КЭШЛС (Владимир_Маяковский) все записи автора


За последние 15 лет я успел воспользоваться карточками разных банках. Вот уже несколько лет моей основной является карта Рокетбанка. Сейчас постараюсь объяснить свой выбор и надеюсь, что вы тоже станете обладателями карт этого банка.
Дальше!

Halb (Владимир_Маяковский) все записи автора текст взят с сайта http://feb-web.ru/feb/slt/abc/




ФУТУРИЗМ. Этот литературный термин взят от латинского слова Futurum — будущее. Футуристы называют иногда себя у нас в России «будетлянами». Футуризм, как устремление к будущему, противопоставляется пассеизму в литературе, устремлению к прошедшему. Футуристы бросают за борт тяжелый груз прошлого.
Читать далее...

не_своя (Владимир_Маяковский) все записи автора Надеюсь, этого еще не было=)

Живой Маяковский.RAR, часть1
Живой Маяковский.RAR, часть2

Идея проекта

KlushkA (Владимир_Маяковский) все записи автора
Не знаю было или нет.

Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму -
одну
или вдвоем с Парижем.
Владимир Маяковский,
"Письмо Татьяне Яковлевой", 1928

Они познакомились 25 октября 1928 года в Париже, после полудня. Маяковский только что вернулся из Ниццы, где у него была встреча с американкой русского происхождения Элли Джонс (урожденная Алексеева), матерью его маленькой дочери, родившейся в Нью-Йорке в 1926 году. Поначалу Владимир Владимирович предполагал пробыть в Ницце около четырех недель, но уже на пятый день сбежал в Париж, вовсе не похожий на счастливого отца.
Отчасти скоротечность свидания объясняется его отношением к детям (вспомним, хотя бы, кощунственную строчку: "Я люблю смотреть, как умирают дети..."), но главная причина - он не был влюблен в Элли Джонс, а потому, засвидетельствовав свое отцовство, предпочел быстро ретироваться.
В тот день Татьяна чувствовала себя особенно скверно: давали о себе знать больные легкие, которые она застудила еще в России, мотаясь по пензенским ухабистым дорогам в поисках гнилой, мороженой картошки. Ее мучил сухой "коклюшный" кашель, и она записалась на прием к врачу. Некстати позвонила Эльза Триоле и сладким голосом пригласила на чай. Ссылаясь на нездоровье, Татьяна вяло отказывалась. Наконец, порешили, что она заедет на минуту, перед запланированным визитом к врачу. Маяковский, как всегда, остановился в гостинице "Истриа" на Монпарнасе. (Его нынешний приезд во Францию был по счету шестым.)
Недорогой, обитый темно-красными обоями, тесный номер рядом с комнатами Эльзы Триоле. Здесь вместе с ней живет Луи Арагон. Еще в гостиничном коридоре Татьяна услыхала мощный, хорошо поставленный бас поэта и недовольно поморщилась - она никак не предполагала, что придется кому-то представляться. Но Маяковский произвел впечатление сразу: больше похожий на американца, со следами южного загара, в шикарных английских ботинках и отлично скроенном европейском костюме. Он был элегантен, обаятелен, неотразим.
После пустячного разговора Татьяна решительно откланялась. Маяковский вызвался ее проводить. "В такси он неожиданно сполз с сиденья, как бы опустился на колени, и стал с жаром объясняться в любви. Эта выходка - рассказывала Татьяна, - меня страшно развеселила. Такой огромный, с пудовыми кулачищами и ползает на коленях, как обезумевший гимназист. Но смеяться я не могла, боясь раскашляться. Как только мы подъехали к дому врача, я ласково с ним попрощалась. Он взял с меня слово - обязательно увидеться завтра. Я согласилась. С тех пор мы не расставались вплоть до его отъезда".
А вот как об этой встрече вспоминает Эльза Триоле: "Я познакомилась с Татьяной перед самым приездом Маяковского в Париж и сказала ей: "Да Вы под рост Маяковскому". Так из-за этого "под рост", для смеха, я и познакомила Володю с Татьяной. Маяковский же с первого взгляда в нее жестоко влюбился". Почти все в этом коротком замечании писательницы неточно. "Под рост" пришло к ней позднее, от Маяковского, а не наоборот, из его стихов: "Ты одна мне ростом вровень..."
Настоящая причина, толкнувшая Триоле познакомить Татьяну с Маяковским, была более чем прагматичная, и вовсе не ради "смеха". Владимир Владимирович не владел французским, и Эльза вынуждена была в Париже его всюду сопровождать. Естественно, что эта обязанность очень скоро стала обременительной. Но нужно было найти замену. Познакомившись на одном из вечеров с Татьяной Яковлевой, она решила свести поэта и молодую девушку вместе и, таким образом, снять с себя тягостное ярмо переводчицы.
Из письма Татьяны к матери в Пензу можно понять, что Маяковский о ней был наслышан еще до того, как Триоле представила их друг другу: "Познакомились мы так. Ему здесь, на Моппарнасе (где я нередко бываю), Эренбург и др. знакомые бесконечно про меня рассказывали, и я получала от него приветы, когда он меня еще не видел. Потом пригласили в один дом, чтобы специально познакомить. Это было 25 октября."
Действительно, для того времени Татьяна была очень высокой (178 см). Именно по этой причине она в ранней юности не носила туфли на каблуках. Ходила спортивным, размашистым шагом, подобно хорошей модели на подиуме. О красоте ее ног складывали легенды. Однажды у знаменитой Марлен Дитрих американский корреспондент спросил, правда ли, что ее ноги считаются самыми прекрасными в мире. Марлен ответила: "Так говорят. Но у Татьяны лучше".

Яковлева эмигрировала во Францию в 1925 году, в шестнадцатилетнем возрасте. В Париже с 1916 года постоянно жил ее дядя - знаменитый художник, модный салонный портретист Александр Яковлев, ее бабушка Софья Петровна (первая женщина, закончившая Петербургский университет и защитившая в Берлине диссертацию на степень бакалавра философских наук) вместе с дочерью Сандрой, бывшей певицей Мариинского театра. Софья Петровна и Сандра поселились в пятикомнатных апартаментах на Монмартре, рядом с квартирой-студией Александра Яковлева. Именно бабушка Татьяны упросила сына сделать все возможное, чтобы вызволить одну из внучек (вторая, Лиля, останется с матерью в Пензе и эмигрирует только в 1931 году). Александр, пользуясь своим влиянием на президента автомобильной компании "Ситроен", добился разрешения на выезд Татьяны, для, как сказано в прошении, безотлагательного оказания ей квалифицированной медицинской помощи.
Юная Татьяна почти сразу оказалась своим человеком в светских кругах. Высокая, белокурая, стройная, с безупречным французским языком, блестяще знающая русскую литературу, она становится заметной посетительницей модных салонов. Как-то в одном из монпарнасских кафе к Татьяне подошел Александр Вертинский и пригласил па танец. Оказавшийся поблизости Александр Яковлев немедленно пресек возможное знакомство, объяснив Вертинскому, что его племянница еще в свет не выходит, а потому и танцевать с мужчинами ей не следует. Но дядина опека длилась не долго. Очень скоро она уже была знакома с Жаном Кокто, Андре Жидом, Кристианом Бернардом, Борисом Кохно, Сергеем Прокофьевым, князем Феликсом Юсуповым. Позднее ей даже пришлось выступить в роли спасительницы Кокто и Марэ, когда их арестовала полиция нравов в одном из отелей Тулона. Узнав об этом, Татьяна вместе со своей подругой Еленой Десофи заявила в полицейском участке, что с Жанами их связывает не просто дружба, а более интимные отношения. Нравственность восторжествовала.
К моменту встречи с Маяковским Татьяна отказалась от карьеры манекенщицы (кстати, одна из ее подруг, княгиня Ирен Мещерская стала знаменитой моделью, несмотря на то, что слегка прихрамывала на одну ногу) и увлеклась скульптурой. А. Седых, описывая свою встречу с Маяковским, называет Татьяну молодой художницей. В это время их часто видят вместе в монпарпасских кафе, на публичных выступлениях поэта, на нередких литературных сборищах-диспутах в среде русской эмиграции. Несомненно, ухаживания Маяковского льстили самолюбию девушки.
Поначалу увлечение им было вызвано преклонением перед его поэтическим талантом. Она и сама одно время баловалась стихами, но вскоре оборвала эти попытки. На мой вопрос, почему, ответила решительно: "После Ахматовой и Цветаевой женщинам в поэзии делать нечего". Однако постепенно поэт уступает место просто возлюбленному, а экзальтированное поклонение - страстному, чувственному влечению. Но голову при этом Татьяна не теряет, и даже получив от поэта предложение руки и сердца, в дом к себе не приглашает и с родственниками не знакомит.
Из письма Сандры в Москву явствует, что Татьяна в семье пользуется полным доверием и ее свободы никто не ограничивает. "Я знала, что она была знакома с М., но ни она, ни бабушка не говорили мне о возможности брака..." Что же удерживало ее от того, чтобы представить Маяковского в качестве жениха? Одна из причин раскрывается в переписке с матерью. "У меня сейчас масса драм. Если бы я даже захотела быть с Маяковским, то что стало бы с Илей (Илья Мечников - прим. авт.), а кроме него есть еще двое. Заколдованный круг". Другая, по выражению самой Татьяны, состояла в том, что "Володя был красным, а мы - белые".

И все же настоящая драма не в этом. Маяковский, задумав жениться, предполагал увезти Татьяну в Москву. Он подробно рассказывает ей о своем сожительстве с Бриками в Геидриковом переулке, но оговаривается, что есть еще комната, вернее рабочий кабинет, в Лубянском проезде. Конечно, история с Бриками Татьяну несколько смущала, но по-настоящему страшило ее возвращение на круги своя, новый альянс с большевиками. Это же подтверждает и Эльза Триоле: "Никогда Татьяна не думала всерьез о возвращении с ним или без него в этот Советский Союз, который она всей душой ненавидела". Но в те счастливые осенние дни драма их любви еще полностью себя не обнаружила, она только угадывалась в будущем. Каждый из них надеялся одержать в этой скрытой борьбе победу, только Маяковский - стихами, а Татьяна - логикой жизни. И потому, после сорока восхитительных дней близости они расстаются в совершенной уверенности грядущей встречи.
В декабре Маяковский возвращается в Москву. В его портфеле два новых лирических стихотворения "Письмо Татьяне Яковлевой" и "Письмо к товарищу Кострову о сущности любви". Перед отъездом он оставляет Татьяне машинописный вариант пьесы "Клоп", премьера которой должна состояться через два месяца, с дарственной надписью: "Танику-Волоще". В записную книжицу, где написаны посвященные ей стихи, он вносит два адреса: один - гендриковский, другой - лубянский. И договаривается в цветочном магазине, чтобы каждую неделю ей домой доставляли цветы с приколотой запиской - каждому букету свое четверостишие. Всего их было пятьдесят четыре.
"Он изумительный человек, и, главное, я себе его совсем иначе представляла, - пишет Татьяна матери в Пензу. - Он изумительно ко мне относится, и для него большая драма уезжать отсюда, по крайней мере, на полгода. Он звонил из Берлина, и это был сплошной вопль. Я получаю каждый день телеграммы и каждую неделю цветы. Он распорядился, чтобы каждое воскресенье утром мне посылали розы до его приезда. У нас все заставлено цветами". Вскоре он высылает из России еще один подарок - только что вышедший из печати первый том своих сочинений. На титульном листе - шутливые строчки посвящения Татьяне. Следом первому отправляется и второй, тоже со стихотворным посвящением.
Маяковский оказался пророком. Через два месяца после отъезда из Парижа, он вновь покидает Москву, не дождавшись ни рецензий, ни официальных отзывов на премьеру "Клопа". Но прежде в Гендриковом разражается семейная буря. Дело в том, что в первом номере "Молодой гвардии" за 1929 год появляется стихотворение "Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви".

Представьте:
входит
красавица в зал,
в меха
и бусы оправленная.
Я
эту красавицу взял
и сказал:
- правильно сказал
или неправильно?

Лиля Брик восприняла публикацию, как оскорбление: впервые за все годы совместного существования лирические стихи посвящены не ей. В истерике бьется посуда, в адрес Маяковского летят обвинения в предательстве. И тем не менее 22 февраля Маяковский опять в Париже.
Татьяна встречает его несколько сдержанней, чем хотелось бы Владимиру Владимировичу. Вероятно, в результате усвоенного правила: излишние эмоции на людях - дурной тон. Эльза, как всегда, рядом, в гостиничном номере, зная болезненную ревнивость Маяковского, подбрасывает в эту адскую топку сухие поленья сплетен. Неожиданно подозрения Маяковского обретают призрачную реальность. "В то время я часто провожала Сандру, которая ездила на гастроли с Шаляпиным, - вспоминает Татьяна, - на вокзале Федор Иванович шумно меня приветствовал, мы прогуливались под руку по платформе, болтали о разных разностях. Володя же не знал, что моя тетка оперная певица, и решил, что Шаляпина провожаю я и что у меня с ним роман. Он прятался за фонарный столб и с яростью наблюдал за моими прогулками с великим артистом. Когда правда обнаружилась, он сиял как начищенный пятак".
Но у Маяковского были и реальные поводы для беспокойства. Во-первых, к Татьяне сватался Илья Мечников и даже подарил ей золотое кольцо своей матери. Во-вторых, не без серьезного прицела ее всюду сопровождал французский аристократ, молодой дипломат красавец Бертран дю Плесси. Татьяна никого не отталкивала, но и никого не выделяла. Она искренне и самозабвенно любила Маяковского. Только вот на замечание поэта: "Вы и нам в Москве нужны, не хватает длинноногих", - отвечала неопределенной улыбкой. Вторая парижская встреча пронеслась еще быстрее, чем первая. Свои проводы Владимир Владимирович устроил в ресторане "Гранд Шомье".
"Это был веселый обед на прощание, когда люди расстаются, чтобы в скором времени встретиться, и нет необходимости прощаться надолго", - вспоминал впоследствии Лев Никулин. Они и попрощались до осени, чтобы в октябре встретиться вновь и навсегда. В Москве Маяковского ждали серьезные испытания. Он начинает подготовку к грандиозной выставке "20 лет работы...", заканчивает "Баню", которую читает в театре Мейерхольда, принимает участие в работе конференции РАПП. И одновременно подает ходатайство на очередную поездку во Францию. По установившемуся правилу, сдает в редакцию журнала "Огонек" верноподданические стихи - своеобразное заверение власть имущих в своей преданности Родине, партии. Это были знаменитые "Стихи о советском паспорте". Но рукопись пролежала на столе редактора девять месяцев и была опубликована только после смерти поэта, а вместо разрешения на выезд пришел короткий отказ. Это был гром среди ясного неба.
Впрочем, самообладания Маяковский пока не теряет и отправляет Татьяне письмо с уверением, что отказ - просто недоразумение, нечеткая работа советских чиновников. Татьяна же сразу поняла, что больше они с Маяковским не увидятся. Однако отвечает ему как обычно, с любовью и нежностью, перемежая лирические строчки с веселыми рассказами об общих знакомых. Тем не менее Владимир Владимирович нервничает. Он обращается в ОГПУ, к бывшему ответственному редактору "Известий" И. Гронскому с просьбой похлопотать о визе во Францию. Тщетно, везде отказ. Наконец, 11 октября 1929 года в Гендриков переулок пришло письмо от Эльзы. "Володя ждал машину, он ехал в Ленинград на множество выступлений, - вспоминает Лиля Брик. - ...Я разорвала конверт и стала, как всегда, читать письмо вслух. Вслед за разными новостями, Эльза писала, что Т. Яковлева, с которой Володя познакомился в Париже и в которую еще был по инерции влюблен, выходит замуж за какого-то, кажется, виконта, что венчается с ним в Париже, в белом платье, с флердоранжем, что она вне себя от беспокойства, как бы Володя не узнал об этом и не учинил бы скандал, который ей может навредить и даже расстроить брак. В конце письма Эльза просит по всему этому ничего не говорить Володе. Но письмо уже прочитано..." Все.
Больше ни телеграмм, ни письменных посланий Маяковский в Париж не отправляет. Татьянино письмо от 5 ноября 1929 года, где она, кстати, сообщает ему о сватовстве Бертрана дю Плесси, на которое она еще не дала окончательного ответа, кануло в вечность. То ли затерялось среди бумаг на столах ОГПУ, то ли пропало в Гендриковом переулке, неизвестно. 30 декабря 1929 года Татьяна действительно венчается в церкви с Бертраном дю Плесси и вскоре уезжает в Варшаву. А 14 апреля 1930 года Маяковского не стало.

...Спустя шестьдесят лет после описанных событий, сидя с Татьяной в гостиной ее американского белоснежного особняка и обсуждая последние месяцы жизни поэта, я, не утерпев, воскликнул: "Ну, почему, почему Триоде написала о твоем венчании как о свершившемся факте? Почему он действительно не устроил тебе скандал? И где это столь важное для Маяковского последнее письмо?!" Татьяна на мгновение задумалась, потом посмотрела куда-то вдаль, мимо меня, будто там, в зеркале времени пытаясь разглядеть ответы на все вопросы. И как-то посветлев лицом, спокойно сказала: "А ты вспомни предсмертные стихи поэта".

Как говорят,
инцидент исперчен,
любовная лодка
разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете,
и не к чему перечень
взаимных болей,
бед и обид.

В 1939 году первый муж Татьяны Яковлевой виконт дю Плесси погиб в авиакатастрофе. К этому времени у Татьяны был "жестокий роман" с молодым художником, тоже выходцем из России, Александром Либерманом. Год спустя Алекс, Татьяна и ее десятилетняя дочь Франсин эмигрировали в США. В Нью-Йорке Алекс и Татьяна вступили в брак и купили дом на Легсингтон авеню.
В этом доме они прожили более пятидесяти лет, расставшись однажды на пять дней, которые, по утверждению Алекса, были самыми черными днями в его жизни.
В 1991 году Татьяна умерла. Ей было 85 лет.

Юрий Тюрин

Вечный-Апрель (Владимир_Маяковский) все записи автора 15 апреля 1930 г. в газетах вместе с сообщением о самоубийстве появилось и предсмертное письмо Маяковского. Поэт два дня носил его в кармане, прежде чем решиться на задуманное.

     Всем
В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста,

не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.

Мама, сестры и товарищи, простите - это не способ(другим не советую), 

но у меня выходов нет.Лиля - люби меня.Товарищ правительство, моя семья - 

это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская.Если ты устроишь 

им сносную жизнь - спасибо.Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.Как говорят-

"инцидент исперчен",любовная лодкаразбилась о быт.Я с жизнью в расчетеи не к чему перечень

взаимных болей, беди обид.

Счастливо оставаться.

Владимир М а я к о в с к и й.

12/ IV -30 г.

Товарищи Вапповцы, не считайте меня малодушным. Сериозно - ничего не поделаешь.Привет.

Ермилову скажите, что жаль - снял лозунг, надобы доругаться.

В.М.

В столе у меня 2000 руб. - внесите в налог.Остальное получите с Гиза.

В.М.

Le_Cadavre_Exquis (Владимир_Маяковский) все записи автора КАЗИМИР МАЛЕВИЧ - ОБЕЗЬЯНА САТАНЫ!



Наступило новое время. Русскому народу наконец-то вернули "истинные ценности". И "черный квадрат" занял принадлежащее ему по-праву место среди непрерывного показа по телевизору убийц проституток, евреев и гомосексуалистов.

http://zikoff.livejournal.com/1627030.html

_Сан_ (Владимир_Маяковский) все записи автора В позапрошлом году исполнилось 110 лет со дня рождения Владимира Маяковского, в этом году – 75 лет со смерти. Его нет, но жива и живет его поэзия – сплошное сердце, необъятное, красивое, неповторимое. Это был и есть поэт с большой буквы, а не чиновник от поэзии, как долгое время считалось. И любил этот гениальный лирик, сам переживший трагедию человеческого существования, также горячо и неистово, как и выкладывал свои мысли и чувства в бесконечную стихотворную лестницу.

Чем-чем, а любовью прекрасных дам Владимир Владимирович не был обделен ни при жизни, ни после смерти. Но, в сущности, в его жизни была только одна женщина… Все женщины Маяковского не просто знали о существовании Лили Юрьевны Брик, в их непременную обязанность входило выслушивание его восхищенных рассказов о Ней.

Любовь Маяковского к своей Лиличке была, действительно, всем в его жизни; понять ее и по-настоящему прочувствовать можно, читая их письма друг к другу. У влюбленного Маяковского было множество имен для Лили: Киса, Лисичка, Личика, Детик… Подписывался обезумевший от любви поэт также по-разному: Твой Щен, Щенок, Весь Я. Иногда слова «Щен» или «Щенок» заменялись по-детски нарисованными маленькими щенками.

Лиля называла Маяковского: Волосик, Щеник, а подписывалась не менее изящно: Кошечка, а если Лиля болела, то – Лежащая кошечка. Иногда кошечка Лиля, особенно в начале писем, превращалась в «Солнышко Самое Светлое». Да, есть женщины, которые заколдовывают мужчин навсегда и от них невозможно освободиться...

Романтика, теплота, свет, страсть – все было в этой любви. А также была боль – пронзительная и каждый раз убивающая. Треугольник (Владимир Маяковский – Лиля Брик – Осип Брик) был для поэта самым сложным жизненным испытанием, лабиринтом, в котором он безнадежно искал выход. Жить с женщиной и влюбленным в нее же мужчиной под одной крышей было невыносимо. Но лучше так, чем совсем без нее. Кажется, что бронзовый и монументальный Маяковский – «жилистая громадина», много раз повторял, что он и засыпает, и спит с ее именем на устах. В любви эта громадина была мягче и нежнее облака, как сам поэт писал:

«Меня сейчас узнать не могли бы:
Жилистая громадина
Стонет,
Корчится.
Что может хотеться такой глыбе?
А глыбе многое хочется!
Ведь для себя не важно
И то, что бронзовый,
И то, что сердце – холодной железкою.
Ночью хочется звон свой
Спрятать в мягкое,
В женское».

Лиля Брик«Любовь – это сердце всего», – написал когда-то Маяковский своей возлюбленной Лиле. И, действительно, эти три слова никогда не покидали поэта и являлись его заповедями. Любовь и боль варились внутри Маяковского в одном котле. «Мы никогда не снимали подаренные друг другу еще в петербургские времена, вместо обручальных, кольца-печатки, – вспоминает сама Брик. – На моем Володя выгравировал буквы Л. Ю. Б. Если читать их по кругу, получалось бесконечно – люблюлюблюлюблюлюблюлюблю…»

Жил Маяковский в одной квартире с Бриками. Вся Москва с удовольствием перемывала косточки этой необычной, просто-таки шведской, «семье втроем». Однако все эти сплетни были совершенно непохожи на то, что было на самом деле. Незадолго до смерти Лиля признается поэту Андрею Вознесенскому: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался к нам, царапался в дверь и плакал».

Брик прекрасно сознавала, как мучается Маяковский. «Но ничего, – говорила она своим друзьям. – Страдать Володе полезно. Он помучается и напишет хорошие стихи». И Маяковский, действительно, страдал, мучался и писал хорошие стихи. Одной из своих возлюбленных, Наталье Брюханенко, поэт признавался, что любит только Лилю: «Ко всем остальным я могу относиться только хорошо или очень хорошо, но любить я уж могу на втором месте».

И все же однажды наступил предел этих горьких и одновременно сладких мучений. 12 апреля 1930 года жизнелюбивого, глубокого и тонкого поэта не стало. Маяковский застрелился. Он много болел, грипп за гриппом; как вспоминает, Лиля Брик: «Совершенно израсходовал себя, от всякого пустяка впадал в истерику. Оставил только одну пулю в дуле – а это 50 процентов осечка. Такая осечка была уже 13 лет тому назад в Питере. Мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского. Но я не всегда могла ходить за ним по пятам. Если б я в это время была дома, может быть, и в этот раз смерть отодвинулась бы».

Действительно, несколько раз до трагической развязки Маяковский порывался сделать последний шаг к самоубийству. И 18 февраля 1930 года Владимир Владимирович в последний раз видел Лилю. Тогда он провожал ее и Осипа за границу – в Берлин и Лондон. Больше они уже не увиделись. После смерти поэта его «Солнышко Самое Светлое» в 1945-м году скажет: «Когда застрелился Маяковский – умер великий поэт. А когда умер Осип – умерла я». Многие ей этого так и не простили.

Но как рассказывала потом в своих воспоминаниях Лиля Юрьевна, многие годы ей снился Маяковский. Иногда он плакал, просил прощения и всегда не хотел расставаться. Не хотел уходить из ее снов. Иногда посмеивался и уверял ее, что она тоже покончит жизнь самоубийством… 24 августа 1978 года Лиля Юрьевна Брик покончила с собой, приняв огромную дозу снотворного. Она заснула вечным сном в «вечном городе» Риме. Теперь они снятся друг другу.

Маленькая_Эмили (Владимир_Маяковский) все записи автора Воспоминания Фаины Раневской:
"Вчера была Лиля Брик, принесла "Избранное" Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному… Брику. И сказала, что отказалась бы от всего, что было в ее жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила: "Отказались бы и от Маяковского?". Она не задумываясь ответила: "Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей". Бедный, она не очень-то любила его. Мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому и даже физически заболело сердце".

gone_Wilde (Владимир_Маяковский) все записи автора Здравствуйте.
Наверняка многие уже читали, но всё-таки.


http://www.gramma.ru/BIB/3/p01.htm?PHPSESSID=

статья Марины Ивановны Цветаевой "Эпос и лирика современной России.Владимир Маяковский и Борис Пастернак"

Rentochka (Владимир_Маяковский) все записи автора Тема
Я - поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном - только если это отстоялось словом.

Память
Бурлюк говорил: у Маяковского память, что дорога в Полтаве, - каждый галошу оставит. Но лица и даты не запоминаю. Помня только, что в 1100 году куда-то переселялись какие-то "доряне". Подробностей этого дела не помню, но, должно быть, дело серьезное. Запоминать же - "Сие написано 2 мая. Павловск. Фонтаны" - дело вовсе мелкое. Поэтому свободно плаваю по своей хронологии.

Главное
Родился 7 июля 1894 года (или 93 - мнение мамы и послужного списка отца расходятся. Во всяком случае, не раньше). Родина - село Багдады, Кутаисская губерния, Грузия.
Состав семьи
Отец: Владимир Константинович (багдадский лесничий), умер в 1906 году.
Мама: Александра Алексеевна.
Сестры:
а) Люда.
б) Оля.
Других Маяковских, по-видимому, не имеется.

1-е воспоминание
Понятия живописные. Место неизвестно. Зима. Отец выписал журнал "Родина". У "Родины" "юмористическое" приложение. О смешных говорят и ждут. Отец ходит и поет свое всегдашнее "алон занфан де ля по четыре". "Родина" пришла. Раскрываю и сразу (картинка) ору: "Как смешно! Дядя с тетей целуются". Смеялись. Позднее, когда пришло приложение и надо было действительно смеяться, выяснилось - раньше смеялись только надо мной. Так разошлись наши понятия о картинках и юморе.

2-е воспоминание
Понятия поэтические. Лето. Приезжает масса. Красивый длинный студент - Б.П. Глушковский. Рисует. Кожаная тетрадища. Блестящая бумага. На бумаге длинный человек без штанов (а может, в обтяжку) перед зеркалом. Человека зовут "Евгенионегиным". И Боря был длинный, и нарисованный был длинный. Ясно. Борю я считал этим самым "Евгенионеги-ным". Мнение держалось три года.

3-е воспоминание
Практические понятия. Ночь. За стеной бесконечный шепот папы и мамы. О рояли. Всю ночь не спал. Свербила одна и та же фраза. Утром бросился бежать бегом: "Папа, что такое рассрочка платежа?" объяснение очень понравилось.

Дурные привычки
Лето. Потрясающее количество гостей. Накапливаются именины. Отец хвастается моей памятью. Ко всем именинам меня заставляют заучивать стихи. Помню - специально для папиных именин:
Как-то раз перед толпой
Соплеменных гор...
"Соплеменные" и "скалы" меня раздражали. Кто они такие, я не знал, а в жизни они не желали мне попадаться. Позднее я узнал, что это поэтичность, и стал тихо ее ненавидеть.

Корни романтизма
Первый дом, воспоминаемый отчетливо. Два этажа. Верхний - наш. Нижний - винный заводик. Раз в году - арбы винограда. Давили. Я ел. Они пили. Все это территория стариннейшей грузинской крепости под Багдадами. Крепость очетыре-угольнивается крепостным валом. В углах валов - накаты для пушек. В валах бойницы. За валами рвы. За рвами леса и шакалы. Над лесами горы. Подрос. Бегал на самую высокую. Снижаются горы к северу. На севере разрыв. Мечталось - это Россия. Тянуло туда невероятнейше.

Необычайное
Лет семь. Отец стал брать меня в верховые объезды лесничества. Перевал. Ночь. Обстигло туманом. Даже отца не видно. Тропка узейшая. Отец, очевидно, одернул рукавом ветку шиповника. Ветка с размаху шипами в мои щеки. Чуть повизгивая, вытаскиваю колючки. Сразу пропали и туман и боль. В расступившемся тумане под ногами - ярче неба. Это электричество. Клепочный завод князя Накашидзе. После электричества совершенно бросил интересоваться природой. Неусовершенствованная вещь.

Учение
Учила мама и всякоюродные сестры. Арифметика казалась не-правдоподобной. Приходится рассчитывать яблоки и груши, раздаваемые мальчикам. Мне ж всегда давали, и я всегда давал без счета. На Кавказе фруктов сколько угодно. Читать выучился с удовольствием.

Первая книга
Какая-то "Птичница Агафья". Если б мне в то время попалось несколько таких книг - бросил бы читать совсем. К счастью, вторая - "Дон-Кихот". Вот это книга! Сделал деревянный меч и латы, разил окружающее.

Экзамен
Переехали. Из Багдады в Кутаис. Экзамен в гимназию. Выдержал. Спросили про якорь (на моем рукаве) - знал хорошо. Но священник спросил - что такое "око". Я ответил: "Три фунта" (так по-грузински). Мне объяснили любезные экзаменаторы, что "око" - это "глаз" по-древнему, церковнославянскому. Из-за этого чуть не провалился. Поэтому возненавидел сразу - все древнее, все церковное и все славянское. Возможно, что отсюда пошли и мой футуризм, и мой атеизм, и мой интернационализм.

Гимназия
Приготовительный, 1-й и 2-й. Иду первым. Весь в пятерках. Читаю Жюля Верна. Вообще фантастическое. Какой-то бородач стал во мне обнаруживать способности художника. Учит даром.

Японская война
Увеличилось количество газет и журналов дома. "Русские ведомости", "Русское слово", "Русское богатство" и прочее. Читаю все. Безотчетно взвинчен. Восхищают открытки крейсеров. Увеличиваю и перерисовываю. Появилось слово "прокламация". Прокламации вешали грузины. Грузинов вешали казаки. Мои товарищи грузины. Я стал ненавидеть казаков.

Нелегальщина
Приехала сестра из Москвы. Восторженная. Тайком дала мне длинные бумажки. Нравилось: очень рискованно. Помню и сейчас. Первая:

Опомнись, товарищ, опомнись-ка, брат,
скорей брось винтовку на землю.
И еще какое-то, с окончанием:
... а не то путь иной -
к немцам с сыном, с женой и с мамашей...
(о царе).
Это была революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в голове.

905-й год
Не до учения. Пошли двойки. Перешел в четвертый только потому, что мне расшибли голову камнем (на Рионе подрался), - на переэкзаменовках пожалели. Для меня революция началась так: мой товарищ, повар священника - Исидор, от радости босой вскочил на плиту - убили генерала Алиханова. Усмиритель Грузии. Пошли демонстрации и митинги. Я тоже пошел. Хорошо. Вспоминаю живописно: в черном анархисты, в красном эсеры, в синем эсдеки, в остальных цветах федералисты.

Социализм
Речи, газеты. Из всего - незнакомые понятия и слова. Требую у себя объяснений. В окнах белые книжицы. "Буревестник". Про то же. Покупаю все. Встал в шесть утра. Читал запоем. Первая: "Долой социал-демократов". Вторая: "Экономические беседы". На всю жизнь поразила способность социалистов распутывать факты, систематизировать мир. "Что читать?" - кажется, Рубакина. Перечел советуемое. Многое не понимаю. Спрашиваю. Меня ввели в марксистский кружок. Попал на "Эрфуртскую". Середина. О "лумпенпролетариате". Стал считать себя социал-демократом: стащил отцовские берданки в эсдечий комитет.

Фигурой нравился Лассаль. Должно быть, оттого, что без бороды. Моложавей. Лассаль у меня перепутался с Демосфеном. Хожу на Рион. Говорю речи, набрав камни в рот.

Реакция
По-моему, началось со следующего: при панике (может, разгоне) в демонстрацию памяти Баумана мне (упавшему) попало большущим барабанищем по голове. Я испугался, думал - сам треснул.

906-й год
умер отец. Уколол палец (сшивал бумаги). Заражение крови. С тех пор терпеть не могу булавок. Благополучие кончилось. После похорон отца - у нас 3 рубля. Инстинктивно, лихорадочно мы распродали столы и стулья. Двинулись в Москву. Зачем? Даже знакомых не было.

Дорога
Лучше всего - Баку. Вышки, цистерны, лучшие духи - нефть, а дальше степь. Пустыня даже.

Москва
Остановились в Разумовском. Знакомые сестры - Плотниковы. Утром паровиком в Москву. Сняли квартиренку на Бронной.

Московское
С едами плохо. Пенсия - 10 рублей в месяц. Я и две сестры учимся. Маме даже пришлось давать комнаты и обеды. Комнаты дрянные. Студенты жили бедные. Социалисты. Помню - первый передо мной "большевик" Вася Канделаки.

Приятное
Послан за керосином. 5 рублей. В колониальной дали сдачи 14 рублей 50 копеек; 10 рублей - чистый заработок. Совестился. Обошел два раза магазин ("Эрфуртская" заела). - Кто обсчитался, хозяин или служащий, - тихо расспрашиваю приказчика. - Хозяин! - Купил и съел четыре цукатных хлеба. На остальные гонял в лодке по Патриаршим прудам. Видеть с тех пор цукатных хлебов не могу.

Работа
Денег в семье нет. Пришлось выжигать и рисовать. Особенно запомнились пасхальные яйца. Круглые, вертятся и скрипят, как двери. Яйца продавал в кустарный магазин на Неглинной. Штука 10-15 копеек. С тех пор бесконечно ненавижу Бемов, русский стиль и кустарщину.

Гимназия
Перевелся в 4-й класс пятой гимназии. Единицы, слабо разноображиваемые двойками. Под партой "Анти-Дюринг".

Чтение
Беллетристики не признавал совершенно. Философия. Гегель. Естествознание. Но главным образом марксизм. Нет произведения искусства, которым бы я увлекся более, чем "Предисловием" Маркса. Из комнат студентов шла нелегальщина. "Тактика уличного боя" и т.д. Помню отчетливо синенькую ленинскую "Две тактики". Нравилось, что книга срезана до букв. Для нелегального просовывания. Эстетика максимальной экономии.

Первое полустихотворение
Третья гимназия издавала нелегальный журнальчик "Порыв". Обиделся. Другие пишут, а я не могу?! Стал скрипеть. Получилось невероятно революционно и в такой же степени безобразно. Вроде теперешнего Кириллова. Не помню ни строчки. Написал второе. Вышло лирично. Не считая таковое состояние сердца совместимым с моим "социалистическим достоинством", бросил вовсе.

Партия
1908 год. Вступил в партию РСДРП (большевиков). Держал экзамен в торгово-промышленном подрайоне. Выдержал. Пропагандист. Пошел к булочникам, потом к сапожникам и, наконец, к типографщикам. На общегородской конференции выбрали в МК. Были Ломов, Поволжец, Смидович и другие. Звался "товарищем Константином". Здесь работать не пришлось - взяли.

Арест
29 марта 1908 г. нарвался на засаду в Грузинах. Наша нелегальная типография. Ел блокнот. С адресами и в переплете. Пресненская часть. Охранка. Сущевская часть. Следователь Вольтановский (очевидно, считал себя хитрым) заставил писать под диктовку: меня обвинили в писании прокламации. Я безнадежно перевирал диктант. Писал: "социяльдимократическая". Возможно, провел. Выпустили на поруки. В части с недоумением прочел "Санина". Он почему-то в каждой части имелся. Очевидно, душеспасителен.

Вышел. С год - партийная работа. И опять кратковременная скидка. Взяли револьвер. Махмудбеков, друг отца, тогда помощник начальника Крестов, арестованный у меня случайно в засаде, заявил, что револьвер его, и меня выпустили.

Третий арест
Живущие у нас (Коридзе (нелегален. Морчадзе), Герулайтис и др.) ведут подкоп под Таганку. Освобождать женщин-каторжан. Удалось устроить побег из Новинской тюрьмы. Меня забрали. Сидеть не хотел. Скандалил. Переводили из части в часть - Басманная, Мещанская, Мясницкая и т.д. - и наконец - Бутырки. Одиночка № 103.

11 бутырских месяцев
Важнейшее для меня время. После трех лет теории и практики - бросился на беллетристику.Перечел все новейшее. Символисты - Белый, Бальмонт. Разобрала формальная новизна. Но было чуждо. Темы, образы не моей жизни. Попробовал сам писать так же хорошо, но про другое. Оказалось так же про другое - нельзя. Вышло ходульно и ревплаксиво. Что-то вроде:

В золото, в пурпур, леса одевались,
Солнце играло на главах церквей.
Ждал я: но в месяцах дни потерялись,
Сотни томительных дней.
Исписал таким целую тетрадку. Спасибо надзирателям - при выходе отобрали. А то б еще напечатал!
Отчитав современность, обрушился на классиков. Байрон, Шекспир, Толстой. Последняя книга - "Анна Каренина". Не дочитал. Ночью вызвали "с вещами по городу". Так и не знаю, чем у них там у Карениных, история кончилась.

Меня выпустили. Должен был (охранка постановила) идти на три года в Туруханск. Махмудбеков отхлопотал меня к Курлова.

Во время сидки судили по первому делу - виновен, но летами не вышел. Отдать под надзор полиции и под родительскую ответственность.

Так называемая дилемма
Вышел взбудораженный. Те, кого я прочел, - так называемые великие. Но до чего же нетрудно писать лучше их. У меня уже и сейчас правильное отношение к миру. Только нужен опыт в искусстве. Где взять? Я неуч. Я должен пройти серьезную школу. А я вышиблен из гимназии, даже и из Строгановского. Если остаться в партии - надо стать нелегальным. Нелегальным, казалось мне, не научишься. Перспектива - всю жизнь писать летучки, выкладывать мысли, взятые из правильных, но не мной придуманных книг. Если из меня вытряхнуть прочитанное, что останется? Марксистский метод. Но не в детские ли руки попало это оружие? Легко орудовать им, если имеешь дело только с мыслью своих. А что при встрече с врагами? Ведь вот лучше Белого я все-таки не могу написать. Он про свое весело - "в небеса запустил ананасом", а я про свое ною - "сотни томительных дней". Хорошо другим партийцам. У них еще и университет. (А высшую школу - я еще не знал, что это такое, - я тогда уважал!)

Что я могу противопоставить навалившейся на меня эстетике старья? Разве революция не потребует от меня серьезной школы? Я зашел к тогда еще товарищу по партии - Медведеву. Хочу делать социалистическое искусство. Сережа долго смеялся: кишка тонка.Думаю все-таки, что он недооценил мои кишки.

Я прервал партийную работу. Я сел учиться.

Начало мастерства
Думалось - стихов писать не могу. Опыты плачевные. Взялся за живопись. Учился у Жуковского. Вместе с какими-то дамочками писал серебренькие сервизики. Через год догадался - учусь рукоделию. Пошел к Келину. Реалист. Хороший рисовальщик. Лучший учитель. Твердый. Меняющийся.

Требование - мастерство, Гольбейн. Терпеть не могущий красивенькое.

Поэт почитаемый - Саша Черный. Радовал его антиэстетизм.

Последнее училище
Сидел на "голове" год. Поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества: единственное место, куда приняли без свидетельства о благонадежности. Работал хорошо.

Удивило: подражателей лелеют - самостоятельных гонят. Ларионов, Машков. Ревинстинктом стал за выгоняемых.

Давид Бурлюк
В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались.

В курилке
Благородное собрание. Концерт. Рахманинов. Остров мертвых. Бежал от невыносимой мелодизированной скуки. Чрез минуту и Бурлюк. Расхохотались друг в друга. Вышли шляться вместе.

Памятнейшая ночь
Разговор. От скуки рахманиновской перешли на училищную, от училищной - на всю классическую скуку. У Давида - гнев обогнавшего современников мастера, у меня - пафос социалиста, знающего неизбежность крушения старья. Родился российский футуризм.

Следующая
Днем у меня вышло стихотворение. Вернее - куски. Плохие. Нигде не напечатаны. Ночь. Сретенский бульвар. Читаю строки Бурлюку. Прибавляю - это один мой знакомый. Давид остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: "Да это же вы сами написали! Да вы же гениальный поэт!" Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом.

Бурлючье чудачество
Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил: "Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский". Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Еще и рычал на меня, отойдя: "Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение".

Так ежедневно
Пришлось писать. Я и написал первое (первое профессиональное, печатаемое) - "Багровый и белый" и другие.

Прекрасный Бурлюк
Всегдашней любовью думаю о Давиде. Прекрасный друг. Мой действительный учитель. Бурлюк сделал меня поэтом. Читал мне французов и немцев. Всовывал книги. Ходил и говорил без конца. Не отпускал ни на шаг. Выдавал ежедневно 50 копеек. Чтоб писать не голодая.На Рождество завез к себе в Новую Маячку. Привез "Порт" и другое.

«Пощечина»
Из Маячки вернулись. Если с неотчетливыми взглядами, то с отточенными темпераментами. В Москве Хлебников. Его тихая гениальность тогда была для меня совершенно затемнена бурлящим Давидом. Здесь же вился футуристический иезуит слова - Крученных.После нескольких ночей лирики родили совместный манифест. Давид собирал, переписывал, вдвоем дали имя и выпустили «Пощечину общественному вкусу».

Пошевеливаются
Выставки «Бубновый валет». Диспуты. Разъяренные речи мои и Давида. Газеты стали заполняться футуризмом. Тон был не очень вежливый. Так, например, меня просто называли «сукиным сыном».

Желтая кофта
Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы - гнуснейшего вида. Испытанный способ - украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке - галстук. Очевидно - увеличишь галстук, увеличиться и фурор. А так как размеры галстука ограничены, я пошел на хитрость: сделал галстуковую рубашку и рубашковый галстук.Впечатление неотразимое.

Разумеется
Генералитет искусства ощерился. Князь Львов. Директор училища. Предложил прекратить критику и агитацию. ОтказалисьСовет «художников» изгнал нас из училища.

Веселый год
Ездили Россией. Вечера. Лекции. Губернаторство настораживалось. В Николаеве нам предложили не касаться н начальства, ни Пушкина. Часто обрывались полицией на полуслове доклада. К ватаге присоединился Вася Каменский. Старейший футурист.

Для меня эти годы - формальная работа, овладение словом.

Издатели не брали нас. Капиталистический нос чуял в нас динамитчиков. У меня не покупали ни одной строчки.

Возвращаясь в Москву - чаще всего жил на бульварах.

Это время завершилось трагедией "Владимир Маяковский". Поставлена в Петербурге. Луна-парк. Просвистели ее до дырок.

Начало 14-го года
Чувствую мастерство. Могу овладеть темой. Вплотную. Ставлю вопрос о теме. О революционной. Думаю над "Облаком в штанах".

Война
Принял взволнованно. Сначала только с декоративной, с шумовой стороны. Плакаты заказные и, конечно, вполне военные. Затем стих. "Война объявлена".

Август
Первое сражение. Вплотную встал военный ужас. Война отвратительна. Тыл еще отвратительней. Чтобы сказать о войне - надо ее видеть. Пошел записываться добровольцем. Не позволили. Нет благонадежности.

И у полковника Модля оказалась одна хорошая идея.

Зима
Отвращение и ненависть к войне. "Ах, закройте, закройте глаза газет" и другие.Интерес к искусств пропал вовсе

Май
Выиграл 65 рублей. Уехал в Финляндию. Куоккала.

Куоккала
Семизнакомая система (семипольная). Установил семь обедающих знакомств. В воскресенье "ем" Чуковского, понедельник - Евреинова и т.д. В четверг было хуже - ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень - это не дело.

Вечера шатаюсь пляжем пишу "Облако".
Выкрепло сознание близкой революции.
Поехал в Мустамяки. М.Горький. Читал ему части "Облака". Расчувствовавшийся Горький обплакал мне весь жилет. Расстроил стихами. Я чуть загордился. Скоро выяснилось, что Горький рыдает на каждом поэтическом жилете.

Все же жилет храню. Могу кому-нибудь уступить для провинциального музея.

"Новый сатирикон"
65 рублей прошли легко и без боли. "В рассуждении чего б покушать" стал писать в "Новом сатириконе".

Радостнейшая дата
Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л.Ю. и О.М. Бриками.

Призыв
Забрили. Теперь идти на фронт не хочу. Притворился чертежником. Ночью учусь у какого-то инженера чертить авто. С печатанием еще хуже. Солдатам запрещают. Один Брик радует. Покупает все мои стихи по 50 копеек строку. Напечатал "Флейту позвоночника" и "Облако". Облако вышло перистое. Цензура в него дула. Страниц шесть сплошных точек.С тех пор у меня ненависть к точкам. К запятым тоже. Читать далее...

Rentochka (Владимир_Маяковский) все записи автора В перестроечные и постперестроечные времена в периодической печати и в публикациях исследователей были поставлены под сомнение очень многие устоявшиеся в общественном сознании представления о тех или иных событиях прошлого. К их числу можно отнести и самоубийство В.В.Маяковского весной 1930г. В последние годы появился целый ряд публикаций в которых предпринята попытка доказать, что речь должна идти не о самоубийстве поэта, а о заговоре, приведшем к покушению на него. Наибольшее хождение получила "чекистская" версия, согласно которой Маяковский был, якобы, убит агентами ОГПУ. В этой версии попытался разобраться еще знаменитый автор "Семнадцати мгновений весны" Юлиан Семенов. Эту версию питает, прежде всего, большое число всякого рода неточностей и несостыковок, которые обнаруживаются при анализе проведенного следствия по делу о гибели Маяковского.

Впрочем, в публикациях отечественных авторов в последние годы принято при исследовании практически всех таинственных событий 1920-1950-х годов называть в качестве причины происходившего ее величество - политику. Есть, однако, и французский вариант объяснения всех событий; он гласит, как известно: "Ищите женщину!". В рассматриваемом нами случае этот вариант, хотя его и нельзя, конечно же, считать универсальным, позволяет понять очень многое, а, возможно, и все. Обстоятельства последних месяцев жизни поэта дают для этого основания.

Так, что же произошло с Маяковским на самом деле? А вот - что.

Поэт познакомился с молоденькой актрисой МХАТа Вероникой Витольдовной Полонской и помальчишески влюбился в нее. Она была замужем за известным актером Михаилом Михайловичем Яншиным. Отношения между Маяковским и Полонской имели взлеты и падения. В конце концов поэт поставил вопрос ребром: Полонская должна немедленно разойтись с мужем и тут же оставить сцену. На одной из дружеских вечеринок Маяковский, имевший право на ношение оружия, достал из кармана пистолет и пригрозил: если Вероника не выполнит его условия, то он застрелится. Полонская с трудом отговорила Маяковского от рокового шага.

Накануне трагического выстрела поэт встретился с Вероникой в московской квартире известного писателя Валентина Катаева. В обстоятельствах всего происшедшего затем нам помогут разобраться материалы известного исследователя жизни и творчества Маяковского - А.А.Михайлова и воспоминания самой Полонской.

Тогда у Катаева собралось человек десять. Казалось бы, обычная московская вечеринка. Маяковский, видимо, сумел выяснить, что здесь будут Полонская и Яншин. Как вспоминают, сидели в темноте, пили чай с печеньем, вино. Маяковский, по словам Катаева, был совсем не такой, как всегда, не театральный, не верховодящий. Он не сводил взгляда с Полонской.

В описании Катаева она была совсем молоденькой, белокурой, с ямочками на розовых щеках, в вязаной тесной кофточке с короткими рука-вами...

Известно, что Владимир Владимирович весь вечер обменивался с нею записками. Их переписка велась стремительно; яростно комкались и отбрасывались клочки бумаги, как в калейдоскопе менялось настроение обоих. Катаев охарактеризовал эту переписку похожей "на смертельную молчаливую дуэль". Полонская вспоминала, что Маяковский был груб, снова ревновал, угрожал раскрыть характер их отношений. Скандал казался неизбежным.

Квартиру Катаева покинули в третьем часу ночи.

Поэт вышел вслед за Полонской и Яншиным. Проводил их на Каланчевку. Уже наступили новые сутки - 14 апреля 1930 года. Через считанные часы жизнь Маяковского оборвется.

Продолжение объяснения, начатого накануне вечером на квартире у Катаева, состоялось в комнате на Лубянке утром 14 апреля. Поэт не ло-жился спать. Проводив Полонскую и Яншина, он отправился в Гендриков переулок. Вызвал машину.

Как утверждают, было яркое солнечное утро. В половине девятого поэт заехал за Полонской: у нее в десять тридцать в театре прогон репети-ции В.И.Немировичем-Данченко.

По словам А.А.Михайлова, еще по дороге в Лубянский проезд произошел короткий обмен репликами, заставляющий предположить, что накануне вечером, у Катаева, в какой-то форме, устно или в записках, Маяковский высказывал "глупые мысли" о смерти. На просьбу Полонской бросить эти мысли, забыть все, Владимир Владимирович, по ее свидетель-ству, ответил: "...глупости я бросил. Я понял, что не смогу этого сделать из-за матери. А больше до меня никому нет дела".

Известно, что объяснение в комнате на Лубянке напоминало предыдущие: Владимир Владимирович требовал решить, наконец, все вопросы - и немедленно. Он грозил не отпустить Полонскую в театр, закрывал комнату на ключ. Когда же она напомнила, что опаздывает в театр, то Маяковский разволновался еще больше:

"Опять этот театр! Я ненавижу его, брось его к чертям! Я не могу так больше, я не пущу тебя на репетицию и вообще не выпущу из этой комнаты!"

...Владимир Владимирович быстро заходил по комнате. Почти бегал. Требовал, чтоб я с этой же минуты осталась с ним здесь, в этой комнате. Ждать квартиры нелепость, говорил он.

Я должна бросить театр немедленно же. Сегодня же на репетицию мне идти де нужно. Он сам зайдет в театр и скажет, что я больше не приду.

...Я ответила, что люблю его, буду с ним, но не могу остаться здесь сейчас. Я по человечески люблю и уважаю мужа и не могу поступить с ним так.

И театра я не брошу и никогда не смогла бы бросить... Вот и на репетицию я должна и обязана пойти, и я пойду на репетицию, потом домой, скажу все... и вечером перееду к нему совсем.

Владимир Владимирович был не согласен с этим. Он продолжал настаивать на том, чтобы все было немедленно или совсем ничего не надо. Еще раз я ответила, что не могу так...

Я сказала:

"Что же вы не проводите меня даже?"

Он подошел ко мне, поцеловал и сказал совершенно спокойно и очень ласково:

"Нет, девочка, иди одна... Будь за меня спокойна..."

Улыбнулся и добавил:

"Я позвоню. У тебя есть деньги на такси?"

"Нет".

Он дал мне 20 рублей.

"Так ты позвонишь?"

"Да, да".

Я вышла, прошла несколько шагов до парадной двери.

Раздался выстрел. У меня подкосились ноги, я закричала и металась по коридору. Не могла заставить себя войти.

Мне казалось, что прошло очень много времени, пока я решилась войти. Но, очевидно, я вошла через мгновенье; в комнате еще стояло облачко дыма от выстрела.

Владимир Владимирович лежал на ковре, раскинув руки. На груди его было крошечное кровавое пятнышко.

Я помню, что бросилась к нему и только повторяла бесконечно:

- Что вы сделали? Что вы сделали?

Глаза у него были открыты, он смотрел прямо на меня и все силился приподнять голову.

Казалось, он хотел что-то сказать, но глаза были уже неживые..."

15 апреля 1930 года в газетах появилось сообщение:

"Вчера, 14 апреля, в 10 часов 15 минут утра в своем рабочем кабинете (Лубянский проезд, 3) покончил жизнь самоубийством поэт Владимир Маяковский. Как сообщил нашему сотруднику следователь тов. Сырцов, предварительные данные следствия указывают, что самоубийство вызвано причинами чисто личного порядка, не имеющими ничего общего с общественной и литературной деятельностью поэта. Самоубийству предшест-вовала длительная болезнь, после которой поэт еще не совсем поправился".

Одновременно было опубликовано предсмертное письмо:

"Всем. В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.

Мама, сестры и товарищи, простите - это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.

Лиля - люби меня. (Лиля Брик - А.Д.)

Товарищ правительство, моя семья - это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь - спасибо. Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.

Как говорят -

"инцидент испорчен", любовная лодка

разбилась о быт. Я с жизнью в расчете

и не к чему перечень взаимных болей,

бед

и обид.

Счастливо оставаться.

Владимир Маяковский 12/IV - 30 г. Товарищи Вапповцы, не считайте меня малодушным. Сериозно - ничего не поделаешь. Привет. Ермилову скажите, что жаль - снял лозунг, надо бы доругаться. В столе у меня 2000 рублей - внесите в налог. Остальное получите с Гиза. В. М.".

Предсмертное письмо было написано карандашом, почти не содержало знаков препинания. Поэт набросал этот текст за два дня до своей гибели.

Сестра поэта Людмила Владимировна вспоминала: "14-го утром не-счастье... Я обычно работаю на фабрике. Вызывают по внутреннему теле-фону. Иду, думаю, по делу. Вижу домашнюю работницу Брик. Сразу вол-нуюсь, думаю, что случилось несчастье с мамой и Володя прислал ко мне. Но она говорит: "У вас случилось несчастье. Застрелился Владимир Владимирович". Я не могла говорить, не могла понять. Летим на Лубянку. Во дворе масса народу, карета "скорой помощи". Сомнений нет... Бегу по лестнице. Комната закрыта, там допрос Полонской. Меня не пускают в ком-нату. Я мучаюсь за маму и сестру. Как сказать. Сказали, что за мамой послали. Не едет... Еду за сестрой. Много раз бегаю по лестнице вверх и вниз. Звоню куда-то. Привожу сестру. На Лубянке все съехались. Мечемся в ужасе...".

В материалах одиозного наркома внутренних дел Н.И.Ежова долгое время хранилось засекреченное дело о самоубийстве Маяковского. Лишь недавно оно было передано в спецхран государственного музея поэта. Приведем опубликованный в печати фрагмент содержащегося в нем важного документа:

"ПРОТОКОЛ.

По средине комнаты на полу на спине лежит труп Маяковского. Лежит головой к входной двери... Голова несколько повернута вправо, глаза открыты, зрачки расширены, рот полуоткрыт. Трупного окоченения нет. На груди на 3 см выше левого соска имеется рана округлой формы, диаметром около двух третей сантиметра. Окружность раны в незначительной степени испачкана кровью. Выходного отверстия нет. Труп одет в рубашку... на левой стороне груди соответственно описанной ране на рубашке имеется отверстие неправильной формы, диаметром около одного сантиметра, вокруг этого отверстия рубашка испачкана кровью на протяжении сантиметров десяти. Окружность отверстия рубашки со следами опала. Промежду ног трупа лежит револьвер системы "Маузер" калибр 7,65 № 31204, ни одного патрона в револьвере не оказалось. С левой стороны трупа на расстоянии от туловища лежит пустая стреляная гильза от револьвера Маузер указанного калибра".

Сторонники версии об убийстве Маяковского подосланным к нему агентом утверждали, что предсмертное послание поэта написано было не его рукой и представляет собой фальшивку. Эти утверждения были отвергнуты в результате экспертизы, проведенный еще в начале 1990-х годов. Однако экспертного исследования рубашки, в которую был одет погибший поэт, не проводилось до последнего времени. Эта рубашка, купленная Маяковским в Париже, хранится в фондах его музея. И вот недавно такое исследование было проведено. Его выполнили научные сотрудники Федерального центра судебных экспертиз Минюста Российской Федерации Э.Сафронский, И.Кудашева (специалист в области следов выстрела) и профессор судебной медицины А.Маслов.

Приведем выдержки из сделанного ими заключения, опубликованного в "Новой газете": "I. Повреждение на рубашке В.В. Маяковского является входным огнестрельным, образованным при выстреле с дистанции "боковой упор" в направлении спереди назад и несколько справа налево почти в горизонтальной плоскости.

2. Судя по особенностям повреждения, было применено короткоствольное оружие (например, пистолет) и был использован маломощный патрон.

3. Небольшие размеры пропитанного кровью участка, расположенного вокруг входного огнестрельного повреждения, свидетельствуют об образовании его вследствие одномоментного выброса крови из раны, а отсутствие вертикальных потеков крови указывает на то, что сразу после получения ранения В.В. Маяковский находился в горизонтальном положении, лежа на спине.

4. Форма и малые размеры помарок крови, расположенных ниже повреждения, и особенность их расположения по дуге свидетельствуют о том, что они возникли в результате падения мелких капель крови с небольшой высоты на рубашку в процессе перемещения вниз правой руки, обрызганной кровью, или же с оружия, находившегося в той же руке".

Главный вывод: обнаружение следов выстрела в боковой упор, отсутствие следов борьбы и самообороны характерны для выстрела, произведенного собственной рукой.

Так была поставлена точка в длительном споре: можно ли говорить о самоубийстве Маяковского. "Да, можно" - утверждают эксперты. Конечно, различного рода фантазии, домыслы, сенсационные версии событий прошлого привлекательны для многих из тех, кто пишет о них, и кто все это читает. Но куда привлекательнее должно быть все-таки установление истины. А к ней, в конце концов, исследователи всегда находят дорогу.