Классный журнал

Илья
Шаньгин
Не да Винчи
01 декабря 2012 22:36
Можно увидеть картины художника Разгуляева в экспозициях Государственного Русского музея и Российского фонда культуры. Можно увидеть самого художника Разгуляева на его персональных выставках в стране и мире. Нельзя увидеть, как художник Разгуляев рисует: творчество — процесс потаенный, невидимый. А вот колумнист «РП» Илья Шаньгин не только становится свидетелем создания автопортрета, но и выводит художника на разговор. По существу.
Ни с чем не сравнимый хлебный запах свежевысохшего бетона.

Раздвигая руками молодые ивовые ветви, мы спускаемся по ступеням вниз, в мастерскую. Бесконечное белое пространство подсвечено бойницами окон под самым потолком. Лист картона прочно приколот к планшету. На полу пластмассовые банки с водой. На импровизированных стеллажах разноцветный бардак.

— Никому и никогда не рассказывай, где мы. Я всегда крашу один. Но для тебя сделаю исключение. Он почти готов, мой автопортрет. Ты хотел говорить об искусстве.

— Улыбка Джоконды?

— Ты видел ее хоть раз? Просто лицо.

— А Теофиль Готье? — парирую я. — «Джоконда! Это слово немедленно вызывает в памяти сфинкса красоты, который так загадочно улыбается с картины Леонардо... Опасно попасть под обаяние этого призрака...»

— Хочешь серьезно? Открывай Интернет.

Через пару минут на дисплее валяющегося на полу ноутбука появляется слабо мерцающий мировой шедевр.

— Смотри. Поясной портрет. Классическая композиция. Треугольник. Тяжелое основание, легкий верх. Блестяще проработаны складки на рукавах, хотя меня немного смущает правый, соотношение кистей рук и левая сторона платья. Шаль на плече мягка и органична, сплавлена с окружением. Прекрасны локоны на коже. Немного не нравится тень и ее правая скула. Лицо изумительно, безошибочно настолько, что меня это не трогает. Пейзаж? Похож на крашеный задник. Я бы написал по-другому.

Крышка ноутбука закрывается, и я внимательно слежу за кончиком кисти.

Ты в кроссовках бежишь ночью по снегу через лес. Она прокляла тебя. Мороз минус тридцать. Надо остановиться. Краска течет как время. Еще можно исправить. Но она скоро застынет.

Ты отошел покурить. Я иду на твое место. За штурвалом самолета без прав. Стой, ты уже проиграл. Но надо лететь. Он всего лишь набросок. Живой. Нельзя пережить собственное дитя.

Пришли, окружили, встали молча. Художник? Рисуй нас. Давай, браток, угля на-гора, не с…ы. Не обидим.

Мы бежим по дну пропасти, в которую упали. Мы размазаны по ее стене. Но мы не коснулись дна.

Белое не может обжечь. Черное тоже.

Подвал наполняется водой. Она застывает, превращаясь в стекло. Из-за него внимательно и печально следит за нами Джоконда. Палитра со звоном разбивается об пол, и разлетающиеся осколки, круша все на своем пути, превращаются в сверхновые полотна.

— Несколько лет назад в Лувре девушка бросила керамическую кружку в известный портрет. Спасло пуленепробиваемое стекло. Оказалось, россиянке отказали в получении французского гражданства. Ты бы хотел добиться такой славы, чтобы твои картины были за броней?

— Если так жестко, да.

— Твои полотна подделывали?

— Возможно.

— Когда украли «Джоконду», подозревали Пабло Пикассо и Гийома Аполлинера, вызывали их на допрос. А твои картины?

— Было, но я не да Винчи, не путай.

Картон стремительно покрывается черным акрилом, образуя в центре незакрашенное пятно.

— Любимый материал?

— Однажды родители подарили мне этюдник. Обошлось без акварели. Очаровала гуашь. Акрил появился позже.

— А масло?

— Жидкое стекло, так же как карандаш — серебро, акрил — пластиковая бутылка, а акварель — влажная бумага. Гуашь, к сожалению, нестойкая, и больно смотреть, как что-то выстраданное со временем пропадает. Я люблю серии. Город. Собаки, голуби и асфальт. Безумно красивые объекты. В общей композиции неожиданно возникает пластический элемент, который наиболее интересен и запоминается. Например, ракурс собачьей ноги и повернутой к ней морды или взмах крыла наглого голубя. Плюс поток света, как-то косо падающий солнечный луч и отбрасываемая этой собачьей ногой тень.

— Ты строишь свой город, используя асфальт как графическую составляющую, каркас, основу, нанося затем цвет?

— У Пикассо есть одна работа. Если не ошибаюсь, портрет сына в костюме Арлекина. Замечательно написанная фигура на нетронутом белом холсте. Отличный пример правильного решения композиции.

— Из стихов Пикассо:

«Картины — это рыболовные сети

С пронзенным сердцем,

Это сияющие пузыри,

Схваченные за горло глазами

Под ударом хлещущего хлыста,

Бьющего крыльями

Вокруг квадрата своего желания».

Когда я пишу стихи, сначала слышится звук, ритм, иногда касаешься листа, заранее не зная слов.

— Давай без лирики. Картина сама диктует. Все не так просто. Живопись — это повторяющиеся по многу часов в день, год из года жесты. Плюс еще ноги ходят. Это тяжелая физическая работа. Легче разгружать кирпичи. Со временем костенеешь, врастаешь в решетку, выходишь в тираж. Периодически приходится ломать себя о колено.

— Говорят, в какой-то момент мастер тай-чи достигает высшей степени совершенства и неожиданно осознает себя полным нулем. Тогда он меняет имя и начинает сначала.

— Если надо меняться, ты переобуваешься, меняешь почву под ногами, технику. Говоришь себе: я должен сделать этот пейзаж белилами и аппликацией из цветной бумаги. Тем, к чему душа не лежит. Через «не хочу». Это помогает вернуться в структуру. Меня вообще интересуют сложные структуры.

Светлое пятно в центре автопортрета покрывается причудливыми узорами простого карандаша.

— Это что-то из гештальт-психологии?

— Не надо все воспринимать буквально. Оранжевое пятно на сером фоне тоже может быть такой же сложной структурой.

Скорее, это мое. Попробую объяснить. Вот стоят две чашки на черном столе. Ты можешь их нарисовать как два имеющих конкретную форму пятна. (Рисует на листке бумаги.) Ты можешь добавить к ним тень, как темное на темном. Получается уже три градации. Светлое, общее темное и локализованная тень, совсем темная. Если оторваться от предмета, ты можешь найти тень на чашке. Плюс падающая тень, которая не существовала бы, не будь второго объекта. Здесь и здесь. Теперь ты можешь это воспринимать не как два предмета, а как некую сумму теней, которые существуют как следствие падения света и существования общего темного. В этом случае эти две условные чашки будут результатом взаимодействия падающего света и теней, отбрасываемых самими собой, и существования темной поверхности. Можно привести в пример позднего Джорджо Моранди. Он писал маленькие натюрморты. Предметы для них делал сам из гипса. Например, спичечный коробок, сковородка, кружка. Это интеллектуальная игра.

— А сюжет?

— Я не могу думать чистой абстракцией. Мне нужно обязательно привязаться к реальному.

— «Мона Лиза» — это фотошоп, слои?

— Фотошоп ближе к лессировочной живописи. У Леонардо сфумато. Он первый начал писать атмосферу, воздух, дымку. Например, у заднего плана более размытые контуры, он заведомо голубее — так воспринимает глаз.

— У Леонардо сфумато, у Страдивари свой лак. Это алхимия, секреты мастеров? У тебя есть свои?

— Нет никаких секретов. Это все сказки. По сравнению со Средневековьем перед тобой открыто все.

— Границы со временем разрушились, но появились другие. Как ты относишься к таможенному декларированию произведений искусства?

— С отвращением. Разрешения на вывоз, очереди, печати, фотокопии, названия, размеры… Еще совсем недавно ставили штамп: «Художественной ценности не представляет».

— У картины должна быть цена?

— Рынка у нас нет. Желание заработать денег давит на кисточку. Мы и так живем на культурном пепелище.

— Сколько стоит «Мона Лиза»?

— Спроси дирекцию Лувра.

— Французский король Франциск Iкупил ее за 4000 золотых флоринов, около 220 тысяч долларов. К середине прошлого века страховая стоимость «Джоконды» составляла 100 миллионов долларов.

— Ноу коммент.

— Картина должна быть в раме?

— Мне она всегда мешает. Когда попадаю в музей, надо минут двадцать походить по залу, чтобы к ней привыкнуть. Пугает наша буржуазность без берегов. Очень показательны багетные мастерские. Все забито безумным, бессмысленным золотом.

У нас логоцентричная страна. Насквозь литературная. В первую очередь ценится сюжет. Живопись — не история, раскрашенная красками. Говоря о ней, будут цепляться за привычные мифы и сыпать бессмысленными словами: космичность, духовность, хреноподобие... Все та же хрустальная горка в благополучной советской семье. Но прошло время, комод из ценных пород дерева подорожал. И слоники теперь не фарфоровые, а платиновые, с бриллиантовыми глазками от Сваровски. Когда наконец поймут, что Фаберже не художник, а придворный ювелир?

— Если бы «Джоконду» писал ты, то это была бы твоя любимая игра теней?

— Да, человеческое тело как сумма окружений теней, объемов.

— И красок?

— Тень всегда цветная.

— У Бальзака есть рассказ «Неведомый шедевр». Молодой художник Пуссен встретил некоего Френхофера, он будто бы владел какими-то секретами мастерства и никому не показывал свою картину. Когда же удалось взглянуть на полотно, Пуссен увидел только хаос непонятных мазков и остаток ноги модели в углу картины. Это был неизбежный переход к абстракции?

— Почему неизбежный? Не хуже и не лучше других. Живопись вообще жестока и цинична. Твои благородные стремления ей не интересны. Важен результат.

— Есть еще гоголевский «Портрет».

— Вот это наша душа, реальность, характер, блеск в глазах…

— Психологизм, мифология?

— А при чем тут живопись? Возьми тех же передвижников. Мы вырастаем с данностью, что Илья Ефимович Репин и Василий Иванович Суриков — классики. На самом деле хорошие живописцы второго ряда. Как сравнивать Репина с Делакруа? Выше всех Делакруа ставил Пуссена и Рубенса. Делакруа породил Сезанна, а тот — кубистов. Потом появились центры «актуального» искусства, кураторы, и этим все закончилось.

Последний белый подтек закрашен черным. Автопортрет готов.

Мы гонимся за надвигающейся тенью оранжевой электрички, перепрыгивая через лужу разлитой кем-то фиолетовой краски. В спешке я роняю белые листки со своими заготовками к разговору, и холодный ветер безжалостно тащит и рвет их о серый асфальт платформы. Теперь не прочтешь. Поздно. Черные двери захлопываются. К сожалению, я почти дословно помню текст:

Проклятие интернет-поисковиков. Российская рок-группа MONOЛИЗА, багетные мастерские «Джоконда». В банкетном зале ресторана «Джоконда» можно отведать цельного осетра, фаршированного муссом из лосося, с декорациями из свежих овощей. Бисквит «Джоконда» содержит довольно мало сахара. В гостинице «Джоконда» есть банкомат, возможно проживание животных в номере. Средняя цена столовой свеклы «Монализа» — $942,00 за 1 000 000 семян. В набор для вышивки крестом по мотивам Леонардо да Винчи «Мона Лиза» входят цветная схема, канва, 19 цветов мулине и игла.

Американские ученые, тщательно изучив загадочную улыбку Джоконды при помощи новой компьютерной программы, выяснили, что улыбка содержит «83% счастья, 9% пренебрежения, 6% страха и 2% злости».

На территории заброшенного женского монастыря Санта-Урсула во Флоренции группой археологов были обнаружены останки, предположительно принадлежавшие Лизе Герардини — модели, вдохновившей Леонардо да Винчи. Остается лишь немного подождать, пока ученики Герасимова расставят все точки над i.



Статья Ильи Шаньгина «Не да Винчи» была опубликована в журнале «Русский пионер» №33.

Взято тут. Тут же можно почитать и остальные его публикации.
http://ruspioner.ru/cool/m/single/3432