Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора
Франсуа Монкорбье (ок. 1432 - ок. 1489 гг), по прозвищу Вийон (Villon) - один из последних поэтов французского средневековья, и по праву - один из величайших.

Родился Вийон в бедной парижской семье, и был воспитан родственником-священником Гийомом де Вийоном, чья фамилия в последствии стала псевдонимом поэта.
Учился в Парижском университете, в 1452 году получил звание магистра. Ведя разгульную школярскую жизнь он вскоре оказался замешан в преступлениях: в 1455 году ранил из-за женщины клирика Филиппа Сермуаза, а в 1456-м был замешан в ограблении казны теологического факультета, что хранилась в Наваррском коллеже.
Вийону пришлось бежать из Парижа, где он объявился только в 1461 году.
В это время он пишет семь баллад на воровском жаргоне, который был, впрочем, забыт уже в начале 16-го века, и шуточное послание друзьям - «Les legs» («legs» — «статьи», «пункты»), впоследствии названное «Le petit testament» («Малое завещание») - шутливое послание друзьям и собутыльникам, написанное неунывающим острым на язык школяром, гимн радостям плотской жизни.
В те годы Вийон шатался по стране в компании бродяг и грабителей, что приводило его к новым конфликтам с законом, нередко опасным для жизни.
Однако ему везло: в 1460 его приговаривают к смерти в Орлеане, но он избегает ее благодаря амнистии в честь приезда в город трехлетней дочери герцога Карла Орлеанского, Марии (это событие он отметил «Посланием Марии Орлеанской»), в 1461-м он сидит в тюрьме Мен-сюр-Луар, но покидает ее опять таки благодаря амнистии, объявленной Людовиком XI.
Он пытается служить знаменитым принцам-поэтам Карлу Орлеанскому (в его рукописях до нас дошло одно из лучших произведений Вийона - баллада поэтического состязания в Блуа) и Рене Анжуйскому, но не уживается при дворе ни одного из них и обращается с поэтической просьбой о денежном вспомоществовании к герцогу Жану Бурбону.
В 1462-м поэт избавляется от проблем связанных с ограблением Наваррского коллежа, но тут же попадает в тюрьму Шатле в связи с делом о драке, повлекшей за собой ранение папского нотариуса, хотя он принимал в ней только косвенное участие.
Его приговаривают к смерти, но после поданной им апелляции и доследования устанавливается его невиновность. Однако власти, желая избавить город от этого неблагонадежного «рецидивиста», 5 января 1463 приказывают поэту покинуть Париж на десятилетний срок. Тогда он пишет свою «Балладу суду», прошение о предоставлении ему трех дней отсрочки исполнения приговора. Суд смилостивился, и запись об этой отсрочке — последнее имеющееся свидетельство о его жизни, дальнейшие следы Вийона теряются.
Биография и творчество более тесно связаны у Вийона, чем у какого бы то ни было иного поэта Франции. Большинство его произведений сочинены «на случай». Таково и крупнейшее его произведение «Testament» - «Большое завещание» (к которому примыкают и его мелкие вещи), представляющее синтез всех основных моментов творчества Вийона. Всего пять лет отделяют его от «Малого завещания», но теперь это исповедь человека, борющегося со страхом смерти убеждением самого себя и всех окружающих в ее неизбежности, в тленности всего сущего — «все ветер унесет с собой». Эта поэма — точный образ мировоззрения того времени, когда смерть была чуть ли не будничным явлением, придавая особую остроту наслаждению радостями сего дня.

По материалам:
vcisch.front.ru,
ru.wikipedia.org
Б.И. Пуришев, Зарубежная литература средних веков

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Бурный и пышный расцвет вагантов, произошедший в XIII в., вскоре сменился полнейшим упадком, хотя отголоски песен "бродячих клириков" звучали еще на протяжении двух веков. Основой такому быстрому упадку послужили три причины.
Читать далее...

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Верховным начальством европейского духовенства был Рим. Папство, реорганизованное в XI в. Григорием VII и одержавшее при нем первую решительную победу над империей, стало в XII-XIII вв. всевластной и всеобъединяющей силой Европы - во всяком случае, клерикальной Европы. Если светская Европа пребывала в феодальной удельной раздробленности, то церковная Европа была централизована по последней крайности: всеми вакантными церковными должностями в принципе распоряжался только папа, он утверждал в должности каждого архиепископа и каждого епископа, он через своих легатов вмешивался во внутренние дела любой епархии. По малейшему сомнительному делу можно было апеллировать в Рим, а сомнительных дел было много, потому что законы церковного права только начинали систематизироваться и кодифицироваться, и происходило это опять-таки в Риме. Чтобы справляться с делами всего христианского мира, папский двор должен был обрасти огромной и сложной канцелярией. Здесь, конечно, в каждой инстанции была своя рука-владыка, и злоупотребления и вымогательства достигали такой степени, что даже самые энергичные папы, вроде Иннокентия III, не могли этого преодолеть.
Читать далее...

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Подрывая своими произведениями и выходками авторитет духовного сана, а то и прямо выступая против Рима, ваганты давали духовным властям достаточно оснований бить тревогу.

Если в XII в. папству было еще не до вагантов - оно было слишком занято борьбой с германскими императорами и организацией крестовых походов - то с начала XIII в., почувствовав себя победоносным и всевластным, оно обрушивастся на вагантов всею силою доступных ему средств. Если в XII в. соборные постановления против нерадивых клириков выносятся нечасто и вяло, словно только до привычке, то в ХIII в. чуть ли не ежегодно провинциальные соборы то в Париже, то в Руане, то в Майнце, то в Лондоне поминают "бродячих клириков" самыми суровыми словами. Осуждению подвергается "клирик, поющий песни в застолье", "клирик, занимающийся постыдным шутовством", "клирик, посещающий кружала", "клирик, который пьянствует, играет в зернь, одевается в зеленое и желтое и носит оружие", "клирики, которые ночью бродят по улицам с шумом, дудками, бубнами и плясками" и т. п. Осуждение прибегает к самым решительным мерам: если покаяние на виновных не действует, то они лишаются духовного звания и выдаются светским властям, то есть почти прямой дорогой на виселицу.
Читать далее...

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Перелом между двумя эпохами средневековья обычно связывается с началом крестовых походов, когда в 1099 г. европейскими рыцарями был взят Иерусалим. На самом деле, конечно, полоса перехода была шире - она захватывала и последнюю треть XI в., и начало XII в., но решающий момент перелома врезался в память Европы совершенно точно. Именно историку первого крестового похода Гвиберту Ножанскому, который родился в 1053 г. и написал свою замечательную автобиографию в 1115 г., принадлежат знаменательные слова: "Незадолго до моего детства, да, пожалуй, и тогда еще школьных учителей было так мало, что в маленьких городках найти их было почти невозможно, а в больших городах - разве что с великим трудом; да если и случалось встретить такого, то знания его были столь убоги, что их не сравнить было даже с ученостью нынешних бродячих клириков". Это самая краткая и точная характеристика великого культурного переворота, который хоть и растянулся на несколько десятилетий, однако весь уместился в жизни и памяти одного человека.
Читать далее...

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Слово "вагант" значит "бродячий". "Бродячий" - это и сейчас звучит осуждением и упреком; тем более чувствовался такой оттенок в этом слове в средние века. Раннее средневековье было эпохой, когда каждый человек, занимавший место в иерархии средневекового строя, занимал и соответственное место в пространстве средневекового мира: крестьянин состоял при своем наделе, рыцарь - при своем замке, священник - при своем приходе, монах - при своем монастыре ("монах без кельи - рыба без воды", гласила поговорка). Дороги для человека тех времен были местом случайным, тревожным и опасным. Пока к XI в. дорога не стала достоянием нового люда, купечества, на больших дорогах Европы оказывались только люди, выпавшие из общественной иерархии, изгои, те, кто были или выше общего жизненного уклада, или ниже его, - или паломники, или бродяги. Клирик, скитающийся но дорогам, был и паломником и бродягой в одном лице - за ним и закрепилось имя "вагант".
Читать далее...

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Се является осел
От восточных стран и сел,
Славный, благороднейший,
Груз таскать пригоднейший.

Хоть ногами двигать лень,
А шагает он весь день,
Палками немалыми
Движим и стрекалами.

Воскормил его Сихем,
С лаской принял Вифлеем,
Гнало племя Даново
В воды Иордановы.

Зрите, зрите оного,
Под ярмом рожденного
И ушами длинного
Короля ослиного!

Мула он стремительней,
Лани он пленительней
И верблюда гордого
Прытче одногорбого.

Злато из арабских стран,
Мирру, смирну, фимиам
Ввозит в церкви Божии
Доблесть толстокожая.

Вез он тяжкие тюки,
Благовонные вьюки,
Сам же, в славу Божию,
Травку грыз подножную.

Ест он каждый Божий день
Колкий терн, сухой ячмень,
А мякину от зерна
Отвевает нам сполна.

Мы осла насытили,
К торжеству восхитили,
Все былое ныне сгинь -
С нами в лад скажи "аминь".
Читать далее...

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Третий классик вагантской поэзии, Вальтер Шатильонский, был почти сверстником Архипииты, но намного его пережил, и был тоже тесно связан с придворной культурой, но не в лице Фридриха Барбароссы, а в лице Генриха II Плантагенета, короля Англии и половины Франции. Вальтер был родом из Лилля, учился в Париже и Реймсе, несколько лет служил в канцелярии Генриха II, где входил в один из самых чтимых в Европе гуманистических кружков во главе с архиепископом Томасом Бекетом и его секретарем Иоанном Сольсберийским, лучшим "цицеронианцем" тогдашней Европы. Когда в 1170 г. Бекет был убит, а кружок рассыпался, Вальтер бежал на континент и стал преподавателем в Шатильоне, на границе Шампани и Бургундии; кроме того, он изучал право в Болонье и бывал в Риме, о котором сохранил в своих стихах самые мрачные воспоминания. В Шатильоне он написал свое крупнейшее произведение - ученую поэму "Александреида" в 10 книгах: это одна из самых высокохудожественных разработок популярной темы об Александре Македонском в мировой поэзии и одно из высших достижении всего европейского гуманизма XII в. В награду Вальтер получил от реймсского архиепископа, которому он посвятил поэму, место каноника в Амьене, где и провел последние лет двадцать своей жизни. Умер он в первые годы XIII в.; имеются недостоверные сведения, что он болел проказой и скончался от последствий слишком усиленных бдений и самобичеваний. "Галлия вся звучит песен напевом моих", - гордо написал Вальтер в своей эпитафии. Под этими "песнями" он имел в виду, конечно, не "Александреиду", а лирические стихотворения, писавшиеся "для отвода души", - успех они имели громадный и вызвали такое множество подражаний, что выделить из их числа подлинные произведения Вальтера - задача труднейшая и до сих пор окончательно не решенная. Поэт ученой "Александреиды" остался "ученым поэтом" и среди вагантов. Собственно, самого его "бродячим клириком" считать нельзя: бедняком он не был и всегда располагал каким-нибудь местом в каноникате, соборной школе или при дворе. "Попрошайных" стихотворений, столь характерных для Примаса или Архипииты, у него нет вовсе. Единственное стихотворение, в котором он просит пожаловать его приходом, обращено к самому папе и настолько полно патетических ламентаций о всеобщем падении нравов и знаний, что личная нота в нем совершенно теряется.
Падение учености, отсутствие уважения к знаниям и знающим, - вот главная тема жалоб и негодования Вальтера в большинстве его стихотворений: он ратует стихами не за себя, а за все ученое сословие. Поэтому для него особенно характерны сатирические и морально-обличительные стихотворения. Главный предмет его обличения - богатые прелаты, симония и непотизм; непосредственно папский престол он затрагивает лишь в одном стихотворении, "Обличать намерен я..." (может быть, оно принадлежит даже не Вальтеру, а его подражателю), которое также стало одним из самых популярных во всей вагантской поэзии. Стиль Вальтера тоже несет отпечаток его "учености": он любит эффектно развертываемые аллегории (так построено стихотворение "Для Сиона не смолчу я...", где образы Сциллы, Харибды, скал, сирен и пр., нагроможденные в начале стихотворения, потом получают каждый свое отдельное толкование; так же построен и "Стих о светопреставлении"), любит патетические антитезы, созвучия, игру слов (например, в "Обличении Рима").
Примаса легче всего представить себе читающим стихи в таверне, Архипииту - при дворе, а Вальтера - на проповеднической кафедре. Из трех поэтов он - самый "литературный": он берет ходовые общедоступные мотивы и с помощью своего арсенала риторических средств, которыми он владеет в совершенстве, превращает их в образцово построенные стихотворения. Это относится не только к сатирическим, но и к традиционным лирическим темам - к стихам о любви, весне и свидании. Особенно близок ему жанр пасторали, как раз в это время достигающий особенной популярности в европейской поэзия, как латинской, так и новоязычной: самые лучшие, четкие, звучные, антично украшенные образцы латинских пасторалей этого времени принадлежат Вальтеру Шатильонскому.

М.Гаспаров, Поэзия вагантов. - М., 1975.
Читать далее...

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Второй великий вагантский поэт известен не по имени, а только по прозвищу: это Архипиита, "поэт поэтов", как он себя называет (впоследствии в подражание ему таким гордым званием величались еще какие-то стихотворцы). Архипиита - образ совсем иного рода, чем Примас. Он тоже скиталец, он тоже бедняк, но у него нет той едкой мрачности, которая присутствует в стихах Примаса: вместо этого он бравирует легкостью, иронией и блеском. Там, где Примас разит своего противника, он бьет его в лоб именами худших библейских злодеев; Архипиита вместо этого колет его самыми тонкими и ядовитыми намеками - реминисценциями из Ветхого завета, незаметно и неожиданно вплетая их в ткань стихов. Примас весь в настоящем, он всегда поглощен той хвалой, хулой или просьбой, которая в эту минуту для него всего важнее; Архипиита, напротив, охотно отвлекается от всего частного, вместо рассказа о каком-то своем злоключении он предлагает свой всегдашний автопортрет ("во-первых, я люблю девушек, во-вторых, игру, в-третьих, хорошее вино..."), но любую исповедь, проповедь или панегирик он умеет неожиданно закруглить самой конкретной попрошайней. Попрошайничает он почти в каждом стихотворении, но не с издевательским самоунижением, как Примас, а с гордым вызовом, принимая подаяние как нечто заслуженное. Стих его легче и звонче, в изысканной игре библейскими и античными реминисценциями он не знает равных. Хоть он и упоминает о том, что страдает чахоткой, но стихи его светлее и оптимистичнее, чем стихи Примаса. По собственному признанию, он был из рыцарского рода и пошел в клирики только из любви к наукам а искусствам ("...Я люблю Вергилия больше, чем Энея!"); светский лоск лежит на его стихах больше, чем у кого-либо из его латинских современников.
Таково и его общественное положение: это почти "придворный поэт" императора Фридриха Барбароссы, его официальный покровитель - архиканцлер Рейнальд (Регинальд) Дассельский, архиепископ Кельнский, правая рука императора. Собственно, только поэтому мы и называем его "Архипиитой Кельнским": в Кельне мы его почти не видим. К канцлеру он обращается с просьбой о пособии как "заальпиец к заальпийцу": "заальпийцами" немцев называли итальянцы, в Италии немецкий вагант чувствует себя больше дома, чем в Германии. Жизнь его выступает для нас из неизвестности всего на какие-нибудь пять-шесть лет - 1161-1165 гг.: в эти годы написаны все десять сохранившихся от него стихотворений. Это было время высших успехов императора Барбароссы: он воевал в Италии, победил и срыл до основания Милан, поставил в Риме своего папу; Рейнальд со свитой находился неотлучно при нем и настоятельно побуждал Архипииту сочинить эпос в честь деяний Фридриха, от чего поэт изысканнейшим образом уклонялся, но потом все-таки был вынужден написать если не эпос, то оду в честь Фридриха, эффектную и блестящую. Пребыванием в Италии поэт воспользовался, чтобы побывать в Салерно, медицинской столице Европы, поучиться врачебному делу и полечить свою чахотку, но вернулся оттуда по-прежнему больным и вдобавок обобранным. В 1164 г. двор канцлера тронулся в обратный путь в Германию; по дороге, в Вене, Архипиита попал в какую-то неприятность из-за своих любовных похождений и должен был виниться перед Рейнальдом в звучном стихотворном покаянии, где сравнивает себя ни более, ни менее, как с пророком Ионой, тоже ведь изведавшим страдания. В 1165 г. мы, наконец, находим его в Кельне: здесь он обращается к покровителю с целой поэмой о видении, в котором ему раскрылись во сне все силы и тайны небесные, и все лишь затем, чтобы Рейнальд заступился за соседний монастырь, у которого местный граф оттягивал несколько десятин виноградника. Далее следы Архипииты теряются. Так как изображает он себя человеком молодым и страдающим чахоткой, то можно думать, что родился он между 1130 и 1140 гг., а умер вскоре после 1165 г.
Стихи Архипииты широкого распространения не получили: это был слишком индивидуальный и слишком "локальный" мастер, чтобы ему можно было подражать. Однако одно из его десяти стихотворений представляет исключение - это знаменитая "Исповедь" с ее строками:

В кабаке возьми меня, смерть, а не на ложе!
Быть к вину поблизости мне всего дороже.
Будет петь и ангелам веселее тоже:
"Над великим пьяницей смилостивись, боже!"

Явно утратив имя автора, она стала популярнейшим из всех вагантских стихотворений в Европе, перерабатываясь и контаминируясь с другими вагантскими "программными" стихами, как истинное фольклорное произведение.

М.Гаспаров, Поэзия вагантов. - М., 1975.
Читать далее...

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Самое раннее и самое славное из вагантских имен - это Гугон по прозвищу "Примас (т. е. Старейшина) Орлеанский". Оно было окружено славой, за которой долгое время даже не видно было человека. Поэт Матвей Вандомский с гордостью пишет в автобиографических стихах "в Орлеане я учился в дни Примаса"; Генрих Анделийский в поэме "Баталия семи искусств" ставит во главе арьергарда орлеанских "классиков" рядом Овидия и Примаса Орлеанского; и еще Боккаччо в "Декамероне" (I, 7) помнит бродячего певца "Примассо". Даже современная летопись снизошла до упоминания о нем: в хронике продолжателя Ришара из Пуатье под 1142 г. стоит такая запись: "В это же время процветал в Париже некий школяр, по имени Гугон, от товарищей своих по ученью прозванный Примасом; человек он был маленький, видом безобразный, в мирских науках смолоду начитанный и остроумием своим и познаниями в словесности стяжавший своему имени блистательную славу по многим и многим провинциям. Среди других школяров был он так искусен и быстр в сочинении стихов, что, по рассказам, вызывал всеобщий смех, оглашая свои тут же слагаемые вирши об убогом плаще, пожертвованном ему некоторым прелатом". Про него рассказывали, что однажды он в церковном хоре пел вполголоса и объяснял это том, что не может петь иначе, имея только полприхода; и еще столетие спустя итальянский хронист Салимбене, рассказывая об одном архиепископе, который терпеть не мог разбавлять вино водой, упоминает, что при этом он с восторгом ссылался на стихи Примаса Орлеанского на эту тему. "Примас" стал настолько легендарным героем, что сохранился даже обрывок сказания о том, как он состязался в стихотворстве с мифическим Голиафом, праотцем голиардов.
Действительно, во всем корпусе вагантской поэзии стихи Примаса отличаются наибольшей индивидуальностью, производят непреодолимое впечатление автобиографичности. Они самые "земные", он нарочно подчеркивает низменность их тем - подарков, которые он выпрашивает, или поношений, которые он испытывает. Он единственный из вагантов, который изображает свою любовницу не условной красавицей, а прозаической городской блудницей. По его стихам можно проследить с приблизительной достоверностью историю его бродячей жизни. Он побывал и в Орлеане, и в Париже, и в Реймсе, которому посвятил панегирическое стихотворение, и в Амьене, где проигрался до нитки, и в Бовэ, где остался очень недоволен новоизбранным епископом, и в Сансе, где, наоборот, новый епископ щедро его одарил. Под старость ему жилось все хуже и хуже: в одном свирепом стихотворении он рассказывает, как его спустил с лестницы некий богач, к которому он пришел (будто бы) за своими собственными деньгами, в другом - как злодей-капеллан со своим приспешником выжил его в больницу-богадельню при капитуле, а когда он попытался заступиться там за одного больного, то выгнал и оттуда. По этому стихотворению читатель лучше всего представит себе темперамент и стиль Примаса: стремительные тирады, с замечательной легкостью нанизываемые друг за другом яростнейшие оскорбления, каждое из них порознь иной раз даже непонятно в своей бытовой конкретности, но все вместе они производят па редкость сильное впечатление. Эта порывистость у него во всем: стихи во славу Реймса, где этот ученый город превозносится до небес, он начинает (для контраста) поношением соседнему Амьену, а кончает (совсем уж неожиданно) отчаянной бранью по адресу какого-то ученого соперника, не по заслугам внимательно принятого в Реймсе. Благодаря этой бытовой насыщенности стихов Примаса мы без труда можем датировать его деятельность: он родился около 1093 г., большинство сохранившихся стихов написаны им в 30-40-х годах, а умер он около 1160 г.

М.Гаспаров, Поэзия вагантов. - М., 1975.
Читать далее...

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Стилистический диапазон вагантской поэзии очень широк. Столкновение античных и библейских традиций языка и образности, с одной стороны, и народно-лирических или злободневно-сатирических мотивов, с другой — открывало простор для самых разнообразных поэтических экспериментов. Авторы неопытные пользуются бесхитростной разговорной латынью своего времени, на фоне которой с неловкой резкостью выделяется показной блеск оборотов, заимствованных из Библии или античных поэтов; авторы опытные вводят ученые реминисценции так, чтобы стилистического диссонанса не возникало, а напротив, текст обогащался бы всеми смысловыми ассоциациями, заложенными в первоисточниках. Понятно, что степень контраста между первоначальным применением заимствованного оборота и новым, контекстуальным была очень сильным художественным приемом, особенно эффективным в сатирической поэзии. Здесь это вело к культу пародии во всех ее оттенках: слишком велик был соблазн вдвинуть благочестивейший текст в нечестивейший контекст (или наоборот) и полюбоваться достигнутым впечатлением. С особенным пристрастием пародировались библейские и богослужебные тексты, самые привычные для клирика: монтажи из евангельских цитат сочинялись по самым неожиданным поводам (особой любовью пользовалось «Евангелие от марки серебра» с обличением сребролюбия прелатов), а монументальная «Всепьянейшая литургия», с неукоснительной тщательностью переиначивающая все звенья сложного обряда и все слова каждого текста, осталась одним из самых знаменитых памятников в истории европейской пародии. Кроме того, в распоряжении вагантов всегда была игра контрастом между латинским языком и народным языком: к латинским строфам добавлялись французские припевы, за латинскими стихотворениями в «Carmina Burana» то и дело следуют стихотворения на немецком языке, точно воспроизводящие их ритм и мелодию, а лучшие мастера сочиняли двуязычные стихотворения из чередующихся строк на народном и латинском языках, технику эту разработала еще религиозная гимнография, но вагантские поэты, разумеется, применяли этот опыт к материалу совсем другого рода:

Я скромной девушкой была,

Virgo dum florebam:

Нежна, приветлива, мила,

Omnibus placebam.

Пошла я как-то на лужок

Flores adunare, —

Да захотел меня дружок

Ibi deflorare...
и т. д.

(Перевод Л. Гинзбурга)
Читать далее...

Frater_Helkar (Орден_Вагантов) все записи автора Слово «вагант» значит «бродячий»; оно издавна применялось к священникам без прихода и к монахам, покинувшим монастырь, которые скитались из города в город. Подпадали под него и школяры, в поисках знаний менявшие школу за школой. В XII—XIII вв. масса таких школяров на дорогах Европы резко возросла. Эпоха Крестовых походов и коммунальных революций резко повысила спрос на грамотных людей, соборные школы и первые университеты в ответ на это стали выпускать все больше и больше образованных клириков, и скоро критическая точка была перейдена: производство интеллигенции превратилось в перепроизводство, молодым клирикам все труднее было найти себе приход, учительскую кафедру или службу в канцелярии, и в ожидании этого они скитались с места на место, кормясь подаяниями аббатов, епископов и светских сеньоров и платя за это латинскими славословиями. Нравы этой умствующей бродячей толпы серьезно беспокоили духовные власти; к XIII в. все чаще принимаются суровые постановления, чтобы обуздать «буйство и шутовство» этой братии. В этих постановлениях упоминается характерное название обличаемых школяров «голиарды»; первоначально это означало (по различным этимологиям) «чертовы слуги» или «обжоры», но постепенно из бранной клички стало гордым самоназванием; из него вырос целый миф о гуляке и стихотворце Голиафе, последователи которого будто бы образовывали организованный бродячий орден со своим уставом, порядками, празднествами и песнями:

Бог сказал апостолам: «По миру идите!»
И по слову этому, где ни поглядите,
Мнихи и священники, проще и маститей,
Мчатся — присоседиться к нашей славной свите.
.....................
Принимает всякого орден наш вагантский:
Чешский люд и швабский люд, фряжский и славянский,
Тут и карлик маленький, и мужлан гигантский,
Кроткий нрав и буйственный, мирный и смутьянский.

(Перевод М. Гаспарова)
Читать далее...