Frater_Helkar все записи автора Обличение денег


Ныне повсюду на свете
великая милость монете.
Ныне деньгою велики
цари и мирские владыки.
Ради возлюбленных денег
впадет во грехи и священник,
и во Вселенском Соборе
у каждого - деньги во взоре.

Деньги то бросят нас в войны,
то жить нам позволят спокойно.
Суд решает за плату
все то, чего хочет богатый.
Все продают, покупают,
берут и опять отнимают.
Деньги терзают нас ложью,
вещают и истину Божью.

Деньги - святыня имущих
и обетование ждущих.
Деньги женскую верность
легко превратят в лицемерность.
Деньги из знатных и важных
соделают тварей продажных.
Денег желая, правитель
становится сущий грабитель.
И из-за денег в народе
воров - как звезд в небосводе.

Деньги для каждого милы,
не в страх им враждебные силы.
Денег звонкое слово
для бедных людей злее злого.
Деньги - ведомо это -
глупца превращают в поэта.
С теми, кто деньги имеет,
и пир никогда не скудеет.
Деньги спасут от недуга,
купят подругу и друга.

Деньги с легким сердцем
съедают миногу под перцем.
Деньги сосут из кувшина
французские сладкие вина.
Деньги чванятся звоном,
что все перед ними - с поклоном.
Деньги пируют со знатью
и носят богатые платья.
Деньги могучи премного,
их все почитают, как Бога.

Деньги больных исцеляют,
здоровым сил прибавляют,
пошлое сделают милым,
любезное сердцу - постылым.
Станет хромой ходячим,
воротится зренье к незрячим.
Долго можно их славить,
одно лишь хочу я прибавить:

Видел я, видел намедни,
как деньги служили обедню:
деньги псалом запевали,
и деньги ответ подавали,
проповеди говорили
и слезы прегорькие лили,
а под слезами смеялись,
затем что с доходом остались.

Деньги повсюду в почете,
без денег любви не найдете.
Будь ты гнуснейшего нрава -
с деньгами тебе честь и слава.
Нынче всякому ясно:
лишь деньги царят самовластно!
Трон их - кубышка скупого,
и нет ничего им святого.

Пляска кругом хоровая,
а в ней вся тщета мировая,
и от толпы этой шумной
бежит лишь истинно умный.

***

Против симонии


Глас услышите вы ныне
вопиющего в пустыне.
Бог того, кто согрешил,
милосердия лишил.
Скоро гром над всеми грянет,
мир продажный в пропасть канет,
Божий гнев замкнет уста
осквернителей Христа!
Посмотрите: в самом деле
честь и совесть оскудели,
правда спит, убит закон,
превратился храм в притон.
Да, не выразить словами,
что творится в Божьем храме,
где святейшие ханжи
совершают грабежи.
От аббата до прелата
духовенство алчет злата,
под прикрытием сутан
обирая христиан.
Дни ужасные настали.
Розы терниями стали,
вера в Господа мертва
из-за Симона, волхва.
Симон, Симон, волхв презренный,
обесчестив сан священный,
всюду свой справляет пир,
развратив, испортив клир.
Ныне поп в любом приходе
бредит только о доходе.
Загляните в каждый храм:
Симон тут и Симон там.
Тех, с кого он получает,
он особо отличает:
сунешь в лапу - вверх пойдешь,
а не сунешь - пропадешь!
Всё на свете продается,
всяк разврату предается.
Стать святым желает вор?
Сунь! - и кончен разговор!
Ошалевши от богатства,
Симон хапает аббатства
и дружкам своим - смотри! -
раздает монастыри.
О Небесная Царица!
Как понять, что здесь творится?!
Неужель навек подпасть
нам под Симонову власть?
Нет! Такого быть не может!
Добрым людям Бог поможет.
Ниспослать давно пора
к нам апостола Петра.
Он злодея в ад низринет,
и - глядишь - вся шайка сгинет,
чтобы снова расцвела
жизнь, спасенная от зла.

Аминь!

(Перевод Л.Гинзбурга)

***

Стих о скудости клириков


Вы, детей растящие в нежности и в холе,
Знайте, что готовите их для горькой доли!
Тяжкие и трудные потекут их лета:
Таково вещание мудрого поэта.

У кого младенческий возраст безмятежен,
Тот и в пору зрелости будет вял и нежен.
Вы, отцы, прислушайтесь в отческой заботе,
Если не хотите зла плоти вашей плоти.

Всякий пусть слова мои в памяти имеет:
Кто с зари и до зари пьянством душу греет,
Жизнь ведет досужую, чуждую закона,
Тот потом поплатится тягостней Нерона.

Кто любезных отпрысков бережно лелеет,
Тот об этом вскорости сердцем пожалеет -
Ласковостью пагубной отрока изнежа,
Он вредит наследнику и вредит себе же.

Сколько градских отроков повседневно зримы
В роще италической, словно Никодимы?
Знатно одеваются в буйволовы кожи,
Хоть не могут выучить и молитвы Божьей.

А не он ли с возрастом в жизненной дороге
В козьей коже выстынет, как дурак убогий,
В рейнских землях всосанный мерзостною тиной,
Не имея помощи ни в душе единой?

Право же, разумнее рыцарские нравы:
Смолоду их отроки, нежны и курчавы,
К битвам закаляются и ночуют в поле,
И терпеть приучены всякую недолю.

Этот рыцарский сынок, краше Ганимеда,
Рад ходить и гол и бос для венков победы,
Этот, за столом служа, упражняет руки,
Этот искушается в битвенной науке;

Этот при оружии на коне ристает,
Или в стане воинском сено собирает,
Или в храме Божием украшает своды,
Или в небесах следит звездные восходы.

Знал я мужа, видного и умом и саном,
Повсеместно чтимого городом Миланом;
Муж сей был рачительный, и рассудком здравый,
И пренебрегающий суетною славой.

Были у родителя два любезных сына,
В добром поведении истинно едины;
Но легло на юношей в скаредности отчей
Бремя горько бедности - денежной и прочей.

Старший, в школах школенный во младые лета,
Приучился смолоду вскакивать до света
И шагать на промысел, как худой волчище,
Выводку голодному снискивая пищи.

До полуденной урок выслушавши требы,
Он бросает лекцию, он взыскует хлеба,
Дабы не пришлось ему, как иным персонам,
Насыщать пустой живот колокольным звоном.

Коли выдастся ему сотнею разжиться -
Вмиг у всех у школяров радостные лица:
Все садятся пировать, веселясь душевно, -
Но такая благодать, ах, не ежедневна.

Только хлебом и водой жив на свете книжник,
Хлеб его заплесневел, твердый, как булыжник,
Но зубами острыми он белее пены,
А глазами толстые проницает стены.

О, мужи достойные, хлеб, что вы грызете,
Не воистину ли есть умерщвленье плоти?
Говорю и верую: хуже быть не может
Тот кусок, что мужичье в дальнем поле гложет.

Челядь не сбегается в спешке подневольной
Все постлать и все подать к трапезе застольной,
А бежишь за мясом ты в грязные харчевни
Или к рыночным торгам, что еще плачевней.

Только купленный кусок сунешь ты вариться,
Как сосед и рад его выхватить и скрыться,
А тебе останется сетовать глубоко
Над пустой похлебкою, словно Иодоку.

С мясом не управившись, спрашиваешь пива,
Но тобой кабатчица брезгует спесиво -
Даже не подымется, даже и не взглянет:
Грош твой на весах ее слишком мало тянет.

Так и возвращаешься с праздными руками,
А тебя товарищи потчуют тычками,
Оттого что ничего не принес напиться -
Хоть бы из колодезя, хоть простой водицы.

Так и возвращаешься, не достигнув цели,
В школу, где соскучиться о тебе успели,
И учитель на тебя смотрит мрачновато,
Словно ждет, что выучил ты ему Доната.

Пальцы, тростью битые, обольешь слезою,
Задница невинная вспухнет под лозою, -
Благо, коли вымолит ради славы Божьей
Грешнику прощение капеллан прохожий.

С кровью, в жилах трепетных бьющейся несносно,
Ты плетешься ужинать - и не в пост, а постно,
Искренне завидуя поднебесной птице,
Что могла б хоть зернышком с нами поделиться.

Этой пищи праведной под нетяжким грузом
Ты встаешь от трапезы с неспокойным пузом
И с зубовным скрежетом, с ужасом во взоре,
Должен постные псалмы голосить в миноре.

Слыша это пение, селянин уставший
Набивает свой живот овощем да кашей,
В котелке надтреснутом булькающей звучно
В знак, что в жизни у него все благополучно.

Изнемогший холодом, изможденный бегом,
Певший возвращается к школярам-коллегам,
А они к нему спешат жадною толпою,
И от них того не скрыть, что несешь с собою.

Тотчас в глотках скроется все, что ты доставил;
"Мало, - скажут, - выславил, плохо, - скажут, - славил!"
И поди доказывай, славильщик отменный,
Что с псалмов твоих тряслись городские стены!

Так-то вот насытившись, поспешай неробко
Для огня очажного добывать растопку,
Шарь рукой уверенной, не пугаясь кражи,
Ибо нет пути назад тем, кто без поклажи.

Но в пути своем назад с краденой поклажей
Ежели ты встретишься с городскою стражей,
Будешь бит без милости, ночью иль при свете,
Хоть бы небожителей призывал в обете.

Вот какая клирикам жизнь дана судьбою -
Ни еды и ни питья, а одни побои;
Вечно страждут скудостью, полные боязнью,
Словно бы египетской мучимые казнью.

Но пора и к младшему воротиться сыну,
Тоже ведь познавшему бедности кручину;
Без утайки молвлю я и об этом муже,
Каково пришлось ему, лучше или хуже.
<...>

(Перевод М.Гаспарова)