Люблю_любить (Иосиф_Бродский) все записи автора

Песни счастливой зимы 
на память себе возьми, 
чтоб вспоминать на ходу 
звуков их глухоту; 
местность, куда, как мышь, 
быстрый свой бег стремишь, 
как бы там не звалась, 
в рифмах их улеглась. 

Так что, вытянув рот, 
так ты смотришь вперед, 
как глядит в потолок, 
глаз пыля, ангелок. 
А снаружи -- в провал -- 
снег, белей покрывал 
тех, что нас занесли, 
но зимы не спасли. 

Значит, это весна. 
То-то крови тесна 
вена: только что взрежь, 
море ринется в брешь. 
Так что -- виден насквозь 
вход в бессмертие врозь, 
вызывающий грусть, 
но вдвойне: наизусть. 

Песни счастливой зимы 
на память себе возьми. 
То, что спрятано в них, 
не отыщешь в иных. 
Здесь, от снега чисты, 
воздух секут кусты, 
где дрожит средь ветвей 
радость жизни твоей. 

Люблю_любить (Иосиф_Бродский) все записи автора Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речный пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.

Предо мною река
распласталась под каменно-угольным дымом,
за спиною трамвай
прогремел на мосту невредимом,
и кирпичных оград
просветлела внезапно угрюмость.
Добрый день, вот мы встретились, бедная юность.

Джаз предместий приветствует нас,
слышишь трубы предместий,
золотой диксиленд
в черных кепках прекрасный, прелестный,
не душа и не плоть --
чья-то тень над родным патефоном,
словно платье твое вдруг подброшено вверх саксофоном.

В ярко-красном кашне
и в плаще в подворотнях, в парадных
ты стоишь на виду
на мосту возле лет безвозвратных,
прижимая к лицу недопитый стакан лимонада,
и ревет позади дорогая труба комбината.

Добрый день. Ну и встреча у нас.
До чего ты бесплотна:
рядом новый закат
гонит вдаль огневые полотна.
До чего ты бедна. Столько лет,
а промчались напрасно.
Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна.

По замерзшим холмам
молчаливо несутся борзые,
среди красных болот
возникают гудки поездные,
на пустое шоссе,
пропадая в дыму редколесья,
вылетают такси, и осины глядят в поднебесье.

Это наша зима.
Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
предо мною горят
ослепительно тысячи окон.
Возвышаю свой крик,
чтоб с домами ему не столкнуться:
это наша зима все не может обратно вернуться.

Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.

Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.

Как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того --
оттого, что мы все потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.

Вот я вновь прохожу
в том же светлом раю -- с остановки налево,
предо мною бежит,
закрываясь ладонями, новая Ева,
ярко-красный Адам
вдалеке появляется в арках,
невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах.

Как стремительна жизнь
в черно-белом раю новостроек.
Обвивается змей,
и безмолвствует небо героик,
ледяная гора
неподвижно блестит у фонтана,
вьется утренний снег, и машины летят неустанно.

Неужели не я,
освещенный тремя фонарями,
столько лет в темноте
по осколкам бежал пустырями,
и сиянье небес
у подъемного крана клубилось?
Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось.

Кто-то новый царит,
безымянный, прекрасный, всесильный,
над отчизной горит,
разливается свет темно-синий,
и в глазах у борзых
шелестят фонари -- по цветочку,
кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку.

Значит, нету разлук.
Значит, зря мы просили прощенья
у своих мертвецов.
Значит, нет для зимы возвращенья.
Остается одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать. Обгонять -- только это возможно.

То, куда мы спешим,
этот ад или райское место,
или попросту мрак,
темнота, это все неизвестно,
дорогая страна,
постоянный предмет воспеванья,
не любовь ли она? Нет, она не имеет названья.

Это -- вечная жизнь:
поразительный мост, неумолчное слово,
проплыванье баржи,
оживленье любви, убиванье былого,
пароходов огни
и сиянье витрин, звон трамваев далеких,
плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких.

Поздравляю себя
с этой ранней находкой, с тобою,
поздравляю себя
с удивительно горькой судьбою,
с этой вечной рекой,
с этим небом в прекрасных осинах,
с описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов.

Не жилец этих мест,
не мертвец, а какой-то посредник,
совершенно один,
ты кричишь о себе напоследок:
никого не узнал,
обознался, забыл, обманулся,
слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся.

Слава Богу, чужой.
Никого я здесь не обвиняю.
Ничего не узнать.
Я иду, тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь,
оттого, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.

Поздравляю себя!
Сколько лет проживу, ничего мне не надо.
Сколько лет проживу,
сколько дам на стакан лимонада.
Сколько раз я вернусь --
но уже не вернусь -- словно дом запираю,
сколько дам я за грусть от кирпичной трубы и собачьего лая.

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора      Воротишься на родину. Ну что ж.
     Гляди вокруг, кому еще ты нужен,
     кому теперь в друзья ты попадешь?
     Воротишься, купи себе на ужин

     какого-нибудь сладкого вина,
     смотри в окно и думай понемногу:
     во всем твоя одна, твоя вина,
     и хорошо. Спасибо. Слава Богу.

     Как хорошо, что некого винить,
     как хорошо, что ты никем не связан,
     как хорошо, что до смерти любить
     тебя никто на свете не обязан.

     Как хорошо, что никогда во тьму
     ничья рука тебя не провожала,
     как хорошо на свете одному
     идти пешком с шумящего вокзала.

     Как хорошо, на родину спеша,
     поймать себя в словах неоткровенных
     и вдруг понять, как медленно душа
     заботится о новых переменах.

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора

     Прощай,
     позабудь
     и не обессудь.
     А письма сожги,
     как мост.
     Да будет мужественным
     твой путь,
     да будет он прям
     и прост.
     Да будет во мгле
     для тебя гореть
     звездная мишура,
     да будет надежда
     ладони греть
     у твоего костра.
     Да будут метели,
     снега, дожди
     и бешеный рев огня,
     да будет удач у тебя впереди
     больше, чем у меня.
     Да будет могуч и прекрасен
     бой,
     гремящий в твоей груди.

     Я счастлив за тех,
     которым с тобой,
     может быть,
     по пути.

             1957

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора

Сознанье, как шестой урок,
выводит из казенных стен
ребенка на ночной порог.
Он тащится во тьму затем,
чтоб, тучам показав перстом
на тонущий в снегу погост,
себя здесь осенить крестом
у церкви в человечий рост.
Скопленье мертвецов и птиц.
Но жизни остается миг
в пространстве между двух десниц
и в стороны от них. От них.
Однако же, стремясь вперед,
так тяжек напряженный взор,
так сердце сдавлено, что рот
не пробует вдохнуть простор.
И только за спиною сад
покинуть неизвестный край
зовет его, как путь назад,
знакомый, как собачий лай.
Да в тучах из холодных дыр
луна старается блеснуть,
чтоб подсказать, что в новый мир
забор указывает путь.

<1960-е>

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора

Сумев отгородиться от людей,
я от себя хочу отгородиться.
Не изгородь из тесаных жердей,
а зеркало тут больше пригодится.
Я созерцаю хмурые черты,
щетину, бугорки на подбородке...

Трельяж для разводящейся четы,
пожалуй, лучший вид перегородки.
В него влезают сумерки в окне,
край пахоты с огромными скворцами
и озеро - как брешь в стене,
увенчанной еловыми зубцами.

Того гляди, что из озерных дыр
да и вообще - через любую лужу
сюда полезет посторонний мир.
Иль этот уползет наружу.

1966

глубоко_под_ключицу (Иосиф_Бродский) все записи автора БАБОЧКА

I
Сказать, что ты мертва?
Но ты жила лишь сутки.
Как много грусти в шутке
Творца! едва
могу произнести
"жила" — единство даты
рожденья и когда ты
в моей горсти
рассыпалась, меня
смущает вычесть
одно из двух количеств
в пределах дня.

II
Затем, что дни для нас —
ничто. Всего лишь
ничто. Их не приколешь,
и пищей глаз
не сделаешь: они
на фоне белом,
не обладая телом,
незримы. Дни,
они как ты; верней,
что может весить
уменьшенный раз в десять
один из дней?

III
Сказать, что вовсе нет
тебя? Но что же
в руке моей так схоже
с тобой? и цвет —
не плод небытия.
По чьей подсказке
и так кладутся краски?
Навряд ли я,
бормочущий комок
слов, чуждых цвету,
вообразить бы эту
палитру смог.

IV
На крылышках твоих
зрачки, ресницы —
красавицы ли, птицы —
обрывки чьих,
скажи мне, это лиц
портрет летучий?
Каких, скажи, твой случай
частиц, крупиц
являет натюрморт:
вещей, плодов ли?
и даже рыбной ловли
трофей простерт.

Bird_Who_Speaks (Иосиф_Бродский) все записи автора Ветер оставил лес
и взлетел до небес,
оттолкнув облака
и белизну потолка.

И, как смерть холодна,
роща стоит одна,
без стремленья вослед,
без особых примет.

Bird_Who_Speaks (Иосиф_Бродский) все записи автора Ночь одержимая белизной
кожи. От ветренной резеды,
ставень царапающей, до резной
мелко вздрагивающей звезды.
ночь, всеми фибрами трепеща
как насекомое льнет черна,
к лампе, чья выпуклость горяча,
хоть абсолютно отключена.
Спи. Во все двадцать пять свечей,
добыча сонной белиберды,
сумевшая не растерять лучей,
преломившихся о твои черты,
ты тускло светишся изнутри,
покуда, губами припав к плечу,
я, точно книгу читая при
тебе, сезам по складам шепчу.

Люблю_любить (Иосиф_Бродский) все записи автора Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
над сумеречными деревьями звенящие, звенящие голоса.
в сумеречном воздухе пропадающие, затихающие постепенно,
в сумеречном воздухе исчезающие небеса.


блестящие нити дождя переплетаются среди деревьев
и негромко шумят, и негромко шумят в белесой траве,
слышишь ли ты голоса, видишь ли ты волосы с красными гребнями,
маленькие ладони, поднятые к мокрой листве.


"проплывают облака, проплывают облака и гаснут..."
-- это дети поют и поют, черные ветви шумят,
голоса взлетают между листьев, между стволов неясных,
в сумеречном воздухе их не обнять, не вернуть назад.


только мокрые листья летят на ветру, спешат в рощи,
улетают,словно слышат издали какой-то осенний зов,
"проплывают облака..." -- это дети поют ночью, ночью,
от травы до вершин все -- биение, все -- дрожание голосов.

проплывают облака, это жизнь проплывает, проходит.
привыкай, привыкай, это смерть мы в себе несем,
среди черных ветвей облака с голосами, с любовью...
"проплывают облака..." -- это дети поют обо всем.


слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
блестящие нити дождя переплетаются, звенящие голоса,
возле узких вершин в новых сумерках на мгновение
видишь сызнова, видишь сызнова угасающие небеса.

проплывают облака, проплывают, проплывают, проплывают над рощей,
где-то льется вода, только плакать и петь, вдоль осенних оград,
все рыдать и рыдать, и смотреть все вверх, быть ребенком ночью,
и смотреть все вверх, только плакать и петь, и не знать утрат.


где-то льется вода, вдоль осенних оград, вдоль деревьев неясных,
в новых сумерках пенье, только плакать и петь, только листья сложить.
что-то выше нас, что-то выше нас проплывает и гаснет,
только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора На Прачечном мосту, где мы с тобой
уподоблялись стрелкам циферблата,
обнявшимся в двенадцать перед тем,
как не на сутки, а навек расстаться,
- сегодня здесь, на Прачечном мосту,
рыбак, страдая комплексом Нарцисса,
таращится, забыв о поплавке,
на зыбкое свое изображенье.

Река его то молодит, то старит.
То проступают юные черты,
то набегают на чело морщины.
Он занял наше место. Что ж, он прав!
С недавних пор все то, что одиноко,
символизирует другое время;
а это - ордер на пространство.
                            Пусть
он смотриться спокойно в наши воды
и даже узнает себя. Ему
река теперь принадлежит по праву,
как дом, в который зеркало внесли,
но жить не стали.

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора        Из пасти льва
          струя не журчит и не слышно рыка.
       Гиацинты цветут. Ни свистка, ни крика.
         Никаких голосов. Неподвижна листва.
   И чужда обстановка сия для столь грозного лика,
                       и нова.
                   Пересохли уста,
       и гортань проржавела: металл не вечен.
      Просто кем-нибудь наглухо кран заверчен,
        хоронящийся в кущах, в конце хвоста,
    и крапива опутала вентиль. Спускается вечер;
                      из куста
                     сонм теней
        выбегает к фонтану, как львы из чащи.
      Окружают сородича, спящего в центре чаши,
    перепрыгнув барьер, начинают носиться в ней,
    лижут лапы и морду вождя своего. И чем чаще,
                     тем темней
                грозный облик. И вот
         наконец он сливается с ними и резко
    оживает и прыгает вниз. И все общество резво
              убегает во тьму. Небосвод
      прячет звезды за тучу, и мыслящий трезво
                       назовет
                   похищенье вождя
    - так как первые капли блестят на скамейке -
     назовет похищенье вождя приближеньем дождя.
       Дождь спускает на землю косые линейки,
строя в воздухе сеть или клетку для львиной семейки
                 без узла и гвоздя.
                       Теплый
                        дождь
                       моросит.
         Как и льву, им гортань не остудишь.
        Ты не будешь любим и забыт не будешь.
      И тебя в поздний час из земли воскресит,
        если чудищем был ты, компания чудищ.
                      Разгласит
                     твой побег
                    дождь и снег.
             И, не склонный к простуде,
     все равно ты вернешься в сей мир на ночлег.
   Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде.
  Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди,
                и голубки - в ковчег.

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора Когда теряет равновесие
Твое сознание усталое,
Когда ступени этой лестницы
Уходят из-под ног,
Как палуба,
Когда плюет на человечество
Твое ночное одиночество,-

Ты можешь
Размышлять о вечности
И сомневаться в непорочности
Идей, гипотез, восприятия
Произведения искусства,
И -- кстати -- самого зачатия
Мадонной сына иисуса.

Но лучше поклоняться данности
С ее глубокими могилами,
Которые потом,
За давностью,
Покажутся такими милыми.

Да. лучше поклоняться данности
С короткими ее дорогами,
Которые потом
До странности
Покажутся тебе
Широкими,
Покажутся большими,
Пыльными,
Усеянными компромиссами,
Покажутся большими крыльями,
Покажутся большими птицами.

Да. лучше поклоняться данности
С убогими ее мерилами,
Которые потом,
По крайности,
Послужат для тебя перилами,
(хотя и не особо чистыми ),
Удерживающими в равновесии
Твои хромающие истины
На этой выщербленной лестнице.

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора Я обнял эти плечи и взглянул
на то, что оказалось за спиною,
и увидал, что выдвинутый стул
сливался с освещенною стеною.
Был в лампочке повышенный накал,
невыгодный для мебели истертой,
и потому диван в углу сверкал
коричневою кожей, словно желтой.
Стол пустовал. Поблескивал паркет.
Темнела печка. В раме запыленной
застыл пейзаж. И лишь один буфет
казался мне тогда одушевленным.

Но мотылек по комнате кружил,
и он мой взгляд с недвижимости сдвинул.
И если призрак здесь когда-то жил,
то он покинул этот дом. Покинул.

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора Я был только тем, чего
ты касалась ладонью,
над чем в глухую, воронью
ночь склоняла чело.

Я был лишь тем, что ты
там, снизу, различала:
смутный облик сначала,
много позже - черты.

Это ты, горяча,
ошую, одесную
раковину ушную
мне творила, шепча.

Это ты, теребя
штору, в сырую полость
рта вложила мне голос,
окликавший тебя.

Я был попросту слеп.
Ты, возникая, прячась,
даровала мне зрячесть.
Так оставляют след.

Так творятся миры.
Так, сотворив их, часто
оставляют вращаться,
расточая дары.

Так, бросаем то в жар,
то в холод, то в свет, то в темень,
в мирозданьи потерян,
кружится шар.

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора

Иосиф Бродский (Строфы века)

Евгений Евтушенко

Род. в Ленинграде. Отец Бродского был фотографом-профессионалом, служившим на флоте, мать переводчицей. Детство Бродского пришлось на ленинградскую блокаду, однако в отличие от некоторых стихотворцев он никогда не спекулировал на эту тему слезливой сентиментальностью. Бродский пытался поступить в школу подводников, но не был принят, возможно, из-за пятой графы. В 1955 году, не доучившись в школе, он поступил работать на военный завод фрезеровщиком, предпочтя школьным навязываемым дисциплинам самообразование. Задумав стать врачом, он начал работать в морге госпиталя печально знаменитой тюрьмы "Кресты", и это совпало с его серьезными занятиями поэзией. Он начал изучать польский язык и переводить польских поэтов. Вместе с Найманом и Рейном входил в последнее окружение умирающей Ахматовой. Несмотря на то что Бродский не писал прямых политических стихов против советской власти, независимость формы и содержания его стихов плюс независимость личного поведения приводили в раздражение идеологических надзирателей. В 1964-м в Ленинграде состоялся ханжеский, невыносимо тупой суд над Бродским как над "тунеядцем". Надо отдать ему должное, он вел себя на суде достойно, защищая право на независимость поэта. Его выслали в Архангельскую область на 5 лет. Однако благодаря мужественной журналистке Фриде Вигдоровой, сделавшей стенограмму этого позорного процесса, имя Бродского стало известно в широких кругах советской интеллигенции и за рубежом, где опубликовали его книгу. В защиту Бродского выступили многие советские писатели, в том числе составитель этой антологии. В результате этого нажима и неожиданной доброй помощи навестившего его местного секретаря райкома, о чем мало кто знает, Бродскому было разрешено вернуться в Ленинград уже в 1965 году. Аксенов и я добились у редактора "Юности" Полевого визы на опубликование восьми стихотворений Бродского. Его судьба могла измениться. Но люди выбирают судьбу сами. Когда Полевой перед самым выходом номера попросил исправить лишь одну строчку "мой веселый, мой пьющий народ" или снять одно из восьми стихотворений, Бродский отказался. Он подал еще одно заявление на выезд, и, наконец, ему не отказали. В США Бродский адаптировался, как никто до него из русских поэтов, исключая Набокова, и вослед ему стал писать не только по-русски, но и по-английски. Бродского приняли почетным членом американской Академии искусств, из которой он вышел в знак протеста против приема в нее составителя этой антологии. Однако всей истории наших взаимоотношений в данной антологии не место. Чтобы развеять кривотолки, могу сказать одно: к Бродскому-поэту у меня было и есть неизменное уважение. Ему удалось редкое - он создал свой стиль. Неверно и то, что Бродский якобы нетерпим ко всем другим поэтам. Его нетерпимость выборочна. Он всегда восхищался Чудаковым, охотно рекламировал Рейна, Кушнера, Дериеву, Гандельсмана. Неверно и то, что его поэзия якобы похожа на переводную. В ней, правда, нет пушкинской воздушности ("Я вас любил, любовь еще быть может...") или есенинской щемящей исповедальности ("Счастлив тем, что целовал я женщин"), но зато присутствуютБаратынский, Анненский, Мандельштам. Это очень петербургская поэзия, правда, англоязычно несентиментальная, боящаяся быть беззащитно открытой. Бродский развил перенос рифмующегося слова из строки в строку и культивировал четко контролируемую технологией рассудка Ниагару продуманного сознания. Его особый вклад в мировую поэзию несомненен. Вслед за Буниным и Пастернаком он стал третьим русским поэтом, получившим Нобелевскую премию.

Источник: Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора Часы останови, забудь про телефон
И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
Накрой чехлом рояль; под барабана дробь
И всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.

Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
Навертит в небесах “Он мертв” над головой,
И лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,
Регулировщики – в перчатках черных пусть.

Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.

Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора      Сад громоздит листву и
     не выдает нас зною.
     (Я не знал, что существую,
     пока ты была со мною.)

     Площадь. Фонтан с рябою
     нимфою. Скаты кровель.
     (Покуда я был с тобою,
     я видел все вещи в профиль.)

     Райские кущи с адом
     голосов за спиною.
     (Кто был все время рядом,
     пока ты была со мною?)

     Ночь с багровой луною,
     как сургуч на конверте.
     (Пока ты была со мною,
     я не боялся смерти.)

Вечный-Апрель (Иосиф_Бродский) все записи автора Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада.
Ночной кораблик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Плывет в тоске необъяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый,
полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необъяснимой.

Плывет в тоске замоскворецкой
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
по желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья,
под Новый Год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей любви не объясняя.

Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер,
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый Год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будут свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
1962

Любители Бродского, объединимся тут :)