.Я не помню своего раннего детства, но некоторые события
одной поездки с родителями в отпуск врезались в память.
Мне 4 годика, скоро исполнится 5.
Мы едем на папину родину, в Сталинградскую область.
В Сталинграде тоже жили родственники. Заехали к ним.
Никого не помню. Но помню, что с кем-то из них мы гуляем по Сталинграду.
Кругом развалины, но их я тоже не помню.
На улице зелёные кустики, невысокие. Мы проходим мимо, и вдруг
из-за одного из них кто-то обращается к нам с какой-то просьбой.
Думаю, что мужчина просил милостыню.
Я поворачиваюсь на голос и вижу человека без ног на доске с колёсиками.
Это я потом уже поняла, что' я там увидела, когда такие люди появились и у нас на Урале.
А тогда мне стало невыносимо страшно, и я громко заплакала.
Меня отвели в сторону и попытались успокоить.
Но забыть это невозможно.
В деревне мне очень понравилось.
Там было много детишек, и ребят постарше.
Вечером за столом собиралось много народа:
и родственники, и соседи, и папины друзья детства.
Люди много и хорошо пели.
Именно там я влюбилась в русскую песню.
Одну из них помню до сих пор - «Летят утки, и два гуся».
Как красиво пели сталинградцы!
Возвращаемся домой, это лето 1949 года.
Отлично помню, что в поезде много военных.
Они добираются с войны домой, счастливые, весёлые, шумные,
проходят по вагонам в поисках земляков.
Это сейчас я так думаю (про земляков).
И вдруг один из них увидел меня и говорит: «Это же моя дочка!»
Он заходит к нам в купе, начинает знакомиться с моими родителями,
а мама взяла меня на руки и боится отпустить.
Он что-то говорил, о чём-то рассказывал и, как это принято с малышами,
попросил меня рассказать стихотворение. Но я вдруг решила спеть.
И запела «Ой, Самара-городок».
Маленькая девчонка, кудрявая, с красивыми глазками стоит в вагоне и громко поёт:
Лодка тонет и не тонет,
Потихонечку плывет, -
Милый любит и не любит,
Только времечко ведет.
Ах, Самара-городок,
Беспокойная я,
Беспокойная я,
Успокойте меня!
Весь вагон слушал моё первое публичное выступление, и я помню, что мне хлопали!
Наконец, друзья смогли увести служивого с собой.
Через какое-то время он возвращается к нам снова.
В руках – невиданная по тем временам вкуснятина: сгущёнка и шоколад!
Отлично помню, что больше никогда и нигде такого не видела, ни в каких магазинах.
И на шоколаде, и на банке со сгущёнкой были изображены одинаково красивые,
коричневые с белыми пятнами, ухоженные, ну очень красивые коровы!
Мама благодарила и отказывалась от такого шикарного угощения.
А я смотрела, раскрыв рот. Мужчина вручил всё это нам силой и, заплакав, ушёл.
А потом, глубокой ночью, перед какой-то остановкой, где он должен был выходить,
он снова прибежал к нам и снова плакал и говорил, что я его дочка.
Вот таким воспоминанием захотелось сегодня поделиться с вами, мои дорогие друзья.