Сказать своё, оригинальное слово
О том, что (кажется) знают все,
Это как отдать последний целковый,
Чтобы пробежаться босиком по росе.

Билета обратного нет. Электричка
Сюда не придёт. Только прямо сквозь лес.
Гулять ночью одному привычно;
Без тебя, без страха, без себя, без...

Пожалуй, тот, кто вернётся куда-то
Расскажет о том, что не ждёт внутри.
Если слова что-то вроде платы
Чтобы кто-то тоже смог говорить.

Однажды летом, исключая драму
Как старый и ненужный нынче фон,
Вознёсся я... на лифте к ресторану.
И город весь мне был преподнесён.

Хоть не привёл сюда я сердца даму,
Которой нет, реальность плавя в сон,
Я вглядывался в улиц панораму -
И знал, что буду грешен... Но спасён.

Сегодня тихий вечер, лучший ужин...
Всё, что таит грядущего вуаль -
Такой же сон. И прошлого не жаль,

Но этот горизонт так сердцу нужен:
Оно живёт, пока стремится вдаль...
Нужна же горизонту... Вертикаль.

Контур контакта плывёт
Облачной тенью,
Лопнул мирка переплёт,
Ловко дуэнью
Крадёт половинчатый демон
Реальности грубой,
Жарящий на веретенном
Масле под шубой
Скрипки-распутницы гриф
Грустный и нежный,
Жажду свою утолив,
Он неизбежно
Сдаст эту скрипку в утиль.
Где, рядом с медью и мрамором
Будет тунисский текстиль,
Будут метафоры
Молью кружиться в лучах
Нового дня.
А у тебя на плечах
Злого огня
Старых наивных сердец,
Что в птицах укрыл я,
Слово оставит рубец,
Похожий на крылья.

Зачем нужен МФЦ?
Это социальный проект. Но не в том смысле, что он призван помогать людям с документами. Ведь если что-то по машине, то лучше обратиться в ГИБДД, по налогам - в УФНС, по недвижимости - в Росреестр... И вы получите нужные бумаги проще, быстрее... И дешевле. Кроме того, в МФЦ нельзя сделать ксерокопию полученных документов. Ну не предусмотрено это. Нельзя распечатать документы с флэшки или сделать скан... То есть, людям это не бывает нужно там? Просто об этом там никто не думает. В Ноябрьском МФЦ 25 окон, но, взяв талончик, ты ждёшь 30, 30, 40 минут... Почему?
А потому. Заявленная цель МФЦ - сделать Госуслуги более доступными для "простого народа". На самом деле это не так. 
Смысл создания этой организации - достичь новых ступеней во взаимодействии государства и общества. Точнее, бюрократической машины. 

Как это работает? И для чего? Всё довольно просто. 

Первое. Решается задача специфически бюрократическая. Простым людям это не понять, нужно специальное бюрократическое мышление. Зайдите на сайт, ну хотя бы, Ямальского окружного МФЦ. Видите структуру? Представьте себе, каков там примерно штат. Представили? А теперь прикиньте, сколько служащих трудоустроено во всех подобных центрах по РФ. А ведь эти люди только и делают, что пересылают документы между другими госструктурами, ну и иногда запрашивают их там и выдают посетителям. Получается, для оптимизации документооборота МФЦ вовсе не полезны, а, наоборот, вредны, это лишнее звено. Замедляющее и усложняющее процесс. Да, там можно получить консультацию по оформлению разных дел, но это же можно сделать на соответствующих сайтах, нужно только приложить толику усилий. Но не сайте МФЦ. Все услуги платные. 
Однако. Первый закон Паркинсона. Любая бюрократическая структура стремится к неограниченному, экспансивному росту. Представьте, насколько вырос штат чиновников, сотрудников и служащих госструктур благодаря МФЦ. Бюрократия одержала впечатляющую победу. А содержать всё это гигантское хозяйство приходится налогоплательщикам. 

Второе. Собственно социальная составляющая. Куда девать эту огромную массу мужчин и (преимущественно) женщин, получивших (часто кое-как и "на коммерческой основе") юридическое образование, но отнюдь не ставших профессионалами? Потому что так было модно и вообще, куда нынче без образования... Пусть бумажки перекладывают. Тем более что давно многие говорили, что неплохо бы создать такую структуру - пришёл туда и все вопросы по документам решил. Быстро, понятно и без недоразумений. И претензий к Государству не будет, мол, почему о людях не думают... Вот, думаем же! Теперь никто не скажет, что, мол, негде решить вопрос с документами! И потом, это ведь услуги? Услуги. Значит, за это нужно брать деньги. Ну, пускай чуть выше нулевой рентабельности, чтобы народ не напрягался, что дорого. Зато уважение к бюрократии подрастёт: мы работаем для вас! И этот труд сложен и важен!

И третье. Более общее и главное. Все эти сотрудники, работающие в МФЦ и вообще в структурах, занимающихся документооборотом... Они члены семей, мужья, жёны, дочери... Ведь их родственникам изначально не очень важно, насколько полезна обществу их деятельность. Но где бы человек ни работал, он (хочет того или нет) проникается идеологией той структуры, в которую он вписывается. Он принимает её. Её принципы, её логику, её ценности. В некоторых, жёстко организованных структурах, это нередко приводит к так называемой "профессиональной психологической деформации". МВД, государственные образование и медицина... Армия. Они становятся частью этих структур. Эти структуры становятся для них "своими". И тогда... Эти люди начинают незаметно для себя становиться склонными оправдывать результаты деятельности этих структур, даже если они расходятся с их моральными принципами и нормами. Тем более, если происходящее там просто плохо организовано, глупо, недальновидно, нецелесообразно.

Таким образом, чем больше семей вовлечены прямо или косвенно госструктуры, тем легче аппарату управления влиять на то, какую реакцию в общественной массе встретят те или иные изменения в тех правилах, которые для общества этот аппарат устанавливает. Одно время модно было говорить о "самоуправлении", "гражданском обществе" и "самоорганизации активных неравнодушных граждан". Всё это, очень медленно, но так или иначе, понемногу прорастает "на местах", набирает силу. Только вот разговоров-то в СМИ уже практически нет об этом. Бюрократии не нужны соперники, это потом ещё и власть на местах потерять можно. Оказаться, в самом деле, СЛУГАМИ НАРОДА в итоге... Да кошмар, страшный сон для любого чиновника. 

Бизнес и торговля действуют на нас через рекламный мир образов, политика - через СМИ и штат журналистов, а бюрократия... Ей тоже хочется уголок в нашем коллективном, да и в каждом частном - разуме. Хочется добродетельный вид, привлекательный образ... 
И вот явился МФЦ. "А у меня дочь там работает - Госструктура, не шутки! Стабильная зарплата, соцпакет, нескушно, много подруг, да и карьера может быть..." Только откопировать или сканировать там вы ничего не сможете, даже те бумаги, которые только что получили.

Мелькание спиц. Сливающийся в круг, 
Проходит год. Проходят год за годом. 
Круженье лиц. Прикосновения рук.
И смех, и плач. И лёгкость перехода. 

В день изо дня. Из года в год. Летим, 
И ожидание почти уже условно
Бенгальского огня, необратим, 
Продолжим путь, не веря бездне слов. Но…

Скажу тебе: яснее каждый раз, 
И в утро каждое, и в каждое столетье 
Свет из любых – но неслучайных глаз, 
И то, что мир проявит в этом свете. 

А что же зло? Как «чёрная дыра»,  
Оно не спит, и выбор нужен всюду, 
Простить, исправить, быть творцом добра - 
И вымыть после праздника посуду. 

Избавившись от битого стекла, 
Как ото льда, сковавшего природу, 
Не растерять надежды и тепла, 
И отдавать их больше – год от года. 

***

В отголосках хрустального звона 
И в покое воскресных страниц 
В поздравляющих из телефона
Голосах, в увлажнении ресниц

Приходя, уходя, возвращаясь,
Застывая у запертых врат, 
Да, быть может, мы где-то встречались, 
Да, быть может, секунду назад.

Там, где нет ни времён, ни значений, 
Мы едины, о чём иногда 
Нам напомнит сиянием вечерним
На рождественском небе звезда.

***

Глухой, увёрнутый на скорень, 
Вагонов-будней череда, 
Все разных полные историй, 
Но тормоза скрипят – и да!

Нам эта станция нужна так 
Своим таинственным лицом, 
Сколь был незыблем или шаток
Мой ум, раздавленным яйцом 

Я выброшу его на ветер, 
Пусть в поле снегом заметёт: 
Сегодня станем мы как дети, 
С восторгом встретим Новый Год!

Сожгу весь сор в кострище жарком  
Душевных ссадин и заноз, 
И тут появятся с подарком
Снегурочка и Дед Мороз.

Сегодня вновь поверим в чудо!
Ведь только верой живы мы, 
Из ничего, из ниоткуда
На пике холода, зимы - 

Подарок прост. Смотрите, люди:
Он полон светом и огнём!
Нам дарят Новый Год. Он будет!
Давайте счастье делать в нём!

- Куда ты засунул салфетки? Видишь же, у них все моськи в мороженном, мог бы и сам вытереть! 
Алевтина была явно не в восторге от перспективы провести всю ночь почти в электричке. Андрей же с улыбкой смотрел на сыновей: они были счастливы. Ещё бы! Неразборчивые и очень важные объявления репродуктора, перестуки колёс и гудки маневровых тепловозиков, спящие в газетах и чемоданах транзитники в зале ожидания… путешествие.  Андрей с затаенной щемливой радостью думал об этом их незабываемом времени восторга и открытий: абрикосы, оказывается, можно срывать прямо с деревьев на улице, а свешивающаяся через заборы вишня пятнает растрескавшиеся тротуары скоплениями багровых клякс, и люди ходят по ним, как по млечному пути, как ни в чём не бывало…  

Дело в том, что оптимальным добраться до Белгорода оказалось авиаперелётом через Харьков, а потом на электричке. И днём они гуляли по старому Харькову, мимо храмов, чёрных деревянных двухэтажек Рыбасовской, залитых солнцем замшелых двориков и подворотен… Там раньше жила бабушка Андрея, работавшая в «холодном цехе» с салатами и бережно хранившая реликвии, оставшиеся от мужа, умершего от ранений вскоре после Победы: нежно-мутные и ломкие в несгораемой желтизне фотографии, аккордеон «Вельтмайстер», немецкие часы с благородно блестящим латунью механизмом в стеклянном коробчатом корпусе.  Любопытным дошкольником Андрей завёл их когда-то тёмным тяжёлым ключиком – и они пошли!

Народу в электричке было немного, и разместиться с относительным комфортом труда не составило. Двинулись понемногу, оставляя в вечной темноте позади огни одного большого города, чтобы встретить на рассвете другой. На станции Казачья Лопань  - длительная остановка, граница и таможенный пост. Дети и жена дремали на сумках с вещами, и Андрей, предъявив документы деликатным пограничникам, вышел из вагона прогуляться, навстречу живительной прохладе. 

На перроне было почти пусто, лёгкий ветерок доносил из-за тёмных деревьев девичий  смех, где-то чахоточно завёлся автомобиль, пролаяла собака… Жёлтый свет фонарей и окон станции, ночные ароматы и трели цикад Андрею захотелось сохранить как приятный, уютный сон – где-то в укромном кармашке… «Как документы!» - он спокойно улыбнулся и тут заметил, что в воздухе, атмосфере вокруг что-то изменилось. 

В тишину ночи вдруг ввинтились с нарастающим напряжением голоса моторов, на площади перед станцией во множестве появились небольшие грузовички, перрон и площадь заполнили люди в комбинезонах и с приспособленными под ящики вдухколёсными тележками. Мельтешение мешковатых штанов и белых замызганных кепок, грохот и скип тележек, крики «В конец давай!», «сперва груши и смотри там!», «чё стоим? Кого ждём?!», «Где Митяй, мать его!...» Ящики!  Во все двери всех вагонов электрички, в окна, в проходы и на сиденья (Андрей уже протиснулся к семье) с абордажным азартом братства «весёлого Роджера» мужики и молодые парни лихо передавали в лёт, распихивали и загромождали, стараясь не задеть круглоглазых онемевших пассажиров, с прибаутками извиняясь перед ними за беспокойство. В ящиках - тугие и алые, как бандана боцмана, помидоры, снарядообразно ровные огурцы, дюшесным духом сочащиеся гранаты-груши, огромные, в серой дымке, будто порохом присыпанные персики, абрикосы, патиссоны, цукини… Баклажаны. Через вагоны величаво прошествовали люди в погонах, с бонапартовской отрешённостью обозревающие весь этот постепенно затихающий, умеряющий кипение хаос, и, после приёма чего-то от крутящихся рядом юрких личностей в болоньевых жилетках и сумочками на поясе, оставляли позади себя уже полный порядок и спокойствие. 

- Где мы? Что происходит? – Алевтина прижала к себе сумочку, озираясь по сторонам. Пацаны крутили головами, разинув рты.  – Да вот фрукты-овощи на рынок «Солнечный» в Белгород возим, – пояснил, опускаясь на сиденье напротив молодой мужик в кепке на рыжих кудрях. – Извините ещё раз за беспокойство.  – А сразу на машинах? Невыгодно? Андрей. – Виктор. – Рукопожатие удовлетворённого и уверенного в себе человека. - Ну да, там пошлины такие! Да и бензин… Этот месяц нас, дорогой, целый год кормить будет! – А персик можно? – Старший, Антон, сам удивился своей наглости – Один?  - Да бери, чего там! - Антон, они же немытые! – Да чего их мыть-то, гражданочка, они ж прямо с ветки! – Сыновья кусали, прикрыв глаза. Душистый сок потёк по двум маленьким подбородкам. – Андрей, да куда же ты опять салфетки-то засунул?

- Ну, как знаешь… Только смотри, маньяку не попадись! А то ходит, говорят…– Да того вроде бы в Академе видели. – Нее, тот был дядька-молоточник, его поймали давно. А этот новый! Зомби в плаще с мачете и светящимися глазами. Ну, удачи!

Весёлая компания студентов отправилась по адресу чьего-то давнего знакомого, который, как им казалось, будет рад их видеть. В час ночи. Страшно рад, да… Андрей же решил вернуться в общагу. Идти надо было  от задворок вокзала Новосибирск-главный по Владимировской, далее по Дуси Ковальчук и через площадь Калинина. Неблизкий путь, но было тепло, хотелось прогуляться, да и хмель из головы выветрить.

Сессия сдана, до практики несколько дней…Свобода! На углу под фонарём у остановки двое мужчин и женщина. Золотозубый мужик что-то негромко говорит, она складывается пополам в приступах взрывного смеха, треугольник яркого платка на её голове совершает дёрганые клюющие движения…

Андрей, чтобы обойти их, свернул в переулок, прошёл между домами и упёрся в глухой забор, обходить его надо было левее, потом детский садик, огороженный сеткой-рабицей, тоже прохода нет нигде… Тропинки, лампочки над подъездами, кусты… Ряды тёмных окон «хрущёвок», редкий слабый свет кухонок и ночников… Громады учреждений каких-то… Андрей вроде бы представлял, где Владимировская, но никак не мог на неё выйти, улочки петляли, проходы переулков, ряды каких-то гаражей… Заблудился. И спросить дорогу не у кого.

Так, спокойно. Найти более-менее большую улицу и пойти по ней направо… Где он? Что это у нас? Тимирязева какая-то… Здесь он никогда не бывал. Ну да выведет. В голове проявилась мелодия.  – прощай, детка, детка, прощай… - Нина смотрела пренебрежительно на вечеринке, не услышала его предложения потанцевать, оттолкнула его руку от своей и отошла… - я позвоню по телефону, вызову тебе такси… - Майк гений, это очевидно. Яркий треугольник платка, клюющие движения…

Поворот за угол и замер, податься назад. Две тёмные тени крадучись скользят вдоль стены противоположного дома. Поднята рука, негромкий условный стук в чёрное окно. Тишина. Повторный стук, громче, нервный. Фонарик из окна освещает лица подошедших. Тени исчезли в подъезде, чуть скрипнув дверью. Наркоманы…

Дальше, дальше. Помойка, какой-то сквер… и тихая, на пороге слышимости прекрасная мелодия. Из-за сплошных, тёмно-красных штор на 3м этаже. Будуарная тема? Но мелодия… Дебюсси, «Лунный свет», оркестр… Просто стоять, слушать. Что там? То же, что и везде. Ночь…

Тут он вышел на улицу. Но за ней лес… Это Ботсад! Подошел к ограде, полная луна вышла из-за тучи. Какие-то шорохи, зашелестела листва под лёгким ветерком. Резкий, вопросительный крик ночной птицы. Как хорошо идти по пустынному городу, в серебряном свете под жемчужными облачками, вдыхая причудливую смесь трудноразличимых,  переменчивых запахов! Идти легко, но что-то… Сзади.

Как будто шелест шагов. Остановился. Ничего.  Пошёл снова. Нет, точно шаги, негромкие, но отчётливые.  Оглянулся, осмотрелся. Никого. Тревога тут же охватила его. Постоял. Далёкие железнодорожные перестуки, машина где-то поехала… Пошёл дальше. Показалось. Нет! Не показалось! Шаги в отдалении, точно не эхо, ритм другой, только непонятно, откуда, сзади или спереди, неспешные, чёткие и ровные! Не приближаются, но и не исчезают. Не заметил, как пошёл быстрее, напряжённо, нервно, шаги не торопятся, но не отстают, а как будто ближе, громче! Вокруг свободное пространство, почему не видно никого?! Пошёл спокойнее, ровнее и осторожно оглянулся на ходу. Вдоль ряда домов движется высокий силуэт в плаще и капюшоне. Что-то длинное и поблескивающее металлом в руке. И мертвенным светом повернувшиеся глаза! Андрей внезапно понял, что означает выражение «волосы зашевелились на голове». Не помня себя, побежал. В переулки, в свороток, за трансформаторную будку. Сердце бухало, зрение стало очёнь чётким – выглянув, с ужасом заметил силуэт в просвете между домами. В темноту проулка, а там… Тупик!!! Глухие стены!!! В панике огляделся. И тут сбоку сирена, скрип тормозов, выскочила машина патруля ДПС. У подъезда «скорая», ещё один полицейский «бобик». Мигалки. Вышел крепкий мужик в кепке – Ну, что тут у вас? – Да вроде пьяный дебош, жена, защищаясь, порезала мужа, но несильно. У бабушки сердечный приступ… - Ну, а мы здесь причём? – Жена говорит, дочь пропала. – сколько дочери? Восемнадцать. – Ооу, хо-хо… - Пять дней уже нет. Заявление пишет. Таней зовут. – Двигаясь к подъезду за опером, участковый из-за плеча показал крупное цветное фото. Посторонились: бригада «скорой помощи», носилки, на них охающая бабушка.  

За угол, там тропинка через скверик, за ним ряды домов, в сторону, между гаражами, и вот улица, ярко освещённая, но сворачивает назад, по ней до поворота и налево, затем направо… За дома, там по тротуару, отдышался, вокруг никого… В ярком, облекающем молочными отблесками всё вокруг свете луны ординарная, неброская обстановка улиц и дворов приобрела нереальный, потусторонний вид, глубокие синие тени казались скрывающими зазеркальные тайны провалами-омутами. Что это за город? Этой реальности не бывало в его жизни. Воздух нёс свежие ароматы принимающей первую росу травы, едва слышная звуковая «подкладка» жилых кварталов и далёких площадей заставляла искать в чёрном небе искры случайно заметных звёзд. Ему пришло в голову, что пустой, как кажется, ночной летний город – это портал, где пересекаются планы существования. Деловой, криминальный, бытовой, романтический… Сюда можно уйти из любого дома или места, и отсюда можно попасть… В разное. Стоит только выйти и двинуться по пустынным улицам. Ситуации, места… направления движения. Да, отсюда можно выбрать любое… И пункты назначений…

Он не успел додумать… Впереди вдруг спешащий стук каблучков. Из двора внезапно появилась изящная женская фигурка. – Король оранжевое ле-етоо, голубоглазый мальчуга-ан… Она перестала размахивать маленькой сумочкой, повесила на плечико, обернулась, остановившись под фонарём. – Андрей! Ну куда же ты пропал? – Свет не падал ей на лицо, только ореолом окружил волосы, и острый и нежный блеск её чёрных глаз и улыбки показался каким-то НЕ ТАКИМ, не подходящим всему. – Таня?.. – Он узнал её сразу. – Какая ночь! ВЕЧНАЯ И ЕДИНСТВЕННАЯ! Ну, сколько тебя ждать?! Э-эй! Верю, верю в тебя! Догоняй! - Он стоял под другим фонарём, его было всего хорошо видно, она не могла обознаться. Но они же точно не… То же чёрное каре, черносмородиновое платье с блёстками… - Фонтаны ультрафиоле-ета… А ТЫ В МЕНЯ ВЕРИШЬ? Включает в не-ебе по утрам… – Голос стал тише, но звонче, кажется, доносился уже откуда-то сверху… Ему показалось, что он уловил лёгкий аромат её духов, жасмин в морской волне. Он стоял, как истукан, а каблучки быстро удалялись, девушка скрылась в тени аллеи.

Опомнившись, бросился следом. Куда она делась? Заглянул в один двор, в другой… Не может быть! Её ведь уже ищут! Как сквозь землю провалилась! Кричать? Нет, нельзя. Он ускорился, побежал, стал забирать зигзагом то в одну, то в другую сторону. Нет.

Он шёл и шёл, оказавшись среди каких-то складов, трубопроводов, заборов с колючкой поверху. Мощные тёмные корпуса с красноватым светом в пыльных стёклах и с прожекторами по углам. Дымящие трубы, низкое эхо каких-то тяжёлых ударов, идущий отовсюду подспудный промышленный шум, напряжённый гул трансформаторов. Рельсы, кучи щебня, бурьян под горами шлака. И тут же явный не очень отдалённый рёв винтов взлетающего самолёта! Где он?* Зверски хотелось пить. Постучал в жёлтое окошко КПП под яростный лай какого-то крупного пса за оградой. – Тебе чего? – Да заблудился. Подскажите, пожалуйста, где я?  - Ну, и чудик! Это ж завод «Экран»! Тебе куда? – Да мне тут рядом уже, в общагу на Залесского. Водички дайте попить, будьте так добры…

Да, тут уже было «рукой подать». Только подходя к общежитию, уже в прохладе начинающего светлеть на востоке неба, он понял, что сильно устал. Присел в тишине на скамейку. Закурил.  Что это была за ночь? Вечная и единственная?.. Что непонятной, волнующей сутью так остро ощутил он сегодня в этой полной и новой, неразгаданной в своей цельности текучей и живой, бесконечно живой картине? Хотелось спать.

Спал аж до послеобеденных часов, встал с тяжёлой головой.  Пошёл умыться и столкнулся в дверях с Олегом, старшекурсником и мастером спорта по боксу. Тот откинул капюшон плаща и поставил в угол тяжёлую железяку. – Ты чё в плаще летом? – В гараже у другана сыро, да и вместо спецовки. Тачку там свою причалил, движок перебрать надо. Вот, распредвал сняли, видишь задир? В ремонт, в накатку отдам… Олег поставил чайник. - У тебя новые очки… – В Москве заказывал стёкла! Фотохром. – Покажи… Вломился возбуждённый Вадик.

- Жорке голову на Плехановском проломили вчера. В травме сейчас. Хорошо, не в реанимации. Я с Севой говорил, Жоркины предки нашли его, он с ним был ночью, утром в ментовке показания сняли. – И чё? Кто его? - Да ничё! Расстались они, Севка к своей дурёхе погрёб, не знает ничего. Айда к Жоре покатим, узнаем, чего и как там. Ты не въехал? Чего один шляешься по ночам? Не врубаешься, что с тобой могло случиться?

- Да перестань… - Олег поморщился, взял гранёный стакан с чаем, сел на подоконник, повернулся к открытому окну и закурил. – С каждым из нас может случиться всё, что угодно.

______________________________________________

* Городской Новосибирский аэропорт располагался недалеко от завода «Экран» в 80е годы.

Ты женщина, ты тайна, ты мерцанье,

Ты неокрытость лучших из путей,

Ты отклик эха на моё молчанье,

Коварство ангела в добрейшем из чертей,

Ты ожиданье - и кинжалом слова,

Ты убивая, жаждешь воскрешать,

Ведя мирским, толкаешь от мирского -

Неповторимость, что не удержать.

Ты наполняешь простотой мгновенья,

Что без тебя - в пылу трудов и битв,

Ты веришь мне, сама как откровенье -

И бесполезность злата и молитв.

Ты только зов - и только разрешенье

От бремени загадок бытия,

Всегда моя вина - всегда прощенье,

Что должен был, но не услышал я.