Перуанка все записи автора
Ирокезы семнадцатого столетия использовали алкоголь, для развития своих мистических способностей. Различные формы использования алкоголя в поиске видений, присутствовали в ирокезской культуре задолго до того, как впервые были описаны.
Упоминания о связи алкоголя и мистики часто встречаются в ранней литературе. Самым интересным источником является «История бренди в Канаде», труд Франсуа Белмона, миссионера, проповедующего индейцам Монреаля.

Для него это было моральной проблемой. Он придерживался христианского представления об уникальности человека ввиду существования, у последнего, разума и души и считал, что именно эта причина сделала человека звеном, между небесами и землей, в упорядоченной цепи вселенной…

…Франсуа Белмон верил в явления божественных существ привилегированным смертным, но только в пределах христианской схемы. Пьяный язычник, в его понятии, был человеком, подверженным искушению Сатаной и постоянному давлению своих иррациональных страхов. То, что язычник получал видения, он не сомневался, но отказывался полагать, что эти видения могли принести что-нибудь, кроме вреда. Франсуа Белмон писал, что через опьянение они (индейцы) «испытывают новый вид эйфории, который быстро и эффективно позволяет душе покидать тело». Душа, покинувшая тело, раскрывала во сне свои пожелания и слушала волю духов. Поиск и изучение видений были доминирующей целью подобных практик. Видения вызывались с помощью различных методик: уединение, пост, размышление. Получатель видения интерпретировал их сам или с помощью других. Иезуиты, как и многие христиане, предполагали, что только христианская мораль отличала человека от животного и являлась ответом на все жизненные вопросы; и им был неприятен тот факт, что ирокезы получали ответы, в своих ночных видениях.

В отличие от иезуитов, ирокезы не расценивали временную потерю контроля над разумом и телом как кощунственную. Напротив, они полагали, что, выбираясь «наружу» из обычной человеческой оболочки они проникают внутрь духовной оболочки, и таким образом вступают в более глубокий контакт с реальностью.

Склонность к пьянству и, через него, достижение опьянения, экстаза и эйфории принимались как испытания. Опыт, приводящий к наибольшей эмоциональной встряске, был наиболее ценным. По этому стандарту крик был более существенным, чем вдумчивая и спокойная речь, и сильное опьянение было более важным, чем управляемое, сдержанное поведение.

Транс алкогольного опьянения был подлинным метафизическим открытием. Ирокезы использовали алкоголь, чтобы приобрести духовную власть, развивая свои мистические способности, «обычно сокрушаемые холодными фактами и сухими критическими замечаниями трезвого ума... Состояние опьянения, всего на мгновение, ставит ирокеза один на один с Истиной... Постепенно знание Истины исчезает, однако, смысл и глубокое понимание подобного откровения являются для ирокеза ответом на все вопросы и утверждением правильности языческих верований».

При наличии строгого запрета на проявление эмоций (Ерунда какая-то. Прим. пер), ирокезы семнадцатого столетия смогли раскрепоститься с помощью алкоголя. Тогда, в 1800 году, их лидер Щедрое Озеро (Handsome Lake), объединив учение квакеров с элементами старой веры, установил новую религию. По одной из версии, 5 из 130 его заповедей призывали к воздержанию.

Религия занимала лидирующее положение в жизни ирокезов. В самые важные моменты жизни, ирокезы стремились покинуть мирские границы, прорваться за рамки своего жизненного опыта, ощутить озарение безумства, тем самым, достигнуть вершин в ритуальном и личном опыте. Самую близкую аналогию эмоциям, которые они искали, давало опьянение, и так как алкоголь был легко доступен, ирокезы наделили его ролью, сопоставимую с ролью табака. Вместе, эти два стимулятора приводили к самым лучшим опытам и в мистическом и в духовном смысле.


Изображения бочонков с алкоголем вырезались на курительных трубках и, по крайней мере, в одном случае, трубка для курения и бутылка были выгравированы на христианском кресте, сделанном монреальским серебряных дел мастером для торговли с индейцами. Согласно записям миссионеров и торговцев, поставляемые порции алкоголя были ограничены и ирокезы, проводя ритуалы, объединяли несколько порций, отдавая их немногим избранным, чтобы те могли достигнуть состояния полного опьянения, которое, по их мнению, было истинным венцом всего процесса пития.

Белмон в своем труде «История бренди в Канаде» писал: «... когда у них (племена, проживающие вблизи Монреаля в 1671-1699гг.) было достаточно бренди, чтобы вызвать опьянение только одного человека, а пьющих собирается четыре человека, то трое из них не будут даже пробовать. Путем голосования выбирался человек, который получал возможность напиться. Многие говорят, что не смогут опьянеть от единственного стакана бренди и что есть только одна степень разумного опьянения, называемая «Gannontiouaratonseri» и заключающаяся в неограниченном потреблении алкоголя. Когда они ощущают опьянение, они радостно кричат, «Хорошо, хорошо, моя голова кружится». Тогда они начинают петь свою песню смерти «Gannonhaoury», в которой описывают все зло, которое накопилось в них».

Ирокезы не стыдились своего пьянства и утверждали что, чтобы быть пьяным необходимо быть отважным. Все это вызывало недовольство иезуитов. Они стремились привить ирокезам мораль полного воздержания, но «тотальное пьянство, видения и табачные смеси» служили главным препятствиям этому.

Белмон начал свои наблюдения с описания распития спиртных напитков в Европе, которое «рассматривается как стимулятор общительности, источник удовольствия и комфорта» и не должна быть спутана с индейским пьянством, которое является «...специфическим видом невоздержанности». Он пишет:

«Невоздержанность дикарей была иной, нежели та же самая слабость европейцев. Для дикарей, появление алкоголя позволяло быстро и эффективно оживить их тупоумие, дать им, таким образом, способности и храбрость, которых они желали. Это было незадолго до того, как были замечены алкоголики, убивающие друг друга; мужья, жгущие своих жен; женщины, позорящие своих мужей; отцы, бросающие своих детей в кипящие котлы. Они запасали бренди, до тех пор, пока его не накапливалась достаточно, чтобы напиться. Тогда они пили не закусывая, чтобы усилить эффект от бренди. После того, как они опьянели и спели свою песню смерти, они сбрасывали свою одежду и бегали голыми по деревне, избивая друг друга. Они кусали друг друга за носы и уши. Завывая, они бегали с ножами в руках и восхищались, видом убегающих от них женщин и детей».

В 1642 году отец Ричард (Father Richard) писал, что ирокезы «покупали наше спиртное не из-за приятного вкуса, а только чтобы опьянеть».

Отец Кархейл (Father Carheil) в 1668 году писал о своей уверенности в том, что кайюга (Cayuga) «пьют только, для опьянения; они говорят об этом открыто, и поют песни о своих намерениях; они кричат «Я иду терять мою голову; я иду пить воду, которая убивает мой разум».

«Алкоголь использовался для получения видений, согласно древнему обряду», «Все дикари пьют, чтобы напиться» писал Ноян (Noyan).

«Алкоголь стал основой религии», «Алкоголь это все, о чем они мечтают» писал отец Бруяс (Bruyas) в 1668 году.

Так как видения были не личными достижениями, а божественными, ирокезы не считали себя ответственными за действия, совершаемые для их получения. Франсуа Белмон в гипотетическом диалоге между священником и язычником, описывал утверждение язычника так - «Опьянение оправдывает все».

Миссионерами и торговцами было описано множество случаев, когда ирокезы, совершившие тяжкие преступления, наслаждались безнаказанностью, поскольку они в момент совершения преступления были пьяны. Иезуитские хроники полны описаний поиска видений ирокезами и равного отношения, как к опыту опьянения, так и к получению видения.

В последующие столетия ирокезы напивались не с целью поиска духа, а по причине массовой подавленности, связанной с общим упадком нации. Таким образом, первоначальная роль алкоголя в жизни ирокезов изменилась, сменив акцент от получения видения в семнадцатом веке, к опьянению, позволяющему выпустить напряженность и агрессию в восемнадцатом веке, и затем к пьянству как неизбежному злу в девятнадцатом веке. Однако самая ранняя интерпретация пьянства полностью никогда не изменялась и может быть сохраняется среди некоторых современных ирокезов.

Автор: Edmund Carpenter
Ресурс: RES: Anthropology and Aesthetics, No. 1 (Spring, 1981), pp. 84-87
http://www.jstor.org/stable/20166657
А вообще взято отсюда