Журнал «Художественный совет» 2003
Интерьвью с руководителем галереи «Ноль» Наумом Олевым
(Наум Миронович Олев -22.02 1939 -10.04.2009 г.г.)

Сложно, пожалуй, представить себе гостиную, в которой хоть и нет оконных проемов, залитой ярким солнечным светом. Да и знаменитого мэтра, некогда советского поэта-песенника, а ныне успешного галериста, представить себе конструирующим лампу неведомого миру дизайна, представить тоже нелегко. Но это только с обывательской точки зрения.
Итак, Наум Миронович Олев – автор популярных песен(музыка к фильмам «Трест, который лопнул», «Мэри Поппинс, до свидания!», «Остров сокровищ» и многие другие), руководитель галереи «Zero», он же дизайнер, он же мастер точных определений и витиеватых рассказов, он же великосветский лев и гостеприимный хозяин. В едином пространстве существует для него и дом родной, созидаемый денно и ночно, и галерея изящных искусств, в которую приходят почитатели талантов современных художников. Публичное помещение, сохраняющее интимность, или родовое гнездо, врата коего доступны для многих избранных? В этом доме множество уровней и подуровней, которые могут либо приоткрываться, либо схлопываться в зависимости от того, с кем имеет дело хозяин. Они заодно: Дом и Человек.
Здесь тихо играет джаз, а изысканный ужин подается только на английском фарфоре. Вне зависимости от количества персон. Всегда.
Здесь. Так. Всегда.
Но ведь у каждой реки есть свой исток.

– Конечно, всё начинается с детства. Мы жили в коммуналке, которая досталась маме от ее родителей, которые сперва жили в этом доме на втором этаже. Потом их «уплотнили», и в результате мы оказались в двух комнатах совершенно без удобств. Это, знаете ли не те коммуналки, что были на Пушкинской… И матушка моя раз в пол года переставляла мебель, меняя тем самым это пространство. Она тяготела к прекрасному, насколько это было возможно в бедной семье. Мать преподавала, а отец только вернулся с войны и работал в авторемонтных мастерских, в то время там еще взяток не брали. Но и тогда, в сорок шестом году, мать покупала всякие милые ее сердцу вещицы в комиссионных магазинах за медные деньги. С тех времен у меня сохранилась ваза в стиле модерн.
Годы спустя я понял, что купленная матерью ваза была украдена из ресторана Казанского вокзала. Я, уже будучи юношей, оказался в этом ресторане и увидел две симметричные ниши. В одной красовалась ваза-аналог нашей, а вторая ниша, простите, была пуста… Сейчас ничего не осталось от этих интерьеров, но в те годы, когда я впервые забрел туда, в привокзальном ресторане застал еще роскошный модерн, доставшийся коммунистам. Так что, видимо, это с детства.
А в зрелом возрасте мне многое дал Анатолий Брусиловский *, человек очень образованный. Он посвятил меня в «модерн». И я использовал это «посвящение» в дизайне своего жилища. Я никак не мог придумать дверей для одной своей квартиры, и народные умельцы вырезали мне детали в стиле модерн по эскизам, которые он мне нарисовал. Мы не знали тогда слова «дизайн», но я всегда хотел жить красиво. Наверное, я – мещанин, но мне не стыдно этого говорить. Та же тяга, видимо, и привела меня в галерейный бизнес. Желание если не обладать, то хотя бы находится среди прекрасного.
А начиналось всё, наверное, с того времени, когда мне захотелось своей площади лет в 15 -16, и родители выделили мне на даче сарайчик. Там было метров шесть. Я превратил его в сказку. Из подручного материала я смастерил там подвесные полки, на плитке варился кофе. Там было красиво. А позднее, поскольку жизнь моя была несколько сумбурная, богемная, я периодически переезжал в новые жилища, обустраивал их, начиная каждый раз с нуля. И у меня каждый раз «получалось».
Судьба свела меня в начале 70-годов с композитором Зацепиным*. Ему досталась огромная запущенная квартира со всеми старыми «пережитками»: готические двери этого дома были высотой два с половиной метра, а потолки – четыре. И первым делом он вызвал дизайнера и сказал:
– Простите, пожалуйста, я ничего в этом не понимаю, но мне хочется, чтобы было красиво. Мы можем оставить эти старые двери?
На что дизайнер ответил:
– Можем.
– А мы можем их убрать, заменив на современные?
– Можем.
На этом, будучи человеком крайне воспитанным, Александр Сергеевич, попрощался с архитектором, обещая перезвонить.
Далее он начал подыскивать и покупать для нового дома разнообразный дефицит: чешскую мебель, ковролин. В то время, как еще многие помнят, ценились прежде всего не шелковые ковры пятнадцатого века, а произведения современных технологий, которые были в Союзе диковинкой. Но, не смотря на всё изобилие дорогостоящих и модных материалов, ремонт в квартире не двигался. Часто работая над музыкой к кинофильмам, Зацепин решил поискать декоратора среди художников кино. Он обратился на «Мосфильме» к одному из главных специалистов. И этот художник, пожилой мужчина, седовласый еврей, которого я очень хорошо помню, осмотрев квартиру, спросил:
– А это что еще такое?
– Это чешская мебель, купленная по блату через чешское посольство, через «фистрального депорштрата», с переплатой в два «счетчика», это – стенка и два кресла, три притопа, два прихлопа…
– Стоп, – говорит этот дедушка. Ковролин выкинуть, стенки здесь тоже не будет. Реставрируем готические двери, покупаем антикварную мебель, а ковры положим натуральные.
Зацепину эта идея очень понравилась.
Возможно, с таким заказчиком и я бы договорился. Я безумно завидую теперешним дизайнерам, которые не только хорошо оплачиваются, но и реализуют в каждом объекте СЕБЯ. Но взяться за заказ я бы не смог. Я сажусь в пустом помещении и начинаю думать, каким оно может быть. Но другому человеку я бы не смог навязывать свое видение. И потакать чужим вкусам, я тоже не могу. Сейчас мне очень интересно заниматься лампами. И у меня родилась новая идея на этот счет. На столе как-то лежали две пары ручных часов, и я увидел, как будет красиво, если стеклянное пространство бутыли, которое я использую как остов лампы, заполнить старыми часами. Не обязательно антикварными, часы могут быть любые. «Остановившееся время». И исполнить это несложно, потому что у большинства знакомых много старых сломанных часов, которым можно использовать в таком дизайне. Просто бросить клич. А если такую лампу захочет миллионер, то почему бы её не выполнить из часов, каждые из которых стоят по пятьдесят тысяч долларов? И это тоже интересно.
Вообще, возвращаюсь к вопросу об интерьере, я могу сказать, что у меня большие претензии к сегодняшним специалистам. Те дизайнеры, что из профессиональных архитекторов, они, как правило, самовыражаются на материале заказчика. Но при этом всё равно используют одни и те же приемы: многуровневые потолки и полы, точечное освещение. Эти преуспевающие сорокалетние дизайнеры, получившие хорошее образование при советской власти, навязывают обеспеченным заказчикам «типовые» гостиничные или дворцовые интерьеры. Но жить там нельзя! Эти несчастные миллионеры, обегав несколько студий, уступают дизайнеру и рядом с домашним кинотеатром ставят джакузи. Но они никогда ею не пользуются, потому что им времени хватает только на душ, а «девушек с нелегкой судьбой» они в дом не приглашают. И листая многочисленные архитектурные журналы, можно крайне редко увидеть интерьер, который заставит ахнуть от восторга. И самые уютные дома оказываются у среднего сословья. У тех людей, которые не имеют средств для того, чтобы приглашать профессионалов, и делают все сами, под себя.

В работе же с обеспеченными людьми дизайнеры зачастую так увлекаются, что вместо того, чтобы посоветовать приобрести хорошую живопись и получить приличные проценты с галереи, они в угоду собственной «идее», готовы навязывать заказчику нечто несуразное. Профессиональные архитекторы особенно любят развешивать в чужих домах свои студенческие почеркушки. У меня были такие ситуации, которые заканчивались тем, что хозяева дома в тайне от своего дизайнера брали у меня телефон и покупали понравившееся произведение после того, как ремонт был закончен.
И, тем не менее, это хорошо, когда есть возможность приглашать профессионала для работы над интерьером. Но позволять насаждать в своем доме чуждые элементы тоже не следует. Однако существует и другая сторона этого явления. Богатые люди «из плохой детской», мама которых не переставляла в доме мебель и не прививала тягу к прекрасному, после ухода архитектора набивают свои дома теми предметами, которые, по их мнению, или мнению людей их среды, считаются признаками достатка. Подобные интерьеры выглядят комично. Так что, наверное, это всё – вопрос художественного вкуса. Изысканным может быть и минимализм, и перенасыщенность интерьера деталями как у меня или у Брусиловского.
До сих пор мне не ясно, воспитывается ли хороший вкус или это – врожденное качество. Однажды жарким летом мне очень захотелось холодного пива. Я сходил в магазин, налил пиво в бокал, а сухарики высыпал на какую-то тарелку. Сижу – наслаждаюсь. И неожиданно в гости ко мне зашел мой младший сын, который был рядом по делам. Он увидел меня за столом, наспех сервированным этой тарелкой, и сказал: « Папочка! Что с тобой? Ты же сам меня учил, что есть нужно красиво», взял из шкафа хрустальную вазочку и пересыпал в нее сухарики. Мне было невообразимо стыдно, словно меня застали за каким-то постыдным делом. Я извинялся перед ним. Зато мой старший сын – человек совершенно иного склада. Хотя оба ребенка росли в одной среде. Специально их эстетическим воспитанием я не занимался. Просто оба ребенка росли в художественной среде, но каждый взял для себя что-то свое. Я сам многим обязан своим старшим товарищам: Брусиловскому, Щапову*. Этим удивительным аристократам. Витя Щапов был очень открытый, гостеприимный человек. Он очень по долгу работал и выходил к гостям часам к десяти. В разгаре уже бывала вечеринка, когда появлялся он, одетый всегда в пиджак и белоснежную рубашку с дорогими запонками. А поскольку занимался он графикой, плакатным искусством, то рукава этих изысканных рубах были черные. Но он ежедневно работал в белоснежных накрахмаленных рубахах с драгоценностями в манжетах. И всё тут. А врожденный ли был его аристократизм или нет – я никогда его об этом не спрашивал.
А вот вам другой пример. Можете напечатать, что это будет называться «сплетни челяди». Мы – челядь, которая обслуживает богатых людей. А сколько у тебя заслуг и научных степеней – никого не волнует. На сегодняшний день мы «обслуживаем» богатых людей, хоть и предлагаем произведения изящного искусства.
Так вот.Некоторое время назад я был на приеме в одном загородном дворце. На улице играли музыканты, на вертеле жарился козленок. Столы были накрыты на сто персон, было очень вкусно, лакеи суетились. Но! На столах лежали не шелковые, не полотняные, а бумажные салфетки! И даже не дорогие немецкие, а салфетки типа тех, что подают в поезде, самые дешевые – три рубля пять килограмм. И никто, никто из хозяев дома не понял, что таким образом они обрушили, низвергли весь уровень этого приема, дорогой дом, гектар земли, шесть «Мерседесов», музыкантов на лужайке. Они всё свели к нулю. По крайней мере, для меня.

Я живу довольно одиноко большую часть времени, но когда я накрываю для себя, то делаю это по полной программе. Это такой вид эгоизма: пить из хорошего стекла, есть дорогими приборами. И тут недавно ко мне в гости приезжал старый приятель, долго живущий ныне в эмиграции. Я принимал его у себя в доме, и он сказал слова, которые, честно говоря, я не ожидал от него услышать. Он сказал: « Я тебе очень многим обязан, мы очень многому научились у тебя». А я этого не помнил. Оказывается, лет тридцать назад из уст молодого человека, коим я был в то время, прозвучала реплика, достойная Писания: « Евреи! Вот у вас там стоят дорогие сервизы. На что они рассчитаны? На Пасху? Да у вас каждый день должна быть Пасха!». И, действительно, в те времена, за границей нам, кажется, отказали в газовых трубах, но дали сигареты и английские сервизы. Помните, синие пасторали или кареты на белом фарфоре, которые повсеместно продавались. Все их накупили и поставили. А я подавал каждый день на таком сервизе. И более того, поскольку не было кафеля, я в новой квартире такое блюдо вмонтировал в стену над мойкой вместо плитки. Красиво было необыкновенно! Я очень рад, что это мое стремление жить красиво кому-то тоже помогло.
Я разбил очень много дорогих фужеров. Но это я их разбил, а не конфисковали чекисты. У меня одна жизнь. Другой у меня не будет. И каждый час в моей жизни – это мой праздник! А если я могу это еще кому-то подарить – это счастье!