 рублей.
В апреле 1920 года Северный Сахалин был оккупирован японскими войсками. Японцы, будучи людьми хитрыми и прозорливыми, сразу раскусили особенности «сахалинского национального характера». Дабы завоевать симпатии местного населения и подорвать любые попытки сопротивления новой власти, японским командованием была разрешена свободная продажа горячительных напитков. Только в одном селении Дербинском на 98 дворов японцы открыли 24 кабака и 4 притона. В Александровске и окрестных селах было открыто до 80 кабаков и домов разврата. В ответ на глухое недовольство населения новыми порядками в поселения отправлялись все новые обозы спиртного.
Потребление водки в одном только Александровске составляло 10-12 тыс. ведер в месяц. С учетом проживающего там населения на каждого приходилось до 30 литров. Да и спаивание было чуть ли не бесплатным: бутылка водки стоила 10-20 коп. Случалось, что японские торговцы бесплатно угощали островитян спиртным, расспрашивая о большевиках и партизанах. Из-за боязни пропить всё и вся в некоторых селениях на общих собраниях граждан принимались постановления о закрытии винных лавок.
В мае 1925 года Северный Сахалин был передан под юрисдикцию СССР. Прибывшие на остров советские, а точнее сказать, партийные власти все силы кинули на развитие производства. О людях же думали в последнюю очередь. Зачастую многих завербованных рабочих размещали на чердаках и в неприспособленных для жилья помещениях в условиях чрезвычайной скученности и антисанитарии. По официальным данным, жилая площадь на одного работающего в годы первых пятилеток составляла 2,5-5 квадратных метров. По свидетельству очевидцев, в бараках даже зимой с потолков в прямом смысле слова шли дожди от тающего снега. Люди страдали от невероятной грязи и сырости. Крайне скверно было организовано общественное питание и снабжение рабочих. Пекарни снабжали столующихся недоброкачественным хлебом. В нём часто обнаруживались мусор, окурки, комья земли и пр.
Оказавшись в подобной ситуации, русский, а теперь уже советский рабочий прибег к веками испытанному средству для заглушения тоски и печали - водке! Надо сказать, что в Сахалинском округе алкоголя употреблялось на порядок больше, чем в РСФСР и Дальневосточном крае. Разумеется, местные власти принимали профилактические меры в отношении пьянства. В 1928 году было введено временное запрещение продажи горячительных напитков на период от одной до трёх недель. Однако меры эти приводили к обратным результатам, как свободная часть городского населения во время продажи водки делала запасы спиртного, а во время «запретительных периодов» сбывала водку рабочим по спекулятивной цене. Нередко цена бутылки в доходила до 8-10 руб. При таких обстоятельствах вновь к жизни был востребован каторжный опыт по изготовлению самодельных спиртных напитков.
Следует отметить, что руководящий состав области в плане потребления водки старался не отставать рядовых тружеников. В 1935 году директор рыбопромысла Моссия Забурунов от потребления водки в неограниченном количестве окончательно спился. Рабочих, когда он сидел за бутылкой, он крыл «матом», за то, что они мешали ему «заниматься».
Немерено пили и партийные чиновники. 21 декабря 1936 года начальник НКВД Дреков докладывал в обком о том, что «2-й секретарь облисполкома Розенберг систематически пьянствует в результате чего работа секретариата стоит. Предлагаю отозвать Розенберга с работы». Руководителя отзывали, но на смену ему приходил новый совпартчиновник, тоже не лишенный человеческих слабостей.
А. Осташев