Frater_Helkar все записи автора
Бурный и пышный расцвет вагантов, произошедший в XIII в., вскоре сменился полнейшим упадком, хотя отголоски песен "бродячих клириков" звучали еще на протяжении двух веков. Основой такому быстрому упадку послужили три причины.
Первая и самая простая заключается в том, что к концу XIII в. сам собой рассосался "избыток грамотных людей" <...>. Суровые репрессии церковных соборов против бродячих клириков возымели действие: более буйные из вагантов были истреблены светскими властями, более мирные получили школы, приходы или места в канцеляриях. В то же время пришел к концу тот ученый бой "классиков" и "теоретиков", в котором арьергардные стычки принимали на себя ваганты. Стало ясно, что ответа на главные запросы времени у "классиков" не найти; и лучшие таланты XIII в. переключились с подражаний Овидию на подражания Фоме Аквинскому. Этот культурный перелом больно исковеркал многие души: Серлон Вильтонский <...> кончил жизнь цистерцианским аббатом, на чью святость с почтением смотрели молодые клирики; а трубадур Фолькет из Генуи стал архиепископом Тулузским, грозой альбигойцев, и когда ему случалось слышать песню, им же сложенную в молодости, в тот день он ничего не ел, кроме хлеба и воды. "Возрождение XII века" исчерпало себя, начиналась новая эпоха.
Вторая причина падения вагантства заключается в том, что оно не выдержало конкуренции со своим духовным соперником - монашеством. <...> Еще на заре средневековья монашеские уставы, говоря о вагантах - "циркумцеллионах", явно боялись, как бы из их среды не вышли новые еретики и лжепророки. "Возрождение XII века" избавило церковь от этой угрозы, отведя деятельность вагантов в другое русло - в ученость и поэзию. Опасность пришла с другой стороны: новые ереси, аскетического и мистического характера, стали возникать не на больших дорогах, а в растущих городах, начавших тяготиться римским гнетом: это лионские вальденцы и лангедокские катары, не говоря о более мелких сектах. И вот здесь папство сделало замечательный ход: оно мобилизовало на борьбу с ересями тот проповедническпи дух, который таился в психологии неведомо о чем томящегося бродячего люда полуученой Европы. В 1209 г. было разрешено проповедовать Франциску Ассизскому и его последователям, в 1216 г. был утвержден второй нищенствующий орден - доминиканский: это были монахи без монастырей, босые и нищие, по образу жизни - такие же бродяги-ваганты, как и знакомые нам школяры, но говорили они не по-латыни, а на народном языке, обращались не к ученым людям, а к простецам, дивили толпу не песнями и кутежами, а постом и молитвами, рассуждали не о Вакхе и Венере, а о правде Божьей и правде человеческой, - и народ их слушал. На протяжении одного-двух десятилетий дороги Европы наполнились нищенствующими братьямя-проповедниками, они стали одной из важнейших духовных сил в культуре XIII в., и в тени ее деятельности заглохло и захирело старое вагантство с его мирскими песнями. Ваганты безошибочно почувствовали нависшую над ними опасность и отвечали своим новым соперникам злейшими сатирами - поводов для сатиры было достаточно, потому что, конечно, и среди францисканцев с доминиканцами очень скоро оказалось куда больше "лжесвятых", чем "святых". "Молитва о полубратьях" - образец такой сатиры, задавшей тон всем последующим нападкам на "нищую братию" вплоть до времен Реформации.
Можно, пожалуй, даже предположить, что организованная деятельность нищенствующих орденов была немаловажным толчком к оформлению того мифа об "ордене Голиафовом" со своим уставом, праздниками и проч., о котором мы уже упоминали. Это была горькая попытка противопоставить безотрадной действительности вагантского заката эффектную поэтическую выдумку, игру. Игра эта не ограничивалась красивыми стихами, вроде того "чина голиардского", которым открывается наш сборник: сохранилась пародия на официальную охранную грамоту от "архипримаса" вагантского ордена для какой-то австрийской церкви в защиту от поборов со стороны странствующей братии.
"Во имя святейшей Пропойцы! Я, Суриан, недолею людской глупости епископ и архипримас всей школярской празднобродной братии во Австрии, Штирии, Баварии и Моравии, всем магистрам, коллегам и ученикам названной братии, вечного желаю труждания в холоде и голоде, наготе и босоте. И как до немудрой нашей грубости и праздной нашей глупости жизнь такая нам отнюдь не порок, но и впредь она указует нам чужими кусками разживляться, гулящим и неприсестным, подобно птице ласточке, налету там и тут себе корм промышляющей; указует странничать в истоме неистомной, куда ни погонит нас легкость духа нашего праздного и вечно разного, словно лист древесный по ветру или искру огненную по хворосту; указует терпеть по строгости бесчинного нашего чина и насмешки и побои; ... в скудости, бедности, убогости, гладом гонимые, жаждой томимые, от холода в дрожи, под стужею без одежи, ртами зияя, дырами сияя, под рубищем нагие, одной ногой босые, из мирских домов извергаемые, от монастырских столов отвергаемые, как те мыши летучие, коим моста нет ни меж зверьми ни меж птицами..."
Эта странная грамота, в которой косноязычная риторика смешивается с неподдельной горечью, не скрашиваемой уже почти никакой бравадой, помечена 1209 г.
И, наконец, третья причина падения вагантства заключается в том, что оно не выдержало конкуренции со своим светским соперником - с новоязычной поэзией провансальских трубадуров, французских труверов и немецких миннезингеров. Любовная поэзия вагантов передала свой опыт владения стихом и стилем, свой запас античной топики и эмоционального пафоса любовной лирике на новых языках. Здесь, в рыцарской среде, любовная поэзия открыла для себя такой широкий круг потребителей, какого у нее никогда не было в ту пору, когда она жила в среде клириков и пользовалась латинским языком. Взаимовлияние поэзии вагантов и поэзии трубадуров, труверов, миннезингеров совершалось сложно, здесь нельзя говорить о прямой преемственности: не только латинские поэты влияли на новоязычных, но и новоязычные на латинских. Даже хронологически здесь почти нет разрыва: первые ваганты были сверстниками первых трубадуров. Литература всех народов Европы решала в это время одну задачу - создание нового поэтического языка для выражения нового духовного мира "высокого" средневековья. Старый поэтический язык был у всех - язык героического и дидактического эпоса; для новых целей он подлежал новой выделке. И вот для этой выделки у латинских лириков оказалась лучше подготовленная мастерская и лучше подобравшиеся работники: в мастерской у них была и Библия и лучшие античные классики, а в работниках у них были и французы, как Примас, и немцы, как Архипиита, и англичане, как безымянные сочинители "Голиафовых" поэм. Из этой мастерской вышли лучшие латинские гимны средневековья, зазвучавшие по всем церквам, и те светские песни, которые на устах бродячих школяров разлетались ио всем дорогам и которые мы называем "поэзией вагантов". Латинские, провансальские, французские, немецкие поэты относились друг к другу как мастера к мастерам, но латинские чувствовали себя в этом кругу старшими мастерами. <...>
Когда "рыцарь вслед за клириком стал певцом Дионы", тогда латинская средневековая поэзия передает светскую тематику своей ученице и наследнице, новоязычной поэзии, а за собой оставляет лишь тематику религиозную. И на этом кончается поэзия вагантов.
В конце XIII в. стихи вагантов знали, пели и переписывали. Сто лет спустя, в конце XIV в., их уже не помнили. Европу в это время потрясали очень сильные волны социального и идеологического протеста низов против церковного гнета, но этот протест находил выражение не в вагантском "либертинаже", а в аскетических ересях, гораздо более опасных для церкви. Европа в это время переживала очень решительное обновление поэтических тем и формы, но носителями его были не школяры-латинисты, а поэты-горожане, выходцы из того самого мира, с которым эти школяры были в вечной вражде. К эпохе Возрождения вагантская поэзия была уже прочно забыта. В последний раз о сатирических стихах вагантов вспоминают в годы Реформации, когда, собирая всякое оружие, пригодное для борьбы против Рима, ученый хорват Матвей Влачич, писавший под псевдонимом "Флакций Иллирик", издал в 1557 г. сборник "Разные стихотворения ученых и благочестивых мужей о paстленном состоянии церкви", куда вошли и многие вагантские сатиры. Затем о вагантах забывают уже окончательно - вплоть до эпохи романтизма.
М.Гаспаров, Поэзия вагантов.